Тихое падение

Зеркальная поверхность скрипит и трескается под весом тела, маленькие осколки битого зеркала впиваются в подошву ботинок, стираясь в зеркальную труху. Лучи солнца почти не проникают сюда, вокруг лишь полумрак, да слабый отблеск света, отражающийся в зеркалах на стенах. Сейдзи боится ступить и шагу дальше: в тьму, в пространство из зеркальных поверхностей, туда, где собственное дыхание будет отдаваться троекратным эхом. Зеркальная поверхность скрипит и трескается под весом тела как застывший на луже лёд, по которому ступаешь рано утром в декабре месяце, медленно плетясь в школу. Тишина не имеет голоса, но Сейдзи кажется, что он слышит эту абсолютную тишину стоит ему остановится и замереть. Слышит, как стало громче биение сердца, как что-то бурлит, зловеще рыча, слышит как дрожат его руки мелко. Это место проклято. Сейдзи боится отвести взгляд вниз, боится взглянуть в сторону и смотришь лишь в темноту, за которой нет ничего, что может напугать. Он не смотрит по сторонам, боясь увидеть собственное искаженное отражение, вопрошающее: «Сколько?» Сейдзи не сводит взгляд с темноты. С темноты, которая манит своим шепотом и спокойствием, с темноты, в которой промелькнуло нечто странное, нечто непохожее на человека. Он хочет закричать до хрипоты в горле, до потери голоса, только бы кто услышал его, только бы эта тварь ушла. Но ничего не происходит — он не в силах закричать, их горла выходит только тихий рваный вздох, словно он на краю истерики и паники пытается снова научиться дышать. В груди тяжело, дыхание сперло от волнения и страха, ноги с каждым шагом становятся тяжелее. В темноте есть нечто поджидающее его — и Сейдзи до ужаса не хочет встречи с этим. Позади что-то грохнулось, раздавая громким гулом по коридорам зеркальной башни, тьма поглотила всё пространство, зеркала потрескались как одно целое, превращаясь в незамысловатую мозаику, отражая темный силуэт Сейдзи, будто порезанный на множество кусков. За спиной его путь отступления перекрыт железной колонной, возвышающаяся до самого потолка. Тусклый синий свет небольших фонариков, что зажигаются, стоит пройти рядом — пугает и тревожит, усугубляя панику и дрожь. Он не думает рационально — зажмурил глаза и шепчет много раз: «Просыпайся, просыпайся, просыпайся», — вокруг ничего не слышно, ни его шепота, ни нечто, что бродит по этим тёмным коридорам. Падает на спину, резко открывая глаза в надежде проснуться от этого кошмара, но вокруг нет привычного и неудобного кресла интернет-кафе, лишь холодная зеркальная поверхность и мелкие осколки, впивающиеся в ладони. Здесь нет низкого потолка, до которого рукой достать, он тут высоко-высоко, будто и нет вовсе, а мерцающие в холодном свете осколки на потолке подобны звёздам на чистом небосводе — завораживают и пугают одновременно, не в силах отвести взгляд. Вокруг слишком спокойно и тоскливо мрачно как на похоронах. Гул пустоты разъедает изнутри, притупляя чувства, мысли и только клонит в сон — пути отступления нет, как и желания двигаться вперёд. Позади него закрыт проход, а впереди неизвестность, которая пугает до слёз на глазах. Сейдзи ревёт впервые за несколько лет, ревёт задыхаясь, жадно глотая воздух как тонущий. Он всё глубже и глубже погружается в пучину отчаяния. В кромешной темноте нет ни лучика, а идти на ощупь он боится. Холод проникает под кожу вместе с нехваткой кислорода и гулом тишины в ушах. Нечто расхаживает в темноте, медленно вальяжно передвигаясь из стороны в сторону, но ближе не подходит, словно и сам боится Сейдзи и то, что существует внутри него. «Сколько ещё? Сколько?!» — в истерике кричит внутри он, вырывая волосы на голове и пытаясь сжать до размера атома, лишь бы никто не видел, никто не слышал, лишь его больше не существовало. Холодный синий свет раздражает и напрягает, из темноты показывается нечто, чей облик принимает очертания в разбитой глади зеркала. Нечто рычит угрожающее, нагнетает обстановку, превращая из тревожно-депрессивной в опасную для жизни. Сейдзи замолкает, не шевелится, чувствует горячее липкое дыхание и пристальный взгляд на себе — нечто смотрит на него внимательно, взгляд не отрывая, вот-вот цапнет. Сейдзи ненавидит свою жизнь до нехватки воздуха в груди, но умереть боится. По крайней мере не здесь, не в этом месте и не от этого существа. Он пятится назад медленно, расшнуровывая кроссовок, пятит назад к пути отступлению, а монстр за ним следом движется медленно, словно издевается как кошка над мышью. Он задыхается, и вот-вот грохнется от недостатка воздуха, но дышать чаще боится. Упирается в холодную стену, что обжигает спину через куртку, нечто подходит слишком близко, уже раскрыв свою пасть. Сейдзи бьёт что есть мочи ботинком по существу, вскакивая как ошпаренный и удирая, что есть мочи. Бежать без одного кроссовка по битому стеклу — неудобно, мелкие осколки впиваются в стопу, царапая кожу, белые носки в одно мгновение стали красными от капель крови, его ладони все в крови от порезов, но боль не чувствуется, она притупляется адреналином и желанием выжить любой ценой. Лёгкие жжет от недостатка воздуха, глаза болят от слёз — он бежит на ватных ногах, спотыкаясь, не разбирая дороги — врезается на каждом повороте в стену, но бежит и как сутру повторяет: «Нет, нет, нет». Впереди блеснул свет — дневной свет, и вот он выход на свободу, вот оно спасение его жизни. Он бежит, зажмурив глаза, но это не выход, это окно, ведущее наружу и пропасть под ним. Сейдзи врезается в стекло со всей максимальной скорости, которая ему только возможна. Осколки стекла режут лицо, руки, ноги живот: кровь как капли дождя падает вниз вместе с ним. Ветер попутно дует ему, трепля рыжие волосы, превращая их в гнездо. «Это конец?» — вопрос слетает с губ умиротворено с надеждой в голосе. Ощущение полёта успокаивает, отгоняет все бессмысленные тревоги — это конец, это падение на дно. Это жалкая и глупая смерть. Больше нет никаких мыслей и желаний, больше нет никаких попыток и стремлений. Лишь вечная тишина и упокоение. «Разве не этого ты желал?» — вопрошает внутренний голос, — «Разве не ради этого ты всегда убегал?» Сейдзи ревет, ревет от ощущения конца и радости от свободы и невозможности обратить данную смерть. Радость оттого, что это всё закончится через пару секунд, и с ним останется лишь ощущение легкости. Но ощущение легкости сменяется на стук рядом с ним, что кажется ему грохотом. Он ударяется о гладкую поверхность, вскакивая, размахивая руками в разные стороны в попытке удержать равновесие от неожиданности. Нет никакого зеркального храма, нет никакой горы — он сидит в кабинете Сироси за столом. Нет никаких ран на руках и стопе, только неприятное ощущение от затекшего тела и боль в спине. Перед ним не зеркало, а строганный лёд с мороженным да Сироси сидящий напротив. — Сейдзи-сан, сон дурной приснился? — Сироси привычно улыбается легкой загадочной улыбкой, треплет по голове, так же как и ветер превращает волосы в гнездо, — У тебя глаза от слёз опухли. Сейдзи смеётся нервно, но выдыхает со спокойствием — это всего лишь сон, и нет никакой горы Селеста, и нет никакого Зеркального храма. Это всё дурной сон, который был похож на медленное падение в бездну.