Обещание

      Хосок осторожно открывает входную дверь и заходит в квартиру. Следом заваливается Тэхён, в руках у которого огромные пакеты со всякими новыми вещами из магазина. Ему было в радость целый час торчать в детском отделе, а вот Хосоку не очень: ходил, как истукан, еле ноги волочил и канючил на каждом повороте о том, как сильно устал и хочет домой, — а ведь это именно у него был ребенок, которому и одежда нужна, и игрушки, а еще хлопья всякие по утру и обязательно банановое молоко в холодильнике.       — Милая, я дома, — из последних сил выдавливает Хосок, наваливаясь спиной на стену прихожей, сгребая тем самым ветровки, висящие на вешалке. Тэхён через силу улыбается, переводя взгляд со своих искалеченных от огромного веса рук на его свободные и не пострадавшие. Вот же чертов лентяй, кто тут еще по-настоящему устал.       — Я кушать готовлю. Ты с Тэхёном? — громко говорит омега из кухни.       — Да, он со мной. Один бы не добрался, — отвечает Тэхён, снимая обувь.       Из комнаты слышится топот, и в коридор выскакивает мальчишка с черными будто смоль волосами. Его большие, словно у Бэмби, глаза засияли, как только улыбка коснулась его рта.       — Милый, иди к папочке, — Хосок разгибается и расставляет руки в разные стороны, чтобы встретить своего сыночка с теплотой и любовью, но мальчик вместо того чтобы прыгнуть в объятия отца, с разбегу впечатывается в Тэхёна.       — Хён, я так скучал по тебе!       Под разочарованный вздох Хосока Тэхён улыбается и поднимает на руки это маленькое сокровище, прижимая близко-близко к своей груди и вдыхая слабые винные нотки запаха.       Это его любимый аромат.       — Я твой отец или кто, а? — фыркнув, возмущается Хосок, забирает пакеты, недовольно смотря на смущенного Тэхёна, и удаляется на кухню, к Эйко.       — Радость моя, долго так стоять будем? — неуверенно начинает он, касаясь губами маленькой макушки и чувствуя, как чужое дыхание приятно щекочет шею. В ответ бурчат что-то и стискивают сильнее, лишая желания присесть и отдохнуть. Ради этого мальчика Тэхён готов ходить даже на сломанных ногах.       — Я тоже скучал по тебе, Чонгук-и.       Тэхён не помнит уже, с чего все началось. Он почти всю свою жизнь прожил бок о бок с Хосоком: они ели вместе, спали вместе, делили одну яичницу на двоих. А потом он привел в дом прекрасную Эйко, и Тэхён подумал, что дружбе конец. Но нет, они по-прежнему проводили время вместе, а потом, как-то даже слишком быстро, он стал дядей. Крохотный комочек, обернутый во множество маленьких одеял, куксился и двигался как червячок на небольшой белой кушетке. И именно в тот момент жизнь Тэхёна рухнула, словно никогда и не существовала вовсе: он потерял счет времени, просто сидел, смотрел в небольшие черные глаза, в которых видел отражение всей своей жизни, и молчал. Как же он жил без этого чуда столько времени, — пронеслось тогда у него в голове. Об истинности Тэхён рассказал родителям Чонгука почти сразу, на что те выставили его из дома на пару недель. Это была пытка, но позже его пустили, сказав, что «у тебя должны быть мозги, ты ведь взрослый». С тех пор он всегда здесь: тратит большую часть своей зарплаты на одежду, игрушки и прочие нужды своего счастья, не задумываясь о том, что может в будущем стать ненужным.       Тэхён ставит Чонгука на кухонный стул, пока Хосок с женой нежно воркуют у плиты, и под его счастливым взглядом достает из пакета несколько игрушек:       — Я купил тебе подарочек, в качестве извинения за долгое свое отсутствие.       — Хён, — тянет Чонгук и улыбается так, словно только что прокатился на крутом аттракционе. — Спасибо тебе.       Он берет игрушки в руки, целует опешившего Тэхёна в щеку в знак благодарности, и, спрыгнув, убегает в комнату. А у Тэ вся жизнь перед глазами пробегает, дыхание учащается, становится нечем дышать, а радость в глазах пульсирует сквозь прикрытые веки. Хосок смотрит на него нечитаемым взглядом с минуту, игнорируя обеспокоенный взгляд жены, и стучит по тумбе, привлекая внимание:       — Тэ, давай поговорим.       Эйко выдавливает из себя слабую улыбку, пока выключает плиту, и ретируется следом за Чонгуком. На кухне повисает тишина, и ни один из альф не решается ее нарушить. В голове Хосока разговор прошел гладко и спокойно, но в реальности даже начать его оказалось непосильной ношей. Тэхён же прекрасно понимал, о чем с ним хотят поговорить, и считал, что никакого толку в этом не будет: Хосок примерно два раза в год напоминал ему об одном и том же, глупо было думать, что он, Тэхён, изменит свое решение.       — Ты знаешь, что я люблю тебя. Ты мне как брат и всегда будешь им оставаться. Я хочу защищать тебя, беречь и помогать, если будет необходимо, — Хосок, как обычно, начинает издалека, на что Тэхён ухмыляется, но молчит. — Моя жена тоже любит тебя, и ты это видишь и чувствуешь, но…       Он замолкает, отводя взгляд в сторону. Тэхён смотрит туда же и натыкается на семейную фотографию, примагниченную к холодильнику: на ней Хосок обнимает со спины свою жену, что держит маленького большеглазого Чонгука на своих руках. Он знает, почему на фотографии Чонгук-и смеется. Потому что был с ними в тот день и сделал эту самую фотографию, фотографию счастливой семьи, в которую он, к сожалению, не входит. Почему он вообще решил, что вправе причислять себя к семье Чон?       — Ты знаешь, что меня пугает такая огромная разница в возрасте у вас с Чонгуком. Моя жена говорит не волноваться, что все будет хорошо, но я не могу, понимаешь?       — Понимаю, — Тэхён кивает, опуская взгляд в стол.       — Ты же понимаешь, что в наше время глупо цепляться за истинность. Мы с женой не истинные, но счастливы вместе и любим друг друга. Можешь сколько угодно стараться и быть рядом, но в конечном итоге его выбор может пасть не на тебя. В таком случае я ничего не смогу поделать и приму это, но за тебя будет ужасно больно. Может, ты все-таки бросишь все и заведешь семью? — Хосок натягивает улыбку, давится фальшивым чувством поддержки, но, — Тэхён знает, — внутри у него настоящий пожар из морали и принципов. Он и так уже сделал слишком многое, позволив ему практически жить в их доме.       — Сколько бы ты меня ни спрашивал, мой ответ не изменится, хён, — Тэхён улыбается слабо и не поднимает головы. — Я хочу заботиться о нем, помогать, чем смогу, и оберегать, — он поднимает голову и смотрит в мигом осунувшееся лицо Хосока. — Хотя бы до тех пор, пока не перестану быть ему нужным. Обещаю, что уйду, как только он попросит об этом.       — Тэхён… — сквозь сжатые зубы выдыхает Хосок, и по его лицу становится понятно: душа плачет.       

***

      Где-то за окном, в темноте слабо освещенной улицы, гаснет еще один соседский свет, и собаки прекращают надрывать глотки. На кухне все аккуратно вымыто и сложено после семейного ужина. Хосок в гостиной обсуждает с Тэхёном рабочие вопросы, будто и не было между ними угнетающего напряжения пару часов назад. А Эйко расправляет кровать с синим в желтые звезды бельем, пока Чонгук совсем рядом катает машинки по воздуху и задумчиво мычит собственному воображению.       — Сынок, забирайся в кроватку, я почитаю тебе на ночь, — девушка приглашающе откидывает душистое одеяло и хлопает по простыни.       — Мам, — Чонгук шмыгает носом, убирая новые игрушки в коробку, и запрыгивает на кровать, — а зачем Тэхён-хен дарит мне так много игрушек?       — Потому что хочет сделать тебя счастливым, — она гладит его по голове. — Он очень любит тебя.       — Я хочу, чтобы он спал со мной, мам, — выдает Чонгук, зарываясь в одеяло по самый нос. — Позови его.       — Хорошо, — Эйко целует его в лоб и выходит из комнаты. Чонгук остается один на один с пустотой и кучей игрушек, которые почему-то не приносят счастья и радости. Спустя некоторое время в комнату заходит Тэхён, что-то бурчит под нос и садится рядом. Кровать прогибается, и Чонгук высовывается из-под одеяла.       — Звал меня, солнце?       — Я хочу спать с тобой, хён.       Тэхёна дурманит слабый аромат гибискуса. Он, состоящий из различных нот, являет собой настоящую палитру эмоций маленького Чонгука: винный, самый любимый тэхёнов запах, доминирует, когда омега счастлив по-настоящему; цветочный — когда он злится, а древесный — когда волнуется или расстроен. И Тэхён сомневается, что родители Чонгука могут чувствовать все это, но сейчас вся комната пропитана слабым древесным ароматом с еле заметной примесью других. И это совсем ему не нравится, Чонгука что-то беспокоит, даже очень сильно. Тэхён без раздумий ложится рядом, укрывая и себя, и его одеялом. Чонгук прижимается всем своим телом к нему и обнимает поперек талии, располагая свою маленькую голову на его груди.       — Зачем ты даришь мне так много игрушек, хён?       Тэхён замирает, перестает дышать. Он никогда не задумывался над этим. Зачем он дарит ему так много игрушек? Он и сам не знает. Может быть, для того, чтобы самоутвердиться, или просто это единственное, что он может делать сейчас?       — Хён, — зовет Чонгук, и Тэхён словно выходит из легкого транса.       — Я не знаю, Чонгук-и. Правда не знаю.       — Тебе разрешили спать сегодня у нас? — он сминает его кофту своими пальчиками, жмется еще ближе, на что Тэхён заботливо отвечает и обнимает еще крепче.       — Я не думаю, что останусь. Просто полежу с тобой, пока не уснешь.       — Давай притворимся, что уснули вдвоем, хён? — Чонгук поднимает голову и смотрит своими большими оленьими глазками. Тэхён отводит взгляд, закусывая губу. — Я хочу, чтобы ты остался. Мне не нужны игрушки, давай завтра же вернем их обратно в магазин?       — Чего ты такой активный? — хрипит Тэхён, слабо улыбаясь.       — Папа хочет, чтобы ты ушел от нас к другой семье…       И Тэхён понимает, что Чонгук слышал их разговор. Подслушал, сидя за дверью, словно мышка. И ему вдруг становится стыдно так, как никогда раньше. Он сглатывает и смотрит на Чонгука.       — Ты ведь наша семья, хён. Не нужно уходить в другую. Мне не нужны игрушки, я буду вести себя хорошо и зубы на ночь чистить тоже всегда буду, только не уходи. Обещай, что не уйдешь, — Чонгук вытаскивает из-под одеяла руку и протягивает мизинец. — Пообещай.       У Тэхёна просто не остается выбора: все вокруг давит ответственностью, и слова Хосока барабаном стучат в голове, а сам Чонгук-и и его дурманящий слабый запах заставляют отбросить все сомнения и делать так, как хочется делать. Он даже пропускает момент, когда на глаза наворачиваются слезы, цепляет маленький мизинчик своим и улыбается, впервые с ненадуманной легкостью на душе.       — Обещаю, солнце.       Чонгук улыбается в ответ и касается своим большим пальцем пальца Тэхёна, ставя невидимую печать на их словесный договор. Теперь хён ни за что не нарушит данное ему слово.       — Не плачь, — Чонгук касается маленькими пальцами щек Тэхёна, стирая капли слез, и прижимается щекой к груди. Тэхён шмыгает носом, словно маленький провинившийся ребенок, и обнимает его, подтягивая выше, чтобы поцеловать в макушку.       — Давай, закрывай глазки, я спою тебе колыбельную.       Чонгук послушно прикрывает глаза и вслушивается в бархатный взрослый голос, что проникает под кожу и посылает приятные вибрации по рукам и ногам. Тэхён поет мягко, стараясь не делать резких переходов и меняя в особо значимых моментах имена на «Чонгук» и свое собственное, из-за чего уже почти дремлющий омега улыбается и хихикает, посылая мурашки по груди. Он гладит его по спине и продолжает петь, прикрывая глаза и наслаждаясь спокойствием и умиротворением.       Когда тишина затягивается, Хосок встает с дивана и заглядывает в детскую. На кровати, перепутавшись всеми конечностями, сопят, едва прикрытые синим одеялом, два тела. Он недовольно качает головой и тихо, чтобы не разбудить сына, говорит:       — Тэхён, вставай, тебе пора домой.       Тэхён разлепляет глаза и приподнимается сразу, по привычке придерживая Чонгука и укладывая на подушку правильно и удобно, чтобы наутро его тело не болело. Омега обслюнявил ему футболку в районе ребер, но это не страшно. Самое главное, что уснул крепким и спокойным сном. Он задерживает взгляд на хрупком теле, накрывает его одеялом и отворачивается, ставя босые ноги на прохладный пол. Смотреть на Хосока не хотелось.       — Пусть остается, милый, — в проеме появляется Эйко, обнимая Хосока за талию. — Не хочу видеть грустные глаза Чонгука завтра с утра, когда он не обнаружит хёна в своей кровати.       — Но, милая…       — Не начинай. Ты постоянно капаешь Тэхёну на мозги, хотя он не глупый подросток. Знаешь его лучше всех и все еще сомневаешься в чем-то?       — Эйко, Хосок делает все правильно, — Тэхён встает с кровати и накидывает на себя рубашку, которая, к его удивлению, валялась на полу рядом. — Я лучше пойду.       — Сядь обратно, — злится омега, и Тэхён садится. — Ты должен быть благодарен ему, Хоби. Он бросил курить только для того, чтобы быть рядом с Чонгуком, помогал и помогает нам с его содержанием, — она отцепляется от мужа и на эмоциях всплескивает руками. Тэхён чувствует, как тело позади начинает ёрзать, и оборачивается. Чонгук в полубессознательном состоянии приоткрывает глаза:       — Хён, куда ты уходишь?       — Просто воды захотел, я быстро, — Тэхён наклоняется, целует его в маленький лоб, и Чонгук прикрывает глаза:       — Только быстро…       — Да я сама лично в будущем заставлю Чонгука выбрать Тэхёна, если что-то пойдет не так, — шепчет Эйко в ухо Хосоку, которому и сказать-то нечего во всей этой ситуации. Он лишь печально смотрит на то, как Тэхён нежно гладит посапывающего Чонгука по спине, и выдыхает:       — Я дам тебе сменную одежду, пойдем.       Тэхён оборачивается и сталкивается взглядами с другом, у которого целая гамма эмоций на лице написана, а в глазах отражается то самое доверие, которое появилось между ними еще в старшей школе. Эйко радостно прикрывает рот ладошками, сдерживая восторженные визги, и кивает Тэхёну на выход.       — Надо будет сделать еще одну фотографию на холодильник, теперь уже всей семьей.