***
— Я не пойду на выпускной. Вздох разочарованный, взгляд направлен на небесно-голубое платье, висящее на дверце шкафа. — …как ты вообще умудрилась сломать ногу?! — Голос Сары на другом конце провода звучит больше возмущённо, чем сочувствующе. — Поспорила с Аято, что, когда буду сверху, скажу, что он сексуален подо мной… — Ч..что? Ты серьёзно? — Сара подавилась. — С этим авантюристом, интриганом и мошенником? Да он с этим чёртом Аратаки так куролесит — ты сама должна об этом помнить! И ты! Кокоми! — Я знаю, — девушка всхлипывает. — Но ты же идёшь с ним на выпускной! А я. просто считала, что я ему действительно нравлюсь. — Не плачь… И да, я иду с этим чёртом, но, знаешь, больше не с кем! Коротышка Кадзуха? Хороший мальчик Горо? Тома? Томо? А этот бегал за мной чуть ли с начала года… — Кудзё вздыхает и молчит несколько секунд, слушая, как подруга тяжело дышит. — Я не знаю, что сказать. Камисато Аяка — принцесса-журавль, чьи мотивы и поступки ясны, а её старший брат — другое дело. Ещё со средней школы бесил тем, что я не могла понять, что у него в голове. Звонок в дверь прерывает поток слов Сары. — Нужно открыть, — Кокоми встаёт с диванчика в гостиной и на одной ноге скачет к входной двери, чтобы увидеть через глазок, что на пороге стоит юноша. — Это Аято. Я перезвоню. — Стой! Ты… Кокоми уже не слушала, она положила трубку и убрала телефон в карман, отпирая дверь. — Здравствуй. Аято склоняет голову в почтении и, вытащив из-за спины букет, протягивает его девушке. А она смотрит на цветы, словно не верит. Протягивает руки и обнимает их — белые лилии. Кажется, что букет больше самой Кокоми и, когда их взгляды встречаются вновь, на её губах появляется улыбка. — Здравствуй, — отвечает она с опозданием и, за неимением под рукой костыля, чуть отпрыгивает в сторону вместе с букетом. — Проходи. Этот жест показался Аято забавным и занятным. То, как Кокоми изящно передвигается по дому. Видимо, не хочет чувствовать себя больной, раз скачет. Или просто никого не ждала. — Как себя чувствуешь? — Он проходит следом, закрыв за собой дверь. — Спасибо, хорошо. Синяки почти сошли, скоро должны и гипс снять. Ваза, вода, цветы в вазе. — Мне, честно, так стыдно, что всё так случилось: ты так внезапно упала. И, наверное, свались ты на меня, всё обернулось бы иначе, но ты упала назад, — Камисато вздыхает, глядя на неё. — Не переживай, я на тебя не злюсь. Ты пришёл извиниться? — Кокоми облизывает пересохшие губы, глядя прямо. Он довёз до больницы, после — даже оплатил лечение, довёз до дома, писал и один раз позвонил. И, казалось сначала, что он просто чувствует вину за то, что случилось. — Не только. Я знаю, что ты не идёшь на выпускной, но также уверен, что для тебя было важно попасть туда. Поэтому я решил тоже не идти и провести вечер с тобой, — Аято чуть склоняет голову вбок, опираясь на дверной проём. Кокоми сразу и не заметила, что на нём смокинг. Изящно. — Если ты делаешь это из жалости, то не стоит. — Не говори так, Кокоми, — он озадаченно хмурится. — Я пришёл, потому что не хотел, чтобы ты была одна. Ты ведь плакала из-за выпускного? Молчание такое долгое и грузное. — Покажешь мне своё платье? — Покажу, — отвечает Кокоми с задержкой, смотрит внимательно, изучающе. — Дай мне пару минут на сборы. Я налью тебе молоко данго, ничего другого нет. Подождёшь в гостиной? — Хоть целый час, если добавишь мёд и корицу.***
«Ну что там?» — уведомление на экране телефона. Сообщение от Сары. «Принёс цветы, извинился, хочет провести вечер вместе.» «Свидание? Будь осторожна и внимательна.» «Спасибо за заботу».***
Небесно-голубое платье, волосы, собранные до этого, но лежащие на плечах сейчас, блеск на губах, парфюм на шее и запястьях. И ради чего Кокоми это делает? Ради кого? Есть ли в этом смысл? В одном чулке, с гипсом на второй ноге, всё было так неорганично. Туфля, перчатки, жемчужное ожерелье. Она была бы так красива в этом всём на выпускном, но Кокоми дома, наряжается перед зеркалом. — Аято. Он оборачивается, убирая телефон в карман пиджака, и словно замирает на мгновение, после поднимаясь с места, чтобы подойти к лестнице, где Кокоми остановилась. Это изящное платье, волосы, словно волны у берегов Сейрая — такие же прекрасные. — Я выгляжу нелепо, да? Пойду переоденусь обратно. — Нет! Стой! — Он перехватывает ладонь Кокоми, глядя в её лилово-голубые глаза. — Ты очень красивая, что в этом платье, что в любой другой одежде. Оставь. Снова щёки предательски багровеют от комплиментов. Она отворачивает голову и вздыхает, поджав губы. — Пойдём в мою комнату? — Конечно. Пока тебя не было, я заказал бутылку шампанского. Какой выпускной без него?***
В компании Аято не было дискомфортно, это было вполне очевидно ещё до того, как он оказался в её доме. Кокоми могла с ним говорить часами обо всём, что только могло интересовать её. Камисато читал вслух хокку, смеялся над шутками, а после, когда начало темнеть, они танцевали посреди лоджии, в беспроводных наушниках, когда, кроме них двоих, никто не слышал звуков музыки. И Кокоми действительно чувствовала себя счастливой в этот момент, когда смотрела в его лучезарные глаза. Как будто в этот момент Кокоми канула с головой в омут, не видела ничего вокруг, кроме него. Сердце содрогается, мерно бьётся о клетку рёбер, готовое выскочить из груди. И она чувствует, как тает, словно снег, в руках Аято. Она точно никогда не забудет этот вечер, своё отражение в глубине его глаз. И мир на мгновение словно перестал вращаться: и смотреть — не насмотреться, и дышать — не надышаться. — Знаешь, я ни с кем не чувствовал себя настолько живым, — Аято усмехается и гладит Кокоми по щеке прежде, чем коснуться губ, приподняв за подбородок. Поцелуй. Короткий, мягкий, слишком целомудренный, но явно незабываемый. Аято отстраняется и смотрит на её лицо, проведя по волосам широкой ладонью ещё раз. — А ты украл мой первый поцелуй, — смешливо и едва ли обиженно говорит Кокоми, чтобы скрыть своё смущение. Она не думала, совершенно не была уверена в том, что Аято сделает это сейчас. Момент был идеальный во всех отношениях. Казалось, в эту самую минуту, когда сердце пропустило удар, нельзя было влюбиться в него ещё сильнее, но Кокоми влюбилась. И до самого края осталось не много. Юноша смеётся и, подхватив девушку на руки, прокружил вокруг, смеясь. Отвлекает от мыслей. — Авантюрист, интриган, злодей, а ещё вор поцелуев! Я и тебя украду. Аято заносит её обратно в спальню и опускает на кровать, нависнув сверху. — А знаешь… — Он закусывает нижнюю губу, склонив голову чуть вбок. — Я ещё кое-что украду. Ладонь Аято бесцеремонно скользит по колену и забирается под платье Кокоми. Она смущённо краснеет и что-то пытается сказать, пока ловкие пальцы цепляют чулок, ловко стягивая со стройной ножки. Сердце в груди бьётся в бешеном ритме, когда пальцы касаются внутренней стороны бедра. Колени инстинктивно сводятся вместе, а глаза растерянно бегают по его лицу. — Трофей. — Я тоже хочу! — Красная и возмущённая, Кокоми тянет его за галстук. Всё ещё с опаской, но не без интереса. Негодование сильнее смущения. А Аято смеётся и целует её в лоб. Такая смешная, когда злится. — Как же я могу оставить даму без трофея. Какой из меня джентльмен? — Он выпрямляется и отцепляет запонку с рукава своей рубашки, вкладывая её в руку Кокоми. — Прошу, ваш трофей, Госпожа Кокоми. — Теперь у неё не будет пары. — Как и у чулка, — Аято улыбается и, опустившись на кровать вновь, проводит по её волосам. Какая же она красивая, когда лежит так расслабленно, когда волосы заняли половину кровати, разметавшись по подушке. — Раз я украл поцелуй, то, как честный гражданин, не могу оставить это без внимания. — Дерзость! Произвол! — Кокоми смеётся, стянув перчатку с пальцев, чтобы коснуться чужой щеки тонкими пальцами. Но на короткое мгновение задумывается о том, что её вещь может быть «коллекционной» и всё, что было, — не значит для Камисато ничего. Кокоми станет лишь «одной из» многих или нет — не имеет значения. Тень сомнения оставляет след печали как на душе, так и на лице. — Моё поведение и слова иной раз может вызывать сомнение, смешанные, странные чувства, но неизменно во всём этом одно — мои чувства к тебе. И я не хочу, чтобы ты думала, что всего лишь трофей и ничего для меня не значишь, — Аято смотрит прямо и серьёзно, накрыв ладонь Кокоми своей. Тёплая, маленькая, хрупкая ладошка. — Ты живёшь в каждом моём дне с тех самых пор, как я пришёл в старшую школу. А когда ты упала с дерева, я полночи смеялся, полночи плакал и так испугался, что ты исчезнешь, что снова к тебе приполз. И Кокоми молчит упрямо, смотрит, словно остолбенев. Не верила? Не могла поверить? Казалось, что всё неправда, иллюзия, игра света. Но Аято был настоящим, здесь. Сидел на краю кровати, смотрел и ждал ответа, который Кокоми всё не давала, словно оттягивая этот момент. Сердце снова пропускает удар и, приподнявшись на локте, она целует Аято, притянув к себе за галстук. — Знаешь, ты сексуальнее, когда сверху.