***
«Хуйня» Думается Алине, когда человек в форме скручивает ее намертво изрезанные руки. Когда ее садят в машину, и она неудачно ударяется головой, хотя перед этим ей сухо кинули «пригнись». Когда машина везёт ее в участок, иногда обсуждая прошлую отличницу средней школы Токио. Высмеивают. – Эй! – Аля дёргается. Охранник сразу же замечает товарища по работе и Хайтани. – Мне нужен Араи! Мужчина усмехается и не сразу отвечает. Испытывает девочку. Сволочь. – Ты опоздала, – говорит полицейский ей. Алю пугает значение этих слов, когда она видит в комнате допроса знакомое лицо. Вечно веселая Дарья сидит, закованная наручниками и рыдает, что-то бормочет про то, что ничего не знает. Истерит, но без криков. Аля задерживает дыхание. «Хуйня» Думается Хайтани, когда ее, из-за просьбы Дарьи, отвели в палату к полу-мёртвому полицейскому. Три сквозных пули, лицо избито, и на нём проявился шрам от ножа, рука сломана. На мужчину больно смотреть, как и на рыдающую Дарью рядом. Находясь в своем омуте, девочку отводят следующую в комнату допроса.***
– Э? Говорит сонная девушка, щурясь от солнца. Во сне Аля выставила руку перед собой, чтобы прикрыть лицо. Помутневший взгляд падает на перевязанную руку. Крови почти нет– значит о ней позаботились. Пыхтя, она встаёт с мягкой кровати (обычно после посиделок с Атестом она просыпалась где-то на полу, под столом) И осматривается. Пустая комната, с одной постелью. И на краю лежит сложенная оранжевая униформа. Хайтани кривит губы в усмешке. Пиздец. Одежда пошита отлично, как на нее. Оранжевая и свободная, к тому же длинная майка. Такого же цвета штаны на резинке. Короткие волосы затягивает в хвост, очки сменяет на линзы. От рассказов Рана и Риндо, можно вывести много правил, по которым нужно следовать, чтобы выжить и уйти с достоинством. Не опозорить известную для всех фамилию. Теперь на инвалидность можно и хуй забить. Правило 1. От Рана Веди себя как последняя сука. С первого дня нужно показать свое место, свои способности, свою фамилию. Хайтани тут раньше боялись, но это не даёт много полномочий Але. Тем более, по сроку и количеству убийств превосходит она. Так себе шутка. Плохой юмор. Правило 2. От Риндо Как бы банально не звучало – Всегда держи нож в кармане. После того, как она покажет свой характер, его захотят исправить парни– гопники. Они могут напасть толпой, что сразу приведет к поражению. Будет оружие– будет и победа. Старшие братья сказали бить не боясь. Подают отличный пример младшей сестре. Правило 3. От Рана и Риндо Нападай первой. Если уверенна в своих способностях – А Аля то уверенна– то нападай первой. Все равно когда-то надо будет встретиться здесь с кем-то лицом к лицу. И лучше всего, если девушка будет инициатором, а не какой-то там отсос Правило 4. От Рана Произвести хорошее впечатление смотрителей, будь хорошей актрисой. Если вызовут на допрос, то лучше заплакать, чтобы смотрители не прибавили срок. Хотя, у Алины уже есть смотритель, который покроет ей всё – Дарья. Правило 5. От Рана Лови сплетни. Узнавай больше, пугай лучше. Пускай слухи. И, за средства, можно стать продажной сволочью. Продавать правдивую информацию. Алина так хорошо умеет. Самое простое правило. Раз плюнуть. Правило 6. От Риндо Не связывайся с Изаной Курокавой. Этот беловолосый парень со своим слугой близкие друзья с Раном. Но Риндо настоятельно советовал не встречаться с ними. Не смотреть на них, не грубить им, и главное не ввязываться в драку с ними. Выйдя из комнаты, Алине удалось поймать у входа знакомого смотрителя. – Доброе утро, – поздоровалась, показав женщине полуулыбку. – Как Араи?– осторожно спросила девушка. Поведение Дарьи никак не поменялось. К лучшему – отметила Аля. – Живой, – облегчённо сказала психолог и улыбнулась шире. Аля выдохнула. – А ты у нас в колонии, деточка? Как так? – дружески усмехнулась, со стороны издевательски подколов ребенка. Лина, на удивление, а возможно из-за стыда, пожала плечами, отводя взгляд себе под ноги. Конверсы, жёлтые, которые купили ей Дарья, оказались на размер больше. – Иди в столовую на первом, – ответила женщина, после молчания девушки, и поспешила удалиться. – Потом, ближе к вечеру зайду к тебе, – кинула на прощание. Стены третьего этажа были серыми, лестничного проема – белыми, с трещинами. Где-то виднелись давние коричневые пятна от драк. Трещины видимо тоже от них. Второй этаж полностью голубой. На него смотреть куда приятнее. Первый этаж зелёный. Более опрятный, на одной из стен не поленились повесить несколько картин. Окна были зашторенны. На своем пути Алина встретила только маленьких детей, интересно разглядывающих новоприбывшую заключённую в оранжевой униформе. В столовой было очень шумно. На правой стороне расположились сиротские дети. Дарья рассказывала Хайтани о смешанных документах и смене персонала. На левой стороне, логично, расположились подростки. Большинство парней от четырнадцати, возможно и до двадцати лет. Девушек тоже можно было разглядеть. Половина из них высокие, крепкие и не худые. Другие низкие и тихие, дергающиеся от каждого шороха. По внешности, Алю сразу же отнесут ко вторым. Это плохо. Слиться и остаться незамеченной здесь – раз плюнуть. На нее обратило несколько людишек внимание. Группа противных и неухоженных на вид девушек. С ними тут точно дружбы не получится. А можно вообще тут подружиться с кем-то? Аля мнётся и сомневается. Содержимое в порции, которую Аля взяла откуда-то стихоря, нельзя было назвать едой. Белая жижа. И почему девушка надеялась на нормальную еду? Но тут же есть просто сиротские... Но бутерброды с маслом и зеленью были вкусными. Чай тоже. Даже лучше, чем у родной матери. Гермиона вообще никогда не готовила Алине, а чай не любила. – Новенькая, – утвердила, чем спросила. К Хайтани за стол подсела толстая, кудрявая брюнетка, с короткими грязными волосами, челка закреплена заколкой голубой заколкой, в виде бабочки. Девушка села, хотя даже прыгнула, напротив Али, пробегаясь по ней взглядом. Хайтани передёрнуло, но лицо оставалось невозмутимым. Аля не поднимала с порции глаз, продолжая вплетать бутерброд. Девушка отодвинулась, чтобы посмотреть жёлтые конвера. Позади нее, как две собаки, расположились две девушки, намного худее первой. И выглядели они интересней, но, без своего большого главаря, ничего не представляли. Повторяли за ней, пройдясь по Але взглядом. Руки скрестили на груди, бедра выставили вперёд. Парадиющие собаки – пронеслось в голове. – Хилая и слабая, – как ожидалось, ее силы и способности они не оценили, даже не посмотрев на технику в бою. Она гадко усмехнулась. На бейджике жёлтым фломастером написано «Чоджий». Бабочка. Глаза Чоджий прищуренные, зубы кривые – брекеты тут не подарят, веки накрашены не очень ровно, то-ли жёлтым, то-ли оранжевым. – Тебя тут раздавят, и превратят в шлюху, – она произнесла приговор, но казненная не особо то испугалась. Это начинало её злить. – Хотя, – начинает Чоджий и причмокивает блестящими от блеска, губами. – Хочешь, я тебе зад надеру? – говорит это маняще-сладко. Настолько смешно звучит, что Аля давится. – Лучше соглашайся, вон те парни похуже будут. А я, возможно, не сильно. Может я тебе назначу своей помощницей! она мне что, одолжение делает? Аля затихла, и через секунду прыснула со смеха, уже не сдерживаясь. Смех был не истеричным, а будто настоящим. Хайтани похлопала по столу в надежде успокоиться. С такими она ещё не сталкивалась. И не думала, что сталкнется. Пока девушка находилась в полицейском участке, в голову закрадывались ужасные мысли Что если, в колонии такие, как Ран? Но до Рана тут всем явно было далеко. Как и до Риндо. Доев бутерброды, Аля откашлялась пока её собеседницы послушно ждали ответа. Хайтани отложила белую кашу с комочками в сторону, подперев подбородок рукой, уставилась на Чоджий. Она не капельки не смутилась от взгляда новенькой заключённой. Аля сделала вывод, что всё-таки драться она умеет, и предлагает такие одолжения новеньким не в первый раз. – Да? Нет? – тянет с ответом, и Чоджий это прекрасно понимает. А кто в здравом уме будет отвечать на ее вопрос? Ее абонентки-защитницы улыбались, время от времени оскаливаясь, как и их «руководительница». Аля зевает, вызвав этим цоканье у одной девушки, даже девочки, на побегушках. Она назвала ее левая. – У тебя зубы кривые. Ни усмешки, ни издевательства. Главное, поставить нападающего перед фактом, ни показав ни одной эмоции. Ее подружки ахнули, пока Чоджий мигом сменила свою перекошенную гримасу. Если бы глазами можно было бы убивать – то от Али б ничего не осталось. – Ты совсем идиотка?! – заорала на на неё незнакомая девушка, стоявшая правее. Правая. Левая начала говорить Чоджий, что девушка перед ними несет хуйню, и что вроде её надо бы хорошенько проучить «Кривозубая» не переставала смотреть на обидчицу. Без злобы, просто раздумывала над её словами. Над их правдивостью. А она то не врала – зубы у нее и вправду кривенькие. И смотрится это не мило. – Я тебе ебало начищу, тварь, – прошипела заключённая, но не пошевельнулась. Она кивнула левой. Тройка девушек противно улыбнулась, а правая двинулась в сторону Хайтани Выставила руку, схватила за волосы. Потянула, чтобы ударить Лину об стол. – Ха! Раздался голос Али на всю столовую. Этого хватило, чтобы все обратили на них внимание, как на актеров в театре. Пока девушка правее оттягивала Але волосы, а Чоджий смеялась, ей в голову***
Роскошные две косички, съехавшие очки, немного недовольное и удивлённое личико, смотрящее на неё. На себя. Карие глаза, брюнетка. Рвано вздыхает, пытаясь унять дрожь в руках. Сознание играет с Алей плохую шутку. Проще сказать, она сходит сума, видя перед собой семилетнюю себя. В белом, мать ее, чертовом пространстве. – Что с тобой? Мама опять тебя наказала? Знакомый и мягкий голос прорезает давящую тишину и эхом отображается от стен, которых здесь нет. Девочка, Алина Ямада вторая, трогает ее руку, осмотрев рану от стакана. Потом она начинает рассматривать волосы, и плакать. – Ты остригла волосы?! – дрожащим голоском всхлипывает она и начинает плакать сильнее, пока Аля не знает, что делать. Успокаивать ее нету смысла, так ведь? Зачем успокаивать несуществующего ребенка? – Мама побила тебя за это? Было больно? Ты плакала? А К'ерого понравилось? Далее к голове поступает сильный звон в перемешку с болью. В глазах плывет, руки дрожат, горле першит.***
– Я не знаю, что там произошло, но если Чоджий скончается в больнице, тебе крышка. Это был сон. Знакомый голос достает с белого омута и Аля с большим облегчением выдыхает. На руке видны царапины – значит, стакан и вправду разбился об череп девицы, если ее таковой можно назвать. Дарья сидит на корточках и перевязывает руку заключённой. Рядом лежит скальпель. Теперь понятно, почему рука кровоточит. – Когда я говорила найти здесь хорошие связи, я не имела ввиду разбивать посуду и рваться в драку в первый день, – усмехнулась женщина и отряхнула руки. Руку она не чувствовала, да и двигать ею было тяжело, но не смертельно. – Тем более за это наказание отбывают, если что. Аля вылупилась на смотрительницу. Пиздец. Риндо, ублюдок ты! И Ран не лучше. Скоро женщина закончила медицинские махинации с рукой и повела Алю в новую комнату. Что ещё хуже – к соседу. Делить с кем-то комнату в перевоспитательном месте радости не приносит. А именно недоверие. Малознакомый, или даже незнакомый сосед может сделать что угодно. Не представляющее опасности, но приносящая обиду дрочка или же намеренное изнасилование и домогательство во время сна. Спать же, чёрт возьми, надо. – Найди доверенных людей. Ещё лучше – не спать. Только по часу, да и по очереди, на шухере. Скажу по секрету, на меня не раз готовили покушение во время сна. Поэтому он у меня и чуткий, – слова Рана. Чуткого сна у Али никогда не наблюдалось, следовательно, как и доверенных лиц в первый день пребывания. Раньше она об этом не беспокоилась. Была Вероника, Даниэла, Аято и просто старшая Рэйс. Да даже Дарья. Но все покатилось к чертям собачьим. Только потом Хайтани поняла, что женщина не сможет обеспечить защиту двадцать четыре на семь. Тут она может полагаться только на себя. – Да не напрягайся так, – легкомысленно произнесла тетка, широко расплывшись в своей повседневной улыбке. Дарья всегда улыбалась, чтобы передать часть мотивации людям. Напряжение снять невозможно – они, черт возьми, направляемся в подвал. Он не был сырым и тут не капала вода с водопроводных труб. Грязно, но не критично. Раз в неделю тут точно подметают, чего недостаточно. Но это же не отель пяти звёзд, а считай, каталашка. Если говорить на их языке. О боже. Алина никогда не думала, что в тринадцать лет попадет в колонию, будет вести себя как последняя сука среди остальных отморозков, не считая совсем детей. – Тебя зачислили к старому знакомому, – оповестила Дарья. Девушка остановилась посреди фойе подвала, заставив Дарью тоже бросить остаток пути и повернуться. – Что? Где, какие знакомые? Дарья знает всех из группировки поименно, значит не оттуда. Тем более, вся остальная тройка гуляет в соседнем корпусе, пока Алю ведут по подвалам с разбитыми руками. Возможно Анастасиз, но Алина сомневается, что тот лучик солнца способен на что-то в этой сфере. Максимум дела банды, кража. Убийство перейдет все рамки дозволенного у Златоглазки. Смотрительница не ответила. И не улыбнулась. Просто продолжила путь, заставив Алю догнать ее поворота и размять мышцы ног. Бегать Хайтани категорически запрещено, но Дарья понимает, что никто в подростковом возрасте не будет отказываться от простой возможности «ходить» особенно, если этот кто-то – Алина Ямада. – Сколько ему?– аккуратно слетает с уст темноволосой девицы. Час назад выставила себя на показуху в столовой, разбив стакан об череп Чоджий. «Кривозубой» теперь точно поставят в диагноз «сотрясение мозга». – Твой ровесник, – подмигнула Дарья. Значит, в настроении. У женщины почти не бывало плохого настроения, но если и есть такой роковой день– то следует молчать, ещё лучше притвориться немой. Сейчас девушке лучше подумать о старом друге в колонии. Майки? Кен? Итори может? Но этого влюбленного и одержимого Леоной романтика нельзя даже нормальным собеседником назвать. Не Баджи же? –А?***
В последних корпусах единственной колонии в Токио есть два правила. Подростков здесь не били и тому подобное. Их запирали в комнатах подвала. Если ты оказался один в комнате на несколько дней– то можешь радоваться и похлопать в ладоши, тебе дали поблажку. Особенно если ты девушка или девочка. Бог знает, что сосед может сделать за дни наказания. Даже если сильно покричать и помолиться тебе не откроют. Максимум Дарья или ее подружка. На остальных можно не надеяться. Освещение в комнате хуже некуда– его почти нет, как и еды. И скончаться тут можно легко. Самое страшное, не то, что это угроза. Совсем нет. Предупреждение. И не только от голода или от жажды. На твое убийство закроют глаза. Или на твоей подруги, сестры. Страх быть убитым не такой большой, как страх стоять в отделении морга в больнице на первом этаже и смотреть на тело родного человека. Ужасно, не поспоришь. – Что произошло? – совсем безжизненный голос Алины выдает большое волнение. Руки лежат на ногах, концы пальчиков подрагивают в почти незаметном спазме. Взгляд голубых глаз опущен вниз, на стол, разглядывая каждую пылинку или трещину грязной поверхности. Парень, сидящий напротив мелко улыбается. Аля не может понять, дружеская это улыбка или вражеская. Хайтани очень изменилась за два года. В одиннадцать девушка была другим человеком. Как и во внешности и в характере. Собеседник почти не как не изменился, возможно отрастил пару сантиметров блеклых волос. – Майки. Голос Казуторы сильно дрожит. И скорее всего не от страха и от волнения. Злость. На кого? На Майки? На себя? На Алину? Взгляд старого знакомца ненормальный, как и его улыбка, сжатые под столом кулаки, которые не скрылись от Ямады. Девушка попыталась глотнуть и избавиться от дотошного кома, застрявшего в горле, но вышло только хуже. – Это он во всем виноват, – всхлип Алина не психолог, как Дарья, но почему то всю жизнь была им. Девочка не умела поддерживать словами, но всегда слушала переживания других и пыталась разобраться в них. Дать какой-то совет. И это не надоедало. Если с родным, или просто знакомым человеком что-то не так, она постарается помочь ему. – Как ты здесь оказался?– прозвучало незаинтересованно. Подходить к всему надо с далека. Хайтани не следует провоцировать обезумевшего заключённого на большие действия. Но Ханемия все понял без подробностей. – А ты?– более провокационным, чем удивлённым тоном кинул парень, заставляя девушку нахмуриться. Почти все дети знают кое-что важное и жутко правдивое для подростков. Слова бьют больнее всего. Не кулаки, ни какие-то там приемы, изученные в далёком детстве. Аля и пользовалась этим правилом, когда атаковала Чоджий. – Как такая примерная отличница Алина резко провалилась под землю? Как та миленькая, но слабая и дерзкая подруга Баджи сидит в колонии? А-а-а-а! Я знаю! Ты убила свою подругу, подожгла свой дом и, наверняка, вырезала какие-то царапины на ногах! Как там ее звали? Фукуа? Фукуда? Помню, я видел эту красивую девчонку с тобой и белобрысой на пляже! Такой стеснительной и хорошей была, ай-ай, – он неприятно растягивал каждое слово, говоря с улыбкой, и наблюдая, как лицо Али меняется с каждой секундой. Слова и информация лучшее оружие. И когда его применяют против тебя язык немеет, а в голове стоит дикий шум из всяких воспоминаний и обвинений в том, чего ты не делал. Гадкая улыбка Казуторы размывает все перед глазами. Почему? Она просто хотела поговорить, и ни в чем не обвинила его. Тогда, почему он, блядь, обвиняет ее в том, чего девушка не делала? Подожгла свой дом? Убила Фукуду? Но это же сделала не Аля, это... сделали... Кто это сделал? Ее друзья сделали это. Черт – А кого ты ещё убила? – Ханемия выжидающе наклонился к лицу Хайтани, непрерывно вглядываясь в ее глаза. Казутора не был настолько близок к заключённой, поэтому и смену цвета глаз не обнаружил – та белобрысая и самодовольная ведь тоже сдохла? Аля молилась, чтобы Казутора прекратил и заткнулся. Бог знает, вдруг она очнется рядом с трупом гопника или с ножом в животе? Она по-детски закрыла уши, а Ханемия только усмехнулся. Правильно, Алина ребенок. – Шиничиро. Это имя выбивает непонятный вздох с груди девушки. Она обречённо поднимает глаза на Казутору. По лицу стекают слезы, обжигая алые щёчки и попадая на оранжевую майку. Звон только усиливается, губы подрагивают в предстоящей истерике. – Да,– Казутору вроде не пугает содеянное. Даже не жалеет. – Я убил Шиничиро, – подтверждает свои слова юноша, показывая Алине свой оскал. Перед глазами пролетают все воспоминания связанные с Шиничиро и другими умершими. Аля не скрывает слез от друга