я хочу поцеловать твое глупое лицо

— А как думаешь, звезды тоже загадывают желания, когда люди падают? — У меня нет знакомых звезд, но я подозреваю, что да. — Хочу познакомиться с звёздами, — произносит брюнет и переворачивается на живот, чтобы встретиться глазами с Антоном, — если люди так восхищаются звёздами, то, наверное, они интересные собеседники, — Арсений хмурит брови и смотрит вверх, — хотя… Это же просто огромные камни, которые каким-то образом светятся, кстати, интересно почему… А потом в августе ночью мы лежим на поле и смотрим на эти громадины, — Арсений вновь ложится на спину и смотрит на небосклон. Все это время Антон словно зачарованный смотрел на юношу и в который раз блуждал по наизусть выученным вдоль и поперёк чертам лица, пока сигарета, зажатая в пальцах Шастуна, медленно тлела. А ведь вправду — сейчас они с Поповым лежат и смотрят на эти, цитируя Маяковского, плевочки, называемые жемчужиной, и действительно радуются тому, что они именно здесь, именно Антон и Арсений, а не кто-либо другой, именно на этом бескрайнем темном поле, в котором наверняка море клещей. Попов вновь приподнимается на локтях, забирает сигарету у Шастуна под его возмущённое «Эй!» и делает затяжку, после которой сразу раскашливается. — Никогда не пойму в чем фишка курения, — Арсений не отдает сигарету своему хозяину, а тушит ее о траву и оставляет там же, намереваясь ее выкинуть при ближайшей остановке у какого-либо заведения, — да и в принципе зачем люди курят… Пустая трата денег — вот представь, что бы ты мог купить за все те деньги, которые потратил на эти вот твои сигареты, — он зевает и прикрывает глаза. — Не пора ли нам идти домой? — переводит Антон тему и, вслед за Арсением, тоже зевает и приподнимается, разлохматив свои волосы ладонью. — Неа, — отрицательно машет головой юноша, — пошли купаться. Я хочу купаться. Очень, — иногда (всегда) Шастуну кажется, что Арсений — шестилетний ребенок, захвативший тело подростка. — Но у нас нет сменной одежды, как мы мокрые-то домой пойдем, заболеем еще… — Ой, зануда, пошли уже, — он поднимается с земли, брезгливо отряхивает задницу от якобы прилипшей травы и хватает за предплечье Антона, устремляясь в сторону речки.

***

Иногда у Антона возникают странные мысли. К примеру, запеть оперным голосом в классе посреди урока или поймать воробья, чтобы подарить его Оксане, а та в ответ закричала что-то типа «Ты ебанутый?!». Но ни одна мысль по своей ебанутости и странности не сравнится с этой. Иногда, смотря на Арсения, он хочет обхватить его туловище со всех сторон и поцеловать его. В губы. По-настоящему. По-взрослому. Кажется, Шастуну нужно лечиться. Когда он курил за школой, Макар гневно говорил про какого-то девятиклассника-челкаря с серьгой в ухе, называя его «педиком». Антон посмеялся над этим, но мысленно задумался: в чем дело насмехаться над тем, кто выглядит так, как хочет, тем более предписывая ориентацию? Типа ты свечку держал или сам с ним трахался? Это очень странно. Но Шастун не думал, что сам относится к представителем нетрадиционной ориентации. Ему нравились Нинка и Ирка, с которой он, на минуточку, встречается сейчас. А тут вдруг появляется Арсений, который вроде бы и был рядом всегда, такой весь яркий и ебанутый (в хорошем смысле, естественно), еще и флиртующий с каждым столбом. Естественно — Шастун не исключение. Наверное сам Попов об этом даже не подозревает, но пред чарами великолепного графа Арсения Поповского еще не устоял никто. По крайней мере, так думает Антон, который уже второй год — с восьмого класса — смотрит на того глазами-сердечками. А Арсенька все флиртует и флиртует. Сверкает своей лучезарной улыбкой и убегает по своим графским делам. Сейчас, при тусклом свете звездочек на небе, Попов тащит его за предплечье на речку. У Антона такое ощущение, будто после Арсеньевского касания у него появится ожог. Пока тот все также, радостно болтая о какой-то чуши, подскоком стремился туда, где виднелись верхушки рогоза и слышалось квакание лягушек, Шастун его болтовню различал с трудом сквозь шум биения его сердца, смотря лишь на место прикосновения Арсеньевской ладони и его предплечья. Вроде хочется отбросить его руку, а вроде хочется оставить ее там навсегда, прилепиться в принципе всем своим телом, слепиться как макароны и остаться здесь навечно. — Антошка, а, Антошка, — Антон приходит в себя из-за обращения Попова к нему, — ты меня слушаешь вообще? — Аэ… — Шастун пытается сфокусироваться на речи Арсения, а не на том, что тот начал постукивать пальцами по его руке как на фортепиано, — конечно! Арсений с лисьим прищуром взглянул на Антона, а в следующую секунду, как ни в чем не бывало продолжил говорить: — Ну вот, потом я съел эту собаку, — Глаза Шастуна комично округлились, и, увидев это, Попов рассмеялся так громко, что скорее всего его смех разбудил ближайшие дома, — я так и знал, что ты меня не слушал! — Какую собаку? — у Антона до сих пор на лице было написано полное непонимание, что побудило Арсения рассмеяться еще сильнее. — Да успокойся не ел я никакую собаку, — говорит Попов, — мы пришли! Действительно: свет луны расплывчатой тенью лежал на темной глади водоема. Вдали мама-утка повела гулять своих детишек-утят, выводя их из камышей гордым строем. На другом берегу виднелся красный заржавевший мусорный бак — достопримечательность номер один в деревне, редкие фуры едут в город… Смотря на эту красоту, Шастун жалеет, что лето не круглый год, что он живет не в деревне, что он не может проводить каждый миг своей жизни тут, с Арсением. Антон поворачивает голову, чтобы взглянуть на парня, но, сделав это, думает, что зря. Если раньше Шастун не мог понять красивый ли Попов лично для него, то сейчас он точно понимает, что Арсений — самый красивый человек в мире. В светлых глазах, которые так завороженно рассматривают вид, отражаются звезды и полная луна, в густых черных волосах застрял какой-то листик, по всему лицу рассыпались родинки и веснушки. Он точно ненастоящий. Смотря на это чудо под названием Арсений, Шастун невольно выдал: — Ты очень красивый, — Антон мысленно драматично хлопнул себя по лбу. Попов поворачивается к парню и смотрит этим бездонным невинным взглядом светлых глаз прямо в затягивающий, будто болото, взгляд Шастуна. Кажется, понятие «время» перестало существовать: ощущение, что в мире нет ничего и никого, кроме них самих, таких юных и беззаботных, искренних и эмпатичных. Антон не знает, сколько времени прошло, пока они тонули друг в друге, пока Арсений не сказал: — Ты… Ты тоже очень красивый, — кажется, его щеки покрылись легким румянцем, но скорее всего это надумал себе Шастун. В свою очередь, сердце Антона будто начало биться еще сильнее. А что говорить то?.. Они вновь стоят в тишине. «Насколько будет глупо поцеловать его сейчас?» — думает Антон. Ну, по крайней мере, можно обусловить этот импульсивный порыв и в принципе влюбленность чувства к Арсению бущующими гормонами в крови, так ведь? Ну если хочется, значит надо, верно? Ладно. Не попробуем — не попробуем. Антон цепляет Попова за подбородок, разворачивает к себе и быстро прижимается к его губам, оставляя целомудренный поцелуй. Он зажмурил глаза, чтобы не увидеть отвращения на лице Арсения от него, но поймите — единственное, что хотел Шастун — это поцеловать брюнета, и этому желанию невозможно противостоять. Скорее всего Антону вмажут по лицу, но сейчас этот нелепый странный поцелуй кажется таким… правильным? Когда воздух заканчивается, а губы Арсения не совершают никаких движений, Шастун отстраняется, открывая глаза и надеясь, что ему не влетит из-за этого. Но, полностью их разлепив, Антон не видит кулака рядом со своим лицом или отвращения у Арсения. По нему лишь отчетливо читается выражения ахуя. Обрадовавшись этим крошечным успехам, Шастун с улыбкой разворачивается к реке и устремляет взгляд в небо, представляя вид Попову, будто его сердце сейчас не выпрыгнет из грудной клетки. Он делает вид, что тишина, повисшая в воздухе, нисколько его не напрягает. Антон мог думать только о том, как будут развиваться события дальше. Самое банальное — это сказать, что он проспорил, но, зная Арсения, он лишь рассмеется его в лицо на это глупое оправдание. Ну… Это, наверное, все, что смог придумать мозг Антона. Хотя и что-то еще придумать ему не дали — на шею легла теплая ладонь, разворачивая к себе, другая — на Антонову щеку. Шастун поймал взгляд голубо-серых глаз, перед тем как к его губам прижались другие. Антон нихуево так прихуел. Арсений, будто торопясь, неопытно посасывает его верхнюю губу и одновременно мнет кудряшки Шастуна на затылке. Так вот, Антон до сих пор в ахуе. Он ожидал чего угодно, но не того, что Попов поцелует его. Шастун боится, что это не по-настоящему, поэтому целует его в ответ, всеми силами цепляясь за эту реальную нереальность. Он робко цепляется пальцами за узкую Арсеньеву талию, потихоньку смыкая руки за поясницей. Кто не понял, Антон до сих пор в ахуе. Они сталкиваются зубами, Арсений царапает шею Шастуна своими не короткими ногтями, руки Антона спускаются все ниже и ниже. Как же это ему, блин, нравится. Ирке нравится сосаться с языком, может и Арсеньке нравится? Хотя он не девчонка… Ладно, не попробуем — не попробуем. Антон обводит языком зубы Попова, покрытые пластинкой, наслаждаясь сдавленным стоном от Арсения. Воздух опять заканчивается, но Шастун готов умереть от нехватки воздуха, лишь бы продолжить целовать Арсения. Ну ладно, может быть ему еще удастся прикоснуться к его губам своими, тем более он слишком молод, чтобы умирать. Отстраняясь, они ловят взгляд друг друга. Кажется, Антон даже может сказать, что у Арсения он такой же влюбленный, как у него самого (по словам Димки, который как всегда все знал). Шастун не убирает руки с талии Попова, а тот, в свою очередь, не перестает перебирать Антоновы волосы. — Я хочу встречаться с тобой, — нисколько не стесняясь говорит Арсений. — Это взаимно. — Мы больные. — Я готов быть больным с тобой. — Ты ебнутый. — Сам такой. — Что нам теперь делать? — спрашивает Арсений. — Может быть поцеловаться еще раз?