no care

— Ты всё, что я хотела когда-либо! — все совы на улице пытаются не смотреть и не поворачивать головы в сторону переулка рядом с знаменитым среди молодежи клубом «DRUNK TO FIGHT».-Тогда почему, объясни мне? Почему он, а не я? — и снова заинтересованные взгляды длиною в секунды устремлены на них, но тем плевать, ибо клуб не просто так назван. -Дазай, скажи мне, почему не я? — Блондинка. Ее губы цвета самой красной розы, а тушь течет фальшивыми слезами вниз, на выпуклую, открытую и абсолютно не манящую грудь. И шатен не может ничего сказать, так как знает, что от человека напротив его тошнит. Несмотря на то, что алкоголь давно вышел и не важно каким способом, он трезв и зол. -Потому что я буду защищать его, иначе же ты будешь гнить в тюрьме, либо земле. _______________________________________________________________ Дазай Осаму- самый прекрасный, умный, тактичный, несколько любящий стать похвалой либо же услышать её. Порой черствый в отказах молодым особам вне зависимости их гендерной принадлежности, внешности, статуса и, может, желания быть вместе с ним из эгоистичных побуждений влюбить его в себя. Однако, никогда и никто из них не узнает кто под его кожей. Когда шатен в очередной раз пытается подбодрить одногруппницу после плохо написанного зачета по какому-то писателю (а это сугубо её вина, ибо она пыталась утешить боль мягкого отказа человека, который сейчас же ей помогает успокоиться): он находит ее состояние весьма забавным, даже притворным. И, он никогда не признается вслух, что благородный поступок был замечен -тот, кто сидит под его кожей, в голове, на губах в отчаянной мольбе о быть ближе, в мыслях каждый период времени (и, нет, это не зависимость, как вы могли подумать. Это далеко не зависимость, а просто проявление его мозгом и, кто бы мог сказать наверняка, а есть такой персонаж, души), спокойно стоит за колонной к выходу из университета, не думая ни о чем. Дазай лишь благодарно смотрит в его сторону, пока нехотя гладит девушку по спине, а парень просто смотрит устало и отмахивается, говоря губами, мол, он подождет. И он действительно ждет. Хотя никто в жизни Осаму, кроме этого существа, не делал этого. Накахара Чуя — это свет в конце тоннеля шатена. Он всегда был рядом, когда было необходимо, нужно и желанно. Его шутки, прозвища, даже обзывательства могли поднять другому настроению и, на самом деле, чаще всего это было специально. Специально для Дазая. Они знают друг друга еще с яслей: в одной группе, в одних кружках, всегда ставили их в пару и они постоянно были вместе. Родители обоих не были знакомы до вступления их детей в какой-то больший социум, чем дом, и на собрании сразу подружились. Так они и стали друзьями приятелями. Вы можете спросить: является ли Дазай копушей, раз его ждут? И вам ответит он сам: «Да, это так глупо». Потому что он всегда знал, что только один человек сможет подождать и разделить приступы усталости, выгорания, апатичного сезона шатена, когда этот кто-то всегда остается с ним, чтобы просто гладить того по волосам, целовать в макушку, шептать слова о том, что он дурочек, раз думает, что тот не подождет. И Осаму всегда успокаивался. Он все время, что знает друга товарища, был уверен в этом человеке потому как он не может быть по-другому. Не тогда, когда тот спасает его от еще одной попытки суицида, сидя в ванне с месивом вместо рук, со слабой степенью передозировки и заплаканными глазами, так как он устал. Тогда он очень сильно уставал. В моменты же неприкрытой и неконтролируемой ярости именно Осаму успокаивал Чую. В школьные годы (прошу заметить: они были всегда одноклассниками и также ходили вместе везде) Накахара был особенно бесконтрольным: его бесили одногодки, которые пытались задеть за рыжие волосы, рост, худобу и просто: » — Ты не такой как все, чудовище!». Его кулаки были стерты в кровь не единожды и не дважды, как и руки его товарища. Дазай, когда они расходились в разные стороны по домам и в дни потасовок Чуи, он находил задир и учил как нужно обращаться с рыжим. Не без насилия, конечно, но «-А как эти австралопитеки могут понять, если даже японский до них не доходит?». Они были что-то вроде товарищами по несчастью, которые переживают многое до сих пор. Дазай постоянно ждал криков, споров, негодований, неких действий насилия… Но просыпался на больничной койке с видом на то, как красиво солнце светит на лицо его спасителя дремлющего в кресле, подмечал самые очаровательные веснушки в мире, весь огонь волос. А ещё тепло, исходящее от Чуи. Чувствует, как тот другой понимает, подходит ближе, забираясь на кровать рядышком, и просто целует в макушку, говоря шепотом: -Я всегда буду спасать тебя. И ждать. Ты не сможешь просто так уйти от меня, щен. И Осаму улыбается даже этому противному прозвищу, которое он в глубине души может слушать, однако сил для шутливых ответов всё ещё нет, поэтому он просто зарывается в шею и тихонечко, не от горя, не от чувства вины и самых ужаснейших, тошнотворных для всех людей чувств, а от радости и понимания, что он перестанет сдаваться. В несколько до этого происшествия ночей они немного поругались. Из-за того, что Дазай не следует рекомендациям врача и Накахару это беспокоит, в то время как причина спора просто негодует и пытается не найти неприятных глагольств, но выпаливает слова хуже. Гораздо хуже. Это было весной. Она всегда давалась влюбленным сердцам тяжело. Даже когда это было взаимно, но все молчали. -Никто не приглашает меня на танец, все знают, что я лишь могу повертеться, — он хватается за свое перебинтованное запястье, на котором раны все еще не прошли, но и страдать от них не получается, кроме как чувства дискомфорта из-за зуда, — Как навалюсь, будто тону, вцепившись в партнёра тяжеленными руками! Дазай сглатывает слова, которые означали бы его полное не выздоровление и отсутствие положительных показателей, с которыми они боролись в течении нескольких лет. «Я лучше мирно постою, держась за стену.» -Плевать, вообще плевать. И тогда он смотрит, всматривается, пытается найти гнев. Однако находит в его глазах лишь яростную грусть, от которой не по себе. Он видит губы, прижатые друг к другу создавая одну полоску, как то медленно кивает, потому что он знает правду. -Как будешь готов поговорить, дай знать, пожалуйста.- шатен отворачивается, чтобы не смотреть на то, как его единственный человек, который верил в него и это было взаимно, уходит. А ещё Осаму не ожидает, что Чуя лишь подходит ближе, аккуратно беря в руки чужие запястья, касаясь холодными пальцами, гладит их. Так нежно, насколько могло бы быть смысла в этом слове в принципе. Также он чувствует, как мягкие, пухлые и теплые губы немного касаются тех же участков и он плавится. Он плавится из-за того, что не знает что ему сделать. Он абсолютно не контролирует себя и когда выпаливает это, весь его мир будто замирает в ожидании ответа: -Потанцуй со мной. Глаза чуть ниже его уровнем выглядят слегка удивленными, но всего лишь слегка и на секунду прежде чем он берет запястье долговязого, кладет одну к себе на талию, другую все также держа в своей ладони. И начинает гладить большим пальцем по выпирающей косточке большого пальца. Они покачиваются совсем немного, словно боясь спугнуть, и наконец шатен чувствует, как тело перед ним чуть останавливается и он поднимает на него карие глаза, видя небеса напротив в чужих: -Осаму ни в чем не будет виноват передо мной, даже если что-то когда-то произошло в далеком прошлом, но тебе нужно и ты обязан делать то, что тебе говорят врачи-правые руки твоего отца, который любит тебя.- Накахара кладет одну свою руку на щеку чужую, смотрит долго, всматриваясь во все родинки на лице чуть выше его: есть одна под правым глазом, под правой ноздрей, рядом с маленьким шрамом, еле видным, тоже на правой щеке. Осаму всегда, когда мог вот так, неприкрыто смотреть, считал веснушки на лице рыжего. С каждым его подсчетом их становились многочисленнее, а еще ярче при румянце на щеках. И Дазай очень сильно теряется, когда чувствует тепло на своих холодных губах от смешанных чувств. Ему не противно, в отличии от тех раз, когда к нему лезли с этой романтикой, будучи не заинтересованным в партнере. Он чувствует слезы, но не свои, а чужие, на все тех же губах, что отдают ему тепло и чувство безопасности. -Потанцуешь со мной, Осаму? Они проводят всю ночь шепча друг другу о том, как долго они ждали, желали, хотели и боялись друг друга. _______________________________________________________________ За три ночи до очередного попадания Дазая в ту же больницу, он переживает лишь за любимого человека, который звонит глубоким утром, когда еще город, даже природа толком не может проснуться, и говорит: -Я не успел. Они… Их больше нет. И долговязый хочет поддержать, как делал это много раз с другими, но не с тем, который был для него начиная от того, кто напоминает о приеме лекарств, до того кем он будет дышать. Однако на той стороне трубки нет слов более, он не слышит глубоких вздохов. Родители самого прекрасного и сильного человека в мире погибли в попытке воровства и почему-то в тот день охрана была на выходном. Абсолютно вся. Никто не вышел даже чисто из приличия и уважения, а к этим людям все испытывали только это. И почему-то Дазай не понимает откуда в его голове голоса говорят о том, что снова виноват он, что «Прекрати всех мучать. Закончи это». И рассудок шатена буквально выключается от каких-либо работ, ошибка на сервере, полный пиздец. Лишь одну вещь его мозг подкидывает как идею вспомнить. В шкафичке ванны есть бритва. Когда прилетает самый важный и дорогой человек в мире Дазая, он залетает в квартиру, пытаясь найти любимое, теплое и дышащее тело, чтобы просто выплакать ему те остатки, что остались в Йокогаме. Он слышит льющуюся воду, понимает, что нет ничего кроме звуков хлюпанья его ботинок от влаги в них и он бежит в ванную. А там, как могли уже догадаться, лежит тело еле-еле дышащее. Возвращаясь к ситуации про клуб, вы спросите что же, все-таки, случилось, что Дазай позволил себе такое сказать? И лишь трое людей могут объяснить это полное, вонючее, гнилое недоразумение. Блондинка, Юрика Танака, бывшая «любовь» всей школы, пришла на встречу студентов одного университета и увидела там двух парней, улыбающиеся друг другу и по их губам можно понять что они друг другу говорят. — Хочу потанцевать с тобой. — Не так сильно как я, щен. Более низкий из них отходит в туалет и в эту осветленную краской, а не благославением богов в виде мозгов, приходит понимание того, что там стоит парень, который выставил её перед всей школой дурой не так уж давно, что за ней, почему-то, до сих пор тянется шлейф ненависти, желания мести и зависти, что тому хорошо и счастливо. Она натягивает улыбку, поправляет грудь, чтобы та казалась больше и мягче, затем идет по направлению к шатену, который устало попивает свой напиток в стакане и улыбается этой же вещи. Она берет его за руку, уводит к туалетам, и кто бы мог подумать, что девушка 174 сантиметров ростом окажется чуть сильнее, чем парень на веселе. Он ничего не может даже разобрать. Так как это происходит слишком быстро, а лекарства лучше бы не мешать с алкоголем в опасной обстановке. Но она не должна была оказаться такой. В особенности, когда та спускается вниз, облизывая через ткань брюк половой орган, который даже не реагирует, так как тот не способен из-за понимания, что это не тот человек-катастрофа, который единственный может завести, завлечь и удовлетворить. Однако когда Дазай хватается за волосы девушки, чтобы убрать ее голову в сторону и случайно бы не пнуть под дых, как тот замечает того самого прекрасного на всей земле человека и отрезвляется. Словно ледяной водой окунули -Чуя, стой, это не то, что ты подумал! Глаза напротив не выражают абсолютно ничего. Они словно не здесь, он просто смотрит на девушку, которая вытирает рот тыльной стороной ладони, когда ширинка чужих брюк не застегнута. И он абсолютно не злится, но абсолютно обижается. И пока что обида смешивается с горечью, он медленно кивает головой, натягивает улыбку, когда говорит: -Не бойся, я не буду мешать. Развлекайся. И уходит. Этот самый человек не кричит, не орет, не бьет и даже не пытается показать недовольства, сколько показывает его улыбка измученную понятую боль. А еще чувство предательства. Осаму стоит не понимая что ему делать. Бежать? Он даже остановить эту паршивку (читать как ебанутую, ебнутую, блядь, тварь и все что угодно. Весь запас слов Осаму не может описать эту даму) не смог, так как пока был за парной стойкой его удерживали любимые руки и стулья со спинкой. Окликнуть? Тот того не услышит. И выбор остается только один- преодолеть всю немоготу и изнеможение, что просто хватает особу за волосы, дабы толкнуть с силой в стену. -Ты кто такая? -А ты не помнишь? -С чего бы мне тебя помнить, тварь? -Ох, ну да. Ты ведь всегда был любимчиком всех, но никто не являлся твоим любимчиком. И он вспоминает эту интонацию, но теперь не зареванной надоедливой девки, как он запомнил, а откровенно говоря суки. Дазай лишь делает глубокий вдох через ноздри, что его организм не может оставить без внимания- это свежий, холодный, разряжающий поток ночного воздуха заставляет окончательно прийти в себя и он делает то, что никогда бы в жизни не сделал, не смотря ни на что. Он бьет девушку пощечиной, плюя ей в лицо. -Сгинь, обманщица. Ты погубила и меня и себя, а теперь уйди и больше не появляйся передо мной, моей семьей и им, иначе ты не отделаешься синяком на щеке и вонючей чьей-то слюней из-за алкоголя. Дазай шипит с силой. Юноша буквально заставляет понять на сколько сильно он зол. И он уходит. — Ты всё, что я хотела когда-либо! — все совы на улице пытаются не смотреть и не поворачивать головы в сторону переулка рядом с знаменитым среди молодежи клубом «DRUNK TO FIGHT».-Тогда почему, объясни мне? Почему он, а не я? — и снова заинтересованные взгляды длиною в секунды устремлены на них, но тем плевать, ибо клуб не просто так назван. -Дазай, скажи мне, почему не я? — блондинка. Ее губы цвета самой красной розы, а тушь течет фальшивыми слезами вниз, на выпуклую, открытую и абсолютно не манящую грудь. И шатен не может ничего сказать, так как знает, что от человека напротив его тошнит. Несмотря на то, что алкоголь давно вышел и не важно каким способом, но трезв и зол. -Потому что я буду защищать его, иначе же ты будешь гнить в тюрьме, либо земле. Он доходит, нет, добегает до их квартиры в доме, открывает дверь и видит, как на полу его самый близкий, любимый, горячо обожаемый человек лежит на полу, свернувшись клубочком, после достаточной по времени истерики. На это указывает битая посуда, валяющиеся бутылки вина и открытое окно. И Осаму не осмеливается зайти полноценно в свой дом, в свой спасательный круг. В свою самую лучшую часть жизни после завершения дня. Однако шатен начинает шептать имя того, кто предназначен только ему. Кто спасал его даже не зная об этом. Того, кого он любить больше жизни, смерти и голоса в голове начинают разрывать черепную коробку не самыми приятными, но самыми правдивыми словами. Чуя лежит на полу не двигаясь. «Дазай, ты разбил ему сердце» «Осаму, ты большой молодец! Ещё одна потеря, но теперь ты точно не сможешь--» «Убей себя наконец, ничтожество» «А может.?» «Ты его убил» И, возможно вы поймете, что это какой-то способ инсценировать все так, будто Дазай Осаму сейчас самый бедный человек в принципе во всем мире, но он кричит, подползая к чужому телу. Кричит шепотом, потому что голосовые связки не могут выдержать того стресса, хозяин которых бежал длинно, но отчаянно. Он сидит так минут пятнадцать, просто шепча имя и извинения. Потом успокаивается за минут десять, а дальше уносит в комнату, где самая огромная кровать. Юноша кладет легкое тело на простынь, самую мягкую из всех возможных. Аккуратно раздевает до майки и нижнего белья, укрывая одеялом. Дазай после того, как успокоился, наконец-таки додумался проверить дышит ли его человек или есть ли пульс. И он начинает верить во всех богов, когда понимает, что всё есть и по ритму он просто спит. Осаму ложится рядом, чтобы смотреть на его любимое существо, понимать в случае чего когда нужна будет скорая. И долговязый почти снова начинает плакать, так как он чувствует тепло от Чуи, голова которого кладется на его грудь и дыхание ровное. Дазай перестает плакать. Он защитит от всего, что может совершиться. Он сможет защитить и вернуть любовь, доверие и всё положительное, попробовав объяснить ситуацию. Осаму не знает почему, но в этот момент он понимает, как дорожит им. Его Чуей. Утром шатен просыпается раньше, идет готовить завтрак, моется, слегка промывает порезы по всему телу. Выходит из ванны и просто смотрит будто на призрака. Потому что этого он не ожидал от слова «совсем». Накахара сидит, ест, будто не ел целую вечность и смотрит в другую сторону, стараясь подготовиться к этому. Но ты никогда не будешь готовым, да? Дазай садится на стул рядом, вздыхает, спрашивает хочет ли он знать, что у него потенциал в этом. Осаму начинает объяснять, пока забрасывает движением одной руки грязную посуду в раковину абсолютно всё: откуда, как, за что, почему, с какой целью? И Чуя и вправду считает Дазая просто невероятным. И это взаимно, будто работает по карточке уно. После всего рассказа Накахара лишь наклоняется через весь стол, и Дазай уже приготовился к поцелую, однако чувствует слабую боль от щелбана.

***

То утро они провели вместе разбираясь во всех вопросах, нестыковках и недопониманиях, а скопилось их достаточно. Но теперь Осаму тянут за руку к их кровати, опрокидывая того на спину на матрас, садясь на его бедра. Чуя целует лениво, приятно и удовлетворенно. Им никогда не будет плевать.