Природные особенности

Все существа в мире адаптировались. В этом мире, их мире, жизнь была просто... опасной. Естественное положение вещей, и всё, что не хотело быть съеденным во время сна или едва высунувшись из гнезда, всё, что не горело желанием, например, разбиться в лепёшку, сорвавшись со скал, или намертво завязнуть в болотах — всё это веками отращивало множество приспособлений. И звери, и птицы, и даже земляные черви. И, конечно, демоны. Демоны были разнообразнее всех, вот почему они оставались достаточно сильными, чтобы учиться. Жить, а не только выживать и однажды начать менять мир. Шичиро всё это знал. Это даже вдохновляло: разнообразие завораживало, делало мир занятнее. Даже он сам родился, чтобы искать своё место. Но иногда... Иногда всё равно был странный диссонанс между переменами и природой. Несправедливость. Его ноги были очень удобными: крепкими и цепкими; если бы он захотел, Шичиро мог легко повиснуть где угодно, держась только ими. Так что они действительно были удобными. С руками была проблема. Он помнил об этом, терпеливо очиняя карандаши, раскрашивая новые рисунки, бережно сжимая пальцами стебли цветов, водя по строчкам первое время и осторожно перебирая шерсть и чешую животных. Это могло быть незаметно. Но это оставалось. На плече у мамы белел старый, надёжно заживший шрам, очень небольшой и даже аккуратный. И ничего примечательного здесь не было — где-нибудь всегда можно пораниться. Шичиро просто знал, что сам его оставил, как все вышедшие из полного младенчества дети его породы. Мама объяснила, что родители, с кем бы подобное ни случилось, обычно не делают так, чтобы шрама не осталось. Это приятное напоминание. Это значило, что однажды пальцы Шичиро и когти на них стали достаточно крепкими, чтобы поранить. Естественный этап взросления, как смена зубов. Новые у его рода росли всю жизнь. Как и когти на пальцах рук. Это последнее огорчало больше. Когда-то такие пальцы — способные очень быстро разорвать жертву и врага, рассечь почти любую преграду, оставить след даже на камне, должно быть, очень помогали. Настолько, что даже неизбежные случайные шрамы от прикосновений самых близких казались чем-то совершенно естественным. «Но ведь это грустно», — сказал Шичиро маме, когда она однажды покупала ему новые перчатки, какие носили все им подобные. Перчатки были разные, даже красивые, повзрослев, Шичиро знал, что толковыми демонами делались целые коллекции. Это отчасти помогало. Очень помогало, делалось привычкой, но проблемы решало не до конца. Если носить такие перчатки — крепкие даже больше чем красивые, и подпиливать когти, руками можно было пользоваться разнообразнее. Так, как позволяли новые времена. Правда, Шичиро всё равно знал по опыту, что бдительности терять не стоит — без стрижки (однажды он слишком увлёкся исследованиями) его когти в конце концов не дадут ему ни писать, ни рисовать, ни даже листать страницы при чтении. Карандаши и ручки держать становилось неудобно примерно через два дня, бумага от утрачивающих осторожность движений начинала рваться раньше и в итоге от неё тогда остались клочья. Ну и перчатки, конечно — даже перчатки портились. В прежние времена, полагал Шичиро, когти на пальцах понемногу стачивались в постоянных схватках и странствиях по горам. Но жизнь за века несколько изменилась. Перчатки помогали. И всё-таки иногда он впадал в задумчивость, пытался представить, как это — держаться за руки и гладить всякую живую тварь просто так, пальцами.