Рождение человека

Жади сидела на огромной кровати, сжавшись в комок. «Мама, мамочка, зачем ты ушла, как же мне плохо без тебя! Зачем ты оставила меня одну…». Она вспомнила рассказы Сальвы о Марокко, уверения безвременно ушедшей матери в том, что вернувшись на историческую родину дочь окажется дома… Это оказалось ложью. Всё здесь было для Жади чужим. И обветшалый снаружи дом с двором-колодцем, прилепленный к ещё одному, подобному строению, и решётки на окнах, словно в камере, шум ослов и призывы муэдзина. И люди были чужими, непонятными. Она вспомнила пощёчину, полученную от дяди Али, и в душе взметнулась ненависть. Даже к навязанному мужу ненависть не была такой яркой. Дядя отправил её в эту тюрьму, а Саид — просто стражник, выполняющий свою работу. Она вспомнила гнев мужа после их первой брачной ночи. Рашид был зол, разочарован и так благороден… Но зачем ей его благородство? Лучше быстрая смерть, чем бесконечные дни, наполненные тоской по несбывшемуся. Каждый вечер Саид по-хозяйски прижимал жену к себе, начинал целовать, но это было так противно, так омерзительно. От мужа пахло бахуром, восточными специями и, почему-то, ослиной мочой. Или ей просто так казалось? Жади начинало тошнить от его горячих губ, настойчивых ласк. Словно услышав голос мужа — «хабиба» — она схватила первую попавшуюся под руку вазу и запустила ей в стену, выскочила во двор, вздохнула… На секунду ей показалось, что она почувствовала запах цветущей жакаранды и океана, приправленный свежими нотками яркого аромата маракуйи, любимого фрукта мамы… Слёзы опять потекли из глаз — это был запах дома, родной Бразилии, где жил её любимый Лукас, в чьих руках ей хотелось петь и смеяться, чьи поцелуи дарили радость и счастье… Но он тоже предал её, как мама, как дядя Али. Лучше бы умереть вместе с мамой. Но ведь она жива! Ей вспомнилась притча о двух лягушках в кувшине молока. Почему она должна смириться? Ведь у неё была мечта — стать детским врачом, муж, вроде бы, даже пообещал, но потом вместе с дядюшкой Абдулом растоптали её, разорвали в клочья. Зачем она в Фесе? Отсюда надо бежать. Бежать от этого знойного солнца летом, пронизывающего, холодного зимнего ветра, от пыльных весенних бурь. В Жади поднималась волна злой гордости: «Я сильная, я смогу». В голове понемногу начал складываться хитрый план, она, вздохнув, взяла в руки метлу и отправилась уничтожать следы устроенного погрома. Войдя в свой дом, Саид был приятно удивлён. Комната была чистой, хотя из кухни доносился запах подгоревшего мяса. -Жади, что ты опять сожгла? -Саид, я хотела приготовить ужин, но потерпела очередную неудачу. Что это с ней? Саид оглядел покорную фигуру жены, на покрасневшие глаза. Неужели она начинает принимать его? Хвала Аллаху! — Саид, я совсем не умею готовить, мама не успела многому меня научить. - Жади, не зря дядя Абдул говорит, что жизнь на Западе накладывает отпечаток на наших женщина. В Марокко любая девушка умеет готовить, но я верю, ты справишься, моя сестра Назира всегда готова тебе помочь. «Конечно, справлюсь, только мне нужна относительная свобода» — подумала про себя Жади, а вслух произнесла: — Но твоя сестра не любит меня, Саид. Не возражай, это так, хотя и признаю, что для этого есть причины. Мне нелегко принять то, что случилось в моей жизни за короткое время. Постарайся понять, мне нужно время, чтобы привыкнуть. Позволь учиться у Зорайде. — Конечно, Жади. Но я пока не верю тебе. Будь всегда на глазах сида Али и женщин его дома, к моему приходу у нас должно быть чисто. Никогда не забывай одевать платок. И выкини, наконец, джинсы, которые хранятся в твоём шкафу. Моя жена никогда не будет носить подобную одежду. — ринулся отвоёвывать свои позиции Саид. — Саид, это единственная вещь, оставшаяся у меня от прошлой жизни, она дорога мне, как память, — тихо произнесла Жади. — Тебе не нужна эта память, — решительно произнёс Рашид, пристально глядя на жену, намекая, конечно, не только на одежду. Она, чуть помедлив, опустив взгляд, тихо ответила: — Как скажешь, Саид. Но довольный Рашид, празднуя первую маленькую победу, одержанную им, не заметил презрительно-брезгливой гримасы, промелькнувшей на лице жены. 12 лет спустя. Жади сидела в гамаке на веранде своего небольшого, но уютного домика в Сальвадоре. Она любила Баию. «Город святого Спасителя на заливе всех святых, — усмехнулась она, — я, конечно, не святая, но этот город меня спас». Она, конечно, прекрасно помнила свой ужас и растерянность, попав сюда. Стервятники, ждущие своего обеда — первое, что она увидела, выйдя из аэропорта. — Ой, птичка! Жади, пусть она тебя пометит, счастья будет — вагон! — крикнула ей тогда Галия. …Галия… Как марокканская мятежница была благодарна этой женщине. Встреча с ней — мактуб, судьба. Они случайно столкнулись на медине Феса. К тому времени Жади уже два месяца изображала покорную, смирившуюся с судьбой женщину, старательно пряча горящий в глазах мятежный огонь. Племянница Али выбирала очередной платок, когда услышала: — Карамба! Мерда! Плохой товар у тебя, бабака! Бразильское ругательство ласкало слух Жади, как самая лучшая музыка. Она застыла, глядя на красивую, уверенную в себе женщину, похожую на туристку и местную женщину одновременно. — Извините, — отмерев произнесла она, — в этой лавке, действительно, очень плохой товар. Могу показать вам лавку сида Селима… — И сколько ты за это срубишь бабосиков? — услышала она в ответ. Жади отвернулась, и пошла прочь, но была остановлена сильной рукой. Они познакомились. Галия была танцовщицей. Вместе с довольно большой группой она гастролировала по разным странам, давая в отелях зажигательные концерты для постояльцев. Жади сама не заметила, как выложила новой знакомой свою историю. — Вот козлы! И дядька твой, и муженёк! — возмутилась та. - Эх, попались бы они моей мамке в руки, живыми не уползли. Как Жади поняла, мать Галии была родом из загадочной и страшной страны СССР, где стадами бродили козлы и мерзавцы, а с неба, вместо дождя, падали куски льда, как из холодильника. Матушка приехала из какой-то «дыры мира» в столицу, проработала год на стройке, но умудрилась поступить в шайтанову Лумумбу, где собиралась писать диссертацию, начитавшись глупых книжек чудака Жоржи Амаду. Дальше Жади поняла только, что в общаге (знать бы ещё, что это такое), бывшая малярша нашла бразильского осла, повёрнутого на Льве Толстом и определила его в стойло. Осёл подумал было сбежать, но матушка Галии не из таких, получил по рогам и отбыл на родину в компании жены и новорождённой дочки Гальки. А вообще, родители живут хорошо, оба в неизвестной Жади стране — Зазеркалье, а вот Галие господь забыл отсыпать мозгов, да и таланту хватает только по гостиницам выступать, не изображать же крайнего справа лебедя в шестом ряду. От матери она переняла умение общаться с баранами и рогатыми ослами: — Знаешь, скольким животным я рога поотшибала? Один раз чуть не прирезали, но ничего, выбралась. А ты не будь овцой, иначе попадёшь, как кур в ощип. Не дрейфь, прорвёмся! Они ещё несколько раз встречались, Галия строила планы, один безумнее другого, а потом сунула Жади в руки пузырёк с бесцветной жидкостью, поведав, сколько капель надо добавить козлу в чай, чтоб не бодался, но не скопытился. — Жади, ты похудела. Тебя что-то тревожит? — сид Али развалился на диване, посасывая трубку кальяна. — Нет, дядя, — тихо произнесла Жади, опуская глаза. — Саид доволен тобой, говорит, ты стала хорошей женой, но я вижу — он тоже неспокоен. Довольна ли ты своим браком? — Да, дядя, — ещё печальнее произнесла молодая женщина. — Девочка, признайся, что не так, мы же видим, что-то происходит — начала упрашивать сердобольная Зорайде. Врать этой замечательно доброй женщине было трудно, но, сделав усилие, выдавив слезу, авантюристка чуть слышно прошептала: — Дядя, Зорайде, а Саид не собирается брать вторую жену? Может, Карима что-то слышала на медине? — Жади, откуда такие мысли, что же случилось? — Он не любит меня! Аллах! Я умру бесплодной! Муж уже два месяца не… дядя, я не могу этого сказать, — вполне натурально рыдая она бросилась на колени возле дивана, обнимая ноги шейха. Когда коварная Галия рассказала впервые о своём плане, Жади даже стало жаль Саида. Но услышала «с шакалами жить, по шакальи выть. Тебя эти козлы жалели?». И решилась. Саид был призван в дом Али. Туда же явился и Абдул. Около года продолжались разбирательства. Дядя Жади настаивал на посещении зятем врача, семейство Рашидов боялось огласки. Жади дурнела и худела, а когда взвинченный мыслями об импотенции Саид поднял на неё руку, даже Али признал необходимость развода. Видеть свою кровь бесплодной он не желал. Но когда он начал присматриваться к новым женихам, Жади, прихватив махр и свои документы из сейфа дяди, пропала. Найти её след оказалось невозможным делом. Жади Рашид из Марокко не выезжала. Откуда Али было знать, что племянница сбежала по паспорту одной из танцовщиц, сделав искусный грим. Всё совпало на удивление удачно — Галию и часть её группы пригласили в Бразилию, в Баию, работать в шикарнейшем отеле Fasano. Но и в Бразилии Жади ждали удары судьбы. Конечно, первым делом она бросилась в Рио, чтобы в многомиллионном городе, чуть ли не сразу по приезду, увидеть Лукаса. С Маизой. Сначала она не поверила что вот эта женщина, с брезгливым выражением красивого лица, стала женой её любимого. На лицах молодожёнов не было того неуловимого света, который так заметен при взгляде на недавно поженившихся людей. Лукас и Маиза были похожи на проживших вместе лет тридцать супругов, у которых на завтрак яичница, на обед мокека из подпорченной рыбы, на ужин таблетка снотворного и уютная, но одинокая постель. В тот день она последний раз плакала на плече Галии, увязавшейся с ней в Рио, под недовольное шипение: «Чего ревёшь из-за штанов, ещё один козёл, они ж не могут без хозяйки, перешагнула и пошла дальше». Гражданство Бразилии за Жади сохранилось, она сменила имя, став Жоанной Гомес. Галия фамилию одобрила. «Ведь гомес — это человек, а не половая тряпка, о которую ноги вытирают. А раз человек, то вперёд, к своей цели». Со свойственной ей одержимостью Жади принялась навёрстывать упущенное. Днём училась, восполняя недостатки образования, вечером, отбросив предрассудки, угрызения совести, и блеющий в голове голос дяди Абдула «харам, харам», выступала вместе с группой перед богатыми постояльцами отеля. В редкие часы отдыха её преследовал во сне дядя Али с плетью в руке, и Саид с арабским кривым ножом. Она не решалась увидеться даже с Латифой, переехавшей с мужем в Бразилию. Раз в год она отправляла письмо без адреса в Марокко, Зорайде: «Я жива, у меня всё хорошо». Письмо обычно отправлял кто-то из знакомых Жади, путешествующих по миру, чтобы на нём не было бразильского штампа. Молодая женщина с трудом поступила на медицинский факультет федерального университета Баии, потратив остатки своего махра, но, постепенно, стала одной из лучших студенток, получив, по окончании, предложение остаться работать при кафедре. А сегодня профессор Гонсалес, её шеф, пригласил Жади на конференцию по вопросу заболеваний детей, рождённых с помощью ЭКО. Она ещё не знала, что впереди будет встреча с чудаковатым Альбиери, его слова на ужине в ресторане, где она оказалась со своим шефом и новым знакомым: «а это сын моих друзей, Лукас», отчаянно-удивлённый взгляд любимых глаз и тихое «Жади!». Ноющее от боли сердце, разрывающееся от нерастраченной любви и своё холодное «Вы ошиблись». Тайные, пронизанные болью свидания, столкновение с Маизой, понявшей, что этот роман мужа отличается от череды предыдущих похождений. Но что могла противопоставить богатая бездельница, способная лишь покупать очередную безделушку в ответ на измену супруга, сильной и уверенной в себе женщине? Впрочем, затем они будут сохранять нейтралитет, ведь Жади грудью встанет на защиту права Маизы жить с дочерью, когда Лукас, узнав о её беременности и решении растить ребёнка в одиночестве, всё-таки решился на развод, а Леонидас, поняв, что уговорить сына изменить решение не получится, задумает, подогреваемый Далвой, отсудить у бывшей невестки внучку. Девочка будет расти на два дома, уверенная в любви обоих родителей, восхищаясь мачехой и с осторожностью приглядываться к будущему отчиму. Не знала она и о секретных встречах с Зорайде и Латифой, о чувстве облегчения, испытанным ей при известии, что Саид счастливый обладатель трёх жен и кучи ребятишек, об открытой ей, с помощью Лукаса сети детских клиник… Всё это она смогла, потому что из Жади эль-Адиб родилась Джоанна Гомес.