Лжец и предатель

      Лоан готова выписать Эйдену хорошую такую затрещину, когда он, рассказывая об их с Хаконом знакомстве, слабо улыбается уголками губ, смотря на сжатые пальцы рук или потирая шею. Пилигрим выглядит слишком смущённым, благодарным. Лоан плевать хотела на то, что Хакон, на самом-то деле спас его. Она даже верить в это не хотела.       Вот только Эйден на это лишь насмешливо хмыкал и качал головой, тихо бурча что-то про то, как у него «спёрло дыхание» при их встрече с Хаконом и что ему явно понравится эта шутка.       Лоан готова бить его по голове столько раз, сколько потребуется, готова схватить за плечи и начать яростно трясти, вглядываясь в ужасно влюблённые глаза и крича «очнись, придурок!», лишь бы он, святая простота, не обжёгся, не ошибся.       Не разбил себе сердце так же, как когда-то она.       Лоан знает, каков Хакон на самом деле. Вначале он учтивый, романтичный, заботливый, словно ты — единственное, что нужно ему в жизни. Он погружает тебя в сонную негу, мягко улыбаясь и щуря карие глаза, смотрят с такой смесью чувств и эмоций, что действительно трудно дышать.       Хакон берёт всё, что ему надо сразу же — не стесняясь и не волнуясь. Понравилась вещица? Заберёт. Понравилась женщина? Переспит. С его харизмой не трудно облапошить юную дурочку, запудрить мозги, а после бросить одной в пустующей квартире, словно в насмешку оставив половину вещей, фотографии с отрывками стихов.       Хакон раздражающе хорош. А Эйден раздражающе наивен.       Лоан практически физически больно наблюдать за тем, как пилигрим тайком («Как ты вообще стал пилигримом, Эйден, тебя выследить проще, чем ребёнка» — она отчаянно качает головой) встречается с Хаконом на какой-нибудь крыше, с минимальным количеством света и УФ-ламп. Практически тёмная зона, но единственное, о чём волнуется Лоан — радостные улыбки Эйдена и их объятия у самого края. Толкнуть бы этого лживого ублюдка, а пилигрима споить хорошенько, да мозги промыть.       Лоан уверена почти на сто процентов, что Хакон знает о слежке, знает о ней, но продолжает называть Эйдена «малыш», без знакомой ей усмешки, но с какой-то другой, абсолютно чуждой улыбкой.       Лоан выть хочется, когда она видит яркие отметины на шее пилигрима, которые он поспешно прячет, закатывая глаза на её фырчанье и отмахиваясь, скрывая слегка заалевшие щёки. — Ты делаешь огромную ошибку, Эйден. — Ты делаешь большую ошибку, Лоан.       Эйден раздражённо поворачивается к ней, стараясь не показывать своих чувств так явно, но у него абсолютно не выходит. Когда дело доходит до Хакона — пилигрим становится таким простым и лёгким к пониманию, как открытая книга.       Хакон слишком хорошо читает подобное. А умеет использовать для своей выгоды — ещё больше. — Лоан, я не идиот. Я знаю, что делаю. — Фрэнк, я не дурочка. Я знаю, что делаю, не волнуйся.       Лоан поджимает губы, обессилено сжимая руки. Эйден не слышит её. Лоан же уже почти сорвала голос. Он не хочет слышать. Нельзя достучаться до человека, пока он хотя бы не сделает окно. — Ты пожалеешь об этом.       Эйден качает головой и кидает что-то вроде «не стоило рассказывать», после чего спрыгивает с крыши, слегка шипя от слишком яркого солнца. Лоан не остаётся ничего, кроме как потерянно смотреть ему вслед.       Эйден даже не пытается скрыть того, насколько безбожно влюблён в предателя и выродка Хакона. Лоан уверена, что у того окончательно кончилась совесть, если он шутит и играет с настолько невинной любовью пилигрима.       Лоан уверена, что Эйден — её глупое отражение, насмешка судьбы и пытается уберечь дурного всеми силами, не подпустить его к ловушке под названием «Хакон» или хотя бы не дать утащить его слишком далеко. Она знает, что весь блеск в глазах Хакона — не настоящий.       Но почему-то она не пользуется ещё одним шансом выстрелить в лжеца и предателя, а лишь заторможенно смотрит, как Хакон прижимает Эйдена к себе так крепко, как никогда не обнимал её; как он поглаживает пилигрима по спине, целует его в висок, пока Эйдена трясёт в судорогах и выглядит таким несчастным и одновременно счастливым, что Лоан хочется лишь сильнее выть и смеяться одновременно.       Лжец и предатель угодил в собственную ловушку.