Есть одна любовь – та, что здесь и сейчас, Есть другая – та, что всегда… (с)
У Моракса сотни имен, десятки образов и непроницаемые янтарные глаза. По мановению его руки взрываются сверхновые, движутся литосферные плиты, сходятся и расходятся горы. Его лицо – самый искусно высеченный мрамор. Его сердце – взращенный драгоценный кор ляпис, не имеющий ни изъянов, ни трещин. И от того вечно холодное. У Гуй Чжун всего два имени, открытая душа и тепло всех солнц мира, любовно подаренное людям. И, как бы случайно, Мораксу в море глазурных лилий. «Это символ союза мой тебе вызов». Это случилось само собой. Контракт, которого никогда не существовало связал своей незримой нитью две души, когда она протянула ему свою головоломку. И улыбнулась. И отражались в этой улыбке земля и небо, и бесконечная вереница звезд, взрывающаяся мириадами огней. И касались они уголков его губ и каменного сердца так мягко и горячо, что в тот день ляпис впервые треснул. Тогда казалось, что так улыбаться могла только она. Гуй Чжун знала ответ на тысячу и один вопрос, касающихся человеческой жизни и ничего про войну. Для Моракса знания человеческой жизни и чувствах были настолько далеки, как другие планеты далеки от взора простого человека. Не дотянешься, не поймаешь, ни притянешь к себе, чтобы рассмотреть поближе. Зато Моракс знал на чем должна зиждется справедливость и как выиграть любую битву с минимальными потерями. А еще обладал огромной силой в руках. Кто же знал, что со временем все эти знания сохраняться в тугих мышцах, крепких пальцах и прямых стойках, но применить их будет уже некуда. Да и не будет хотеться вовсе. А вот тех знаний, что она пыталась в него вложить, ему будет отчаянно не хватать. Сердце треснуло второй раз, когда она утонула в том самом голубом море глазурных лилий, где они впервые встретились. Рассыпалась пылью в его руках, отразилась немой печалью в янтарных глазах и немым укором самому себе. У всего есть начало и у всего есть конец. Кто знал, что ее конец он принесет на острие своего собственного копья.***
У Чжун Ли всего одно имя, один, знакомый каждому человеку в Ли Юэ образ, но все те же непроницаемые янтарные глаза. Он любит город, улицы которого расцвели со временем. Он праздно прогуливается вдоль гавани вечерами, в кармане его ни одной моры, а ляписовое сердце давно осыпалось мелкой драгоценной крошкой. У Тартальи много имен, ребяческое лицо, в глазах его море глазурных лилий, все небо и все воды Ли Юэ, а улыбка искренняя, наполненная теплом всех солнц мира. Но только для тех, кого он считает своей семьей. Чжун Ли (посчастливилось?) оказался среди тех, кого он считает ею. Последний контракт завершил все остальные, кроме одного: того самого, который был-не был. Воспоминания возвращают к нему как бы невзначай. Случайно, во время прогулок, бесконечных историй для своего терпеливого и любопытного слушателя. Или в то время, когда Чжун Ли сам становился слушателем историй старых, прожитых им, времен. Для Чайлда жизнь – череда высоких волн и падений водопадов, бурных рек меняющихся событий, великих свершений, нелепых ситуаций, отчаянных и удивительных сражений, моря хитрых и бесхитростных улыбок, блеск звезд в глазах. И над всем этим тяготы судьбы в качестве Предвестника Фатуи. Для Чжун Ли жизнь – камень, подтачиваемый бурным течением. Спокойная, размеренная, но до сих пор настолько далекая, что это вызывает очередной смешок Тартальи. «Ты неисправим. Иди за мной!». И он втягивает вечно спокойного Чжун Ли в свои приключения и дарит то, от чего сам Чжун Ли когда-то был далек. Как сотни планет далеки от человеческого взора. То, что не смогла (не успела) подарить Гуй Чжун, хотя у них было времени больше, чем один век. В этот день темное небесное полотно озарили не только звезды, но и мерцающие огоньки праздничных фонарей, рекой раскинувшихся над Ли Юэ. А где-то на окраине города, далеко от людских глаз на земле расслабленно сидит Чайлд, по детски завороженно смотря на совершенно новую для себя традицию не его страны. Вереница огней проплывает прямо над головой, отражается в прозрачных водах гавани, скрывается высоко-высоко. Чжун Ли знает, где его искать. Чайлд оборачивается, будто знает (догадывается), кто мог прийти сюда, чтобы составить ему компанию. И улыбается, теплом всех солнц мира только для одного Чжун Ли. И в это мгновение сверхновая взрывается уже внутри самого Чжун Ли, яркой вспышкой рождая истину, ту самую, которую он столько веков стремился разгадать. Такую простую для обычного человека, и такую бесконечно сложную для Архонта. И Чжун Ли улыбается в ответ. Контракт, которого не было, отныне, тоже навеки запечатан в камне. …есть вода, которую пьют, чтобы жить И есть живая вода (с)