The nameless story

слеш можно разглядеть, пожалуй, при желании. Ветер размышляет, а Мирай ни о чем не подозревает. Мариону всегда было…любопытно. И наблюдая за сидящим у окна с очередной книгой в руках Мираем, он понимал, что за прошедшие два года это любопытство ничуть не поубавилось. Хотя будь проблема лишь в нем, то вряд ли он бы вообще стал над этим задумываться. Тем более так долго ломая голову. Мирай умел удивить. Словами, действиями — неважно. Важнее была реакция, вызываемая несносным чародеем. В такие моменты Марион испытывал гораздо больше чувств помимо обычного или не очень интереса. Как раз в этом и крылся корень проблемы. До сих пор с теплотой Марион вспоминал праздник солнцестояния. Цветастые наряды разгуливающих по украшенным улицам горожан, задорные песни, перекрывающие общий гомон толпы, насыщенные запахи традиционных блюд, от остроты которых щипало глаза и нос. Веселые пляски уличных танцоров, каждое движение которых из-за длинных многослойных рукавов и подолов ярко-оранжевых одежд казалось огненными всполохами. Все это создавало незабываемую атмосферу, ни с чем не сравнимую. У Мариона было достаточно хороших воспоминаний, связанных с городом Саньже, однако некоторые моменты запомнились ярче. Одни из них — сверкающие восторгом серые глаза, непривычно подведенные алой краской, что метались от одного прилавка к другому. То как наблюдал за увлеченным Азурой в танец Мираем, периодически беззлобно посмеиваясь с чужих неуверенных движений. И удивление при виде протянутой в приглашении ладони. Он не ожидал, что сварливый чародей сам проявит такую инициативу и потому согласился очень быстро, с радостью утягивая Мирая обратно к танцующим на площади горожанам. Движения приходилось подстраивать, исходя из разницы в росте и опыте, но Марион готов был мириться с потоптанными ногами — не смертельно. Он получал удовольствие подсказывая и терпеливо направляя, вспоминая порой как вела друга Азура и копируя некоторые ее движения. Наблюдал как отражается в глазах напротив чистое веселье и чувствовал неожиданный прилив нежности. Пожалуй, это был первый звоночек, с такой легкостью проигнорированный. Другим моментом, не выходящий из памяти, была первая встреча с учеными из Расколотого острова. В то время они слишком расслабились и совершенно не были готовы к такому наглому нападению. Вспоминая тот день сейчас, Марион невольно думал, что было бы, не приди вовремя Мирай. Очевидно — ничего хорошего. Находясь под действием наркотика, Марион, стыдно признать, не смог дать отпор всего лишь трем людям. Борясь с туманящим разум жаром, он только наблюдал, словно во сне, как юрким вихрем залетает в комнату Мирай, вставая между ним и незваными гостями. Честно говоря, Марион мало что запомнил по итогу, но не забыл угрозу в твердом голосе «не смейте его трогать.» Просыпаться следующим не хотелось вовсе. Голова казалась невероятно тяжелой, любая мысль тут же отдавалась ноющей болью и головокружением, а тело ощущалось будто чужое. Но сквозь болезненную поволоку доносились знакомые голоса: низкий, спокойный, но таивший гнев — брата, и звонкий, ничуть не скрывающий ярости и тревоги — Мирая. И укрывшее вместе с тем чувство защищенности заставило задуматься. Но тогда началась вся эта заварушка с Расколотым островом, так что размышления не столь важные ушли на дальний план и благополучно забылись. Как оказалось, до поры до времени. Воспоминания о сети работорговли холодили кровь не хуже истории химер. Вот только, если судьба Дарха и ему подобных имела к Мариону отношение косвенное, то похищение Азуры и Мирая касались его напрямую. Когда он звонил Волши узнать как там добрались чародеи, то никак не ожидал неуверенного молчания и стоило прозвучать вопросу «А они разве собирались в Долину?» — Марион четко почувствовал как сердце пропустило удар. Дальше потянулась череда дней безуспешных поисков. Не было ни одной зацепки и Марион буквально с ума сходил от снедающей тревоги. Он отказался тогда поехать к брату с ними, высказав желание остаться в городе, ожидая уехавшую внезапно Нинель. И сильно жалел о своем поступке. Неожиданная помощь Лунхая была подобна глотку воздуха. Неизвестно сколько бы еще они с Волши бродили по городу без его наводки на неприметный закоулок. В тот день Мариона сжигала с трудом подавляемая ярость. И только когда они покинули черный рынок, забрав оттуда дрожащую с ног до головы Азуру, жар гнева чуть поутих, сменяясь безотчетным страхом после прерывистого «Мирая продали раньше…» Нужное им поместье выглядело издевательски величественно. От его вида и Мариону и Волши было, мягко говоря, не по себе, даже при том, его территорию скрывал высокий мощный забор. А когда они оказались внутри и стали свидетелями творившегося в стенах дома зверства… Этого Марион вряд ли когда-нибудь забудет. Как и непередаваемое облегчение, стоило в общем гуле пришедших вместе со Стихиями хранителей закона уловить знакомый голос. Казалось, что висящий все эти дни неподъемный груз, словно пожалев, скинули с плеч, давая наконец вздохнуть полной грудью. Мирай встретил его натянутой улыбкой и взглядом загнанного в угол зверя. И после этого часть только что ушедшего бремени вернулась вновь. Поэтому, как бы у Мариона не чесались руки от желания не просто убить — развеять по ветру — хозяина этого…проклятого места, приоритетом осталось убраться отсюда как можно скорее. Покидая поместье, Марион не мог не заметить мелкую дрожь, сотрясающую чародея, и то как Мирай из всех оставшихся сил цеплялся за него, прячась в одолженном кем-то из хранителей пледе. Он даже не возмутился чисто приличия ради, когда Марион подхватил его на руки. Это было совсем не похоже на Мирая. За все время их совместного путешествия случались совершенно разные ситуации, но Мирай ни разу еще не склонялся перед встречавшимися врагами. Даже будучи раненым, в окружении диаконов он смеялся в лицо епископу, пусть и шансы на победу были…их не было. И видя как сильно эти две недели, проведенные в плену, подкосили несгибаемого чародея, Мариона душил бессильный гнев, сменившийся со временем чувством вины. Он был уверен, что поехав тогда с ними не позволил этому случиться. Хотя Волши потом и осадил его, весьма резко напомнив, что на цепях в поместье держали не только людей и чародеев, его убеждения не поменялись. Потом Мирай с Азурой вновь привыкали к спокойной жизни. Это оказалось сложнее, чем ожидал Марион, но неизменно оставался рядом. Приучал заново — не бояться резких звуков, что за повышенным голосом не следует удар. И упорно гонял преследующие их ночью кошмары. Азура первая смогла перебороть страх и выйти вместе с Ветром на улицу. Пусть не надолго и не отпуская руки, но это точно можно было считать победой. Мирай вскоре последовал ее примеру, постепенно все чаще прогуливаясь в одиночку по ближайшим улицам, вернувшись к старой привычке. И Марион искренне радовался этому. Правда, не все вернулось на круги своя. После нескольких особенно ярких снов, Мирай ночью стал приходить к Мариону. В первый раз он пробурчал что-то неразборчивое, стоя в обнимку с подушкой и одеялом перед растерянным Ветром. И выглядел он тогда действительно смущенным ситуацией. Но стоило Мариону единожды дать согласие, и Мирай уже без лишних слов каждую ночь устраивался на, благо двухместной, кровати. Не то чтобы Мариону как-то это мешало. Хотя, чего кривить душой. Марион заметил, что не только Мираю, но и ему комфортнее спать рядом с ним, нежели одному. Он со временем настолько привык просыпаться с компактно свернувшимся чародеем под боком, что уже и не обращал на него особого внимания, воспринимая его присутствие как нечто абсолютно естественное. Но в один прекрасный день сей навык дал сбой. То утро ничем не отличалось от любого другого. Марион давно привык, что Мирай спит гораздо дольше остальных, нехотя поднимаясь только ближе к обеду. А если дать волю, то и вовсе мог проспать и до раннего вечера, предпочитая для активной деятельности ночное время. Поэтому Марион приловчился вставать практически бесшумно, дабы не беспокоить его и так ставший очень чутким сон. И тогда, проснувшись, Ветер потянулся и уже собирался как обычно аккуратно слезть с кровати, как понял, что не может двинуться. Мирай имел привычку во сне обнимать что-то. Во время их путешествия по Старому материку, то была его сумка. Потом уже по прибытию на Новый Азура, подговорив еще и Мариона, подарила ему набитую ароматными травами подушку. Если Ветер сначала думал, что острый на язык чародей такому подарку вряд ли обрадуется, то увидев блестящие довольством глаза оставил мысленно заметку, пересмотреть отношение Мирая к различным людям и сравнить. Только увы, вчера эта подушка без вести пропала, и сколько бы ее не искал обозленный на весь белый свет Мирай — все было бестолку. Заснуть это ему не помешало, пусть и недовольное сопение под ухом Марион слушал довольно долго. Но видимо где-то ночью Мирай вероятно по старой привычке искал что бы схватить. И так как под рукой оказался только ничего не подозревающий Ветер, то и выбор пал на него, вместе с той самой рукой. Теперь Марион лежал неподвижно, обдумывая возможности побега. Повернувшись к источнику такого досадного положения, он уже было все-таки склонился к варианту разбудить Мирая. Но вот прошла минута, другая, а будить его Ветер никак не решался, впервые за долгое время разглядывая спокойные во сне черты лица. Мирай в принципе выглядел гораздо моложе своих лет и ростом и внешностью, но часто хмурился, щуря в недовольстве или гневе светлые глаза. Нельзя было сказать что он постоянно ходил подобно грозовой туче, но этот образ настолько приелся, что моменты, когда на этом лице мелькали другие эмоции, Марион старался запомнить особенно хорошо. Как например сейчас, наблюдая за спокойно спящим чародеем, так свободно закинувшим руку поперек его груди, цепляясь пальцами за ткань свободной футболки, Марион сам себя убеждал, что просто хочет сохранить эту картину в памяти. Убеждал даже спустя несколько часов, когда его разбудил случайно Волши, сообщив заодно что все уже давно перебрались на кухню к обеду. Было отчего-то неловко осознавать, что он так и заснул, вглядываясь в знакомые уже давно черты да слушая тихое с легким присвистом дыхание. И вот уже сейчас, глядя на Мирая, который успел книгу дочитать и теперь перелистывал страницы, ища заинтересовавшие моменты, с полной уверенностью сказать что им все еще руководствуется простое любопытство Ветер не решался. Скорее, оно переросло в какое-то другое, более смутное чувство, которое Марион как ни старался, понять пока не мог.