Найди

Путешествовать с мертвецом — сущий кошмар. Серана не ест у костра вечером, не спит по ночам, дышит реже, чем моргает, а её сердце бьётся почти неслышно в холодной груди. Когда она бесшумно подкрадывается сзади и, слегка перевесившись через плечо, спрашивает что-то своим невинным голоском, Лаелия чуть ли не подпрыгивает на месте, хватаясь за небесный кинжал на поясе. Когда-нибудь она его всё-таки сорвёт с ремешка. Когда-нибудь, но не сегодня и точно не завтра. И не раньше, чем задорные огоньки пропадут из горящих глаз. А пока она только очень раздражённо шипит и слышит тихий кроткий смешок за спиной. Серана знает, прекрасно знает, что делает, и продолжает, зараза эдакая. «Весело ей», — злобно цедит себе под нос Лаелия, поглубже вгоняя нож в ещё тёплое тело оленя. Иногда она не понимает, они смехотворно похожи или же наоборот — противоположны до противного скрипа зубами. Лаелия скалится в диком раздражении, а Серана — в ехидной улыбке обнажает клыки. Когда-нибудь они вопьются в смуглую кожу на шее Лаелии, и тогда она пожалеет о своей глупости. Серане не нужны лечебные зелья, но когда Лаелия вытаскивает обломившийся клык волка из ноги, бледные руки всегда протягивают ей знакомые алые скляночки. Лаелия презирает кровопийц, но когда Серана особенно раздражительна и капризна из-за голодания, вервольф молча суёт ей зелье крови. Лаелия спит плохо — кровь зверя кипит и бурлит в венах, воет дикарём на затворках сознания и требует действий. Ещё и мысли лезут в голову. Обычно она подолгу ворочается на подстилке из еловых веток, пока наконец не поворачивается к тлеющим уголькам костра и не приоткрывает тяжёлые веки. Серана сидит напротив, поджав колени к груди и положив на них голову. Её глаза горят в ночи, совсем как эти угли, только в разы ярче. И смотрят. Неотрывно следят за вервольфом, скрывая за лёгкой дымкой полудрёмы какие-то глубокие раздумья. Лаелия ещё прекрасно помнит, как всё внутри ощетинилось, когда эти огоньки впервые опустили свой взгляд на неё. Довакин тогда заявился в Йоррваскр с первыми лучами солнца, говоря непозволительно громко в такие ранние часы, и рассказывал что-то об охоте на вампиров. Никто и никогда не зовёт драконорождённого по имени. Кажется будто у него и нет имени — словно ничего примечательного в нём кроме его крови не существует, независимо от того, сколько он делает. Возможно, так и есть. Просто никто, оказавшийся посередине огромного нигде, и если б не случайный крик, так бы и остался пустышкой. В любом случае, становиться исключением из массы Лаелия не собирается. Поэтому молча слушает его в то злополучное утро в пол-уха, потирая глаза и зевая, и просыпается лишь на словах: «Так ты пойдёшь со мной?» Приходится переспрашивать, чтобы узнать, что довакин собирается присоединиться к Страже Рассвета (что за глупое название…) и ему нужен кто-то, кто знает Рифтен и его окрестности достаточно хорошо, чтобы помочь дойти до ущелья Утренней Зари. И известный всем Соратникам факт того, что Лаелия родилась в окутанном сырой дымкой Рифтене, сужает круг подходящих кандидатов до минимума. Лаелия, на самом деле, совсем не против помогать довакину в его приключениях. Он достойно проявлял себя до этого момента и даже смог стать членом Круга — кровь зверя течёт в них обоих, отдаваясь пульсацией нескончаемой жажды охоты в висках. Из него может выйти сносный спутник в дороге. Но в Рифтене она не была давно. Слишком давно, чтобы сейчас возвращаться туда как ни в чём не бывало. Ещё и тащиться на самую границу с Морровиндом из-за каких-то слухов, что драконорождённый услышал от стражников? Прекрасно. Лучшее начало дня. Девушка бросает взгляд на поднимающуюся в общую залу Эйлу, в какой-то надежде ожидая, что у той найдётся важное неотложное поручение, требующее присутствия другого члена Круга, но сестра по оружию лишь отрицательно качает головой, насквозь видя не слишком хитрый план Лаелии. «Предатель», — бурчит себе под нос вервольф и соглашается на авантюру довакина. Кто же знал, что закончится это всё тем, что она будет стоять в вызывающем мурашки подземелье, кишащем вампирами и гаргульями и пахнущем чем-то сырым и неприятным. Словно спящая здесь тёмная магия искорками скачет по коже, заставляя съёживаться и обнимать себя за плечи. В центре непонятного сооружения стоит постамент с нажимной кнопкой, и вся эта энергия, кажется, исходить от неё. — Давай осмотримся и— Лаелия не успевает договорить, потому что довакин уже подходит к механизму и кладёт правую руку на него. Щелчок — из постамента моментально вылетает острый шип, насквозь протыкающий ладонь, и также быстро уходит обратно, а узор на полу вокруг драконорождённого начинает сиять фиолетовым огнём, пока тот сгибается пополам, прижимая раненую руку к груди. Глаза девушки на секунду округляются в испуге, но она тут же бежит к не слишком умному спутнику (Скайрим обречён с таким героем), вытаскивая из поясной сумки небольшую склянку с зельем. — Всё в порядке, — довакин спешит успокоить скорее раздражённую, чем взволнованную сестру по оружию, и его здоровая рука начинает тихонько светиться — лечебная магия. Кожа на руке быстро затягивается, и меньше чем через минуту драконорождённый уже осматривает появившееся из-под пола свечение и двигает туда-сюда жаровни. Лаелия, на всякий случай, отходит подальше. Она не собирается помирать в этом аэдра забытом месте как тот несчастный на входе в залу. Не она тут играет в героя, не ей и умирать геройской смертью. Через несколько минут, по ощущениям тянущихся всю вечность, пол под их ногами начинает мелко дрожать и опускаться, образовывая подобие лестницы, и девушка уже хочет вновь выругаться на довакина и распрощаться с жизнью, как движения прекращаются, а под постаментом образовывается своего рода монолит, и Лаелия умолкает, с опаской делая шаг вперёд вслед за Соратником. Камень опускается слишком быстро — они оба едва ли успевают сделать что-то большее, чем инстинктивно выставить руки вперёд, когда на них почти что падает незнакомая девушка со странным свитком за спиной. Лаелия упирается в её левое плечо, довакин — в правое, и вместе они помогают девушке подняться в полный рост. Но когда её покачивания заканчиваются, а бледное лицо предстаёт взглядам, Соратница тут же хватает висящий на поясе кинжал, отскакивая на пару шагов назад. Глаза цвета закатного солнца буквально сияют в полутьме. Они холодные и мёртвые — в них нет и тени эмоций, за исключением лёгкого замешательства. Их взгляд скользит по окружению, и когда он касается Лаелии, по коже той проходит дрожь. Глаза цвета пламени, а жгут нечеловеческим морозом — так тело пронизывает колдовской лёд заклинаний, проходя насквозь через лёгкие. Кинжал в руках Лаелии легонько дрожит, как бы она не старалась унять это. Незнакомка наконец прекращает смотреть в чужие глаза, позволяя девушке глотнуть воздуху и расслабить плечи, и, игнорируя направленный в свою сторону клинок, ведёт глазами дальше, останавливаясь на довакине, что ещё придерживает её за плечо. У тлеющего костра Лаелия смотрит в глаза создания ночи неотрывно и долго: сейчас они не вызывают чувства озноба и желания броситься наутёк. На удивление, сейчас они уже куда больше напоминают тёплое свечение закатного неба. Не такие пустые. Живые. Сон не идёт. Зверь внутри чего-то так безмерно жаждет. Требует сделать что-то, что Лаелия не знает и не понимает. Быть может, впиться клыками в глотку существа, что в любой другой ситуации был бы злейшим врагом? Она не понимает и, не найдя ответа в чужих глазах с отблесками алых углей, поворачивается на другой бок, поджав ноги к груди. — Опять не можешь уснуть? — голос Сераны звучит с лёгкой хрипотцой из-за недолгого лёгкого сна, что нахлынул на неё где-то на закате, и напоминает потрескивание веток в огне или шум волн, разбивающихся о скалы пристани Виндхельма. — Ликантропия, — напоминает о своём «недуге» Лаелия, устраиваясь удобнее на подстилке. — Я не могу спокойно спать. Серана задумчиво хмыкает, и затем слышится шелест тканей. Девушка не двигается, хотя раньше не посмела бы даже повернуться спиной к вампиру, не говоря уже о том, чтобы позволить ему подходить сзади посреди ночи. Когда в крипте незнакомка выпрямляется в полный рост, Лаелия уже готовится прыгнуть вперёд и вонзить оружие в открытый участок тела повыше груди, но довакин учтиво интересуется у потирающей виски девушки о её самочувствии, и вервольф, застыв в искреннем замешательстве, готова ударить тёмную макушку эфесом. А затем, когда представившаяся Сераной вампирша складывает руки на груди и несколько холодно-заносчивым тоном просит сопроводить её до замка своей семьи, буквально за шкирку выдёргивает к себе соглашающегося помочь довакина, при этом не спуская глаз с находки. Понизив голос, Лаелия чуть ли не шипит на драконорождённого, пытаясь донести, что его поведение не просто глупое — оно где-то на грани с безумием. — Ты же понимаешь, что вампиры сюда пришли за ней? — И что? — «И что»? Мы должны отвести её к Страже, вот что! — Она не агрессивная и сама не понимает, что происходит, — довакин бросает взгляд через плечо, окидывая им недовольную их шушуканьем Серану. — Ты же видела Израна — он её убьёт без всяких вопросов! Лаелия не будет врать — Изран ей не понравился с момента, как только он впервые открыл рот. Она бы на месте драконорожденного немедленно попрощалась и развернулась, махнув ручкой. Но он таким не был. Быть может поэтому он герой. Даэдра его знает, что творится в головах этих чудиков с целью в виде спасения всего мира. Тем не менее, сейчас довакин, согласившийся раннее помочь Израну, буквально нарушает его приказ. Лаелия почти что рычит от полного непонимания, что вообще происходит, и ей как никогда хочется вскинуть руки и сказать довакину самому разбираться со своим дерьмом. Едва слышимый и глухой смешок заставляет её разжать дрожащие кулаки и широко распахнутыми глазами уставиться на вампиршу, что за лёгким покашливанием старается скрыть высокомерное хихиканье. — Я её убью. — Лаелия, стой! Серана опускается на землю рядом с головой лежащей девушки так близко, что волос на макушке касается ткань алой накидки. «Может и стоило прирезать её тогда», — Лаелия сильнее сжимается в комочек, когда прохладный ветерок пробегает по телу. Чужая рука, ничуть не теплее этого самого ветра, проходит по голове сверху вниз, аккуратно распутывая пальцами сбившиеся пряди. Нежность на грани с щекочущим ощущением мягкой весенней травы под босыми ногами. Лаелия от такого отвыкла. Поэтому недовольно ворочается вновь, и Серана над ней лишь смеётся, но руку не убирает. Терпеливо ждёт, пока капризы закончатся. — Я думала, собакам нравится, когда их гладят. — Как ты меня только что назвала? Вторая рука прижимает запястья к земле прежде, чем Лаелия схватится за одежду и с силой потянет Серану на землю, дабы та ударилась своей гениальной на колкости головой разочек в воспитательных целях. — Если продолжишь, мы опять не сможем выдвинуться на рассвете. — И чья же это вина, леди «солнечные ванны вредны для меня, давай подождём до ночи», — бурчит вервольф, но расслабляет плечи, признавая перемирие. Серана сидит так, пока Лаелия не проваливается в сон без сновидений, и даже когда ей удаётся разлепить глаза, жмурясь от давно вышедшего солнца, вампирша неизменно пробегает пальцами по волосам (разве что теперь её голова скрыта капюшоном), задумчиво напевая что-то себе под нос. Девушка следит за ней из-под полуприкрытых век ещё пару мгновений, прежде чем демонстративно недовольно отмахивается и тянется на земле. «Может и не зря он выбил кинжал из моих рук». Лаелия никакая не героиня. У неё нет особых качеств, нет высшей цели, нет силы. Она разводит костёр кремнем и хворостом, пока довакин не подносит руку к веткам и те не вспыхивают под грубой ладонью. Она ворчит под нос слишком часто, чтобы это можно было найти милым и попытаться вслушаться из интереса. Она едва ли держится до окончания терпения — и сейчас мечет молнии взглядом, когда тот натыкается на бледное лицо, скрытое за капюшоном. И даже факт того, что Серана пока сражалась с ними заодно, совершенно не улучшает отношение девушки к ней. Хотя и стоит признать, она была очень удивлена, когда от удара сбоку её спасло ледяное копьё, вонзившееся в тело нападающего драугра. «Спасибо» вервольф, конечно же, не сказала. Лаелия не остаётся с Сераной наедине, потому что не уверена, кому не доверяет больше: вампирше или себе. Довакин о чём-то беседует с их новой спутницей: та задаёт вопросы о современной ситуации, неохотно отвечает на расспросы о себе, давая расплывчатые ответы ни о чём, и колко отзывается на большую часть просьб. Особенно тех, что касаются свитка за её спиной. Драконорождённый порывался пару раз объяснить что-то о своём прошлом опыте чтения древних свитков, но Серана обрывала его на полуслове, холодно затыкая несчастного. Лаелия в такие моменты непроизвольно напрягала челюсть, сжимая зубы излишне сильно. По ночам в дороге до севера Солитьюда Серана не спит, пристально следя за сопровождающими, и Лаелия тоже не смыкает глаз. Довакин спорит с ней пару дней об этом, но сдаётся, соглашаясь на ночное дежурство. В первом же населённом пункте, где можно найти пентаграмму душ и кого-то, хоть капельку смыслящего в этом, Лаелия отсыпает этому умнику септимов, чтобы он зачаровал её кинжал на воспламенение. Когда довакин замечает, что оружие на поясе девушки мерцает алыми искрами, он на секунду округляет глаза, а затем осуждающе щурится и качает головой. Когда до причала Ледяных Вод остаётся едва ли день пути, Лаелия уже готова применить оружие по его прямому назначению. И она даже не скрывает это. Когда Серана отпускает какой-то очередной колкий комментарий в её сторону, заносчиво морщась, девушка подходит к ней излишне близко и, доставая клинок, указывает его остриём ровно в то место, где должно биться мёртвое сердце. — Я понимаю, что леди «высоких кровей» вроде тебя едва ли привыкла жить где-нибудь кроме замка и тем более по-человечески общаться с простыми людьми, — вкрадчиво говорит Лаелия, наклонив голову на бок, чтобы видеть сияющие глаза Сераны, — но ты уж потерпи ещё денёк. Иначе терпеть не смогу уже я. — Я думала, что ты не можешь ослушаться довакина, — со смешком отзывается вампирша, складывая руки на груди, но выходит скорее напряжённо, чем вызывающе. — Сильно заблуждаешься, — Лаелия ещё секунду медлит, но затем убирает кинжал и выпрямляется в полный рост. — Сам Хирсин, которому продана моя душа, едва ли заставит меня делать хоть что-то против моей воли. — Упёртая значит. Занятно, — без направленного на себя оружия Серана звучит более уверенно. — Что ж, могу тоже кое-что тебе сказать. Девушка вопросительно изгибает бровь. — Ты тоже очень сильно заблуждаешься. — По какому же поводу? — А есть ли разница? — вампирша скучающе бросает взгляд в сторону, которую несколько минут назад ушёл довакин, чтобы проверить тропу на наличие ловушек. — Меньше, чем через день, мы разойдёмся и больше не увидимся. — Очень на это надеюсь, — цедит Лаелия, чувствуя, что от этого тона у неё вновь начинает закипать раздражение. Знала бы она в тот момент, насколько же сильно ошибалась, вероятно, немедленно развернулась бы в сторону Вайтрана, возвращаясь к своей привычной спокойной жизни среди Соратников. Теперь уже как-то поздно. С каким лицом ей заявляться в Йоррваскр сейчас, когда она отправилась в путешествие по Скайриму на пару с нежитью, только вернувшись с прошлого приключения с довакином. Круглые от удивления глаза Вилкаса всё ещё помнятся слишком отчётливо. Теперь ей остаётся только учиться ставить простенькие навесы из палок и кожи или ткани, когда «чудесная скайримская погодка», как выражается Серана, начинает буйствовать. Будь Лаелия одна или с кем-то другим, она бы просто заночевала в ближайшей пещере. Но после пары столетий взаперти в крипте Серана не особо их чествует, хоть и продолжает идти за девушкой внутрь, попутно жалуясь. Она также сама не просит Лаелию делать эти жалкие укрытия, пускай и ветер вперемешку со снегом под негреющим солнцем выводят её из себя. Девушка решается на это без просьб. Просто кое-как ставит подобие палатки возле крутого склона, чтобы тот закрывал от ветра с одной стороны, и говорит Серане ждать своего возвращения здесь. Когда Лаелия, проваливаясь в снег почти по колено, наконец возвращается, вампирша сидит под навесом, прижав ноги к груди, и внимательно вглядываясь в опустившуюся на лес тьму. При виде знакомой фигуры её голова быстро поднимается и алые огоньки глаз, кажется, вспыхивают ещё ярче. — Что такое? — вервольф начинает говорить, только когда подходит совсем близко, чтобы ветер не заглушил её слова. — О чём ты? — Ты выглядела как-то… мрачновато, пока не заметила меня, — Лаелия бросает сумку рядом с Сераной и снимает с плеча лук, как вдруг ей в голову приходит идея. — Ты же не подумала, что я брошу тебя тут? — Нет, — качает головой вампирша. — Хотя… когда мы только покинули Вайтран, я и правда думала, что в любой момент ты развернёшься назад. И не понимала, почему ты этого не делаешь. — Я сама не понимаю, — снег хрустит, когда Лаелия бросает на него еловые ветки. — Но, веришь или нет, у меня даже не было идеи заставлять тебя ждать на месте и никогда не возвращаться. Это как-то… нечестно. Серана лишь хмыкает, но ничего не говорит. Думала ли Лаелия, плетясь за довакином обратно в форт Стражи и говоря, что она ни за что не пойдёт с ним в двемерские развалины за очередным чертежом, что там её будет ждать вампирша, с которой судьба связала её в качестве злой шутки? Определённо нет, поэтому удивляется, когда недовольный и напряжённый Изран ведёт их в помещение, напоминающее пыточную. Здесь пахнет пылью и кровью. Не лучшее сочетание, и Лаелия морщит нос сначала от отвращения к запаху, а затем от раздражения при виде алых сияющих глаз. — Опять ты, — почти что сплёвывает она. — Ты же обещала, что мы больше не увидимся. — Я и не к тебе пришла, — в тон ей отзывается Серана, тут же переключая своё внимание на довакина. Вампирша рассказывает о своём отце, свитке и пророчестве. Лаелия слушает, сложив руки на груди и смотря чаще в пол, чем на Серану. Стоит признать, когда колкие и саркастичные комментарии вампирши направлены не на высмеивание Лаелии, звучат они очень даже неплохо. Особенно когда обращены к Израну. К тому же, сейчас из её голоса пропал тот холод и настороженность. Он звучит куда мягче и… приятнее. Девушку аж передёргивает от таких откровений с самой собой. Довакин задаёт Серане разные вопросы и, когда в разговор вмешивается Изран с информацией о возможном визите жреца, немедленно соглашается отправиться вместе с вампиршей на его поиски. Лаелия даже не удивлена. Лидер Стражи отпускает какой-то грубый комментарий и, пригрозив довакину напоследок, уходит к своим людям. Вервольф бросает на Серану взгляд и понимает, что, кажется, она действительно заблуждалась раннее. Когда Лаелия только зашла в комнату, она не обратила внимание, как напряжены плечи вампирши и как она чуть ли не выпячивает свою насмешливую гордыню вперёд. Сейчас же, без Израна под боком, Серана заметно выдыхает и расслабляется, нервно сминая в пальцах рукава рубашки. Теперь она не та принцесса из неприступной башни замка, какой пыталась казаться, а сбитая с толку и брошенная собственным отцом девчонка, которой и доверять-то некому, кроме своих случайных спасителей. Ну, или только одного. — Это было очень рисковое решение — приходить сюда в одиночестве, — понизив тон говорит довакин, когда шаги Израна стихают в коридоре. — И очень глупое, — добавляет Лаелия. — Это что, беспокойство в твоём голосе? — комментарий девушки заставляет Серану прекратить мять рукава, слегка снимая напряжение в воздухе. — Нет, просто не упускаю возможности понасмехаться над твоей логикой, — пожимает плечами Лаелия, и драконорождённый обречённо вздыхает, понимая, на какую головную боль он подписался только что. На удивление, дорога с Сераной оказывается очень даже сносной. Конечно, она не прекращает жаловаться то на солнце, то на душные пещеры, то на ветер. Но она также и ведёт себя… «по-простому»? Болтает за едой у костра, помогает затачивать оружие, прикрывает в бою, грязно выругивается себе под нос на выдохе. Лаелия постепенно привыкает к их взаимным колкостям. Одним вечером она даже позволяет себе сказать: — Без обид, но твой отец — больной психопат с манией величия. Кажется, я и правда глубоко заблуждалась в нашу первую встречу. — Не только насчёт этого. — Да? — Ещё ты относишься слишком самонадеянно, говоря о даэдра в таком тоне, — Серана совершенно безучастно играет с концами застёжки от накидки. — Особенно для человека, что никогда их не встречал лично. — А ты, значит, встречала? — и усмешка, и искренний любопытный вопрос. С бледных губ срывается горький смешок, а лицо вампирши кривится в смешении непонятных вервольфу эмоций. Лаелия на пару мгновений замирает, так и не донеся кусок хлеба до рта и пытаясь понять настроение спутницы, и ей вдруг хочется сказать, что Серане такое выражение совсем не идёт. Но она решает промолчать. В тот вечер они больше не разговаривают. Несмотря на то, что их общение, как правило, состоит из колкостей, сарказма и препирательств, Лаелия находит спокойствие в более личных разговорах. Среди Соратников у неё не было много времени на размышления — она заполняла свои дни одним и тем же шумом, что не позволял сознанию витать по бесконечной спирали. Сейчас же под бескрайним небом Скайрима, где-то между Винтерхолдом и Виндхельмом, в тишине ночи мыслей было излишне много. Поэтому порой, чтобы чаша не переполнялась, вервольф позволяла потоку слов литься со своих губ. — А ты считаешь, что не иметь цели — это странно? — говорит она, снимая с огня слегка подгоревший кусок оленины. — Вот так слоняться нигде и незачем, как это делаю я. Серана, разбиравшая собранные днём травы, замирает и задумчиво хмурится. Она никогда не отвечает на подобные вопросы спонтанно. Нет, вместо этого Серана серьёзно задумывается и подбирает слова, никогда не относясь к разговорам на такие темы легкомысленно. Она никогда не относится к внутренним голосам Лаелии с пренебрежением, несерьёзностью или насмехательством, не отмахивается от них как от каких-то глупостей пятилетнего ребёнка. Лишь с уважением и чистейшей искренностью. Наверно поэтому с ней так спокойно. — Вероятно, это не считается нормальным или правильным, — наконец начинает свой развёрнутый ответ Серана, — однако лично я не нахожу это странным. Потому что даже если ты не видишь какой-то чёткой цели, на самом деле, ты всё ещё делаешь это не зря. Просто порой важен не результат, а путь к нему. Как и наш путь сейчас. Лаелия смотрит в пламенные глаза, внимательно вслушиваясь в слова, и Серана не отводит взгляд ни на секунду. Она говорит это, смотря словно насквозь существа девушки, произнося слова в самой голове, заставляя сердце откликаться на каждое слово. В такие моменты Лаелии кажется, что Серана использует на ней вампирские чары, оттого всегда как-то неловко и спешно переводит глаза на настоящее пламя костра. — Спасибо. «Я согласилась проводить до ущелья Утренней Зари… так какого чёрта я здесь?!» — Лаелия ёжится на холодном сыром ветру, что дует с моря, пока они втроём пробираются до бухты возле замка Волкихар. Одно дело помочь найти жреца Мотылька, но искать потерянную мать Сераны в планы явно не входило. Но девушка увязла в болоте этого приключения, и назад уже не уйти. — В детстве я здесь всё облазила. Меня не особо выпускали с острова. Не совсем нормальное детство… — Лаелия и подумать не могла при первой встречи, что если с Сераной сблизиться, то она станет настолько разговорчивой. — Тебе, должно быть, было одиноко… — сочувственно тянет довакин, пока они идут по полуразрушенным серым коридорам. — Ты определённо была странным ребёнком, — как-то насмешливо замечает Лаелия, отмахиваясь от свисающей с потолка пыли. В бок ей тут же прилетает чужой локоть, и она ойкает. — Но выросла-то нормальной, — однако Серана лишь кротко смеётся. — Ну, более-менее. — Как сказать… — второй удар вервольф ловит на середине и щурится, смиряя довакина взглядом. Во внутреннем дворике дышится куда легче, пусть воздух здесь тоже тяжёлый — свинцовое небо наливается чернотой, вот-вот готовое разразиться бурей над их головами, а пыль от развалин, кажется, оседает в лёгких тонким слоем. Вот только Серана не разделяет облегчения: она замирает в проходе и одна её рука машинально прикрывает охающий рот. — О нет… Во что он его превратил? Боль, разливающаяся в её словах, прошибает словно разряд молнии, и Лаелия даже не нарочно вздрагивает из-за мурашек, что пробегают от этих ощущений. Кажется, словно Серана готова просто осесть на землю из-за увиденного, и вервольф делает шаг к ней на этот случай. Однако вместо этого вампирша только быстрыми шагами добегает до механизма посреди сада и внимательно осматривает его, рукой проходясь по металлическим изображениям на земле. — Это… часы? — довакин тоже подходит ближе, и Лаелия следует за ним. — Лунные часы. Мама очень их любила, — небольшая пауза. — Как и свой сад когда-то. Девушке от этой печали становится странно неуютно. Она не привыкла к такой Серане. К насмешливой, заносчивой, горделивой, весёлой — какой угодно, но не с морем грусти и сожаления в глубине недавно сияющих глаз. Как-то неловко Лаелия опускает руку на чужое плечо, слегка поглаживая пальцами сквозь ткань одежды. Серана никак не реагирует. — Не хватает деталей. Давайте поищем их, — заключает драконорождённый после осмотра часов, и вампирша молча кивает, отправляясь в сторону садика с мёртвыми растениями. Лаелия бросает взгляд ей вслед и, помедлив мгновение, также приступает к поискам. И даже когда часы собраны, и они уже глубоко в подвалах замка, и Серана выкрикивает какие-то насмешки безмозглым гаргульям, что кидают в них камни, Лаелия не решается выдавить из себя привычные для них едкие комментарии. Довакин даже спрашивает, всё ли хорошо, когда девушка затихает слишком надолго, и та заверяет его, что всё в полном порядке, просто атмосфера слишком давящая. В лаборатории Валерики становится чуть спокойнее. Серана рассказывает то, что знала об увлечениях матери, и после нахождения дневника, они с довакином принимаются за поиск ингредиентов. Лаелия не слишком в этом разбирается, так что она занимает себя изучением книжной полки. Взгляд цепляется за один томик, который девушка решает вытащить и прочитать пару страниц. Правда, хватает её едва ли на один разворот — с громким хлопком она закрывает книгу, сжимая пальцы на переплёте до царапин на кожаной обложке. — Всё в порядке? — Серана, стоящая неподалёку, несколько обеспокоенно окидывает зажмурившуюся от резкой злости девушку. — Абсолютно. Просто прочитала что-то, что знать не хотела, — на выдохе сообщает она. — Точнее, хотела, но в итоге это оказалось ещё хуже, чем я могла подумать. Серана не понимает и хмурится, и когда Лаелия ставит книгу на полку, читает название на корочке: «Опускулус Лами Бал». На этом её глаза слегка расширяются от удивления и осознания, а затем губы вытягиваются в слабую улыбку без капли смеха за ней — лишь что-то мрачное и болезненное. Лаелия отводит от этого взгляд и опускает голову. Она не лишена сочувствия, но Серана последний человек, который нуждается в жалости. Поэтому Лаелия делает глубокий вдох и, собравшись, всё-таки присоединяется к поискам. Лаелия, на самом деле, изучила довольно много литературы, когда была юной. Она читала книги и свитки, так упорно ища на их страницах себя, своё место, хоть что-то близкое заблудившемуся в огромном мире сердцу. Оттуда Лаелия знает о даэдра и аэдра, знает достаточно много, чтобы без капли сожаления продать амулет Мары, доставшийся от матери, Белетору за горстку септимов и игнорировать храм Кинарет в Ветреном районе. Потому что себя так и не отыскала на жёлтых страницах, сколько бы раз не перечитывала строчку за строчкой. Иногда, лёжа посреди ночи в своей кровати в общей комнате Йоррваскра и смотря в потолок, она думала, что, быть может, ей стоило пойти не в Соратники, а в колледж Винтерхолда. Там, говорят, любят таких же чудиков, как она. Кто никак не успокоится и не заживёт спокойной жизнью, а всё ищет что-то, что сам не знает. Под внимательным взглядом Сераны она ощущает себя бабочкой, что иголкой приткнули к доске и изучают под лупой. Взгляд, пробирающийся под кожу, смотрящий куда-то за кости, внутрь самой души. И расспросы у костра, когда тишина затягивается слишком надолго. — Куда ты идёшь? — Не знаю. — Что ты хочешь? — Не знаю. — Что ты вообще знаешь? — Я знаю, как добраться до Вайтрана. Знаю, где моя кровать в Йоррваскре, — уверенно перечисляет девушка, подкидывая собранные сухие ветки в огонь. — Знаю, сколько стоит лечебное зелье в лавке у Белетора. Знаю, где Эйла прячет свою любимую книгу про стрельбу из лука. Знаю… — задумчиво наклоняет голову и сводит брови к переносице, словно усиленно пытаясь вспомнить, после чего куда менее бойко выдавливает, — что родители назвали меня Лаелия. С лёгким смешком, выдержав небольшую паузу, Серана хмыкает: — Занятно. Лаелия ритмично стучит мыском обуви по земле. «Занятно». Она слышит это слишком часто от Сераны. На любые расспросы о себе девушка получает это чёртово «занятно» и какую-то загадочную улыбку. Сначала бесило. Сейчас привыкла. Лаелия вообще много к чему привыкла, от чего раньше скрежетала зубами. Не знает даже, к лучшему ли это всё. Когда портал в Каирн Душ вспыхивает под их ногами, весь воздух в комнате словно электризуется и колет лёгкие изнутри. — У неё получилось! — восторженно выдыхает Серана. — Пора отправляться на поиски твоей матери, — решительно отзывается довакин и, не медля, делает шаг вниз по лестнице. Вот только затаскивать его назад приходится Лаелии и Серане, потому что через пару ступенек он резко скорчивается и шипит от боли. — Больно… — едва выдавливает драконорожденный из себя, лёжа на полу. — Прости, мне надо было знать. Каирн Душ пытается забрать твою душу, когда ты приближаешься. — И как это исправить? — Лаелия сидит на корточках возле довакина, пока тот восстанавливает дыхание. — Есть парочка вариантов, — Серана складывает руки на груди, отводя взгляд. — Но ни один вам не понравится. — Говори уже, Серана, — девушке совсем не нравится такое оттягивание. — Я могу обратить вас в вампиров, — она выпрямляет один палец, перечисляя решения, — или же заточить часть души в камень душ. Трюк, которому меня научила мама. — Н-да, варианты так себе, — Лаелию это не особо радует. — А чем грозит второй? — Это ослабит Вас в Каирне Душ. Но я не могу сказать, какие опасности там ждут, — Серана как-то виновато опускает голову. — Хотела бы я иметь варианты получше… Простите… — Не твоя вина, — довакин наконец приходит в себя и с поддержкой Лаелии встаёт на ноги. — Я в любом случае выбираю второй вариант, — отзывается девушка, — а ты для себя сам решай. — Ты можешь подождать нас тут и не подвергать себя опасности, — замечает драконорождённый. — Ага, чтобы ты там опять начал геройствовать и подох от случайной стрелы, — кивает Лаелия, и этот комментарий слегка веселит мрачную до этого Серану. — А я потом объяснялась перед всем Скайримом, как оставила их героя. Долго думал над идеей? Довакин закатывает глаза. Лаелия отправляется к рабочему столу Валерики за подходящим камнем душ, пока тот принимает решение. — Мне брать два или один? — оборачивается она на задумавшегося драконорождённого. После недолгого молчания он наконец отзывается: — Два. Лаелия потирает в руках пустой камень душ, сидя на кровати в снятой комнате таверны. — Ты всё ещё его хранишь? — смеётся Серана и садится рядом, чтобы положить голову на плечо Лаелии и зевнуть. Всё-таки и вампиры могут уставать, даже чуточку удивительно. — Ты буквально сунула в эту штуку кусок моей души, — девушка делает ещё оборот и затем плотно сжимает кулак вокруг кристалла. — Как-то неприятно просто выкидывать его. — А что же ещё с ним делать? — тонкие пальцы оплетают чужие. — Можем использовать его по назначению и заключить внутрь чью-нибудь душу. Или продать. Как думаешь, если мы расскажем историю про то, что этот камень побывал в самом Каирне Душ, кто-нибудь поверит и накинет ему цену, м? У Сераны руки нежные и аккуратные, не привыкшие к грязному труду. По бледной мягкой коже скачут лишь искры магии, словно бы щекоча своими разрядами. Совсем не в пору её жёсткому характеру и острому языку. Она вся слишком утончённая и аккуратная — Лаелия иногда даже забывает, что вампирша голыми руками может переломить ей пару костей без особых усилий. — Что ты к нему так прицепилась, он тебе как-то мешает? — Нет. — Тогда я распоряжусь с ним так, как посчитаю нужным, — вервольф выдёргивает руку из чужой хватки и поднимается, чтобы сунуть камень в лежащую на столе сумку. Серана медленно вытягивается на кровати, напоминая домашнюю кошку на залитом солнечным светом полу. — Это моя кровать, — Лаелия встаёт рядом, смотря сверху вниз. — Твоя вторая. — Какая разница? — она лишь тянется, вновь зевая и оголяя белоснежные клыки. — Я здесь уже отлично устроилась. — Капризное дитя, — раздражённо цокает языком девушка, отправляясь на свободное место и по дороге задувая свечи на прикроватной тумбочке. Постель легонько скрипит ножками по полу, когда Лаелия залазит под тонкое покрывало и устраивается поудобнее. В такие моменты она вспоминает, как по вечерам Соратники стекались в общую комнату перед сном, обсуждая между собой последние события приглушёнными голосами. Интересно, её кровать в углу уже отдана кому-то, или они всё же ждут возвращения своей сестры по оружию?.. — Ты когда-нибудь думала об исцелении? — разрезающий тишину вопрос прогоняет раздумья и заставляет девушку вздрогнуть от неожиданности. — Не особо, — Лаелия переворачивается на бок, лицом к Серане. — Я читала в какой-то книге способ избавиться от ликантропии, и он потребовал бы от меня убить невинную девушку. Дважды. Одну и ту же, — девушка щурится, всматриваясь в темноте в горящие глаза. — Звучит не особо заманчиво. — Моя семья поклоняется Молаг Балу, — смеётся как-то нервно её собеседница. — Не со мной тебе говорить о нравственности. Тишина замирает в воздухе между ними, как напуганный зверёк, услышавший шуршание листьев кустов. Лаелия готова поклясться, что Серана хочет спросить что-то ещё, но никак не может решиться. Так что она ждёт. Не торопит. Спустя пару минут вампирша наконец говорит: — А что насчёт других обращений? В вампира, например? — Чтобы растягивать «удовольствие» на целую вечность? Ну уж нет, спасибо. Лаелия никогда не чествовала вампиров. Сама её сущность всегда готова была скалиться и зверем рычать на эти порождения ночи, нападающие на мирных людей. Соратникам редко приходили просьбы по зачистке лагерей вампиров, однако порой всё же приходилось сталкиваться с ними на поручениях. И никогда она не колебалась при виде кровожадных монстров. Сейчас же, наблюдая за разговорами Сераны и Валерики, Лаелия не совсем понимает, что же ей испытывать и как относиться к ним. И, что ещё хуже, она не уверена, не будет ли дрожать её рука, если придётся обнажить свой клинок на них. Это заставляет чувствовать себя не слишком уютно и как-то напряжённо, особенно когда кто-то из женщин Волкихар эмоционально повышает голос. Теперь было ясно, в кого у Сераны эта заносчивость и резкость слов. От этого уже начинает гудеть голова. Она бросает взгляд на спорящих вампиров. Хотя нет, с Валерикой подобных проблем не возникнет. Серана же — совершенно иной случай. «Нет плохих рас — есть плохие люди», — говорил кто-то из рыбаков в Рифтене, рассказывая детишкам выдуманные истории о своих приключениях. Прожил правда недолго с таким отношением, а потому все и смеялись над его мягкостью. Лаелии теперь не смешно. Мир куда проще, когда ты не задумываешься о нём слишком много. Когда есть только хорошие люди и плохие. Когда заботиться нужно лишь о своей шкуре. Когда из неизвестности только то, что именно подадут на завтрак в общей зале. Но только ты копаешь чуть глубже, и вот уже не ясно даже, кто ты такой и где твоё место под небом. И ты беспомощно болтыхаешься в пруду возможностей, за которые никак не зацепишься, как жаждущий посреди океана — вот она, драгоценная вода, вот только испить её не получится. Когда Лаелия думала лишь о том, когда же довакин наиграется в охотника на вампиров и они вернутся в Вайтран, было проще. Сейчас она думает о том, как бы им спасти Серану, а заодно и весь мир. И когда подобная мысль впервые чётко формулируется в голове, Лаелия почти что роняет несчастную стрелу, которой до этого целилась в драугра за спиной вампирши. Вот только терять самообладание подобным образом посреди боя слишком позорно для неё (даже если заметит это только сама девушка и осудит себя тоже только она), так что, выровняв руку, тетиву отпускает. Стрела вместо головы врезается в основание шеи на уровне ключиц. Лаелия выругивается на выдохе. — Сюда! — зовёт их довакин из соседнего тоннеля пещеры, в которую они пришли в поисках лука Ауриэля из пророчества. Обезглавив последнего двигающегося драугра, девушки спешат к драконорождённому. Тот стоит на ветхом, не вызывающем доверия висячем мостике, перекинутом через пропасть. Снизу слышатся всплески быстрой подземной реки. Лаелия морщит нос. — Ты уверен, что это безопасно? — она опасливо касается столбика, вбитого в землю на её стороне. — Выглядит не особо… — Меня в доспехах выдерживает, — пожимает плечами довакин и, чтобы подтвердить свои слова, слегка раскачивает мост. У Лаелии при виде этого аж мурашки идут по коже. Серана, подумав немного, всё-таки делает шаг вперёд. Верёвки скрипят, но исправно держатся. — Я подожду, пока один из вас сойдёт с моста, — вервольф складывает руки на груди. Драконорождённый не решается спорить и проходит на другую сторону. Лаелия делает шаг на сырые от высокой влажности доски и не может оторвать взгляда от разбивающейся о камни воды где-то там внизу. — Всё в порядке? — Серана кладёт руку на её предплечье, несколько обеспокоенно пытаясь заглянуть в чужое лицо. — Просто подумала, выживем ли мы, если свалимся туда. — Завязывай уже со своим пессимизмом, — слышится голос дальше на мосту. — Я там всё осмотрел, ничего нет. Видимо, мы что-то упустили раньше. Давайте вернёмся и— Одна из досок с треском ломается пополам ровно под ногой довакина. Серана, находящаяся к нему ближе, реагирует первой, бросаясь к драконорождённому, и Лаелия хочет тоже поспешить на помощь, однако её останавливает звук за спиной. Она успевает лишь обернуться, прежде чем один из столбиков, на которые закреплены верёвки моста, съезжает по сырой земле к краю, а затем в пропасть. Её грубое ругательство обрывается где-то на середине. Затем слышны лишь свист рассекаемого воздуха и кроткие возгласы каждого из них. Если Лаелия скажет, что из них двоих выходить из зоны комфорта пришлось лишь ей, она нагло соврёт. Не впервые, конечно, но врать об этом как-то совестно. Так что нехотя она признаёт, что Серане тоже пришлось изменить свои взгляды. Девушка и сама знает, что процесс превращения у вервольфов со стороны — не самое приятное зрелище для непривыкших глаз, да и сами они выглядят не как милые дворовые псы. Первое время после встречи с Сераной, та каждый раз морщилась и оставляла грубые комментарии, стоило Лаелии сменить форму. А та в свою очередь, конечно, нарочно делала это без предупреждения. Чавкающие звуки поедания только что упавших мёртвых тел и вовсе выводили Серану из себя, и она при любом удобном случае интересовалась, «обязательно ли быть такими животными». Видеть её гневное лицо, когда тёмная морда с шерстью, слипшейся от капающей на землю крови, и остаточными кусочками плоти и кожи, находилась на расстоянии меньше, чем метр, было особым удовольствием Лаелии. Скажи ей кто-нибудь, что спустя несколько недель Серана будет шутливо трепать её между стоячих ушей, чтобы немного побесить, она бы, как минимум, рассмеялась ему в лицо. А ещё Серана учится открываться. Понемногу, маленькими шажками, но упорно и твёрдо. Темы, на которые раньше стояло чёткое табу и крест, постепенно становились менее острыми вопросами. — В Рифтене ведь стоит храм Мары, да? — вампирша протирает уголки рта от ярко-алого зелья. — Значит ли это, что там много её последователей? — Не сказала бы, — Лаелия мало интересовалась верой в то время, так что едва ли может припомнить что-то на этот счёт. — Кажется, её храм используется скорее как место бракосочетаний, чем место для молитв. — Думала когда-нибудь об этом? — О чём? — О свадьбе. Вервольф хмурится. — Никогда не задумывалась. Когда Вилкас увидел у меня амулет Мары среди вещей, он подумал, что я ищу себе кого-то, и спросил, почему же я его не надеваю, — Лаелия пожимает плечами. — Это был единственный раз, когда мысли о женитьбе как-либо касались меня. — И для чего же тебе был нужен этот амулет, если не для его прямого назначения? — Серана закрывает пустую склянку. — Что-то вроде наследства, — девушка делает неопределённый жест руками. — Достался от матери. Она то ли поклонялась Маре, то ли просто хотела получить её благословение. А может просто хранила как воспоминание. Чёрт его пойми. — Мило, — хмыкает Серана. — И где же он? — Продала, — кротко отвечает вервольф и, прежде чем получает новый уточняющий вопрос, продолжает, — я не собираюсь быть последователем какого-либо аэдра, а даже если захочу вступить в брак с кем-то, то всегда могу купить новый. — Уже есть кандидаты? — она решает перевести тему с обсуждения религиозных взглядов и семейных проблем. — Нет. Я не слишком много общаюсь с кем-либо кроме Соратников, — Лаелия задумчиво наклоняет голову. — Не знаю даже. Наверно, мой характер вынесет только Эйла да Вилкас, и то второй вряд ли. — А я думала, что вы считаете друг друга семьёй… — хихикает Серана. — Кто мне там говорил, что он не разбирается в нравственности, а? — наигранно обиженно отзывается вервольф, кидая небольшую горстку снега в девушку напротив, и та прикрывает лицо руками, смеясь уже чуть громче. Лаелия на секунду даже расстроена, что воздушная акробатика не входит в тренировки Соратников. Потому что перегруппировать себя в воздухе оказывается куда более сложной задачей, чем казалось изначально. К сожалению, девушке не повезло оказаться ближе всех к боковой стене, так что прежде, чем она успевает оттолкнуться от неё руками и ногами, её плечо встречается с кривым каменным выступом. Лаелия не уверена, хрустят её кости, камень или же это и вовсе шум в ушах, но удар вынуждает падающее тело изменить траекторию и почти что удариться об Серану. «Вытянись!» — только и успевает услышать вервольф не то довакина, не то вампиршу (болевой шок ещё не спал и голова неприятно гудит; возможно, ударилась она не одним плечом), а затем с головой уходит под воду, ощущая, как сильный поток несёт их куда-то дальше, нещадно ударяя о камни дна. Чья-то рука буквально хватает её за шкирку и сильным рывком вытаскивает на поверхность, правда, помогает слабо — Лаелия не способна держаться на воде из-за течения и острой боли в неслушающейся руке, и каждая новая волна накрывает её, заставляя хватать ртом вместо воздуха воду. Однако хватка не пропадает, упорно стараясь держать чужую голову выше поверхности как можно чаще. Поток воды буквально выплёвывает их в пещеру, не слишком мягко, так что слышатся новые стоны боли в трёх голосах. Лаелия, ударившись ещё и позвоночником, без сил перекатывается со спины на бок и, здоровой рукой опираясь о землю, едва ли дышит. Вода из неё выходит сама, без чьей-либо помощи, и когда спазм в горле смягчается, девушка слышит противный стрёкот за собой. Лаелия испуганно оборачивается назад, не способная даже вскочить на ноги, и видит перед собой морозного паука размером с собаку. Во время падения ей показалось, что пара штук спешила за ними по стенам вниз, но девушка приняла это за игру воображения. С её губ срывается вымученный возглас: — Мне не до тебя, уродина! — когда челюсти паука раскрываются в желании плюнуть ядом, вервольф ударяет его ногой прямо по глазам, чуть повыше усеяных шипами хелицеров. Чудовище злобно шипит, слегка отскакивая назад, и, словно бы обиженно, раскрывает пасть в новом плевке. Его голову прошибает сразу три ледяных копья и, издав последний скрежет-крик, он падает на сырые камни мёртвой тушей. — Быстрее! — Серана бросается к лежащей Лаелии в считанные мгновения, беря ту под руки и поднимая за собой, и торопливо тащит её вслед за довакином, что уже нашёл относительно безопасное и сухое место. Девушку опускают на камни, прижимая спиной к неприятно неровной стене пещеры, после чего вампирша приступает к осмотру травмы. Спустя пару ругательств, Серана одним движением головы приказывает что-то довакину. Тот понимающе кивает и кладёт одну руку на здоровое плечо Лаелии, а вторую держит перед её лицом. Пальцы же Сераны обхватывают предплечье и чуть повыше запястья, впиваясь чуть ли не до синяков. — Что вы собираетесь— Она не успевает договорить. Один кивок головы вампира, и на рот Лаелии спешно опускается широкая ладонь драконорождённого, а затем они оба тянут её под определёнными углами. Даэдра их знает, когда эти двое успели так слаженно договориться и сработаться, но с щелчком сустав возвращается на место, а боль заставляет девушку вскрикнуть. Приглушённый вопль эхом расходится под потолком пещеры, и когда довакин убирает руку с её рта, вслед за ним летит длинный ряд ругательств и проклятий. Когда её полностью отпускают, девушка сгибается пополам, лбом почти касаясь коленей. — Выпей зелье, — Серана аккуратно тянет её назад, заставляя выпрямиться и вновь прижаться к уже сырой от промокшей одежды стене. — У тебя есть минута на передышку, а затем нам нужно идти дальше. Чем дольше сидим на месте, тем больше тварей привлечём к себе. Лаелия едва ли дышит. Точнее, ощущается это именно так, но при этом она отчётливо видит, как сильно вздымается её грудь от тяжёлого дыхания. Вампирше приходится буквально поить девушку снадобьем. Довакин пока стоит на страже, отстреливаясь от пауков. Серана мягко, Лаелия бы даже сказала «нежно», убирает сырые липнущие пряди с чужого лица, чтобы стекающая с них вода не заливала глаза и рот. — Спасибо, — выдавливает она из себя. Вампир лишь кротко кивает и легонько улыбается, стараясь успокоить одним своим видом. Нехотя Лаелия признаётся самой себе, что это работает. В самом начале своего совместного путешествия, по дороге до Вайтрана, Серана болтает излишне много для неразговорчивой Лаелии. Она расспрашивают девушку обо всём, начиная с историй из детства и заканчивая обсуждением сложившейся политической ситуации в Скайриме. Вервольф отвечает на этот поток несколько обрывисто. Рассказывает о вечно сыром Рифтене, пахнущем рыбой круглые сутки, за исключением вечерних часов, когда одна «смена» рыбаков меняется на другую, и первые запивают усталость мёдом, отчего потом до полуночи во влажном воздухе буквально стоит запах алкоголя. Не о том городке из разговоров довакина, по улицам которого гуляет Мьол Львица, всем из теней заправляет Мавен Чёрный Вереск, а Гильдия Воров, как крысы поджавшие хвост, прячутся среди сточных вод. Потому что Лаелия выросла в другом Рифтене. В том, из которого она уехала ещё жалким подростком за двадцать с чем-то септимов в Вайтран, в надежде там найти себе место. — Мама умерла, когда мне было лет 10, — пересказывает одну и ту же историю вервольф, — а отца я никогда не знала. И когда ровные брови Сераны вопросительно изгибаются, поясняет: — Не в том смысле, что ты подумала: он умер ещё до моего рождения. Мама всегда рассказывала истории о нём. Только хорошие, конечно, — Лаелия поправляет сумку на поясе, морщась от ещё непрошедшей боли на уровне рёбер, — поэтому-то я и не знаю, каким он был на самом деле. Знаешь, мама любила хвалиться мне, что в нашем роду когда-то были данмеры, бежавшие из Морровинда в какой-то там эре. Без понятия, откуда она взяла этот бред, но всё равно исправно поддакивала. Серана тихонько смеётся, и Лаелия тоже позволяет себе смешок. — Звучит не особо правдоподобно, тут ты права, — вампирша опускает капюшон пониже. — Получается, если не учитывать это, то ты нордка. Тогда на чьей же ты стороне в войне? — Соратники придерживаются нейтралитета в подобных конфликтах, — задумчиво тянет Лаелия, — с чем я, впрочем, полностью согласна, потому что не имею какой-то чёткой позиции в данном вопросе. Однако… пусть «свободный Скайрим» и звучит очень заманчиво… Империи я доверяю чуточку больше. — Откуда такое мнение? — губы Сераны расплываются в хитрой улыбке. — Не потому ли, что ярл Солитьюда куда прекраснее ярла Виндхельма, м? — Почему же, говорят, Ульфрик Буревестник очень даже очарователен, — в тон ей отзывается Лаелия, затем возвращаясь обратно к серьёзности. — Просто не знаю, может ли он справиться с целым Скайримом. Да и эти крики «Скайрим для нордов» уже поднадоели. — Твоя правда. Целиться с больным плечом из лука — занятие гиблое, но Лаелия рук не опускает, пока довакин пробивается в ближнем бою, а Серана превращает фалмеров в решето. В Забытой Долине не холодно и не жарко, однако когда ветер щекочет ещё сырую кожу, девушка ёжится. Серана постоянно держится рядом, словно боясь оставить её одну на больше, чем пять минут, и вервольф возмущена такой опекой, о чём не забывает постоянно напоминать. Тем не менее, как бы она не злилась, Лаелия всё ещё сама держит ухо востро, внимательно следя за всем, что пытается подойти к ним опасно близко. Она следит за каждым скользким выступом, когда они поднимаются на склон; придерживает чужую руку, когда они проходят реку вброд возле водопада, выслушивая возмущённые причитания адресованные довакину; толкает Серану вперёд себя, когда они бегут по трещащему под ногами льду, заставляя ту скользить вперёд и падать ровно в мягкий сугроб на краю озера, из которого вылетела пара драконов; не спускает глаз с застывших ледяных фигур под сводами древнего храма. А ещё втрое внимательнее относится к каждому мосту — фалмеры (даэдра бы их побрал, как же Лаелия ненавидит этих жалких существ) не славятся своим градостроительством. Лаелия придерживает драконорождённого за плечо, когда тот порывается остановить праведный гнев Сераны, поднявшей за грудки Виртура в воздух. И первой же бросается в бой, когда тот отталкивает злую вампиршу от себя. Она действует раньше, чем думает, потому что боль в теле заставляет её разум неприятно мутнеть и путаться, и инстинкты заставляют тело двигаться само. Лаелия воспитана улицами Рифтена и той, что трепетно сжимала амулет Мары, рассказывая дочери о её заповедях. Поэтому когда здравый смысл прекращает своё действие, работают лишь старые наставления: сострадание и забота о близких без капли ожиданий взамен. То, что так упорно в ней искоренялось годами. Удивительно, как многое можно забыть за несколько недель. — Теперь нам пора встретиться с твоим отцом, — Лаелия держится за больное плечо, устало упираясь здоровым в стену дорожного святилища. — И убить его, — кивает Серана, бросая взгляд на лук Ауриэля в руках довакина. — Нужно отправиться к Израну. Думаю, он может помочь нам попасть в замок, — предлагает драконорождённый. Все трое попарно переглядываются. Их приключение подходит к своему логическому концу, но почему-то кажется, что впереди ещё такой же путь. И от этого как-то тяжело на сердце. Двое прибывают в Вайтран на закате — стражники поначалу останавливают незнакомок, но затем замечают Соратницу и немедленно открывают ворота. Лаелия снимает комнату в Гарцующей Кобыле, протаскивая Серану через полный зал завсегдатаев и успешно игнорируя нападки знатно подвыпившей Утгерд. — Я пойду в Йоррваскр, а ты оставайся здесь, — говорит вервольф, буквально усаживая вампиршу на постель. — Вернусь не позже утренних лучей. Серана открывает рот, чтобы возвразить, но Лаелия уже исчезает в дверном проёме. На улице девушка замирает: Вайтран в это время потихоньку пустеет, оставляя на улицах одну лишь стражу да каких-нибудь засидевшихся пьянчуг из таверны. Вервольф полной грудью втягивает привычный воздух, наполненный запахом сухой травы и фруктов из лавок. До Йоррваскра она добирается едва ли за минуту — перепрыгивая две-три ступени за раз, но у самой двери нерешительно замирает. Слышит голоса Соратников и их весёлый гогот. Сделав глубокий вдох, наконец толкает дверь вперёд. Часть ордена сидит за длинным обеденным столом, на котором ещё осталась пара тройка тарелок с вечерней трапезы, что-то шумно и бурно обсуждая, пока остальная либо отправляется спать на нижние этажи, либо на новые поручения. При виде знакомой залы Лаелия едва ли может сдержать кроткую мягкую улыбку. Какого бы мнения она не была о своём пребывании здесь, Йоррваскр и Соратники всегда будут отзываться теплотой в её сердце. — Смотрите, кто наконец вернулся! — излишне громко сообщает о прибытии Лаелии Рия, с грохотом вскакивая со своего места. — Ну, давай, рассказывай, чем ты так долго занималась вдали от ордена? Соратники одобрительно вскидывают кружки с мёдом, проливая часть на пол, к огромному недовольству убирающейся Тильмы. Лаелия, легко уворачиваясь от не особо ловких попыток Фаркаса схватить её за плечи, подходит ближе к сидящим за столом и вырывает из рук Рии кубок, чтобы осушить его в несколько глотков. Она рассказывает о произошедшем с ней за последнее время — не слишком подробно, опуская множество моментов и деталей, акцентируя всё внимание лишь на боях и стычках с врагами. Не то что бы Соратников интересовало что-то другое, кроме этого. И каждый раз, когда одна история перетекала в другую, язык Лаелии цеплялся за имя, что почти что срывалось с губ, но к счастью оставалось лишь кислым послевкусием от хмеля. Через пару часов Вилкас сообщает о том, что им пора бы уже закругляться, потому что иначе они не встанут на следующий день, и Соратники, немного повозмущавшись, всё-таки разбрелись все по своим кроватям внизу. Лаелия провожает их взглядом, не поднимаясь со своего места. — Ты не хочешь отдохнуть с дороги? — удивлённо интересуется у неё Вилкас. — На самом деле, у меня есть к тебе разговор, — вервольф смотрит на золотистый мёд в своей кружке, медленно покачивая её в руках. Она могла бы промолчать. Могла бы пойти спать, встать утром и приступить к поручениям. Могла бы жить так, словно не было всей этой истории с вампирским лордом, луком Ауриэля и одной конкретной саркастичной вампиршей. И никто бы даже не знал правды, кроме довакина, Стражи и этой самой вампирши. И это было бы самой страшной ошибкой в её жизни. — С чего вдруг такая серьёзность? — Соратник отодвигает стул рядом с девушкой и садится на него. — Я бы хотела снова отправиться в путешествие. — У довакина появилась новая авантюра, от которой ты не можешь отказаться? — Нет, я… я хотела бы посмотреть Скайрим. Одна, — Лаелия прокашливается, потому что слова застревают где-то в сухом горле. — Поручения отправляют нас в самые разные уголки этого края, но я хочу увидеть жизнь в других местах, встретить новых людей. Может даже навестить родной город. Вилкас морщит лоб, хмурясь, но затем задумчиво кивает. — Ты всегда была свободолюбивой. Глупо пытаться держать тебя тут на привязи, — он был таким, сколько они знакомы: понимающим и мягким, несмотря на стальной стержень злости где-то внутри. — Но я должен спросить: значит ли это, что ты покидаешь Соратников? — Нет, — отрицательно качает головой Лаелия. — Не покидаю. Просто… беру отдых. Небольшой. Хочу… хочу разобраться кое в чём. — Как скажешь, — Вилкас хлопает её по плечу, и девушка легонько морщится — ещё не зажило. — Йоррваскр всегда открыт для тебя, и из Круга мы тебя тоже не исключаем. Кодлак всё поймёт, когда ты ему объяснишь, ты ж его знаешь. Лаелия улыбается, и эта улыбка отражается на лице мужчины. За спиной скрипит дверь — наверно, кто-то вернулся с поручения раньше времени без результата, злой и раздражённый. Девушка открывает рот, чтобы поблагодарить Вилкаса за понимание, но умолкает, когда видит, как его глаза вдруг угрожающе щурятся, а рука ложится на рукоять меча на поясе. Улыбка пропадает с лица Лаелии, и она спешно оборачивается назад. Глаз натыкается на знакомое бледное лицо под капюшоном. Вервольф вскакивает со своего места молнией и сокращает расстояние в три длинных прыжка. — Что ты тут делаешь? — гневно шипит она на Серану, что с любопытством рассматривает окружение. — Я устала ждать тебя, — пожимает плечами вампирша. — Ты даже не спросила меня, хочу ли я сидеть там в ожидании. — Кто это? — голос Вилкаса буквально гремит сзади, и Лаелия замирает. Серана — вампир, и это не просто видно, это буквально ощущается кожей, так что скрывать подобное от Соратника просто бесполезно. Зажмурившись и сделав глубокий вдох, девушка наконец разворачивается к нему обратно. — Это Серана, она сопровождала нас с довакином, сражаясь на нашей стороне, — поясняет Лаелия, стараясь не сжаться под тяжёлым взглядом брата по оружию. — Она также собирается быть моим компаньоном в путешествии, пока наши пути не разойдутся. Она не видит, как горящие глаза Сераны при этих словах расширяются. Они ещё не обсуждали свои планы на будущее, и услышанное было сюрпризом для вампирши. Вилкас, правда, воодушевления не разделяет. — Нежить? — цедит он сквозь зубы. — Ну и вы не люди, — замечает Серана, и Лаелия цыкает на неё через плечо. — Почему ты не сказала раньше? — после вздоха продолжает Вилкас, и всё внутри девушки сжимается. Рассерженный Соратник это одно, но разочарованный в ней — совсем другое дело. Лаелия всегда тепло относилась к Вилкасу, могла бы даже назвать его своей семьёй, и слышать в его голосе подобные нотки было верхом для неё. Последний раз подобный стыд она ощущала где-то в глубоком детстве, когда мама очень тяжело вздыхала, протирая разодранные в кровь колени, просвечивающие сквозь новые дыры в штанах. Словно нашкодивший щенок, прижавший хвост и уши, жмущийся к стене в углу своей конуры. И куда делась вся её уверенность и вечно кипящая кровь? — Потому что ты в жизни бы не одобрил такое, — робко выдавливает из себя вервольф, потупив взгляд в пол. — Не как Соратник, но как мой друг. — Я не одобряю ложь среди друзей. — Это не ложь! Это… опускание деталей. — Лаелия, — не злость, а лёгкая обида и печаль. Колет где-то в груди. — Прости, — наконец обречённо выдыхает девушка, бессильно опуская руки и голову. В замке Волкихар привычно мрачно, пахнет кровью и смертью и едва ли можно пробиться сквозь толпы вампиров. К счастью, Изран и Стража Рассвета соглашаются помочь — и зачистка проходит куда быстрее и проще (Лаелии даже удаётся не переломать четверть костей в организме, а это уже неплохо). Однако перед последней дверью на их пути они все замирают. Стража остаётся позади, продолжая сражаться с разделённым кланом и другой дрянью, что наполняет этот замок, и довакин кидает на Лаелию немного взволнованный взгляд. — В чём дело? — невыплеснутая энергия бурлит в её венах, разгоняет кровь с адреналином по организму, заставляет нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Лаелия сплёвывает кровь из разбитой губы и водит глазами с нерешительного лица драконорождённого на бледное и пустое лицо Сераны. Вряд ли мысль о встрече с отцом, по итогу которой один из них умрёт, вызывает хоть какие-то положительные эмоции. — Может тебе лучше остаться здесь? Этот бой будет… опасным, — довакин старается звучать мягко, боясь обидеть вспыльчивую девушку. Вервольф усмехается. Она же не дура: прекрасно понимает, что со своими спутниками ей в жизни не сравниться. В жилах одного течёт кровь драконов, его крик способен повалить этих древних существ наземь, а от одного только повышенного голоса начинает гудеть голова; вторая — единственная наследница вампира-лорда, обращённая самим Молаг Балом лично, Дочерь Хладной Гавани, чья кровь сотрёт солнце с небосвода. И их враг — вышеупомянутый лорд, способный обратить весь мир в вечную тьму. Конечно дочь какого-то рыбака, сбежавшая сиротка, которую научили махать клинком и стрелять из лука по мишеням, не способна встать в один с ними ряд. Даже если в её сердце пылает чёрная, как сажа, злость и ненависть. Лаелия и не питает подобных глупых надежд. Она перехватывает зачарованный меч покрепче. — Я прошла с вами через добрую половину Скайрима, несколько раз сломала кости и вывихнула суставы, получила полдюжины шрамов, и сейчас перед финальным боем должна развернуться назад? — дрожь в голосе она скрывает насмешливой самоуверенностью. — Да Фаркас меня вытолкнет взашей и будет смеяться до конца моих дней! Лаелия бросает взгляд на Серану, что неотрывно смотрит на двери перед ними. Ей кажется, или она сейчас бледнее обычного? — Так что тебе от меня не отделаться, — она переводит глаза обратно на драконорождённого и криво усмехается. — Береги себя, — тот хлопает девушку по плечу рукой в тяжёлой перчатке и, получив кивок головы в ответ, отстраняется с глубоким вздохом, чтобы толкнуть широкие двери вперёд. Прежде, чем нога Сераны коснётся пола кафедрального зала Волкихар, Лаелия наклоняется вперёд и, потянув чужой локоть к себе, говорит почти что неслышно на фоне грохота железных петель: — Не смей умирать сейчас, — вампирша легонько поворачивает голову в её сторону, чтобы не приходилось вслушиваться. — Иначе всё это было зря. Серана молчит. Отворачивается обратно. Девушка выпрямляется, нервно перекидывая меч из руки в руку. Затем замечает кроткий кивок чужой головы. Лаелия видит лорда Харкона впервые, если, конечно, можно вообще назвать представшее перед ними жилистое существо человеком. Дверь за их спинами захлопывается, и шипящий голос вкрадчиво расползается под сводом залы: — Серана, дочь моя. Смотрю, тебе всё ещё нравится иметь… питомцев, — взгляд чёрных глаз проходится по довакину и Лаелии, словно бы оставляя противное липкое ощущение на коже. — Ты меня разочаровываешь. Променять всё, что я дал тебе, ради этих жалких существ? — Ты их не тронешь, — Серана встаёт между отцом и Соратниками, буквально закрывая их собой от его холодного прожигающего взгляда. — Ах, благородные охотники на вампиров, пришли убить злого лорда, — каждое слово пропитано ядом, обволакивающим лёгкие и заставляющим дышать через раз, — вот только кто будет следующим? Ты, Серана? Или может твоя неблагодарная мать? Лаелия закусывает внутреннюю часть щеки, чувствуя неимоверную злость внутри. В любой момент она готова уже сорвать лук с плеча довакина и сама выстрелить в мёртвое сердце монстра, что посмел называться отцом. Девушка ощущает не меньшее отвращение, исходящее от Сераны, что чуть ли не сияет чёрным ореолом вокруг неё, наподобие свечения мотыльков в той пещере. Вервольф чувствует вкус крови на языке. Она устала ждать. Прежде, чем довакин успевает ответить на едкую издёвку Харкона, Лаелия делает шаг, вставая рядом с Сераной и выставляя вперёд блестящий магическими искрами меч, который крепко сжимает двумя руками. — С меня довольно твоих пустых разговоров, — девушка встаёт в позицию, готовая сорваться с места в любую секунду. — О, этой зверушки я ещё не видел. Кто это? Твоя ручная шавка? Солнечная эльфийская стрела взрывается яркой вспышкой света, врезаясь в грудь Харкона, когда довакин отпускает тетиву. Сигнал к действию. Прежде, чем крик боли растворится в воздухе, Серана и Лаелия бросаются в разные стороны, обходя лорда с двух сторон. Вервольф готовится ударить того наотмашь, если он двинется в её сторону, однако неожиданно воздух впереди становится словно вязким, замедляя движения, а затем в нём открывается небольшой портал, из которого с шумом вываливается призванная гаргулья. Девушка едва ли успевает увернуться от огромный туши, что одним скачком могла бы закончить её жизнь. «Вот тебе и враг по силам», — думает Лаелия, когда когтистая лапа пытается рассечь ей лицо, но вместо этого надевается на вовремя выставленный меч. Девушка не видит, что происходит в схватке Харкона и довакина, потому что она слишком занята попытками увернуться от ударов гаргульи и мечей поднявшихся в углах кафедрального зала скелетов, попутно отправляя этих существ обратно в объятия смерти. Однако она слышит пропитанные ненавистью оскорбления, что выкрикивают друг другу отец с дочерью. «Хотя бы ещё жива», — промелькивает в сознании Лаелии, потому что концентрироваться на чём-то кроме выпадов становится сложнее с каждой минутой. Ей стоило обратиться в звериную форму, прежде чем идти сюда, но она уже делала это, пока они пробивались к кафедральному залу, и сил на новую смену формы почти не оставалось. Не слишком умное распределение сил, за которое она сейчас поплатится. Меч входит в широкую лапу гаргульи, но силы удара не хватает на то, чтобы раздробить кость пополам, так что лезвие просто застревает где-то на середине. Здоровой же рукой существо ударяет сбоку, отталкивая Лаелию в сторону ближайшей стены. Тело врезается с такой силой, что по камням проходит дрожь, а пыль сыпется из зазоров на пол. Похоже, ей сломало парочку рёбер. С глухим звуком и сдавленным вскриком, девушка падает на пол, тут же начиная заходиться кашлем от поднявшейся грязи и нехватки кислорода, потому что удар вышиб весь воздух из лёгких. Сквозь звон в ушах Лаелия слышит голос Сераны, затем почти что гремящий возглас довакина, и, наконец, тот же шипящий ядовитый тон Харкона, раздающийся излишне близко. Девушка не успевает подняться — чужая рука, царапая кожу на шее и плечах, хватает её за горло и тянет наверх, вновь ударяя спиной о стену. Кажется, хрустит ещё какая-то кость, она едва ли может понять какая именно, потому что болит уже всё тело. Вытянутая сероватая морда оказывается на одном уровне с её лицом. По коже Харкона стекает чёрная вязкая кровь — видимо, ему самому уже осталось недолго. Один удар, и его тело рассыплется прахом под пробивающемся через витражи закатным солнцем. Нанесёт его, конечно, не Лаелия. Она скорее отправится с этим исчадием во власть даэдра — горячая кровь течёт по шее вниз, потому что когти режут кожу под челюстью. — Я убью этих жалких созданий на твоих глазах, Серана, и лишь потом перейду к тебе, — уже хрипит Харкон, вжимая девушку сильнее в стену. — И начну с неё! Лаелия сейчас, вероятно, напоминает рыбу, выброшенную на берег. Пытается цепляться пальцами за чужую руку, но не может ухватиться из-за нехватки сил, трепыхается, беспомощно размахивая ногами в воздухе, и не может вздохнуть. Жалкое зрелище. Хирсин наверняка обратит её в дичь, отправляя свою свору в бесконечную охоту за трусливым зайцем, что погиб в неравном бою и даже без попыток спасти себя. Несколько ледяных копий и солнечная стрела врезаются в широкую спину меньше, чем за секунду, и пальцы разжимают сжатое горло, позволяя Лаелии вновь свалиться на пол. Девушка сжимает горящую шею, пачкая руки в собственной крови, и пытается глотнуть как можно больше воздуха. Харкон буквально рычит, в приступе злобы оборачиваясь назад в поисках ударивших его, и, заметив довакина возле алтаря, бросается к нему. За шумом, что гудит в её голове, Лаелия слышит чужие крики. Мгновение. Два. Раздаётся звук, похожий на взрыв, и пол дрожит. Затем наступает тишина. Не на пару секунд, а насовсем — всё затихает. Девушка даже думает, что, возможно, она просто потеряла сознание, но нет — к ней подбегает довакин, гремя доспехами, и что-то спрашивает, но Соратница лишь слабо качает головой, потому что слов не разобрать. Драконорождённый помогает ей сесть, опираясь спиной на стену, и подзывает стекающихся в залу Стражей, чтобы те помогли перевязать сочащиеся кровью раны на шее. Пока один из них этим занимается, сам довакин подносит к губам зелье, буквально по капле заливая его в приоткрытый рот Лаелии. Постепенно гудение спадает, и она даже может разобрать чужую речь. — Мы победили, — тихо говорит ей драконорождённый и легонько похлопывает по руке, что держит в своей, — лорд Харкон повержен раз и навсегда. — Замечательно, — сипло выдавливает Лаелия и заходится кашлем, пока бинтовавший её раннее Страж недовольно зыркает на это. — Помоги-ка мне встать. — Нет, тебе нужно— — Мне нужно, чтобы ты заткнулся и помог мне, пока я не упала, — довакин устало вздыхает и берёт девушку под руку, помогая той подняться. Лаелия пытается поставить обе ноги на пол, но одну прошибает болью, так что с шипением девушка подгибает её. Кивком головы она указывает, куда хочет подойти — к стоящей вдали ото всех Серане, что стоит перед прахом на полу возле алтаря Молаг Балу. Медленно, хромая и ругаясь, они доходят до вампирши и, немного помедлив, довакин всё же отпускает чужую руку, позволяя Лаелии выпрямиться и встать рядом с девушкой. Сам он вежливо отступает назад. Серана не поднимает головы, когда слышит рядом знакомые шаги. Так и смотрит на кучку пепла, что осталась от её отца. Лунный свет серебрит её бледную кожу, и в любой другой момент Лаелия бы не обратила на это никакого внимания, однако сейчас это придавало её лицу особенно печальный оттенок. Неловко, не понимая, что делать, девушка опускает руку на чужое плечо и легонько сжимает (ну и по той причине, что балансировать на одной здоровой ноге, едва ли опираясь больной, не слишком удобно). Поначалу Серана не реагирует, но потом кладёт ладонь второй руки поверх пальцев Лаелии, обхватывая их. Они стоят в тишине и смотрят на искрящийся прах. Позади них, в паре метров, Стража Рассвета разговаривает о чём-то в группках, собирается вокруг раненых, носится между людьми, но их голоса едва ли доходят до девушек. Серана думает о чём-то. Лаелия тоже. Вспоминает могилы своих матери и отца. И о том, что она не была там неприлично давно. О Йоррваскре, в котором всегда шумно и пахнет дичью. О Соратниках, что ждут её под сводом бывшего корабля. Изран подходит к ним первым. Лаелия поворачивает к нему голову и непроизвольно напрягается. Если только он сейчас опять заведёт свою шарманку— — Серана, я… Я полагаю, тебе нелегко, — прокашлявшись, робко начинает мужчина. — Он мёртв. — Мой отец умер уже давно, — как-то безучастно и скупо. — Это было что-то другое. Злое и холодное. Неродное мне. Я сделала, что была должна. — Нет, ты… ты сделала больше, на самом деле. Спасибо тебе, — Изран кладёт руку на грудь. — Спасибо от всех нас. Серана кротко кивает. Глава Стражи ещё стоит немного, неловко переминаясь с ноги на ногу, а затем, кивнув на прощание, удаляется к своим людям. Лаелия провожает его взглядом. Это было на удивление… человечно. От него такого не ожидаешь. — Тебе нужно восстановиться, — голос Сераны заставляет вервольфа вздрогнуть и быстро развернуть голову обратно. — А мне сообщить маме, что отец и пророчество уничтожены. Вампирша стоит уже спиной к праху Харкона и смотрит девушке в глаза. Её взгляд всё ещё покрыт туманом чего-то отдалённого и пустого, но уже выглядит куда более знакомо. — А что потом? — спрашивает Лаелия. — Не знаю, — Серана хмурится и устало потирает виски. — Увидим. Девушка кивает и позволяет вампирше взять её под руку, чтобы довести до ближайшего свободного места вдоль стены, и затем, игнорируя всех остальных, скрыться за дверьми. Лаелия прикрывает глаза и вздыхает, что тут же отдаётся в боку. «Напоминание будущей себе — никогда не сражаться с гаргульями в ближнем бою», — думает она, когда перед глазами взрываются искры от боли. Серана возвращается за пару часов до рассвета. Все серьёзно раненые к этому моменту уже получили необходимую помощь, и теперь Стража отдыхала, готовясь на следующий день отправиться обратно в форт. Незадолго до прихода Сераны, довакин подходит к Лаелии, чтобы обсудить свои планы. — Большое тебе спасибо за помощь, — не слишком громко говорит он, чтобы не тревожить чужой отдых. — Без тебя ничего бы это не вышло. — Я в курсе, что ты говоришь это всем своим компаньонам, — машет на него рукой девушка, — переходи уже к сути. — Я выполнил свою работу, как Страж Рассвета, так что теперь отправляюсь дальше. А тебя ждут в Йоррваскре. «Отсылает меня назад», — переводит на простой язык Лаелия и кивает. — Хорошо. Я расскажу Кодлаку о наших похождениях, — и затем добавляет, — и тот случай с мостом тоже. Драконорождённый тихонько смеётся. Затем в помещение заходит Серана, и его взгляд мгновенно переходит на неё. — Я отойду, — говорит он, поднимаясь в полный рост, и на мгновение Лаелия замечает проблеск амулета, скрытого тяжёлой бронёй. «Амулет Мары? Когда он успел его купить…» — вервольф хмурится, но после её взор падает на довакина, что что-то оживлённо предлагает Серане, и в её мозгу щёлкает. На мгновение её рот образовывает небольшую букву «о» от удивления, но она быстро берёт себя в руки. Вампир и драконорождённый беседуют не слишком долго, и когда Серана отворачивается, чтобы подойти к полулежащей Лаелии, выглядит довакин не особо воодушевлённым. — Кажется, кто-то не получил, что хотел, — шутливо выгибает бровь вервольф, но Серана игнорирует этот комментарий, опускаясь рядом на пол. — Куда ты отправишься? — без всяких любезностей говорит она. — Обратно в Йоррваскр в Вайтране, — пожимает плечами Лаелия и тут же жалеет об этом. Серана кротко кивает: — Я пойду с тобой, — затем ненадолго зависает и чуть менее уверенно добавляет, — если ты не возражаешь. Лаелия удивляется слишком много раз за эту ночь. Поэтому не может выдавить и слова и лишь кивает. Серана кротко улыбается. Второй раз в Вайтран они приходят скорее случайно, нежели нарочно. Лаелия слышала про Маркарт много всего от караванщиков и путешественников, и по рассказам он ей никогда не нравился. И впервые стоя посреди этого древнего каменного города, девушка понимает, что, на самом деле… он ей не нравится ещё больше, чем она представляла. Поэтому, попутно ноя и выбешивая этим и без того раздражительную из-за солнца Серану, девушка уговаривает её отправиться обратно в центр Скайрима с караваном каджитов. И раз уж Вайтран является конечным пунктом, почему бы в него не зайти? Вот только отчего-то, стоит им пройти через главные вороты, по коже проходит холодок. Один из стражников узнаёт в Лаелии члена ордена и спешит к ней. — В Йоррваскр что-то произошло, Соратница, — сообщает он. — Кажется, есть раненые. Девушка замирает, как вкопанная, но уже через мгновение мчится в обитель Соратников, останавливаясь разве что только на поворотах, и то не особо. На площадь вокруг Златолиста она влетает запыхавшись и сгибается пополам, упираясь ладонями в колени. Вокруг царит хаос, стоит запах пота и крови, Соратники торопятся туда-сюда с кровавыми тряпками и кувшинами воды, зеваки переговариваются приглушёнными голосами. Довакин о чём-то говорит с разъярённым Вилкасом на лестнице, и Лаелия немедленно отправляется к ним, ловя на себе острые, как копья, взгляды. — Что здесь произошло? — она не приветствует их, и скачет ошалелым взглядом меж двух лиц. — «Вовремя» ты заявилась, — Вилкас звучит злобно, как никогда раньше. — «Серебряная рука» напали на Йоррваскр, — поясняет за него довакин, и при виде чистейшей паники на лице девушки его лицо смягчается. — Есть потери? — Лаелия обводит взглядом лежащих на земле Соратников. — Кодлак умер, — сообщает Вилкас, сжимая руки в бессильном гневе, — а осколки секиры Вутрад были похищены. Девушка непроизвольно делает шаг назад, чуть ли не падая вниз по лестнице. Её немигающий взгляд застывает на лице Вилкаса, затем медленно переходит на Йоррваскр. Нет. Нет-нет, старик уже давно не ходил в бой, разве мог он… Она срывается с места, пробегая между Вилкасом и довакином, и чуть ли не выбивает дверь Йоррваскра. На полу лежат трупы напавших, несколько раненых соратников, но взгляд замирает на неподвижном теле Кодлака. Словно в забытье, едва переставляя ноги, Лаелия подходит к нему. Она Соратница. Член их ордена. И когда этот орден, давший ей всё, нуждался в ней, она… Вилкас и довакин приходят вслед за ней, встают рядом. Сзади слышится знакомый шелест накидки — значит, Серана догнала её. Девушке очень хочется закрыть лицо руками и заплакать, а не было такого давно. Не будет и сейчас, потому что на смену боли и печали, приходит злость и ненависть. — Пора нанести ответный визит, — цедит Вилкас, не сводя глаз с тела. Лаелия кивает. Оборачивается к Серане, собираясь отослать ту в таверну на время своего отсутствия, встречается взглядом с алыми огнями глаз. — Когда отправляемся? — совершенно спокойно и сдержанно спрашивает она. — Прошу прощения? — Ну, ты ведь собираешься идти мстить, — вампирша легонько кивает на лежащего воина. — Вот я и спрашиваю, когда и куда мы выдвигаемся. Лаелии хочется переспросить, не послышалось ли ей и действительно ли Серана сказала «мы». Но что-то в чужом взгляде говорит о том, что вопрос будет глупым и неуместным. Словно иначе и быть не могло. «Мы». Никаких «ты и я». — Это не твоя месть, — чуть тише замечает девушка. — Война с моим отцом и твоей тоже не была. И путешествие по Скайриму, — Серана подходит чуть ближе. — Прости, я думала мы уже давно не делим вещи на «твои» и «мои». Лаелия вглядывается в горящие глаза. Сейчас в них не читается ничего, кроме звенящей искренности. Спустя пару секунд девушка кивает. — Тогда выходим немедленно. В дороге Серана ведёт себя непривычно молчаливо. Даже отправившийся с ними довакин одним вечером отводит Лаелию в сторону и спрашивает, что с ней случилось. Девушка пожимает плечами. Будто она может залезть в голову этой сумасбродной вампирши. Опять задумалась о чём-то, видимо. До Дрифтештейда они добираются за пару дней — Лаелия почти что загнала лошадей, и довакин на середине пути предложил сократить расстояние обращением. Серана лишь молча кивнула, соглашаясь проехать на спине одного из них. Сейчас они дожидаются ночи, чтобы иметь на своей стороне ничем не ограниченного вампира и неприятную человеческому глазу тьму. Спать никто не ложится. Довакин отправляется проверить ситуацию у форта, и девушки остаются в небольшом лагере, что они разбили. Точильный камень мерно ударяется о поверхность небесного клинка в руках Лаелии. Серана водит за ним глазами. Они молчат. Вервольф не против — ей мало есть чем поделиться сейчас. Вампиршу же что-то гложет, но она не смеет открыть рта. Затем, когда девушка поднимает оружие к небу, проверяя на наличие сколов в лунном свете, наконец прерывает тишину. — Ты винишь меня в случившемся? — О чём ты? — Лаелия не отвлекается от своего занятия. — О том, что не была с ними, когда это случилось, — Серана опирается сзади руками. — Ведь если бы не пошла со мной, а осталась, то сражалась бы с ними бок о бок. Вервольф молчит где-то с минуту, размышляя. — Я винила. Но не тебя, а саму себя, — после раздумий отвечает она. — Но, во-первых, вместо злости на себя, мне стоит злиться на тех, кто это сделал. И направить эту злость в силу. Как я всегда делаю. А во-вторых… я одна мало бы чем изменила ситуацию. — Он мог бы выжить. — Не факт. Моё наличие могло изменить ровным счётом ничего, — настаивает на своём Лаелия, откладывая заточенный клинок на землю. — И какой смысл гадать? Ни ты, ни я не можем переписать прошлое. Серана молчит, сжав губы в тонкую линию. — Пообещай мне кое-что. — Смотря что. — Что ты не будешь бросаться в своей злости вперёд и вернёшься обратно живой. — Я не собираюсь обещать что-то, что от меня не зависит, — эти разговоры начинают её раздражать. — Я не контролирую стрелы и мечи врагов. — Но ты контролируешь себя! — Серана слегка повышает голос, и спавший на ветвях ели ворон издаёт громкое карканье, взлетая со своего места. Лаелия провожает его силуэт взглядом. — И что с того? Я не собираюсь давать такое обещание. Чужие ладони упираются в её плечи стремительно быстро — Серана двигается не как человек. И к земле прижимает сильнее, чем могла бы обычная девушка вроде неё. И глаза в темноте у неё горят очень разгневанно. — Твоя жизнь и так смехотворно коротка по сравнению с моей, а ты ещё больше пытаешься её сократить, — сквозь зубы цедить вампирша, слегка приближая своё лицо. Когда Лаелия пытается подняться, её грубо прижимают обратно, наваливаясь всем телом. Серана сидит на бёдрах девушки, а тонкие руки переходят с плеч к шее — не душат, но надавливают. На самом деле, сейчас она могла бы и убить Соратницу: вряд ли с пережатым горлом она сможет хотя бы закричать, а в человеческой форме её сила несравнима с силой вампира. Лаелия морщится, когда голову немного кружит от нехватки кислорода. Она не знает, по какой причине, но её сердце едва ли учащается. Ей не страшно за свою жизнь. Девушка знает, что Серана не убьёт её и даже не ранит. Она доверяет вампирше (как смешно это звучит!). — Странный способ убедить меня ценить свою жизнь, — почти неслышно выдавливает из себя Лаелия. — А у вас вампиров всех такая страсть к удушению? — Ты ведь никогда не думаешь дважды, прежде чем бросаться куда-то! — продолжает спутница, избегая встречи взглядами. Ей кажется, или вампир дрожит? Лаелия была бы рада слушать эти откровения сидя, а не чувствуя, как её вжимают в холодную землю, оставляя кровоподтёки на шее. Серана поверх девушки звучит, конечно, как интересная ситуация, но далеко не в таком смысле. Не хватает только вернувшегося с осмотра довакина, который наверняка будет в полном шоке. — Когда я узнала, что они винят тебя, потому что ты путешествовала со мной вместо помощи им, я… я думала, ты возненавидишь меня… — с каждым словом тон становится тише, а злость сменяется чем-то более мягким и грустным. — Думала, что отошлёшь от себя, и тогда я подумала, куда могу пойти. Куда хочу пойти. И я поняла, что мне… некуда пойти больше, — на последних словах Серана поднимает лицо, и что-то в её глазах блестит. Если подумать, Лаелия ведь даже не знает, умеют ли вампиры плакать. Но что-то ей подсказывает, что могут. Всё это время девушка искала рукой оставленный ею кинжал и, когда ей удаётся наткнуться на него, а пальцы на горле ослабляют хватку и Лаелия может сглотнуть без боли, она обхватывает эфес и резко вытягивает руку вперёд себя. Самым кончиком кинжала вервольф задевает острую скулу Сераны, и та машинально отпускает девушку, чтобы схватиться за царапину, которую опалило зачарованным огнём. Лаелия пользуется возможностью, бросая оружие и вскакивая с земли, тут же потирая кожу шеи. — Прости, но иначе тебя в чувство было не привести, — с лёгкой хрипотцой выдыхает она, сгибаясь пополам. Серана шипит от боли, когда опускает руки и смотрит на свою тёмную кровь на пальцах. — Ты меня ведь даже не слушала, да? — Слушала, — отрицательно мотает головой Лаелия. — Но я бы слушала ещё внимательнее, если бы мы были в чуть более удобном положении. В следующий раз помни об этом. — Будто он будет, — мрачно выдаёт Серана, отворачиваясь. Отдышавшись, девушка замечает, как вампирша приобнимает саму себя за плечи, словно бы ей может быть холодно при такой температуре. Лаелия садится рядом, нарочно задевая коленом спутницу. Ждёт чего-то. Ничего не происходит. — Будет он или нет зависит только от тебя, — наконец говорит она. — Я тебя выгонять не собираюсь. — Даже сейчас? — Серана поворачивает к ней лицо. — Даже сейчас. — А что насчёт— — О, аэдра пощадите, заткнись уже, Серана! — раздражённо цокает языком Лаелия и, резанув по левой ладони, вдруг прижимает раненную руку к бледным губам. У той от шока округляются глаза. — Ты хоть представляешь, на сколько порой невыносима? — под гневным отчитыванием Серана как будто сжимается, становясь какой-то жалкой. — Я тебе уже сказала, что не собираюсь тебя посылать в Обливион. Это было бы самой глупой тратой нервов и времени — отсылать тебя сейчас, — Лаелия смиряет вампира гневным взглядом. — И прекрати уже сидеть с этим тупым выражением лица. Я не купила зелий крови, а перед боем тебе нужно восстановить силы. Так что либо бери, что дают, либо голодай дальше. Тебя голодную, кстати, втрое сложнее терпеть. Алые глаза меньше не становятся, но холодные руки осторожно, почти пугливо, берутся за ладонь, а губы наконец разжимаются, позволяя крови попасть на язык, а не просто стекать по подбородку. Серана говорила в первые дни после их встречи, что кровь вервольфов не как у людей — она немного горчит и оседает на языке вязким послевкусием. Поэтому Лаелия никогда не предлагала вампиру ничего, кроме зелий. Сейчас же Серана пила пускай и аккуратно, едва ли вбирая капельки крови, но всё же не отрываясь. Девушка терпеливо ждала, когда та закончит, иногда морщась из-за саднящей боли и щекочущего ощущения чужого языка. Странное сочетание. Когда Серана отстраняется, она вытирает кровь с подбородка одной рукой, второй ещё держа ладонь. — Закончила? — Ещё нет. Лаелия закатывает глаза, обречённо вздыхает, и хочет возмутиться, но вампир наклоняется к ране и… целует её, вбирая последние выступившие капли. — Теперь всё. Девушка убирает руку не сразу — на мгновение она так и сидит дальше, хлопая глазами, пока до неё не доходят чужие слова, и она спешно отдёргивается. На лице Сераны промелькивает довольная улыбка. Лаелия заматывает порез тканью. Ей кажется, она ещё чувствует лёгкий, как касания крыльев бабочек, поцелуй на коже, и вздрагивает, вспоминая его. Серана её окрылённости, впрочем, не разделяет, и вновь насупливается. — Спасибо, — говорит она робко. — И… прости. — Пожалуйста, — девушке хочется сказать что-то ещё, но она сама не может сформулировать мысль. А когда открывает рот, позади слышится шелест листьев и знакомый голос довакина: — Всё чисто. Можем выходить, — но он замирает, словно улавливая странное напряжение в воздухе. — Что-то случилось? — Нет, — без промедления отвечает Лаелия, поднимаясь. — Идём, пока нас не заметили. Она протягивает Серане здоровую руку. Та смотрит сначала на раскрытую ладонь, затем в лицо девушки. И кладёт свою поверх. В Вайтран они возвращаются с хорошими новостями: все осколки забраны, а люди «Серебряной руки» перебиты. Вилкас встречает их у Златолиста и немедленно ведёт в Небесную кузницу, где уже всё приготовлено для похорон Кодлака. Члены Круга стоят к погребальному костру ближе всех, образуя полукруг, и Лаелия встаёт с краю, нервно крутя в руках клинок. Серана встаёт прямо позади, пониже опустив капюшон. После короткой речи Йорлунд бросает факел, и огонь жадно пожирает поленья, на которых лежит накрытое тело бывшего Предвестника. Никто не двигается с места. На секунду Лаелия усмехается внутри: она не только во второй раз хоронит близкого, так ещё и рука Сераны ложится на плечо совсем как тогда, в замке Волкихар, легла её собственная. Вот только там было уже нечего оплакивать. Девушка сглатывает комок в горле, опуская взгляд на искрящийся клинок в руках. Когда постепенно дерево прогорает, люди потихоньку разбредаются, говоря Соратникам свои слова соболезнования. В этот момент к Лаелии подходит Вилкас. — Члены Круга хотят выполнить последнюю волю Кодлака, — твёрдо заявляет он, — и снять с него проклятье Хирсина. Ты отправишься с нами? Девушка смотрит в его глаза, горящие решимостью и ещё не прошедшей злостью. И в ней не просыпается ничего, кроме глухой боли, стыда и тоски. Поэтому она опускает взгляд на небесный кинжал в своих руках. Тот самый, что дали ей за вступление в Соратники. Тот самый, что она зачаровала, движимая слепой злостью на вампиров. Тот самый, которым она наотмашь резанула Серану. И бросает его в огонь кузницы, где догорает Кодлак Белая Грива. — Нет. Вилкас опускает голову, вздыхая. — Это твой выбор. — И я сделала его тогда, когда ушла, оставив в тебе лишь злобу и разочарование, — Лаелия разворачивает своё лицо к мужчине и слабо улыбается. — Быть может, когда я найду, что искала всё это время, я вернусь и схожу на охоту с вами всеми ещё разок. А до тех пор мне здесь не место. Соратник сжимает зубы, втягивая воздух сквозь них. — Как скажешь. Но сообщи остальным. Не как в прошлый раз. Лаелия кивает и мягко похлопывает Вилкаса по грудной пластине его доспеха. — Спасибо за всё. Он молча кивает и, бросив последний взгляд, разворачивается, уходя прочь. Никто не любит прощаться. Так что они никогда не говорят друг другу «прощай». Потому что тогда они обязательно встретятся ещё. Лаелия покидает Вайтран со странной лёгкостью в груди. Серана идёт с ней вровень рядом. Вечером они разбивают лагерь недалеко от реки, на берегу которой несколько недель назад сидели, опустив босые ноги в прохладную воду. — Почему ты ушла? — спрашивает вампирша. — Я же сказала — мне там не место. — Ты ищешь его всё это время, и так и не нашла. Ты даже не понимаешь, кто ты сама, — тянет Серана со вздохом. Кажется, ей это было близко. Они молчат, пока Лаелия разводит костёр. Затем садятся рядом, прижавшись бок к боку. Молодая трава щекочет ладони. Серана продолжает куда более мягко и воодушевлённо: — Но Скайрим большой. Думаю, ты сможешь найти, что ищешь. А даже если нет — есть ещё целый Тамриэль и то, что за ним. Вервольф всё ещё молчит, смотря, как языки пламени гладят висящий над ними кусок мяса. Серана кладёт голову ей на плечо. — Спасибо, что выжила тогда, — тише говорит она. — И что вернулась. И что выбрала меня. Лаелия упирается щекой в чужую макушку. — Я уже нашла его. — Что? — Серана вскидывает голову, когда наконец получает хоть какую-то реакцию. — Его, — повторяет Лаелия, легонько улыбаясь на загоревшийся в алых глазах интерес. — Своё место. Вампирша застывает. Затем открывает рот, но не издаёт и звука. Нелепое зрелище. Наконец взрывается эмоциями. — Где? Когда? Как? — вопросы летят один за другим, а тонкие руки трясут Лаелию за плечи, пока та заливается негромким смехом. — Не скажу, — наконец говорит она, когда покачивания заканчиваются, и показывает язык. — Сама догадайся. Серана возмущённо охает и начинает трясти ещё сильнее, но девушка, продолжая заходиться смехом от нелепости капризной вампирши, наклоняется вперёд, вырываясь из лёгкой хватки и прижимаясь к чужой груди. Туда, где едва слышимо бьётся неживое сердце. Вампир обнимает её за плечи скорее инстинктивно, чем специально, но вот прижимает уже явно добровольно. — А пока не догадаешься, так и будем ходить вместе, куда тропа приведёт. Серана что-то обиженно фырчит, но Лаелия едва ли слушает её. Вместо этого она прикрывает глаза, расслабляясь, и постепенно засыпает, проваливаясь в крепкий, ничего не беспокоящий сон. Потому что рядом с Сераной ей так удивительно спокойно и хорошо. И она впервые не пытается найти что-то ещё, просыпаясь утром в знакомых нежных руках, а счастлива там, где находится. Потому что рядом с Сераной её место в этом мире, независимо от того, как её зовут, кто она и откуда, где они и какое над их головами небо.