***
— Солнце! — Лука прибежал в сад поместья, опустившись рядом со мной на лавку. Я недоумённо взглянул на небо, где то самое солнце скрывалось за тучами. Скоро должен был пойти дождь и в воздухе витал влажный аромат. Бальса взял меня за руку и стал трясти ей из стороны в сторону, будто не мог удержать в себе огромную кучу энергии, — Солнышко, пойдём под крышу, я должен тебе и Энди показать кое-что, вам точно понравится! Я похлопал глазами. Не «Викки»? Солнце?.. Мои щёки стало жечь, кровь прилила, создав розовый оттенок на них. Я не брал с собой блокнот, потому не мог ответить на просьбу с помощью письма, да и спросить по поводу прозвища. Лука поднялся со скамьи, продолжая держать меня за руку, из-за чего пришлось подняться следом. И тут, стали падать с неба на наши головы первые капли дождя. Бальса потянул меня за собой, чтоб успеть укрыться под крышей, но погода решила иначе, начав поливать будто из ведра всё, что было под тучами. Зайдя за двери, я ощущал как вся одежда прилипла к коже. Шорты неприятно облепляли ноги, волосы закрывали обзор, а рубашка будто стала весить намного больше. Лука не лучше, он выплевывал капли воды, которые забирались к нему в рот. Волосы закрыли глаза, спав аж до очертаний губ, только низ джинсов смог спастись от потопа с улицы. Изобретатель потянулся к чёлке, поднял её, здоровый глаз был широко открыт, а затем зажмурился. Затем послышался смешок, совсем тихий, который стал перерастать в громкий хохот. Я улыбнулся и тихо пожимал плечами, сдерживая смех. Лука обернулся на меня, а затем, не разрывая рук, пошёл вперёд, всё так же посмеиваясь. — Ну и что это было? Почему не спас? — я озадаченно нахмурил брови. О чём он? — Ты же Солнце! Почему от дождя не спас? Обычно Солнца не бывает, когда идёт дождь. Лука перестал держать меня за руку, когда увидел впереди Эндрю Кресса, близкого нашего друга. А я встал столбом. Сердце участило свой ритм. Ладони вспотели. Щёки стали жарче чем на улице. Взглядом не за что было зацепиться, лишь за фигуру впереди.Что это было…?
***
Сегодня я нарядился в костюм Кейборд. Иногда, когда я в этом костюме смотрюсь в зеркале, не могу узнать самого себя, будто подменили. Другие также были наряжены в различные наряды, будто сговорились. Во время матча, когда я декодировал машинку, ко мне подбежал Лука в своём костюме Вайпера, улыбнулся мне и подзарядил мою машинку к другой, которая находилась в середине игрового поля. Бальса стал печатать на машинке, в то время как я поправлял антенну. — Слушай, дьявол моего сердца, куда ты дел Виктора? — Лука ухмыльнулся, обнажив выступающий клык. Я неконтролируемо зарделся и случайно ударил по машинке, вызвав замыкание. Отпрянув, я подождал пару секунд, после чего вновь взялся за работу. Поджав губы в тонкую полоску, я стал всеми правдами и неправдами концентрироваться на работе. — Ну! Ты меня игнорируешь, а, чёртик? Язык проглотил? — Лука изогнул брови и подвигал ими. А у меня, будь возможность, челюсть бы встретилась с полом от такой наглости. Я осуждающе смотрел на него. Он на это показал мне язык и продолжил декодировать машинку как ни в чём не бывало. Мы смогли завести машину в рекордное время и побежали в сторону ворот. Я решил сделать вид, будто сегодня ничего такого не было. Хотя сегодняшние прозвища продолжали звучать в голове до самой ночи.***
Луки не было нигде. Он заперся в своей комнате и не давал кому-либо войти. Все единогласно решили, что тот занят своим изобретением, которое не может создать уже долгое время, потому не пытались мешать. Я решил проведать его, выяснить самочувствие. Подойдя к чужой двери, я постучал три раза и стал ждать. Послышался грохот за дверью, будто что-то тяжёлое упало на пол. Я вздрогнул и постучал ещё раз. Мне открыли дверь и вид изобретателя, на самом деле, был хуже некуда. Волосы грязные в масле, пыли и в чём-то ещё, будто он не мылся минимум месяц. Засученные рукава, под которыми были видные повреждения кожи и нервной системы под ней от электричества, были в ярко пахнущей краске, а джинсы порвались в нескольких местах. И, если судить по иголке, торчащей в штанине, он пытался их зашить, пока я не пришёл. От этого стало немного совестно. Но нужно прямо сейчас помочь ему! Завтра у него матч с Эндрю и тот волновался по поводу того, что втроём они не смогут победить, если Бальса снова пропадёт. Я вздохнул, вытянул из штанины Луки иголку, положил её в свою сумку, взял изобретателя за цепь, свисающую с шеи, и направился в сторону ванных комнат. Запихнул туда его, при этом удивив мимо проходящих мисс Уотсон и мисс Дайер. После принятия ванны друг выглядел куда лучше, потому, схватив его за руку, мы направились в сторону столовой, где сытно поужинали. Взяв Луку за руку в который раз за сегодня, я пошёл с ним к его комнате. Всё это время он не проронил ни слова и беспокойство во мне росло в геометрической прогрессии. Мне хотелось спросить его о самочувствии, но не решался. На середине пути Лука остановился как вкопанный, а я за ним. Обернулся, а он потерянно смотрел в пол, пожёвывая нижнюю губу. Я перевёл взгляд с них на его глаза. А он уже неотрывно смотрел на меня, из-за этого дрожь пробежала по телу. — Я не ребёнок… — Лука недовольно насупился, а я, в непонимании, склонил голову. Бальса фыркнул недовольно, закатил глаза, что было уже не просто странным, а чем-то новым. Я его раздражаю?.. Почему? Я пытался заботиться о нём. Может, переборщил.? Может… Я сглотнул и отвёл взгляд, продолжая держать Луку за руку. Решил посмотреть вниз на сцепленные руки. Чужая ладонь вдруг стала двигаться, а затем вцепилась в мою, создав «замочек». Я вскинул брови и поднял глаза, увидев чужие напротив, уж как-то слишком близко с собой. Наши носы были буквально в миллиметрах друг от друга. Щёки вновь загорелись, выдавая сильное смущение, а Лука на это прищурил здоровый глаз и улыбнулся. Мы стоим в коридоре, в общественном месте, где каждый может увидеть нас. Что он делает? — Спасибо за заботу, но я не ребёнок. Это довольно унизительно, — Лука наклонился ещё чуть ближе. Я ощущал чужое дыхание на своих губах. Так близко, что становилось до страшного жарко. Внизу живота сворачивался узелок из которого готовы были вылететь стаи бабочек, — но если станешь моим, то я всё тебе прощу, дорогой, — Лука провёл языком по моим губам, вызвав мой судорожный вздох. Вдруг стало всё равно на то, что существуют другие люди вокруг. А затем Лука вдруг отстранился и зашёл в комнату, после чего заперся, было слышно по щелчку щеколды. Я, тяжело дыша, стоял неподвижно. Посмотрел на табличку. Оказывается, мы продолжали идти в нужном направлении, но я не заметил как. Он всё это время оттеснял меня к своей комнате, а после сбежал. Вдруг до слёз стало обидно. Но бабочки в животе продолжали бесноваться, а жар с щёк не сходил.***
— Доброе утро, рогалик, — Лука подошёл сзади, положив свою ладонь на моё плечо. Я обернулся и неуверенно пожал плечом. Новое прозвище было непонятным. Если с первыми было понятно, третье вызывало дрожь и жар в теле, то это было странноватым. Что оно может означать? — чего завис? Я достал блокнот из сумки, быстро написал ровным почерком: Что значит рогалик? Бальса улыбнулся, облизнулся. Это движение я проводил взглядом от и до. Медленно оторвался от чужих губ и перевёл взор на глаза, в которых плескалось ликование, а также наслаждение. Вновь стало дурно. Хотелось выйти на улицу и остудить голову. — Рога́лик — хлебобулочное изделие. В отличие от круассана, рогалики имеют изогнутую форму и не могут быть приготовлены из слоёного теста. Выпекаются сладкими или солёными, могут содержать различные начинки, такие как творог, джем, мак.* Я нахмурился. Ну не буквально же! Затем перевернул страничку, написал на ней новое сообщение для глупого Луки: Почему? Лука уже начал открывать рот, когда я понял, что он снова захочет пересказать фразу из какой-то книги, потому захлопнул его ему, а после изменил вопрос: Почему***
С самых первых секунд утра я знал что за день сегодня. Мой День Рождения. День Рождения человека, которого не должно быть на свете на данный момент, да и около года как. Может, больше? Я не уверен, не хотел запоминать тот самый день. Но вот мы здесь. Я стал старше в чужом месте, с чужими людьми. И, поскольку, глава дома знает всё обо всех, то дни рождения отмечались в обязательном порядке. Мы не устраиваем вечеринки с тортом, с кучей музыки и алкоголя, принимаем это всё как данность. Нам дарят подарки, мы дарим их друг другу. Всех всё устраивает. Но, судя по-всему, не устраивает Бальсу, который с самого утра как узнал о празднестве прибежал к моей комнате, поздравил всеми возможными приятными словами, а затем с молнеиносной скоростью убежал к себе, будто сделал то что должен был. Возможно, он хотел поздравить меня самым первым? Конечно, это успели сделать шесть человек, но он старался, я так думаю. Отправившись на утренний матч, я понял, что сегодня будет действительно трудно. Из-за праздника именинник должен провести около пяти матчей за день, не меньше, и всё с разными людьми, чтоб те успели побывать рядом с ним и поздравить за время матча. Это не очень хорошо, но возмущаться все перестали, поскольку никто не менял расписание матчей как захочется самому имениннику. И так время пролетело до самого вечера. Еле стоя на своих двоих, я направился в сторону комнаты. Это было невыносимо, да, приятно, что так много внимания привлечено к одной персоне, но когда этого слишком много, то моральная батарея разряжается в десять раз сильнее, чем обычно. Оказавшись рядом со своей комнатой, я увидел Луку, который шёл в мою сторону с руками за спиной, в которых, судя по всему, он что-то держал. Заметив меня, он пошёл чуть быстрей, чуть ли не вприпрыжку, что вызывало неконтролируемую улыбку. Когда Бальса подошёл практически впритык, я вопросительно изогнул брови. Он без слов указал кивком головы на дверь с моим именем на ней, как бы говоря «Нужно сделать или поговорить о чём-то наедине». Кивнув, я открыл дверь и пропустил вперёд изобретателя. Любопытство продолжало во мне расти, хоть и желание завалиться в кровать и никогда больше не вставать было велико, но не настолько, чтоб выгнать важного мне человека из своего личного пространства. — В общем, — начал Лука, — я пришёл, чтобы отдать тебе кое-что. Надеюсь, понравится. Заняло всё утро, хехе, — он потёр щёку, словно ему было неловко, а затем вытащил руку из-за спины, где очень уж неаккуратно была свёрнута подарочная коробочка. Бантик висел на соплях, бумага порвана в местах сгибов, да и по цветам не совпадала. Думаю, если бы передо мной была стопка коробок с подарками, то непременно смог узнать какая была от Луки, настолько она выделялась. Я аккуратно взял её, покрутил в руках, проверяя, есть ли там что-то стеклянное, а то вдруг упадёт и разобьётся, но характерного звука не было, только что-то тяжеловатое с тупым звуком, будто из металла и дерева. Развязав бантик, который ничем не защищал и не красил упаковку, убрал его на близстоящую тумбу. Оторвал неровно склеенные края обёртки и достал коробочку из дерева. На ней был нарисован золотым цветом конверт и куча маленьких солнышек. В некоторых местах капли краски ещё даже не засохшие образовали корочки от которых всё красилось, если пройтись по ним пальцами. Подняв глаза на Луку, я увидел как тот в нетерпении закусывал нижнюю губу. Эта его детская черта развеселила, дав чуть больше сил на конец этого дня. Так что, в благодарность потянулся к защёлке, она поднялась автоматически, будто ожидая своего звёздного часа, открыв обзор на кнопочку сбоку и мягкую ткань, будто из-под бижутерии для более презентабельного вида. Лука быстро протянул руку к кнопке, нажав, после чего по комнате пробежалась музыка пианино. Он записал свою игру на диктофон и каким-то образом смог её засунуть в такую маленькую коробочку? Удивительно. Лука действительно удивителен. А затем открылось круглое отверстие, где стала выходить круговыми движениями фигурка. Не очень аккуратная, впопыхах вырезанная, но такая красивая, что дух захватывало. Это был я с Виком на руках. Маленькая копия меня и моего друга. Быстро переведя взгляд на Луку, я увидел как тот опустил взгляд, неловко улыбаясь. Он ничего не говорил, будто разрешая мне делать всё, что захочется. И я, разглядывая его, не мог перестать часто дышать. Сердце разрывалось, билось так сильно, так быстро, что самому было страшно. — Мне нравится, милый! — он поднял глаза, в неверии смотря на меня. Он приоткрыл рот, будто стараясь хоть что-то сказать, но все звуки моментально застревали на половине пути. От эйфории кружилась голова. Хотелось. так хотелось. Нет. Хочется. И мне позволено! Я потянулся к нему, поставив музыкальную шкатулку на всё ту же тумбу, и ощутил как под моими губами в удивлении приоткрылись чужие. Меня не отталкивают, но и не притягивают, пока не начинаю отстраняться. Мои слабые потуги выбраться из плена чужих губ были остановлены чужими руками, которые легли на мои щёки, притягивая ближе, затягивая, не давая отстраниться. Но, если честно, то не очень и хотелось, а когда всё же пришлось, хрипло прошептал, в паре миллиметров от чужих губ, — Спасибо, дорогой, я буду беречь её как зеницу ока! Лука продолжал держать меня в своих руках, а шкатулка играла тихую мелодию, словно удерживая нас в этом моменте.И, если честно, Лука не единственный, кто любит давать людям прозвища.