Не подходит

      В королевстве лесов и гор есть проклятье, которое порой ждут, как благословенье. Говорят, однажды сдавливает связки, с губ не может сорваться ни слова, не поможет ни один лекарь. Голос возвращается, когда впервые взглянёшь в глаза того, с кем тебе предначертано любить «пока смерть не разлучит вас». Но большинство людей здравствует. Говорит. Не верит в сказки. Не любит.       Принцесса растёт, взрослеет и не верит тоже, пока однажды голос не пропадает — прямо в середине слова. Она старается изо всех сил, думает: «Просто горло больное», — пьёт снадобье за снадобьем, боится поднимать взгляд на отца. Единственная наследница не может себе позволить быть немой.       Во дворце все понимают. Качают головами, перемывают кости. Гадают, кто будет избранным. Король с проседью в волосах чувствует беспокойство. Раздумывает, как строить планы, кому пристроить дочь — такую. Малочисленные претенденты на руку принцессы ничего не меняют. Наследница молчит. Король срывается, требует, чтобы она прекратила актёрствовать. Принцесса глотает слёзы.       Король всё больше тревожится, ищет лекарей, зовёт знахарок, убирает мужчин из личной охраны принцессы, в её части замка. Запрещает рядом стоять с простолюдинами. Лучше немая при влиятельном муже, чем опозорившая семью.       Принцесса приспосабливается к такой жизни. Её и раньше не особенно слушали. Теперь только меньше нужды в соблюдении этикета.       Принцесса проживает обычный день, такой же, как все остальные. А рыцарка ступает по земле столицы, пришедшая не с войной, но с лёгким запахом дыма. Грязные доспехи, спутанные волосы, вызов в осанке. Движения — скачущие, переплетающиеся мягкость и резкость.       Когда кучка людей входит в тронный зал, принцесса не смотрит. Скучает, вертит в руке монетку, не зная, с каким вопросом подбросить. Зевает, лениво прикрыв рот, пропускает уже несколько реплик. Чужой взгляд не чувствуется, он слабее ветра, мельче пыли. «Наконец я нашёл новую рыцарку для твоей личной охраны», — не без удовольствия говорит отец. Принцесса резко поворачивается, и это как вынырнуть из-под толщи воды. Она вскидывается, монетка катится из ослабевших пальцев, останавливается — прямо под ногами.       Взгляд принцессы блуждает по доспехам вверх, к протянутой руке, в которой уже блестит медь. Принцесса рывком поднимается, откидывает волосы с надменным видом, спускается с возвышения и только тогда позволяет себе скользнуть взглядом к лицу. Нога почти подворачивается, горло неприятно сдавливает, потом вдруг становится легко. Принцесса плотнее сжимает губы. Чувствует, что может заговорить — впервые за целых пять лет. Выхватывает монетку, поспешно разворачивается. Ухмылка горит ей вслед.       Принцесса закрывается в своих покоях, потому что ей можно. Потому что день был тяжёлый. Она сыта им по горло — ещё до обеда. Она садится у зеркала, смотрит на глаза, почти чёрные, на волосы цвета земли, королевские украшения в ушах и на шее. Не понимает. Боится. Оглядывается по сторонам целых три раза. Убеждается, что никого нет. Тихо, задавленным шёпотом пробует единственное слово, перекатывает на языке, кривит губы. Воровато оглядывается снова.       Принцессе не нравится рыцарство. Глупые доспехи. Глупые щиты. Глупое оружие. Из более низких сословий она выбрала бы разве что барда: на зло всем и из любви к музыке. Принцесса должна выйти замуж без любви.       Она отказывается от прогулки по саду уже третий день, и к ней настойчиво ломится лекарь, а ведь даже не прикажешь не впустить. Не скажешь, что причина «недуга» прямо за дверью, с эмблемой королевства на груди.       Принцесса заставляет себя улыбнуться служанке и всё-таки выйти на четвёртый день. Она всеми силами прячется от солнца, чтобы не видеть ползущую рядом тень.       Принцесса сдаётся на седьмой день и жадно разглядывает рыцарку, смотрит, как может, снисходительно, напоминая, где её место. А у той волосы до плеч пшеницей, глаза холодные, голубые. Принцесса хмурится. Уже седьмой день не может понять, как так вышло, что её защитница ниже ростом, что её лицо миловиднее, чем у придворных дам.       Рыцарка молчит уже третью неделю, и принцесса почти забыла, что теперь может говорить. Она почти не давит внутри слова, почти не смотрит в чужое лицо.       Принцесса держится целых два месяца, но, когда, помогая спуститься с лошади, ей тянут руку, не выдерживает, сжимает чуть сильнее, чем нужно было, влетает торопливым шагом во дворец.       Принцесса заталкивает рыцарку в свои покои перед собой, запирает дверь дрожащей рукой, разворачивается к застывшей.       — Ты… — начинает злобно.       Принцесса ахает, когда её грубо прижимают к двери, не напоминает, что это больно, даже почти не дёргается, когда её целуют. Она будто потеряла дар речи. Снова. Несмело касается языком чужих губ, чтобы попробовать на вкус. Спохватившись, чтобы оттолкнуть, поднимает руки, но от ладоней на чужом лице подкашиваются колени. Принцессу всё-таки отпускают.       — Что, — потрясённо тянет рыцарка, — я?       Принцесса пытается ударить по лицу, рыцарка больно перехватывает запястье. Принцесса слишком поражена её голосом.       Она начинает любить прогулки по саду. Впервые в жизни. Не может не перебирать пальцами цветы, зная, что на неё смотрят. Не смеет на виду вслух, говорит глазами, подёргиванием губ, вспоминает снова и снова. Думает, а вправду ли она леди. Купаясь, окидывает взглядом тело, трогает губы. Почему она, девушка, хуже того — принцесса, должна любить другую? Она прикрывает глаза, но вскоре распахивает, выскакивая из воды поспешно. Ей стыдно, что подумалось про чужое тело. Ей боязно теперь смотреть в глаза священникам.       Принцесса не любит рыцарское. И смену караула у дверей её спальни. Она ненавидит прогулки по саду с другой защитницей за спиной. Стараясь не смотреть на цветы, пытается читать книги. Принцесса хочет кинуть их в огонь, потому что они зачем-то все о любви. Приходится открыть сборник о травах. Принцесса, стиснув зубы, заталкивает в себя страницу за страницей и вдруг видит розы. Круг замкнулся. Принцесса отбрасывает книгу и мнёт живые лепестки. Когда её рыцарка возвращается, принцесса больше не может выносить цветы.       К удивлению отца она учится стрельбе из лука. Стрелы свистят противно. Принцесса старается не льнуть спиной, когда рыцарка сзади подступает, помогая натянуть тетиву. Принцессе надо бы крикнуть, заставить держать дистанцию. Она даже рада, что не может так себя выдать.       Солнце разливается ярко, небо отчего-то пронзительно, пшеничные волосы коротко щекочут щёки. Принцесса нарочно промахивается уже десять раз.       Она забывает про «до» и «после». Есть только марево её личной сказки. Без «навсегда», без «в горе и в радости», почти без слов. Принцессе холодно в своей постели, несмотря на лето.       У рыцарки выходной и свободная ночь для сна. Вместо неё на страже стоит другая. Рыцарка размышляет, не нарушает ли какой-то из законов королевства, укрываясь в чужих покоях.       Принцесса смотрит на неё, как на чужую. Она не привыкла видеть защитницу без брони. Даже в лунном свете понимает, как идут ей простые брюки, сапоги, обнимающие икры, белая рубаха. Принцесса хочет сказать хоть что-нибудь, но не может даже улыбнуться. Рыцарка ловит её руку, когда принцесса в очередной раз порывается проверить, заперта ли дверь.       Рыцарка неспешно прогуливается по покоям, и принцессе даже жаль, что дверь закрыта. Ей в пору бы звать на помощь.       Рыцарка смотрит вопросительно, перекатываясь с носков на пятки. Когда она снимает перчатки, принцесса чуть не плачет. Принцесса захлёбывается воздухом. Вцепляется в чужие конечности. Потому что пальцы у рыцарки изящные, музыкальные — не для меча совсем, не для боли.       Рыцарка залезает руками под платье, крепко хватает бёдра, костляво, как спицами. Принцесса захлёбывается в другой раз. Сама развязывает корсет. У неё горят щёки. Вспоминает, как про служанку другие болтали, что она распутная девка, из-за того, что та целовалась с сыном кузнеца. Принцесса даже пытается прикрыть себя руками, когда её платье водопадом опускается на пол. Она сбрасывает туфли и переминается с ноги на ногу на холодном полу. Чувствует себя хуже распутной девки.       Развязывая шнуровку на своей рубахе, рыцарка улыбается, и есть в этой улыбке что-то от оскала. Её губы по вкусу как вишня. Принцесса никогда не любила эту ягоду. Всегда приходится заедать поцелуи клубникой, лить в горло медовый напиток. Но пока губы рыцарки грубым жаром, и язык, кажется, кислым вяжет, потому что принцесса не в силах говорить — только дышать. Рыцарка целует её в щёку, и это впервые почему-то не кисло, будто бы сердце поднесли к ласковому огню.       Рыцарка протягивает руку, будто некстати вспомнила о манерах, и помогает принцессе присесть. Та понимает, что на ней только украшения. Дурацкие бусы от дурацкого принца, который хотел бы быть её королём. Принцесса вдруг злится и срывает их. Жемчуг рассыпается, катится по полу. Рыцарка приглушённо смеётся, отрывисто, странно, будто это вовсе не смех, будто она не умеет смеяться. Принцесса злится больше, не понимает, на что, но сама раздевает рыцарку, швыряет всё тряпками на пол, толкает девушку на простынь, садится сверху.       — Не возражаешь? — спохватывается, шепчет.       — Желанье принцессы — закон.       Рыцарка вцепляется в бёдра крепче. Есть в ней в этот момент что-то от стали, будто она часть своих доспехов. Гладит большими пальцами тазовые кости. Скользит взглядом по животу, по груди — вверх. Принцесса ведёт кончиком пальца по её ключицам, словно они ненастоящие, словно нужно проверить. Кости не рассыпаются. Рыцарка держится. Только опускает ресницы, не ослабляет руки. Принцесса трогает её скулы, тоже не фальшивые. Цепляет виски, цепляет подбородок, цепляет плечи. Её почему-то пугает вид чужих рёбер. Слепит молочная кожа. Принцесса пытается поцеловать само сердце через оболочку телесных тканей, ловит губами пульс на шее, на запястье — от него ещё с минуту после колет губы. Рыцарка смотрит из-под полуопущенных ресниц и, будто поняла, прижимает палец к чужой нижней губе. Принцесса приоткрывает рот. «Нет, не тяжело дышать, — говорит себе, — просто…»       Принцесса наконец получает то, что хотела.       Принцесса засыпает со своей рыцаркой уже пять ночей. Тревожным, мучительным сном, но сама не может отпускать.       Принцесса лицом в подушку плачет одинокими ночами, потому что несправедливо. Потому что закончится рано или поздно.       С осенними холодами обрушивается нападение. Вражеские рыцари сильны, им не жалко чужих. Принцесса впервые видит рыцарку такой серьёзной. Бежит по коридорам дворца со всех сил. Впервые со времён детства. За ней захлопывается дверь не её, чужих, покоев. Охрана бьётся снаружи. Служанка остаётся где-то далеко позади. Принцесса жмётся к стене, отчаянно хочет заткнуть уши, боится не за себя даже, что есть силы закусывает губу, чтобы не кричать.       Непонимание, и хаос вокруг. Вера в то, что король разберётся, что всё под контролем, просто так вышло, что забрались в замок, что ещё немного, и всё будет в порядке. Принцесса прячется за портьерой до наступления темноты. Намеревается приказать выпороть защитницу, которая посмела её покинуть, позволила себя оттеснить. Если она жива, принцесса хочет поцеловать её у всех на виду.       Рыцарка выступает в свете свечей. Скрежещет по полу остриём меча, тянет усталость на плечах. Принцесса сама не знает, как её узнаёт. Выходит навстречу, ничего не спросив. Расстояние сокращается медленно, поддаваясь с трудом. Принцесса сглатывает, разглядывая лицо.       И она видит кровь. Красную-красную на утончённых пальцах. И им это подходит. Лучше, чем меч. Лучше, чем боль. Лучше, чем чужие бёдра. Принцесса завороженно падает на колени, дрожа, хватает рыцарку за запястье, не давая вырваться. Смотрит долго. Рыцарка теряется, почти не дышит. Не просит ни подняться, ни отпустить. Принцесса начинает от мизинца и целует костяшки пальцев. Рыцарка вздрагивает на последнем, отшатывается, но тут же падает к ней, роняя меч, марает кровью пышное платье. Снаружи топот ног, звон клинков, взрывы криков. Принцессу лихорадочно ищут, и почему-то вдруг пахнет дымом. А губы наконец на вкус не как вишня.