___________________________________
ii. Оби-Ван Когда Квай-Гон сообщает Совету, что намерен взять мальчика в качестве своего падавана, Оби-Ван не спорит. Делая шаг вперед, он говорит Совету, что готов, готов стать джедаем, ведь именно этого от него ждут, потому что так и должно быть, но когда Квай-Гон поворачивается к нему с благодарностью во взгляде, Оби-Ван не может скрыть собственную горечь. Он знает, что они джедаи. Они не должны поддаваться эмоциям. Не должны привязываться. Не должны испытывать обиду. А еще, он понимает, что вечно быть падаваном невозможно. Но это не отменяет тот факт, что это крифф как больно, жестоко, но при этом так правильно. В этот момент. Его Мастер - человек, который всегда был рядом, мудрый, и, даже находясь далеко, находит способ помочь ему. Его родственная душа, всего лишь ребенок, который никогда раньше даже не слышал его имени. И он. Его сердце ноет, а сам он запутался бесповоротно; он оказался в центре, но из-за решения Квай-Гона внезапно стал отрезан от них обоих: от человека, которого он уже любит, и от человека, которого он полюбит, если вселенная добьется своего. После того как они покидают заседание Совета, Оби-Ван хватает за руку Учителя, низко склонив голову в знак уважения, но в глазах у него пылает огонь. Грубые слова слетают с его губ прежде, чем он успевает их обдумать, не давая себе возможности опомниться. — Вы глупец, раз не подчиняетесь Совету. — Падаван. — В тоне Квай-Гона звучит явное предупреждение, но Оби-Ван уже высказал свое мнение, и он не может отступить, не сейчас, не так, не с забитой вопросами головой, которая, кажется, вот-вот взорвется. Он с отчаянием закатывает рукава робы, показывая на татуировки на своих запястьях. — Зачем они нам нужны, если привязанности запрещены? — спрашивает он, и его голос почти ломается. Что бы ни увидел в его глазах Квай-Гон, это заставляет его лишь вдохнуть и отвести взгляд. Но когда их взгляды вновь сталкиваются, выражение его лица становится мягче, наполненное странной меланхолией, которую Оби-Ван никогда не видел за все годы их совместной жизни. Мастер и падаван. — Даже в Кодексе джедаев нет ответов на все вопросы, мой юный ученик, — с улыбкой говорит ему Квай-Гон. — И Совет не всегда прав.___________________________________
iii . Оби-Ван Медитация всегда приносила покой. Он сидит на полу, скрестив ноги, с прямой спиной и высоко поднятой головой. Оби-Ван открывает себя Силе и ждет, пока она наполнит его. Он наблюдает за воспоминаниями, которые проносятся в его голове, и переживает их вновь. Он думает об Энакине: помнит, как улыбался мальчику, когда взял его своим падаваном; помнит их самую первую встречу, и как много изменилось с тех пор. Он думает о Квай-Гоне: помнит, как его Учитель пал, пораженный световым мечом; помнит, когда действительно понял значение слова «враг», возможно, впервые в своей жизни. Он думает о Дарт Моле: помнит, как был уверен, что это, должно быть, был тот самый таинственный Дарт Вейдер, которого он все же победил; помнит, как был растерян, когда узнал, что это не так. Все это, кажется, происходило давным-давно, и все же только сейчас, дыша спокойно, и, отстраняясь от всех своих эмоций, Оби-Ван медленно начинает познавать себя и мир вокруг. Он ощущает кого-то еще через Силу. Эту знакомую искру он узнает где угодно. Чувствуя приближение Энакина, его губы изгибаются в улыбке. Он прислушивается к его тихим, едва слышным шагам. Мальчик усаживается рядом и начинает подергивать его за рукав. — Учитель. — Разве ты не должен спать, Энакин? — У меня есть вопрос. — Он снова тянет Оби-Вана за рукав, на этот раз сильнее. Оби-Ван открывает глаза и поворачивается к Энакину. — Я слушаю. — Правда ли это, что у людей есть… татуировки с именами на запястьях? Я слышал, как кто-то говорил о них сегодня в Храме, и… я думал, что это просто татуинская легенда. — Он смотрит на Оби-Вана с некоторым замешательством. Шокированный Оби-Ван чувствует, как отметины на его запястьях снова зудят. — Что значит правда ли это? У тебя… у тебя их нет? Лицо Энакина озаряется любопытством: — У вас есть? — Конечно, они у меня есть, у всех… Энакин, — говорит Оби-Ван, чувствуя через Силу беспокойство Энакина, которое заключалось в его желание убежать, спрятаться, и никогда больше не говорить об этом. — Покажи мне, — говорит он, глядя Энакину в глаза и безмолвно спрашивая его разрешения. Энакин отводит взгляд, но послушно протягивает обе руки: его ладони открыты, запястья подняты вверх, а сам он выглядит таким грустным, что Оби-Ван не знает, что делать. Он берет руки Энакина так аккуратно, как только может, не зная, чего ожидать. Они выглядят… обожженными. Нет слов, которыми он смог бы описать то, что увидел: темные неровные шрамы там, где должны быть имена. — На Татуине, — говорит Энакин до того, как Оби-Ван успевает спросить: всего за секунду необъяснимым образом он превращается из мальчишки во взрослого человека — это рабские метки. Каждый раб получает клеймо в детстве: где-то внутри спрятан чип, а снаружи остаются шрамы от ожогов на обоих запястьях. Мы думали, что так и должно быть… — он пожимает плечами и замолкает. Оби-Ван чувствует, как его охватывает гнев. Злость нарастает, превращаясь в холодную ярость. Едва сдерживаемая ярость отдается в Силу, и даже Энакин может частично прочувствовать ее. Взгляд мальчика метнутся на Оби-Вана, и на его лице появилось беспокойство. — Энакин, — говорит Оби-Ван, и легкого внимательного кивка Энакина достаточно, чтобы успокоить бурю, бушующую в его голове. — Я… мне очень жаль. Я не знал. Ты никогда не говорил об этом раньше. Энакин снова только пожимает плечами. Он не любит говорить о своей жизни в качестве раба. Ну конечно, никто не любит. — Значит, они у вас есть? — спрашивает Энакин после минутного молчания, его голос застенчивый, но все еще очень любопытный. — Да. — Можно посмотреть? Оби-Ван колеблется. Его левое запястье горит странной болью, хоть он и знает, что боль нереальна. Ему сложно представить, какой может быть реакция Энакина. — Пожалуйста? У него не хватает духу хранить это в тайне, отказывая своему юному падавану в любопытстве. Оби-Ван улыбается и кладет свои руки поверх рук Энакина.___________________________________
iv. Энакин Энакин знает, что значат татуировки на запястьях Оби-Вана. Энакин Скайуокер на левом запястье, выведено четкими черными буквами изящным почерком Оби-Вана. Дарт Вейдер на правом запястье, написано неразборчиво незнакомым почерком, а вокруг находится что-то похожее на следы от ожогов. Ему интересно, как выглядели бы его татуировки. Рабам не позволено иметь такую роскошь, как родственная душа; теперь он это знает. Он не помнит, когда его татуировки удаляли. Должно быть, это было давно, когда он был маленьким ребенком. Теперь эти шрамы напоминание о том, что его жизнь не принадлежала ему. Он больше не ребенок и не раб. Однако он по-прежнему не может управлять своей жизнью. Иногда он спорит с Оби-Ваном, угрожая уйти из Ордена. После таких конфликтов он ищет утешения в любящих объятиях Падме. Падме всегда выслушает, поймет и отговорит от безрассудных идей, поможет принять правильные решения. Когда он с ней, кажется, будто так и должно быть. Он любит Падме, и он всегда это знал. Она яркая и красивая: она как звезда, освещающая галактику; она словно цветок, растущий на солнечном лугу. Она – идеал. И он бы сделал все что угодно, лишь бы она была в безопасности. Он не может представить свою жизнь без неё, без ее улыбки и смеха, без ее нежных рук, ласкающих его лицо, словно он – самый драгоценный человек в мире. Но он также любит Оби-Вана. Оби-Вана, целующего старые шрамы на запястьях. Его грустные серо-голубые глаза смотрят с такой нежностью и чистотой, что Энакин часто не выдерживает этот взгляд и отворачивается. Оби-Вана, который всегда рядом, несмотря на все их споры и обиды. Энакин изо дня в день продолжает возвращаться к нему, извиняясь, и чувствуя стыд, когда мельком видит запястье Оби-Вана. Честь быть любимым таким светлым и божественным созданием, что одновременно причиняет боль. Энакин сжимает кулаки: день за днем он ловит себя на том, что ищет имя, которого нигде нет, ищет ответы. Все было бы лучше, чем это заблуждение, чем это отсутствие информации, которой он заслуживает. Но вселенная лишь забирает, не отдавая ничего взамен. — Это не важно, Энакин, — шепчет мягкий голос Оби-Вана прямо ему на ухо, — Все в порядке. Ты же знаешь, что ничего мне не должен. И Энакин утыкается лицом в плечо Оби-Вана, плача, плача, пока слезы не кончаются, а сердце не пронзает боль. Оби-Ван целует его в макушку. — Это подарок, Энакин. Вселенная позволяет тебе выбирать.___________________________________
v. Оби-Ван Война не дает им покоя. Галактика нуждается в них, в их защите и советах, и иногда у Оби-Вана не хватает времени даже на сон, потому что все его время занято сражениями, переговорами, обсуждением военных стратегий и тревогами о будущем. Однако он всегда чувствует присутствие Энакина, неважно, что происходит и как далеко они друг от друга. Через Силу, через их связь, даже когда они не вместе, он знает, что Энакин где-то рядом, живой, и порой это единственная мысль, которая дает ему силы двигаться в тяжелые дни. Но бывают и моменты спокойствия. Затишье. Поздним вечером они забывают обо всем на свете, особенно о том, насколько безжалостным может быть мир. Они лежат вместе, переплетая ноги, зарываясь рукой в чужие волосы, и блуждая по спинам, вцепившись так, будто от этого зависит их жизнь. Может быть, так оно и есть. Энакин дышит ему в ухо и выгибает спину, прижимаясь к чужому телу в темноте. И в каждом их действии прослеживается чувство немого отчаяния. Иногда Энакин подносит запястья Оби-Вана к губам и целует их, целует свое имя, ловя нежный взгляд Оби-Вана. Затем яростно целует другое запястье, задевая кожу зубами. — Я не позволю ему причинить тебе боль, — обещает он Оби-Вану, и, даже понимая, насколько по-детски наивно это звучит, грустно улыбается. Оби-Ван устало улыбается в ответ, обнимая засыпающего Энакина. Его голову он кладет на грудь ближе к себе. Он смотрит на свое правое запястье и задумывается: он познал мир и войну, он был свидетелем того, о чем никогда не знал. Теперь он был уверен: единственный человек, которого он мог бы по-настоящему назвать врагом, был тот, кто причинит Энакину боль. Итак, когда придет время, человек с именем… Он качает головой, отодвигая эту мысль на задний план. Кто он такой, чтобы пытаться изменить будущее? Когда на своих руках он держит спящего Энакина, и его ровное дыхание бьется в ритме собственного сердца Оби-Вана? Единственное, чего он хочет для Энакина, — это счастья. Он сделает для этого все, что угодно, не колеблясь, и ничего не требуя взамен. То, с какой нежностью Энакин смотрит на него и шепчет о своих чувствах на ухо Оби-Вану, — красота вне всякого сомнения. Оби-Ван не стал бы просить ни о чем другом.___________________________________
vi. Энакин Падение на колени перед Палпатином похоже на поражение. Через разбитое окно дует ветер, и Энакин понимает, что дрожит от холода. Он сжимает кулаки так сильно, что это причиняет боль, и слезы текут по его щекам, высыхая на холодном ветру. Он делает это ради Падме, напоминает он себе. Он делает это для нее, для единственного человека, которого он когда-либо так сильно любил. - А как же Оби-Ван? — спрашивает он себя и чуть не падает на пол при этой мысли, едва удерживая равновесие. Он знает, что он сильный; он знает, что сможет выкарабкаться и выйти победителем; и он знает, что сделает все возможное, чтобы спасти ее. Они будут вместе, в безопасности, и если ему придется перевернуть весь мир ради нее, он без колебаний сделает это. А Оби-Ван… Оби-Ван поймет. Он рассердится, но поймет. Ему потребуется время, но, в конце концов, он всегда прощает. Энакин ему все объяснит, и все будет в порядке. - Ты будешь известен как Дарт Вейдер, — говорит ему Палпатин, и Энакин ощущает новое чувство, которое он никогда не должен был испытывать – безысходность. Внутри становится пусто и холодно, беспомощность и неверие разрывают его сердце на части. Он смотрит на Палпатина, и во взгляде немой вопрос: почему, нет, никогда. Дарт Вейдер. Имя на запястье Оби-Вана, то, которое он целовал тысячу раз, то, от которого он обещал защитить Оби-Вана. И в этот момент он понимает, что Оби-Ван не поймет, не простит ему того, что он собирается сделать, никогда не позволит ему объясниться. А даже если случится чудо, все это уже не будет иметь значения. Вселенная все продумала идеально, и он бы посмеялся, да только дыра в груди, там, где должно быть сердце, не дает ему это сделать. По крайней мере, он все еще может спасти Падме. — Ты отправишься в Храм джедаев, — начинает Палпатин. Энакин до крови прикусывает язык и продолжает слушать.
___________________________________
vii. Оби-Ван Ступая в Храм джедаев, он думает, что это должно быть то, как ощущается смерть. Он преклоняет колени перед убитыми джедаями, учителями, рыцарями и падаванами. Не пощадили даже юнглингов. Он старается не упасть, прислонясь к одной из колонн, потому что не уверен, что сможет устоять на ногах. Убили всех. Бездумно, беспощадно и беспричинно. Зло это настолько непостижимое, что он не поверил бы своим глазам, если бы не чувствовал в своем сердце и душе, Силу, тихо напевающую песню безмерных потерь. — Кто мог сделать такое? — спрашивает он охрипшим голосом, но знать ответа не хочется. — Почему? Пугающую тишину нарушают медленные шаги Йоды — единственный звук, разносящийся эхом по пустым залам. Оби-Ван закрывает глаза. Прикрывая рот рукой, из него вырывается сдавленный всхлип. Обычные движения теперь кажутся самым трудной вещью, что ему когда-либо приходилось делать. Зачем? Как можно продолжать жить, если все, кого ты любишь, мертвы? — Не все, — говорит он себе. Если бы Энакин был мертв, он бы знал об этом. Энакин все еще там, и Оби-Ван тянется к нему, открывает себя, лихорадочно ищет свою родственную душу, просто чтобы знать, что с ним все в порядке. Связь с Энакином затуманена и странно отдаленна, но она есть, и Оби-Ван черпает из нее силы, чтобы взять себя в руки и идти за Йодой глубже в Храм. Энакин все еще жив, и он где-то там. Все еще есть надежда. Когда он включает голопроектор, он уверен, что увидит неуловимого лорда ситхов, безжалостного зачинщика войны и всех их страданий. Он не прислушивается к предупреждениям Йоды; тот уже знает, что произошло в Храме. Больнее уже быть не может. Запись начинается, показывая лицо Энакина, и сердце Оби-Вана замирает. То, что он видит, прожигает его изнутри. Лицо Энакина в слезах, но безэмоциональное, когда он убивает джедая, с которым тренировался, разговаривал, смеялся. Когда он убивает их всех, без пощады, без колебаний. Оби-Ван наблюдает, как заканчивается его собственная жизнь. Он думал, что смерть его Учителя много лет назад худшее, что могло с ним случиться. Когда Энакин падает на колени перед Лордом ситхов, трясясь от плача и называя того Мастером, Оби-Ван понимает, что до этого момента он еще не знал настоящей боли. Ты будешь известен как Дарт Вейдер, говорится в записи, и Оби-Ван отшатывается назад. Его правое запястье горит, и к нему прокрадывается мысль сжечь это имя, отрезать всю руку, чтобы ему больше никогда не пришлось смотреть на отметину, вспоминать о ней, думать и смотреть на правду. Он упирается спиной в стену, слезы неверия капают из его глаз, и он шепчет надрывающимся голосом: — Нет, нет, пожалуйста, нет, что угодно, кто угодно, только не он, пожалуйста… Но некому выслушать его мольбы, и трясущимися руками, которые он едва может контролировать, он выключает запись. — Пожалуйста, — умоляет он Йоду, пока сердце разрывается на кусочки. Он никогда не думал, что такое возможно. — Отправьте меня за этим Мастером, этим лордом ситхов. Пожалуйста, только не Энакин, не он, он никогда бы... Я не могу… я не верю... пожалуйста. Йода качает головой. — Убьют тебя. Слишком силен в Силе Мастер этот. Мне все равно, понимает Оби-Ван. Мне все равно. Я лучше умру, чем убью Энакина. — Мальчик, которого ты обучал, ушел. Остановлен этот ситх должен быть. Оби-Ван знает, что это неправда. Он все еще чувствует присутствие Энакина, далекое и напуганное, но это он. Но Йода прав. Он джедай. И это его обязанность перед Орденом. Он поговорит с Энакином, пытается убедить он себя. Он попросит его отступить. Как он сможет простить ему это преступление, он еще не знает. Но он попытается. Когда его взгляд падает на запястья, ему хочется рассмеяться от горя и злобы. В историях всегда говорилось, что имена на запястьях – это имена твоей родственной души и твоего врага. Но ни в одной из этих историй не говорилось, что это будет один и тот же человек: тот, кому он отдал свое сердце, и тот, кто разбил его на миллион кусков. Что это оставит глубокие раны, которые уже никогда не заживут. Никто не упоминал, что его родственная душа и его злейший враг будут одним и тем же человеком.___________________________________
viii. Оби-Ван Когда он прибывает на Мустафар, часть его с душераздирающей уверенностью понимает, что он не покинет планету живым. Он осознает это и знает, что там ему придется столкнуться с Энакином. Дарт Вейдер, напоминает он себе. Но он никак не может заставить себя разграничивать этих двух. Он знает, что встретится с Энакином, посмотрит ему в глаза, и спросит - почему. Он выкрикивает вопрос, и когда Энакин поворачивается, чтобы посмотреть на него холодным, отчаянным, и таким злым взглядом, Оби-Ван понимает, что не узнает его. — Что с тобой случилось? — спрашивает он, мягкость его голоса кажется странной даже для него самого. Он не задает другие вопросы, крутящиеся в его голове. Почему ты не сказал мне? Почему не поговорил со мной? Я бы помог тебе, Энакин. Я бы сделал все для тебя, если бы ты только доверился мне. Ты не обязан был этого делать. Должен быть другой путь. Энакин говорит ему, что джедаи ошибаются, и Оби-Ван вспоминает, как много лет назад Квай-Гон сказал ему то же самое. Энакин говорит, что это все было ради Падме, и Оби-Ван почти понимает. Почти. Но он не может забыть лица джедаев, убитых в Храме; будто все они сейчас смотрят на него, призывая к справедливости. Ситх должен быть повержен. Оби-Ван знает это. Он знает, кем стал Энакин, он видит это в его глазах. Но есть в них и что-то еще - страх и неуверенность - и хочется надеется, что вопреки всему, есть еще шанс спасти Энакина, помочь ему. В тот момент, когда их световые мечи сталкиваются друг с другом в смертоносной схватке, искрясь, он понимает, что проиграл. Как то он сказал Энакину, что у того есть выбор. Просто он никогда не думал, что его родственная душа, его лучший друг, его Энакин выберет путь, который уничтожит их обоих. Их бой — это жестокое отражение всех их совместных лет, тренировок, медитаций и дискуссий. Их связи в Силе, которую они всегда поддерживали друг с другом, потому что это было самой правильной вещью в мире. Никто не знает Оби-Вана лучше Энакина. Оби-Ван хотел бы, чтобы и обратная отдача была такой же, но когда он едва отразил очередной удар, он понимает, что, должно быть ошибся, и вселенная, похоже, тоже умеет ошибаться. Всегда ли так происходит? Он никогда никого не любил хотя бы наполовину так сильно, как Энакина. Кажется, целую жизнь назад Энакин пообещал, что никогда не позволит Дарту Вейдеру причинить ему боль. Энакин атакует, а Оби-Ван отступает, парирует, уклоняется, блокирует, отпрыгивает в сторону и оттягивает неизбежное; он держит Энакина на расстояние, но не может заставить себя поднять свой световой меч ни для чего, кроме как для защиты. Но, в конце концов, он должен это сделать. Когда его световой меч задевает Энакина, он задается вопросом, почему на его правом запястье не написано его собственного имени. Он испытывает к себе ненависть за то, что ему приходится сделать. Это то, к чему привела его жизнь: в конце концов, вся его любовь к Энакину не имеет значения. — Я ненавижу тебя! — Энакин кричит на него: злой, обиженный и преданный, и Оби-Вану хочется упасть на колени, прижать Энакина к себе и плакать, плакать и извиняться за то, что он не смог помочь. — Я любил тебя, — говорит он коротко и ясно, как всегда. В его словах нет гнева, нет обиды, только печаль, когда он сталкивается с ненавистью Энакина, но он все еще не может ответить ничем, кроме любви. — Я любил тебя, но не смог спасти. Энакин смотрит на него, отчаянно цепляясь за что-то, пытаясь удержаться от падения в лаву, выражение его лица не меняется. — Прости меня, — шепчет Оби-Ван, отворачиваясь. Ему невыносимо смотреть, что будет дальше. Да, он сильный, но этого он выдержать не сможет. Голос Йоды эхом отдается в его голове. Уничтожен, ситх должен быть. Я не убью Энакина. Он вспоминает, как раньше спрашивал Силу, для чего он был предназначен. Вечная печаль, мягко ответила она ему. Он никогда по-настоящему не понимал значения этих слов. Зато понимает сейчас.___________________________________
ix. Оби-Ван Он не чувствует покоя. Когда он смотрит на Люка, он улыбается, хотя больше не испытывает радости. Он думает, что если бы Падме была жива, она бы очень гордилась своим сыном, таким же добрым и смелым, какой всегда была она. Энакин тоже был бы горд, но Оби-Ван не хочет думать об Энакине. Хотя он понимает, что должен. Он точно знает, что ему нужно сделать. Когда они вступают на Звезду Смерти, он раскрывает свое присутствие. Оби-Ван тянется к их связи, которая до сих пор еще не разорвана, и зовет Энакина, довольно тихо, но достаточно, чтобы тот услышал. И ждет. Когда он дотрагивается до Энакина в Силе, он вздрагивает; Дарт Вейдер ощущается холодным и незнакомым, но Оби-Ван знает, что ему нужно снова встретиться с ним лицом к лицу. Чтобы Люк сбежал. И для себя обрести покой. Когда Энакин приближается к нему, его световой меч — такой красный, такой неправильный — уже горит своим пламенем. Ноющая боль в груди Оби-Вана вновь возвращается, словно открытая рана, полученная много лет назад. Он не совсем уверен, что у него хватит сил. Но он должен. Чувство вины переполняет его, оседая глубоко внутри. Это самое тяжелое бремя, которое когда-либо ему приходилось нести. Атаки Энакина такие же яростные и упорные, как и на Мустафаре, а защита Оби-Вана все такая же сильная, но они оба уже знают, чем это закончится. Похоже, это всегда должно было закончиться именно так. Он позволит Энакину выиграть бой. Но Энакину не убить Оби-Вана; Оби-Ван давно уже умер на Мустафаре. И Энакин тоже умер там. — Ты стал старым и слабым, — говорит Дарт Вейдер; его голос такой же грубый и искалеченный, как и имя, написанное на запястье Оби-Вана. — Это не сравнится с тем, кем стал ты, — думает Оби-Ван, но не произносит этого вслух. Вместо этого он подносит свой световой меч к лицу - старый знак уважения – и закрывает глаза, улыбаясь устало и грустно. Вейдер наносит ему удар. К тому времени, когда Вейдер опускает свой световой меч рядом с собой, Оби-Вана уже нет.___________________________________
x. Энакин Люк помогает ему снять маску, ненавистную вещь, которая поддерживала в нем жизнь, когда жить было уже не для чего. Энакин несколько удивлен, осознав, что не думает о том, что могло бы быть. Он даже не думает о своих прошлых ошибках. Он не может повернуть время вспять. Ничего не прощается, ничего не забывается, но в нем, в конце концов, было и хорошее, и он улыбается Люку. Он спас жизнь своему сыну, а сын спас его. Красивый конец, если подумать. Он говорит Люку оставить его, чувствуя, как искра собственной жизни угасает, и его это устраивает. Все заканчивается. Когда он чувствует знакомое присутствие, которое, как ему казалось, он больше никогда не сможет ощутить, он думает, что, должно быть, спит. Призрачное прикосновение губ ко лбу, и он понимает, что это не так. — Ты сделал это, — шепчет ему призрак Силы Оби-Вана, и Энакин чувствует, как его сердце бьется быстрее. Будто единственное, в чем он когда-либо нуждался — это снова услышать его голос, увидеть его теплую улыбку. — Я так горжусь тобой. — Прости, — думает Энакин, и по его щекам катятся слезы. — Мне очень жаль, мой друг, мой самый мудрый и дорогой друг. Прости меня. Оби-Ван протягивает ему руку, гордо улыбаясь своей лучезарной улыбкой. — Позволь мне показать тебе дорогу. Энакин берет его за руку, и все вокруг начинает кружиться. Он этого не ожидал. Он одновременно везде, и в то же время нигде, и, кажется, будто он исчезает. Его тело превращается в планеты, а сердце становится звездой, но что-то тянет его назад. Трудно понято, что это, но он знает, что так и должно быть, поэтому он позволяет Силе поглотить себя, но не теряя себя в ней. Сила обнимает его и приветствует, как старого друга. Он подвешен где-то вне времени и пространства, он — планеты, звезды и галактики, но он также Энакин Скайуокер, и Сила очищает его душу, пока он вновь не становиться самим собой. Он чувствует других где-то вдалеке, но фигура, которая медленно материализуется из света и звездной пыли прямо перед ним, ярко улыбается. Он знает, кто это. Узнает где угодно, в любой жизни, в любой вселенной. Он моргает, и вот они рядом: Оби-Ван и Энакин стоят вместе и смотрят друг на друга. — Я так рад снова тебя видеть, — говорит ему Оби-Ван с мягким и любящим выражением лица, и из всего, что Энакин когда-либо делал, больше всего он сожалеет о том, что обидел Оби-Вана. Оби-Ван был слишком прекрасен, чтобы страдать. Но сейчас он здесь, улыбается, одаривая теплый и дружелюбной улыбкой, и Энакин бросается в его объятия, крепко обнимая. Да, они не совсем из плоти и крови, но Сила позволяет им пережить этот момент. Энакин наклоняется, берет лицо Оби-Вана в свои руки, глаза их встречаются, а сердца бьются в унисон, и он хочет сказать ему так много вещей, что не знает, с чего начать. Оби-Ван все еще улыбается. — Я знаю, Энакин. Я знаю. Все нормально. Они едины с Силой и едины друг с другом, и наконец-то это кажется правильным. Энакин что-то помнит. Его взгляд падает на запястья, и он с любопытством разглядывает их. Сила вернула его, и, наконец, он узнает… Но на них нет имен, только следы ожогов, которые он до сих пор так хорошо помнит. Оби-Ван берет его руки в свои, и, когда Энакин озадаченно смотрит на него, улыбается. И в этой улыбке, в конце концов, Энакин находит правду, которую искал.