Чёрный день календаря

Майк сидел на пороге ресторана, вытирая лицо от капель крови и томатного сока. Никакой психолог не смог бы залатать ему душевную рану, нанесённую этим днём. Всё должно было пройти тихо и мирно несмотря на старания отчима, что всё ещё мнил себя крутейшим комиком и знатоком детской психологии — его активность всегда приводила исключительно к неловким ситуациям и не заставляла Майка краснеть только потому, что вампиры этого не умеют. Этот день исключением не стал, но всё остальное… Чёрт бы побрал этих героев, что быстро превратили дружескую заварушку в серьёзное кровопролитие («Еда пропадает, да?» — допытывался отчим, считая это отличной шуткой), постепенно переросшее в спиритический сеанс. Где-то на этом моменте побитый и расстроенный Маковски окончательно забил на праздник, попрощался с остатками гостей и ушёл сидеть на лестницу, не дождавшись конца кукольного спектакля. На сегодня с него шоу определённо хватит. Похлопывание по плечу не сразу привело вампира в чувство — помогли настойчивые удары и ничем не перебиваемое амбре от дешёвых сигарет и отвратительного кофе. В сердцах захотелось послать Генриетту, которая принимала активное участие в порче праздника и пришла, очевидно, добить своего врага, и Майк даже гневно развернулся, но так и замер с глупо открытым ртом. Пит был несколько взвинчен от долгого ожидания реакции и нахождения в таком отвратительном по меркам готов месте, как Каса Бонита, но оставался достаточно спокойным, чтобы просто перестать колотить чужое плечо и безо всяких церемоний сесть рядом. Маковски хотел было сказать, что ступени холодные, но отмахнулся от этой мысли — это он не привык морозить задницу, а Пит профессионально закалялся в любую погоду на пожарной лестнице, приближая не только рак лёгких, но и, видимо, простатит. — Чего не празднуешь? — завёл неожиданно светскую беседу Тельман, относительно учтиво глядя в глаза в ожидании чисто формального ответа. — Нет настроения, но я рад, что ты всё-таки пришёл, — это почти не было ложью. Майк действительно был рад видеть Пита и приглашал его на праздник, но тот вестимо отказался, насмешливо выдув струйку дыма прямо в лицо, сопроводив её словом «нет», и все готы в тот день одобрительно заулыбались. Но он всё-таки был здесь несмотря на откровенную неприязнь к вампирам, конформистам и вампирам-конформистам. — Что, тебе подарили вместо новеньких клыков осиновый кол? — Тельман криво усмехнулся, вытягивая из кармана пачку сигарет. — Спички детям не игрушка, априори, — бесцветно обронил Майк, вновь теряя интерес к происходящему. Радость встречи была недолгой — отвратительное настроение всё равно брало верх. — Про зажигалки взрослые такую чушь не пороли, — парировал Пит. — Так что случилось? Окинув гота тоскливым взглядом, Маковски всё-таки пересказал прошедший день и тяжело вздохнул, тут же закашлявшись от дыма. Рассказ почти уместился в одну мерзкую сигарету — такой же короткий и разрушающий здоровье. — Будет ещё сотня неудачных дней рождения, у вампиров же долгая жизнь, — Пит похлопал его по уже откровенно болящему плечу и улыбнулся настолько ласково, насколько вообще могли улыбаться готы своим идеологическим врагам. На самом деле где-то очень глубоко в душе и под своей почти эмовской чёлкой Пит был славным и чутким парнем, умеющим говорить подходящие слова. Может, они не звучали таковыми, но непременно находили в людях отклик, и на душе делалось чуть менее гадко, даже если Тельман желал собеседникам ровно обратного. В конце концов сейчас он действительно сидел здесь ради Майка и даже интересовался, почему тот невесел в день, которого так ждал. — Похоже день рождения всё-таки грустный праздник, априори, — покачал головой Майк. Ему слишком охотно верилось, что из года в год будет только хуже, и даже захотелось покурить, чтобы сократить число ужасных дней. Как-то так, наверно, и становились готами. — Жизнь вообще боль, — со знанием дела кивнул Пит. — Так что пошли допортим день остальным, потому что болью нужно делиться, — Тельман поднялся, протягивая Майку руку. — Я не хочу делать хуже, чем есть, — идти никуда не хотелось, и уж тем более делать гадости, но Маковски взялся за предложенную руку и поднялся с насиженного места, только теперь ощутив, как у него затекли от вселенской печали ноги. — Там Генриетта спуталась с каким-то придурком с вопросом на голове и в трусах, и надо бы разрушить сладкой парочке планы так же, как они методично разносили кафе, — весело фыркнул Пит, уже слышавший версию произошедшего от подруги. — Но это первая часть подарка, вторая — вот, — достав из кармана небольшую коробочку, гот отдал её Маковски. — Только не открывай её, пока день не будет испорчен окончательно. Майк искренне улыбнулся, наблюдая за тем, как медленно, но верно краснеет Пит в тон собственным волосам. Гот улыбался, продолжая вести его на разборки, что непременно кончатся очередной дракой стенка на стенку. — Уж ты-то проследишь за этим, да? — бодро усмехнулся Майк, с интересом оглаживая идеально чёрную коробочку пальцем, даже не догадываясь, чего ждать от содержимого на самом деле — в конце концов она могла быть пустой, как вся их предстоящая жизнь, и это было бы чертовски романтично. Пит только кивнул в ответ, крепче сжав его руку. Вереница предстоящих дней рождения переставала казаться такой ужасной, если все они будут кончаться похожим образом. Если Пит решит испортить ему всю жизнь — он не будет против, даже если тот заделается психологом или пристрастится к наитупейшим каламбурам.