Лилия его сердца

На вопрос «Что такое любовь?» нет конкретного ответа. Для одних это кружка горячего шоколада с зефирками сверху, для других - горечь слез и разочарования, обрушивающихся и разрушающих прежний мир. Такой разный спектр эмоций, но никогда не знаешь, что же оставит самый глубокий шрам в твоём сердце, избавиться от оного возможно будет только вновь полюбив. Чувство, на первый взгляд такое яркое и тёплое, на деле же способное погрузить во тьму, из которой не каждый может выбраться. Отец Дилюка поплатился жизнью, потому что любил. Всё бы отдал и горы свернул за возможность быть любимым женщиной, подарившей ему сына. Крепус умер, задыхаясь желтыми цветами, проросшими через его легкие и пробившими ему грудь. Она же не проронила ни слезинки на похоронах, ведь никогда не испытывала чувств к виноделу. Ещё до их рождения было решено объединить два семейства, и по итогу выбора ей никто не давал. Родив ребенка, как от нее и требовалось, она ушла, больше не появляясь в жизни малыша и его отца. А Крепус страдал, каждый день откашливался новыми бутонами нарциссов, но продолжал любить всем сердцем, веря, что девушка вернётся. Дилюк с детства был эмоциональным, хоть по нему и не скажешь на первый взгляд. Его учили полагаться на себя и не бросаться открываться кому попало. Друзей у мальчика не было, лишь знакомые - дети известных людей, с коими сотрудничала винокурня. Годы шли, он рос и вера в то, что отец поправится - исчезла, как будто её и никогда не было. Каждый день ему приходилось наблюдать, как медленно умирает близкий человек от неизвестной болезни, и ничего не мог с этим поделать. И ведь только после его смерти ему раскрыли настоящую причину. Ханахаки - болезнь, при которой у жертвы безответной любви начинают прорастать цветы сквозь легкие, медленно добираясь до сердца. У всех развивается по-разному, но есть только один способ вылечить её - любовь. Если же тебе не повезло, то жизнь постепенно мучительно будет покидать тебя. К счастью или нет, но до сердца ростки дорастают не так быстро. Может пройти месяц, два, а может год и больше, зависит в первую очередь от человека. Ханахаки встречалась довольно редко, поэтому многие рассказывали ее как романтическую байку. Рядом с надгробием Крепуса позже расцвели два нарцисса. Один золотой - символ самовлюблённости и гордости, а второй - бледно-желтый, с опущенным бутоном, что олицетворял безответную любовь. *** Спустя несколько месяцев после похорон Дилюк смог отпустить отца. Каждого из нас ожидает смерть и этого никак не избежать. Таверна и винокурня теперь полностью принадлежали ему, и нельзя было сказать, что он рад. Тяжёлая ноша свалилась на его юные плечи, но пока это приносило прибыль всё было не так уж плохо. Его вино пользовалось популярностью, и многие поддержали нового хозяина после новости о кончине предыдущего. Чёрная полоса сменилась белой в тот момент, когда в его жизни появился человек, затмивший все остальное. Дилюку только исполнилось девятнадцать, прошёл уже год с кончины отца. Незнакомцу же в их первую встречу было около двадцати четырёх. Познакомились они на работе одним холодным декабрьским вечером. Канун Рождества, таверна сверкала в разноцветных гирляндах и украшениях, а нарядная елка стояла около барной стойки, за которой работал парень в красном свитере. Все предыдущие года он праздновал этот день вместе с отцом, но сейчас только и делал, что разливал горячие напитки для счастливых парочек и шумных компаний, пришедших отпраздновать этот волшебный праздник. Ближе к двенадцати, когда в таверне осталось не так много людей, ведь Рождество всё-таки семейный праздник, входная дверь широко отворилась и в проходе появился мужчина. На вид он был достаточно молод, чуть выше Рагнвиндера и очень красив. Стоило Дилюку тогда взглянуть в его бездну, отливающую синевой, как сердце вмиг замерло и забилось с удвоенной силой. Обладатель же этого взгляда лишь улыбнулся бармену и подошёл к стойке. Как оказалось, они оба оставлены одни в этот день, поэтому праздновать вместе не казалось такой плохой идеей. Всю ночь они провели в разговоре на разные темы, распивая горячий глинтвейн, приготовленный Дилюком. Кэйа, так звали того самого незнакомца, был капитаном кавалерии и работал на действующего магистра Джинн. Родители Кэйи оставили его на попечение матери отца, когда он был младенцем. Они были путешественниками и исследовали мир, но в одну из их экспедиций корабль, на котором они плыли в Инадзуму, попал в шторм, и они были обречены на смерть. Всю жизнь парня воспитывала добрая старушка со своими взглядами на происходящее, которые хоть и не нравились Кэйе, но бабушку любил сильно. После учёбы сразу же устроился на работу, чтобы помогать уже и материально. Сперва выполнял обычные поручения, по типу расклейки листовок и собирания мусора на улицах, но после, показав себя во время защиты Монштадта от монстров, его повысили до капитана. Теперь он не только главный рыцарь города, но и заместитель Джинн. К сожалению, бабушка умерла три года назад, и единственное, что от неё осталось это старая фотография, на которой изображены маленький мальчик с небольшим букетом в руках и пожилая женщина, мило улыбающиеся в камеру. Он помнил этот день настолько отчетливо, что, кажется, мог пересказать всё поминутно. Это был жаркий июльский день, и они решили прогуляться к небольшому озеру, что находился рядом со Спрингвейлом. Там его привлекли и очаровали своим видом белоснежные цветы. Бабушка Альбериха рассказала, что эти прелестные растения с манящим ароматом называются лилии и цветут с последних деньков весны до первых дней осени. Они набрали букетик этих чаровниц и сфотографировались рядом с водоемом. Кэйа с грустью вспоминает этот день и каждое лето относит лилии бабушке на могилу. Альберих выяснил, что винная индустрия это то, чем из поколения в поколение занимается семья Рагнвиндр, и Дилюк перенял это дело также, как однажды это сделал Крепус. Винодел объяснил, что не является особым любителем алкоголя, предпочитая больше свежевыжатые соки или морс из ягод, но Кэйа всё равно не понимал, как можно не любить то, что ты сам же и производишь. Единственное, от чего Дилюк бы не отказался - глинтвейн, что они пили в первый день их знакомства. После этой Рождественской посиделки Кэйа стал постоянным посетителем в «Доле ангелов» не только благодаря хорошему вину и приятной обстановке. Юноша за стойкой смог его зацепить и теперь хотелось узнать о нем побольше. Альберих выслушивал, поддерживал, иногда помогал советом и без умолку вещал забавные истории, тем самым поднимая настроение. Каждую их встречу Кэйа рассказывал о прошлом, походившем на небылицу, но его речь была настолько захватывающей, что любой начинал верить в бред этого капитана. Однажды он поведал, что сражался с могучим драконом и в итоге победил. Дилюк тихо посмеялся, ведь никогда не видел ящеров, но Кэйа поклялся в их существовании и в том, что когда будет возможность, он их обязательно покажет. *** Год пролетел незаметно. Кэйа настолько глубоко запал в сердце младшего, что при каждом его взгляде бабочки в животе кружили вальс, трогая своим танцем невозмутимость и спокойствие. И кто бы мог подумать, что это обманчивое чувство может все вновь погубить. Проснувшись ночью от сильной боли, он не сразу понял что к чему. Горло саднило, а грудь сдавило неприятное ощущение надвигающегося кашля. Предчувствие, что что-то вот-вот вырвется наружу не давало покоя и Дилюк побежал в ванную. Не успев добежать до раковины он упал на колени, согнувшись под напором борьбы лёгких с чем-то инородным. На глазах выступили капельки слез, быстро скатились по щеке и ударились о кафельный пол. Что-то невыносимо большое прошлось по его глотке и оказалось снаружи. Смотреть не хотелось, но рано или поздно пришлось бы взять себя в руки. Опустив взгляд вниз, его лицо искривилось в ужасе. Слёзы потекли уже не ввиду физического дискомфорта. Каждая его клеточка кричала о невозможности происходящего, отрицая и оттягивая понимание ситуации. Белая лилия в кровавых разводах распускалась на полу его дома и давала понять, что оказалась здесь не просто так. Дилюк боялся как никогда прежде. До этого момента он даже и не знал, что может быть так страшно. Руки дрожали, и ужас осознания медленно накатывал ледяной волной, вышибая дух. Повторный приступ мало-мальски привёл его в чувство. Пять адских минут Дилюку казалось, что кошки точат свои когти об его несчастное горло. На полу появлялось всё больше и больше белых лепестков, нескончаемым потоком стремящихся наружу. Слёзы нескончаемым потоком лились от этих бесконечных пыток, приносящих всё большую боль и дискомфорт. Приступ стих так же резко, как и начался. Рагнвиндр наконец-то смог вдохнуть полной грудью, глаза покраснели и опухли, а тело все еще потряхивало. Спустя полчаса он почти успокоился, ополоснул лицо ледяной водой и принялся убираться. «Мужчины не плачут», — эхом звучал в подсознании голос отца, но сдерживаться было практически невозможно. Он так боялся повторить судьбу Крепуса, что в итоге наступил на те же грабли. Бросив жалкие попытки навести порядок в ванной, парень спустился на первый этаж, налил себе стакан воды и сел за стол. Стоять сил не было, травмированное горло вновь засаднило, потревоженное выпитым. Он взглянул на часы, что сияли под лунным светом, попадавшим через большое окно, и обреченно вздохнул. Маленькая стрелка почти дотягивалась до единицы, рассвет был еще далеко и лучшим решением было пойти и попытаться заснуть. Посидев ещё пару минут, Рагнвиндр решил, что выпьет обезболивающее и пойдёт обратно в спальню. Но уснуть так и не получилось почти до самого утра. Лекарство слабо помогало, и чувство, что что-то застряло, мешало ровно дышать. Опухшие глаза добавляли красоты картине и давали каждому понять, что ночка у хозяина выдалась наиужаснейшая. Провалявшись до восхода, он оделся и прошёл к себе в кабинет. *** Четыре дня пролетели как в тумане. Частые головные боли и сильный кашель не давали покоя и мешали нормально существовать. Отвары лишь на время облегчали состояние и всё, что ему оставалось, так это терпеть и надеяться, что не воссоединится с отцом в ближайшие дни. Утро субботы уже привычно было недобрым. А при мысли о том, что сегодня он может встретить Кэйю, в горле образовывался ком, а губы кривились в нервной улыбке. Дилюк на второй день решил, что рассказывать о своих чувствах капитану точно не будет. Они были хорошими друзьями, винодел уважал его, как своего старшего, и не хотел портить те прекрасные моменты их общения поздними вечерами. На улице дул свежий утренний ветер. Надев пальто, Рагнвиндр вышел из дома, попутно попрощавшись с Аделиндой, и направился в сторону города. Из-за большого количества работы Дилюку редко удаётся поработать за стойкой в таверне, но внезапно второй бармен заболел, и ему пришлось выйти на смену. Зайдя внутрь, он почувствовал сладкие нотки алкоголя в воздухе: пятничный вечер прошёл успешно. Подготовив столики и рабочее место хозяин стал ждать посетителей. Через час народ постепенно начал подтягиваться во всеми любимое заведение. В одном уголке устроилась пара рабочих, пьющих кофе, в другом - завсегдатаи, решившие отпраздновать чьё-то повышение рюмкой крепкого с утра пораньше. Сердце ныло, так как Кэйя, обычно приходивший на открытие и сидевший допоздна, так и не появился. Без него таверна казалась пустой, но тревожное ожидание неминуемой встречи и боязнь выдать свой секрет волновали гораздо сильнее. День прошёл достаточно неплохо. Посетителей было не так много, наконец-то наступила весна, и люди старались проводить время на свежем воздухе, радуясь марту в свой заслуженный выходной. Если бы только Дилюк мог разделить восторг долгожданного прихода тепла в Мондштадт. Цветы с каждым днём все настойчивее вытягивали жизненную энергию. Символ изящества, красоты и роскоши по несколько раз на дню окрашивал в красный и белый комнаты дома. К концу смены сил оставалось не так много. Голова болела, и шум начинал сильно нервировать. На часах стрелка близилась к одиннадцати, за окном давно стемнело, а людей постепенно стало прибавляться. Дилюк ждал, пока объявится Чарльз, чтобы передать ему управление. «Когда же я стал таким слабым?» — неоднократно думал Дилюк, пока натирал стаканы. Раньше стоять за стойкой более 10 часов было как раз плюнуть, но сейчас атмосфера ужасно давила и хотелось поскорее скрыться в пустой комнате. Чарльз пришёл, когда силы почти полностью покинули бармена. Неожиданно он опустился на стул, тяжело дыша. Казалось, что воздуха не хватит, и он умрет прямо здесь от удушья. Кашель вернулся совершенно не вовремя и сдерживать его было нереально. Шатаясь он вышел на улицу, обогнул таверну и присел, облокотившись о грязную стену здания. Первый бутон тут же оказался в его ладонях. Дилюк принялся рассматривать цветок и даже не заметил тихо подошедшую сзади тень. — Выглядит так себе, — произнёс до боли знакомый бархатистый голос. Кэйа посмотрел на Рагнвиндера взглядом с ноткой брезгливости и сожаления. — Что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом выпалил винодел, смотря куда угодно, но не на мужчину. Он был напуган, тем, как на него смотрит близкий человек. Внутри что-то до боли сжалось, и резко захотелось исчезнуть, чтобы никто его не знал и не видел. — Решил зайти выпить, но услышал кашель и решил, что кому-то может быть плохо, — Дилюк взглянул на Кэйю и неуверенно попытался встать. — Как я погляжу, всё-таки моя помощь не помешает, — добавил Альберих и подхватил парня под локоть помогая подняться. — Я провожу тебя до винокурни и там ты мне все расскажешь, — последняя фраза была сказана тоном, не терпящим возражений, и Дилюку оставалось лишь отчаянно кивнуть, принимая руку. Заглянув в таверну и заверив Чарльза, что ему уже получше, они отправились в поместье. Дорога к винокурне казалась бесконечной, и Дилюку хотелось провалиться под землю из-за бешено бьющегося от нежных прикосновений сердца. Кэйа шёл, придерживая младшего под плечи. Его лицо не выражало эмоций, он был глубоко в свои мыслях и, казалось, что его не особо заботила данная ситуация. Где-то на середине пути у Дилюка закружилась голова от перенапряжения, и он потерял сознание. Подхватив парня, капитан попытался привести того в чувства, но, поняв, что это бесполезно, поднял бессознательное тело и понёс до дома. *** — Где я? — первым делом произнёс Дилюк после пробуждения. Оглядевшись и узнав свою комнату, он наткнулся взглядом на Кэйю, что сидел на стуле и пристально смотрел на больного. Следующим вопросом, требующим пояснения, стало: — Что ты здесь делаешь? Переутомление и стресс по всей видимости стёрли последние события, на что Альберих лишь хмыкнул. — Ты упал в обморок, и я донёс тебя до постели, — спокойно объяснил Кэйа и отвёл взгляд в сторону. На щеках Дилюка выступил румянец, и он позволил себе счастливо улыбнуться, пока мужчина не видел. — Значит лилии, — усмехнулся старший абсурдности этой ситуации. Через секунду, он невзначай добавил: — Знаешь, а ведь мы с бабушкой часто ходили их собирать, — после этих слов улыбка медленно сошла с его губ. Винодел понял, что Альберих догадался, из-за кого он болен. Томить было незачем. Он приподнялся, принимая сидячее положение, и прошептал робкое: — Я люблю тебя. Дилюк ждал реакции, всматривался в каждую черточку лица. Надежда не покидала его сердце. Сейчас перед ним сидел человек, решающий будет он жить или задохнётся чертовыми лилиями. Тот молчал, смотря куда-то в сторону, то ли переваривая информацию, то ли обдумывая ответ. Альберих вновь перевел взгляд на парня, сердце которого забилось с новой силой аки птица, предчувствующая скорейшее освобождение из клетки. — Я не разделяю твоих чувств и не люблю тебя, Дилюк. Как мало было нужно, чтобы мир на мгновение замер, а затем начал трескаться и рваться по швам. Слова, такие простые, почти что невесомые, оставили на сердце глубокий шрам. «Неужели это конец?» — пронеслось в голове молниеносной вспышкой, и паника окутала его. Вернулся этот мерзкий страх смерти, страх закончить как его отец. За что он несёт это наказание? За мать, родившую его не по своей воле? Но в чем же здесь его вина. Почему ему вновь приходится жить в страхе, но уже за себя? Ему вспомнились слова, которые Крепус часто повторял своему маленькому сыну: — Главное в жизни - это научиться терпеть. И он терпел, пытался сдерживать эмоции всю свою проклятую жизнь. Но внезапно все это стало неважно. Он не замечал, как потеют ладони, а лицо становится напряженным. Кэйа смотрел на Рагнвиндера и молчал. Возможно, ему стоило сказать это более мягко или просто уйти, проигнорировав его слова, но тем самым он бы проявил слабость и причинил тому ещё больше боли. Дилюк опустошён, а Кэйа лишь сидит и смотрит, зная, что есть лазейка из этой ситуации. — Прости, — выпалил Кэйа и взял ладонь парня в свою. Тот удивлённо посмотрел на него и кажется, что надежда вновь загорелась в его огненных глазах. А вдруг это была неудачная шутка и Альберих сейчас посмеётся и ответить взаимностью? — Я никогда не давал тебе намеков и не моя вина в том, что ты влюбился. Я не желаю твоих страданий и уж тем более смерти, — Кэйа казался напряженным и каким-то потерянным, что было для него совсем несвойственно. — Есть способ обмануть их. Любовь можно имитировать. Дать цветам то, чего они так желают, чтобы остановить рост. Наступит что-то вроде ремиссии и ты сможешь жить, как раньше, — Дилюк не знал, что возможно обойти болезнь, но страх смерти уже успел плотно поселиться в его душе, и, если такой способ действительно существует, то он готов пойти на всё. — Я счастлив, что встретил тебя. Ты мне действительно нравишься, но я никогда не рассматривал тебя в качестве своего суженного. Я не желаю твоей смерти, Дилюк, правда. Поэтому и хочу помочь, — выпалил Кэйа на одном дыхании, отпустил его ладонь и добавил: — Вопрос лишь в том, согласен ли ты на такую ложь во имя своего спасения? Рагнвиндр молчал. Он просто не представлял, что должен ответить. Согласиться на такое враньё, при этом находиться рядом с Кэйей или умереть от цветов, что медленно убивают его изнутри. Хотя ответ был очевиден. Плевать было на истинные намерения Кэйи, главное - с ним, а правда ли это совершенно не важно. — Да, — парень приоживился, на щеки вернулся румянец, а в глазах засверкали искры, но кашель резко вернул его к реальности. Он держался целый день, и сейчас бутоны цветов выходили один за другим, белоснежная кровать окрасилась красным, а Альберих метался из стороны в сторону, не зная, что делать и как помочь. Когда приступ стих, позволяя Дилюку отдышаться пару минут, на губах он почувствовал чужое прикосновение. Поцелуй получился смазанным, с неприятным железным привкусом, быстрым, но таким желанным, что мир вокруг вновь замер. Кэйа отстранился, но, отдышавшись пару секунд, вновь прильнул к губам напротив, в этот раз с ненавязчивым напором углубляя поцелуй. Младший не сопротивлялся и сам подставлялся под ласки. Горячая дрожь растекалась по телу, замерла где-то в паху, и, казалось, передалась вместе с дрожью во всем теле Кэйе. Дилюк ощутил тяжесть рук на талии, уловил тихий смешок и понял, что его уложили на подушки, накрыв сверху телом. Останавливаться не хотелось, но последствия казались пугающими. Глаза отразили испуг, из-за чего рыцарь остановился. — Что-то не так? — поинтересовался он и приподнялся над виноделом. — Не быстро ли? — встревоженно спросил Рагнвиндр, сильнее вжавшись в кровать. — Если ты думал, что у нас будет конфетно-букетный период, то тебе не стоило соглашаться. Если ты хочешь побыстрее избавиться от цветов, то давай просто сделаем это, — раздраженно ответил Кэйа, — Я могу уйти, но тогда справляйся сам со своими проблемами, — он встал с кровати, намереваясь выйти из комнаты, но громкое «нет» остановило его. — Прошу, не надо, останься, — и снова шёпотом, как и первые слова с признанием. — Для меня все это ново, и я не думал о таком исходе событий, — каждое движение, каждый жест выдавали в нем дикое волнение. Губы были искусаны, на подбородке и щеке подсыхали капли крови. Грязная простынь и одежда, боль в лёгких после кашля, цветы и Кэйа, что эмоционально давил на него - ни что из этого легче не делало. — Хорошо. Сейчас мы уберём это покрывало, ты достанешь вино и мы немного выпьем, дабы разрядить обстановку, — план был неплох поэтому, встав с кровати, Дилюк стянул грязное бельё и постелил чистое. Достал бутылку красного полусладкого и два винных бокала, поставил их на небольшой столик, что находился напротив огромного окна с видом на звёздное небо. Открыв бутылку Кэйа разлил её по бокалам и отдал один виноделу. Сделав глоток Дилюк почувствовал сладкий вкус вина, отдаленно напоминающий глинтвейн в их первую встречу. Капитан кавалерии в свою очередь спокойно попивал напиток, смотря на звёзды, и как всегда думал о чем-то своём. Четверть часа они провели в абсолютной тишине и только птицы изредка принимались шуметь где-то совсем рядом, нарушая покой, царивший в комнате. — Замечательное вино, — произнёс Кэйа, нарушая затянувшуюся тишину, и перевёл взгляд на Дилюка. Младший выглядит спокойным, щеки заалели от небольшого количества алкоголя, а губы изогнулись в слабой улыбке. Он с большей уверенностью посмотрел на мужчину и кажется вновь влюбился. При лунном свете тот казался ещё более изящным и таинственным. Сережки с голубым топазом слабо поблескивали, а повязка на глазу придавала ему ещё больше привлекательности. Встав, Кэйа начал медленно подходить к парню, и Дилюк, заметив это, приподнялся с места. Подойдя к Альбериху он никак не ожидал быть прижатым к стене, но возмутиться ему не дал последовавший вслед поцелуй. Пара мгновений и он оказался в полной власти старшего, его руки уверенно зафиксировали над головой, а между бёдер протиснулось чужое колено, попутно потеревшись о пах Дилюка и выдавив тихий стон. Кэйа довольно улыбнулся, словно кот, что наконец-то поймал мышку. Начав с мочки, капитан начал прокладывать дорожку влажными поцелуями, попутно нежно покусывая и слегка посасывая белоснежную кожу. Вскоре очередь дошла до одежды: он медленно расстегнул пуговицы рубашки, попутно зацеловывая открывающиеся участки, и снял её вместе с чёрным сюртуком, отбросив затем в сторону. Следом полетели перчатки с чужих рук и, переплетя их пальцы, захотелось прижать Дилюка еще ближе и сразу не церемонясь углубить поцелуй. Не отрываясь от сладких губ, Кэйа сделал шаг в сторону кровати и, аккуратно уложив Дилюка, навис сверху. Ему открылся вид на бледную грудь, розовые возбужденные соски, и на секунду он замер, любуясь видом - Дилюк перед ним представлял собой прекрасную картину: полуобнажённый, возбужденный и требующий ласки. Теперь он мог расцеловывать грудь, лаская и посасывая соски, оглаживать изгибы талии и дразнить, всячески щекоча и покусывая партнёра. Шея Дилюка была усыпана россыпью алеющих пятнышек, что приятно опаляли кожу. И даже сама мысль, что их оставил Альберих, распаляла до безумия. Оторвавшись от парня, Кэйа снял свой белый жилет и тот, вместе с накидкой и меховым воротником, полетел на пол к остальной одежде. Дилюку открылся вид на подтянутое смуглое тело, шею на которой выступали венки и пресс, натренированный упорными ежедневными тренировками. Для Альбериха секс - способ развлечься, приятно провести время, но для младшего, в глубине души всегда надеющегося встретить того самого родного человека, все сейчас происходящее было настолько интимным, что разрывало на кусочки и собирало обратно. Какой-либо опыт в романтике у Дилюка отсутствовал от слова совсем. После смерти отца он то и дело, что работал, а до этого отношения больше пугали, чем интересовали его. Но сейчас находясь в умелых руках Кэйи, знающих, куда надо надавить и где приласкать, он получал настоящее, ни с чем не сравнимое наслаждение. Они целуются так долго, так нежно и чувственно, что Дилюку становится плевать, взаимны его чувства или нет. Если он будет целовать его так, то Дилюк с радостью закроет глаза на ложь. Чужой язык во рту будто глоток самого свежего воздуха. Прелюдии не заканчивались, смешиваясь с мягкими касаниями губ и сминающими бедра руками. Когда процесс постепенно набирает обороты, Кэйа резко отстраняется от манящего, разгоряченного тела. — У тебя есть смазка? — спрашивает он, приподнявшись и оглянувшись по сторонам. — Смазка? — на него смотрят непонимающим затуманенным взглядом. — Тебя нужно растянуть и для этого нам нужна смазка, — пояснил рыцарь и поднялся с кровати. Подойдя к столу он налил себе еще вина и сделал пару глотков. Младший замешкался, но, вспомнив, что когда-то один знакомый, что всячески пытался свести его с девушкой, всунул баночку и сказал «на всякий случай», он встал с кровати и подошёл к шкафу. Порывшись, он нашёл маленькую баночку с лубрикантом и сунул её Альбериху, пытаясь не смотреть на него, чтобы не смутиться ещё больше. Кэйа усмехнулся и, поставив бокал на место, подошёл к Дилюку. Получив заветную баночку, он грубо вернул винодела на кровать и, вновь повиснув над ним, шепнул: — Отлично. Вмиг движения стали резче, а поцелуи напористее. Дилюк плохо осознавал, что происходит, но ощутив эйфорию, сопровождаемую настойчивыми, грубыми, но такими приятно будоражащими касаниями, он поймал себя на том, что больше не сдерживает стонов, лишь прикрывает глаза в сладком упоение. Дойдя до пряжки брюк Кэйа не мешкал и стянул все вплоть до нижнего белья. Он довольно посмотрел на теперь уже полностью оголенного Дилюка и волна жара вновь окатила их обоих. И хоть каких-то романтических чувств капитан может и не испытывал, но младший был очень хорош собой и вполне привлекал его. Рагнвиндр стыдливо наблюдал за тем, как Кэйа оставляет поцелуи на внутренней стороне бедра, одновременно поглаживая и прикусывая нежную кожу. Успокоив и расслабив он раздвинул ноги винодела пошире и открыл баночку. Набирая на пальцы и грея холодную субстанцию, он приблизился к лицу Дилюка, вовлекая того в очередной поцелуй. Альберих не спеша ввел указательный палец, не прекращая засыпать поцелуями. Было холодно, непривычно и совсем неприятно, Дилюк сжался и слегка прикусил Кэйе губу. В отместку рыцарь добавил второй палец, после чего послышался болезненный стон, и на глазах выступили слёзы. Мягко расцеловывая винодела в прикрытые веки, он продолжил растягивать. Когда три пальца перестали встречать особое сопротивление, а на лицо парня вернулось прежнее смущения, Кэйа убрал руку. Звук расстегивающегося ремня привлёк внимание Дилюка, что до это лежал с закрытыми глазами. Уставившись на мужчину, он ждал пока тот расправится с одеждой. Лицо Альбериха не отражало ни капли смущения, когда тот оголился перед пассией, но зато и так красные щеки Рагнвиндера, заалели с новой силой. Руки сами потянулись к нему навстречу. Обхватив рыцаря за шею, он осторожно потянул его на себя, призывая к действию и вовлекая в поцелуй. Кэйа ухмыльнулся, такой инициативы он всё-таки не ожидал. Зачерпнув побольше смазки он распределил ее по всей длине члена и устроился между разведённых ног. Капитан, приставив головку, стал медленно покачиваться, растягивая и позволяя привыкнуть. Старший, исчерпав запас добродетели, склонился и, прикусив у основания шеи, резко толкнулся, входя практически наполовину. Дилюк дёрнулся, из глаз вновь брызнули слезы, он попытался скрыть лицо руками, но ему не позволили. — Прости, не надо от меня прятаться, — в самое ухо прошептал Альберих и, прикусив мочку, начал не спеша наращивать темп. Его рука скользнула вниз, сжалась в кулак, а большой палец аккуратно надавил на уздечку, попеременно поглаживая головку. Быстрый темп, правильные касания и поцелуи посодействовали громким стонам, и они крепче сжали друг друга в объятиях. Дилюк никогда не ощущал ничего подобного. Смесь боли и ярких вспышек наслаждения выбивали из головы все мысли. Движения были динамичны и быстры, а Альберих точно в ритм проводил рукой по члену Дилюка, и парень почувствовал приближение скорой разрядки. Он не хотел, чтобы это заканчивалось, ведь сейчас находиться в объятиях любимого было так хорошо и приятно. Его руки зарылись в растрепавшиеся синие волосы и прижали как можно ближе к себе. Кэйа чувствовал, что он также близок, поэтому движения стали умеренней, но резче. Доведя младшего до оргазма, Альберих еще пару раз толкнулся в сжавшееся нутро, резко вышел и излился тому на живот. Некоторое время они лежали рядом и молчали, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга. Кэйа приподнялся и оглядел Рагнвидера. Мокрый, потный и весь в его засосах - такой он нравился ему больше. Гораздо больше. — Надо сходить в душ, — у Дилюка не осталось сил и единственное чего ему хотелось, это заснуть в объятиях Альбериха и остаться с ним так навсегда. — Давай я тебя отнесу? — предложил старший, подходя с обратной стороны кровати и усаживаясь рядом с парнем. Тот, кажется, слишком вымотался и уснул. Усмехнувшись, Кэйа ушёл в ванную и, вернувшись с тёплым мокрым полотенцем, аккуратно вытер винодела. Сходив в душ он лёг рядом, идти куда-то попросту не хотелось. *** Проснуться после бурной ночи дело не из лёгких. Открыв глаза Дилюк пощурился из-за весеннего солнца, что давно поднялось над городом и светило в окна, и попытался вспомнить вчерашние события. Вот он идёт на работу, потом ему становится плохо и появляется Кэйа. Точно. После этого они пошли на винокурню и… Тут он переворачивается на другой бок, чтобы встретиться с хитрым взглядом. — Проснулся? — кокетливо интересуются лазурные глаза напротив. Повязка, которую Кэйа никогда не снимал, сейчас благополучно покоится на тумбе рядом, и Дилюк долго всматривается в шрам на правом глазу думая о том, как Альберих его получит. Капитан довольно улыбается и, приподнявшись, заправляет одну из огненных прядей за краснеющее ушко. Внезапно Дилюк чувствует невыносимое жжение. В груди больно сдавливает и улыбка, что появилась при виде Кэйи, тут же меркнет. Накинув чью-то рубашку, он бежит ванну. «Всё хорошее быстро заканчивается», — не успевает он об этом подумать, как его скручивает над тазом. Его вновь разрывает, цветы и стебли выходят один за другим, и он готов поклясться, что так сильно его ещё не ломало. Кэйа стоит над ним, поглаживает спину и пытается как-то успокоить. Унижение - единственное, что он может чувствовать помимо боли. Наверняка после такого Альберих не захочет с ним общаться, отвернётся, оставит его одного. Но Кэйа не отвернулся. После приступа, он лишь стёр кровь с его подбородка и поднёс к губам стакан воды. — Что это было? — хрипло спрашивает Дилюк, утирая слезы и пытаясь поймать взгляд напротив. — Не знаю, — все что может ответить, растерянно оглядывая свежие цветы. — Ты же говорил, что будет легче, — голос срывается на крик и Дилюк слабо бьет его в грудь от безысходности, от отчаяния, от вернувшегося страха. А Альберих утопает в чувстве вины к виноделу, ведь если бы не он, то все было бы нормально. Жил бы себе спокойно, нашёл достойного человека и был счастлив. Про ханахаки он слышал лишь потрепанные временем истории, но никогда не видел больных, да и в принципе не верил во весь этот бред. Теперь же один из них сидит перед ним, весь потрёпанный, уставший, и на душе скребутся кошки, ведь это по его вине кто-то вынужден так страдать. — Дилюк, — хочется утешить, сказать, что все будет хорошо, но его отталкивают и пытаются отвернуться. Рагнвидр плачет. Почему это случилось именно с ним? Почему он влюбился именно в Кэйю? Тяжёлая рука ложится на вздрагивающие плечи, а затем бережно утирает слёзы. Поцелуй выходит, как и первый - смазанным, соленым, но таким необходимым. Дилюк постепенно успокаивается в тёплых объятьях. Потихоньку становится легче. *** Приступы больше не беспокоят, а цветы не стремятся расти дальше. Жизнь потихоньку возвращается в прежнее русло, как и обещал ему Кэйа. Они вместе проводят вечера в таверне, выпивают и не важно, что чувства всё также не взаимны. Важно лишь то, что хотя бы так он может быть рядом, а белоснежные лилии больше не окрасят свои лепестки кровью. Подаренные капитаном на день рождение они сейчас стоят в хрустальной вазе, а не проникают в его сердце.