об антонимах

харли давится дымом, когда слышит несмелый стук в дверь. если бы кинер знал пласт анекдотов про штирлица, он бы коротко усмехнулся на всю эту ситуацию, но он только тушит уроненную от неожиданности сигарету носком кеда и оборачивается на звук. — входи давай. — неловко тебя об этом просить, — звучит ещё до того, как обладатель голоса показывается из-за двери, — но не мог бы ты, пожалуйста, как бы быть таким любезным и… — ближе к сути, паркер, — казалось бы, все эти отступления были только ради того, чтобы харли не закипал, но эффект получился противоположным. — …не курить в квартире. мне от запаха дыма плохо. — ага, обязательно, ещё что-то? — харли, не оборачиваясь, достаёт новую сигарету из пачки. в груди оседает что-то тяжёлое и неприятное, но не из-за питера. харли за его благосостояние совсем не волнуется: питер привык, питер стерпит, питер не возразит. харли вздрагивает, когда питер хлопает дверью. после трёх секунд раздумий кладёт сигарету обратно в пачку. просто больше не хочется лёгкие портить, ему вообще похуй на просьбу. их соседство случилось (а именно этим глаголом можно охарактеризовать все это) где-то год назад. харли помнит эту осень и проклинает каждый день. паркера проклинает с ней заодно. осень для харли была с флером слез в четыре утра, разбитого экрана телефона, пепельницы на тумбочке и постельного белья, которому месяца два точно. для питера осень — это латте из маленькой уютной кофейни, эстетичные фотографии с медными листьями и пересмотр какого-то фильма про какое-то общество поэтов, притом желательно мертвых, в конце которого можно плакать в подушку, а лучше выключить на середине, чтобы грусть в свою жизнь не впускать. так питер думал. харли думал, что фильмы с гомоэротичным подтекстом и фразами на латинском это не по-божески. проще говоря, никто из них не рассчитывал, что они смогут ужиться вместе. может именно поэтому чуда так и не произошло. харли оглядывается по сторонам в поисках чего-то напоминающего салфетку, находит смятый чек, плюёт на него и присаживается на корточки с целью оттереть тёмное пятно от упавшей сигареты. из-за ярости лэндлорда, не из-за питера, которому с этим лэндлордом скорее всего придётся разговаривать. харли весь из себя переломанный мальчик, застигнутый судьбой врасплох, не мог хорошо относиться к паркеру с его щенячьими карими глазами и каштановыми кудряшками, он просто не умел. харли часто держал окно открытым — оно выходило куда-то, где по идее (по идее кинера) через тысячу миль должен находиться теннесси. он скучал по дому, по матери с сестрой, по родному акценту. паркер же олицетворял все, по чему харли не скучал. у кинера сахар на зубах скрипел, когда питер делился событиями прошедшего дня, когда говорил, что бариста в кофейне спрашивала, как там его здоровье и скоро ли он выйдет на работу, когда ел свои проклятые веганские мне-даже-смотреть-на-это-больно-паркер-убери. питер был слишком красивым, слишком спокойным, слишком счастливым, харли был одним большим антонимом питеру паркеру. с вечной тягой к разрушению всего идеального, пытаясь доказать непонятную теорию о том, что со всеми людьми точно что-то не так по-своему, харли мысленно плевал в латте паркеру, портил все его снимки и подмешивал яд в веганские завтраки, обеды и ужины. узнав про эту больную идею, питер бы сравнил его с раскольниковым, харли бы ответил, что он не читал толстого и абсолютно не разбирается в литературе. харли не считал себя конченным ублюдком, он вообще не видел ничего плохого в ненависти, пожирающей его, в постоянном желании свалить домой, потому что знал — как только приедет, сразу захочет обратно. у кинера что любовь к нью-йорку в целом, что к сожителю была абсолютно нездоровой. не видел ничего неправильного в том, как сводит живот при каждом взгляде на паркера, как сердце стучит быстрее, и губы сами просятся растянуться в улыбке. может, харли был антонимом самому себе. нахмурившись, харли решил разгрести завалы в комнате в поисках влажных салфеток, потому что слюной пепел на полу оттираться не хотел. потянулся в рюкзак, но вместо пачки салфеток нащупал вдвое сложенный листок и почувствовал, как сердце пропустило удар. с фотографии на него смотрела его младшая сестра в розовых очках и ковбойской шляпе на заднем дворе их дома в роуз-хилл. кадр был не очень хороший, солнце светило прямо в камеру, поэтому яркая улыбка его сестры была еле различима. харли даже сейчас почувствовал, как ранит глаза солнце, светившее прямо в объектив, потому что в глазах резко появились слезы. где-то внутри полумертвого сердца загорелась надежда, что все ещё может наладиться, стоит ему только переступить порог родного дома. тогда он вспомнит, что такое любить и быть любимым, ощутит тепло, уют и заботу, а потом и паркер не покажется ему таким противным. может, это только нью-йорк его так очерствил. может, он больше не захочет блевать от собственных слов и поступков, вернётся на работу и паркеру будет делать эти его латте за счёт заведения, как хороший сосед и друг. может, он станет питеру другом, будет фотографировать его в осеннем лесу, звонить из магазина и спрашивать, купить ли ему тофу, будет смотреть с ним старые фильмы и утирать слезы с щек. дверь в комнату резко открылась из-за сквозняка и ударилась об стену, когда харли уже все для себя решил и оглянулся в поисках одежды. по опыту знал — добраться можно на попутках, еда не так важна, вещей должно быть по минимуму. он услышал мягкие шаги в коридоре. — харли, ты… куда? — питер появился в дверном проёме и теперь наблюдал, как харли засовывает непонятный комок вещей в рюкзак. — я домой. — а. оу, — питер прекрасно знал о любви соседа к дому и семье и иногда, к своему стыду, думал, что это единственное святое в харли. но кое-чего питер в этой любви боялся. — надолго ты? — на недельку, может, на месяц. а почему тебя это интересует? — да вот подумал, долго ли мне врать твоим все ещё коллегам о твоей страшной хвори и собирать ли мне больше денег для оплаты аренды в следующем месяце. — не, не беспокойся, если так все затянется, все скину, — харли, кажется, впервые в жизни улыбнулся сожителю и получил улыбку в ответ, но приметил в ней какую-то неискренность. пожал плечами и вернулся к собиранию вещей. если паркер и начал уставать притворяться, что его устраивает сосед, то это только к лучшему. им обоим нужно время отдохнуть друг от друга. — не нужно мне скидывать ничего, просто приедь до конца месяца, — прозвучало в другом конце комнаты, затем вздох, и закрывшаяся дверь оставила харли в одиночестве. кинеру даже показалось, что в этом вздохе, а может и в хлопке дверью, он услышал «пожалуйста», такое «пожалуйста», которое стало причиной неприятной дрожи по телу, заставило поджать губы и судорожно вдохнуть. «пожалуйста» совсем не приторно-сладким голосом питера паркера, больше похожее на одну из просьб в тишину, одну из тех, которые сам харли шептал во время своих ночных истерик. «пожалуйста» как крик о помощи. что-то внутри заставило на секунду остановиться беспорядочно засовывать одежду в рюкзак и поднять голову к окну. туда, где вдали в теории должен был находиться родной штат. сомнения улетучились. «надо бы маме позвонить, обрадовать». за этой мыслью последовала следующая о том, что телефон он оставил на кухне, когда заваривал себе утренний кофе и параллельно слушал болтовню паркера, после которой даже некурящий человек со стальными нервами не отказался бы от успокаивающей дозы никотина, честно говоря. харли просочился в темноту коридора, мягко и тихо ступил по старому паркету, чтобы не нарушить царившую в квартире тишину, и, проходя мимо комнаты паркера, услышал то, что ни при каких обстоятельствах, ни за что и никогда слышать не должен был. за дверью паркера, ненавистного, вечно радостного и счастливого, слишком улыбчивого, уютного и спокойного, с запахом шоколада и пенкой от латте над верхней губой, смеющимся над тупыми ситкомами и плачущем над не менее тупыми (по единственно верному мнению кинера) книгами, послышался всхлип. всхлип. отчаянный, надрывный, кажется, заглушенный ладонью, приложенной ко рту. харли продолжил свой путь на кухню, ведь он все ещё хотел сказать матери и сестре, что приедет домой. ничего не изменилось внутри кинера, и сердце не пропустило удар, но, может, возвращаться из дома будет чуть легче и чуть сложнее одновременно. может, слово «антоним» стоило оставить далеко в школьном курсе.