Лучше один раз показать

Душный морской ветер солонит губы. Артем облизывается в который раз за утро, сонно жмурясь. Солнце из-под темных очков кажется круглой белой точкой в непроглядной искусственной тьме. Валя на покрывале рядом почти черным ― Артем чуть приспускает очки с носа, скользя взглядом по разогретому, крепкому телу. Поднимающаяся изнутри волна жара опаляет до сухого нервного выдоха. Где-то там, если перегнуться через Валю, можно нащупать среди вещей двухлитровую бутылку воды. Тут главное что ― не завалиться на него, а то неловко выйдет. Все-таки одно дело, когда кроме них тут никого и совсем другое… То тут, то там высятся цветастые громады зонтов. Как в каком-нибудь старом кино. Артем и не думал увидеть что-то такое вживую, а вот поди ж ты. И солнце, и море, и даже зонтики эти ебучие ― все как с отпускной открытки. А уж люди… Очки делают его подслеповатым, Артем на ощупь тянется за водой, неловко перегибаясь через Валю, всем телом ощущая идущий от него жар. Тот чуть голову поворачивает, руку протягивает, легко выпутывая бутылку из прохладного плена вещей. Рядом с собой ставит. Тут же возвращаясь к книжке. Вот охота ему читать? Видимо, охота. Вздох выходит совсем тоскливым. И лучше не вертеть лишний раз головой по сторонам ― достаточно и темно-синего, сливающегося с небом моря. Стоит только снять очки, как четкая линия горизонта плывет, растворяясь в серебристой дымке. А само море вспенивается белесыми бликами, ослепляя. Среди совсем слабых волн то тут, то там виднеются крошечные фигурки купающихся. И как же хочется быть среди них! Но Артем лишь крепче обнимает руками колени, подбородок на них пристраивает. Сделаться меньше, чем сейчас не выйдет ― только если исчезнуть совсем. И, возможно, так было бы… Мимо дефилирует пара девиц в откровенных купальниках ― раньше бы слюной захлебнулся. А сейчас, сейчас не до того. Ни тогда, когда рядом близкий и родной Валя, терпеливо сносящий все. ― Шел бы ты купаться, пока никого нет, Тем. Ласково так. Прожигая внимательным темным взглядом. Чувствует, конечно. Не спрятаться, не скрыться, блядь, от его всевидящего ока ― у Артема же все на кислой роже написано. Что он в рот ебал всех этих красоточек и красавчиков ― и откуда их столько, сука?! Не Турция ведь какая-нибудь. Или что, все разом решили поддержать отечественного производителя? Оттого и на пляже в восьмом часу утра смотреть не на что кроме загорелых, рельефных, молодых тел. Мясокомбинат на выгуле, нахуй. Злость медленно, но верно вскипающую изнутри, водичкой уже не потушишь. Артем стремительно, насколько это возможно, вскакивает на ноги. Очки летят на покрывало, а он сам к воде. Море принимает его горячо. Тут в пору свариться, а не… Волны подхватывают, качают почти утешительно, и он заставляет себя расслабиться, на спину перевернуться. Держаться на воде после часов и часов в бассейне выходит легко. Весь ебучий курс восстановления был построен вокруг нее. Спасибо Хэкону и его наставлениям ― ВалентинЮрич внял им со всей серьезностью, обговаривая с врачами пошаговый план его, Артема, превращения в… Чуть левее солнца небо пересекает стремительная белая птица самолета, оставляя за собой белесый след. Когда-то давно, в детстве, их любимым летним занятием было пялиться в небо, высматривая дорожки от самолетов, медленно расползающиеся округлыми, витыми облаками. Сами самолеты считали, чтобы в конце бесконечного дня хвастать у кого сколько и выяснять кто победил. Собственный первый перелет запомнился промозглой прохладой, белоснежной круглостью облаков и серебристо-серым крылом, скользящим над ними. А ведь, может, кто-то так же смотрел в небо и видел… Как Артем, безуспешно пытаясь удобно пристроить вдруг ставшие бесконечными ноги, несколько раз с силой пнул спинку чужого кресла. А потом долго и ― что удивительно ― цензурно извинялся под ласковым, чуть насмешливым взглядом темных глаз. Валя не мешал, оставив самого разбираться с неудобствами. И, будь его воля, Артем бы попросту влез на чужие колени. Тем более, им обоим это нравилось. Ага, да. Настолько, что по прилету первым делом обновили кровать в снятой квартире. От отеля было решено отказаться ― упасть меж разъехавшихся посреди ночи кроватей не улыбалось никому. Все остальное было слишком палевно и заебно, и… Рядом с тихим плеском возникает сосредоточенный мужик под сорок в синих плавательных очках, разрезая водную гладь четкими движениями. Напоминая, что и Артему неплохо бы… Тем более, что левую ногу почти свело судорогой ― и если не поторопиться, то придется звать кого-то на помощь. Ну, или захлебнуться соленой водой. Что гораздо предпочтительнее. Валя встречает его у самой плавающей кромки моря с полотенцем наперевес. Кутает привычно заботливо и приобнимает за плечи, помогая доползти ― иначе, блядь, не скажешь ― до покрывала. Несколько шагов растягиваются на целые километры. Нога слушается плохо. Артем заметно припадает на нее, почти задыхаясь от ненависти к собственному ущербному телу. Вот какого хера? Или ему так нравится смотреть, как Артем мучается? Как будто он не понимает, что… Полотенце едва заметно пахнет Валей ― солоновато терпко, до одури привычно. Так, что вспыхнувшая внутри ярость тут же гаснет. Не оставляя после себя ничего кроме душного махрового уюта с его запахом. Они еще какое-то время проводят на пляже. Ни о каком купании, конечно, речи не идет. Артем валяется, пропитывая покрывало водой, избегая привычно внимательного взгляда. И чего пялится, блядь? Он даже рот раскрывает, чтобы… Но тут же захлопывает, встречаясь взглядом с темными любящими глазами. Валя смотрит так, как на него никто никогда не смотрел. И от этого взгляда вдоль позвоночника щекотно пробирает холодком ― или это ветер? ― и хочется, чтобы он отвернулся. Не смотрел больше никогда. Невыносимый в своей... ― Предлагаю вернуться вечером. Ты вроде заплыв наперегонки хотел устроить, ― полувопросительно. В уголках темных глаз собираются морщинки, и как же хочется каждую из них поцеловать. Он все еще смотрит, а Артем все никак не может понять, за что ему такое огромное, пиздецовое счастье? Уж точно не… ― Ага. На желание. Так интереснее, ― скалится широко, подмигивая. Валя не подводит ― улыбается самыми уголками губ, чуть прищуривается. И от одного обещания, вспыхнувшего в его глазах, делается дурно. Артема едва не ведет от предвкушения, хотя ему не пятнадцать, и даже не двадцать… А кроет каждый раз как в первый. Особая, блядь, магия. Под названием любовь. В квартире душно. Артем скидывает с себя противно липнущие к телу футболку и шорты почти на пороге. И тут же отправляется в ванную, подгоняемый смачным шлепком по заднице: «Давай, Тем. Сначала ты, потом я». Одному в душ не хочется. Хочется по-быстрому ― под теплыми струями воды, заполошно скользя ладонями по крепким плечам, спине, ощущая как бережно, но твердо вжимают в прохладу кафеля, жадно целуя. Не оставляя и… Предвкушение, простреливающее от макушки до пят, уговаривает подождать. В конце концов, отпуск у них или где, чтоб торопиться? Каждое прикосновение хочется прочувствовать, осознать, запомнить. Хочется чего-то… Из ванной Артем вываливается в одном полотенце, и от пристального ласкающего взгляда Вали его с головой накрывает привычная волна тепла. Перехлестывая наружу с быстрым, кусачим, нетерпеливым поцелуем. Вот что с ним делать, когда он так смотрит? Только... ждать. Вынуждая себя потерпеть еще чуть-чуть… но как тут терпеть, когда хочется прямо сейчас? Невыносимо остро ― так, что всего буквально перетряхивает от желания прикоснуться, притереться, ощутить жар чужого тела кожей. Артем в бездумном волнении проходится по комнате, раз, другой, третий. Как будто, блядь, впервые трахнуться собираются… Да что они только не пробовали! Но отчего-то сейчас, все кажется другим. Новым, непривычным и… Взгляд сам собой цепляется за отражение в зеркале. Скользит снизу вверх по худым, слабым даже на вид ногам, проходится по полотенцу на бедрах, прослеживает незаметную светлую дорожку волос до пупка, замирает у шрама от пулевого на груди и поднимается прямо к перекошенному плечу. От собственной несуразности не спрятаться, не скрыться. Не зря же лишний раз старался на себя не смотреть. Любое зеркало становится кривым, если в нем отражается кривое. А он ведь такой и есть. И весь пиздеж про красоту в глазах смотрящего можно затолкать куда поглубже вместе с мыслями о том, что его любят и таким. Любят, конечно. Небось, как щенка с перебитыми лапами ― и усыпить жалко, и… Лучше бы о магнитиках подумал. Один для Любови Васильевны, один себе… Или два? Был же такой прикольный про Сочи ночью… И рубашку еще гавайскую. Не, он не пидор какой-нибудь, но… Угу. Еще скажи, что в задницу давать не нравится, шутник. Ну, подумаешь, рубашка. Это же не боа из разноцветных перьев. Сейчас каждый второй их носит. Тем более на отдыхе… Да ты себя видел вообще, блядь? Какая нахуй рубашка с такой… Близкий жар чужого тела, вес тяжелых ладоней на плечах почти пугает. Валя подкрадывается как всегда незаметно. И отвести от него взгляд в отражении невозможно. Темные, почти черные глаза затягивают, да так лихо, что Артем, кажется, забывает как дышать. На миг, ощущая привычное теплое биение жизни. В голове воцаряется блаженная пустота, и как же хочется поддаться, расслабиться, забить на все ― в первую очередь на собственную калечность, но… От того, как невесомо нежно чужие губы касаются шеи у самой кромки волос, хочется взвыть в голос. Да как он вообще может, разве не видит насколько Артем… ― Красивый. Негромко так, весомо. Невыносимо. Артем закрывает глаза. Замирает. Чувствуя спиной, как мерно ходит чужая грудная клетка ― вдох, выдох, вдох, вы… ― Ну, нахуй, Валь, хорош уже. Если бы только хватило сил вывернуться из его рук. Если бы только… Горячие пальцы вдруг сжимают челюсть непривычно жестко. ― Артем, открой глаза. Ослушаться невозможно. Глаза распахиваются сами собой, и он с разбегу налетает на их слитное, общее отражение ― золотисто-коричневое от загара, абсолютно нереальное в своей гармоничности. Рядом с Валей он сам будто становится хоть немного, хоть чуть-чуть… ― И не смей отворачиваться. Шаг назад, другой… Постель прогибается под их общим весом. И какой извращенец вообще решил поставить зеркало напротив кровати? Кому вообще захочется смотреть, как… Загорелые ладони Вали, слишком яркие на его коже, легко скользят, оглаживая грудь, живот, освобождая от полотенца. Не оставляя между ними ничего. Вжимая крепче ― почти болезненно, но охуенно правильно. Вплавляя в себя с мозолистыми, ласкающими касаниями, проходясь по россыпи синяков на внутренней стороне бедер. Заставляя Артема задрожать, подаваясь навстречу в отчаянном желании получить больше. Как можно, блядь, больше. Все, что Валя… От того, как собственный рот распахивается в громком стоне, стоит только чужой крепкой ладони обманчиво легко обнять член, он жмурится до цветных пятен под веками. Реальность плавится, собираясь на коже капельками пота. А он все никак не может заставить себя увидеть. Понять, что же такое Валя видит, когда… Гладкое, медленное скольжение пальцев по члену тут же прекращается. ― Я кому сказал? ― укус в плечо мгновенно приводит в чувства. Артем промаргивается, ощущая, как по щекам растекается румянец стыда, бездумно ловит в зеркале собственное отражение. Подрагивающее, встречающее каждое движение чужой руки с неловкой торопливостью. Хочется еще больше, ярче, хочется вот так, покачивая бедрами, вколачиваясь в крепкий кулак, насаживаться на чужой член. Ощущая привычное, чуть болезненное горячечное удовольствие. Чувствуя… ― Ты только посмотри на себя ― жаркий, жадный, отзывчивый. Самый красивый. Мой. Мягкими поцелуями по коже. Тягуче медленно толкаясь влажным от смазки членом между бедер. Не оставляя Артему ничего кроме тихих сорванных всхлипов, бессвязных матерно-восторженных мыслей и острой необходимости… ― Блядь, Валь, пожалуйста, я хочу, я… ― почти захлебываясь стоном, когда он, наконец, медленно, осторожно скользит внутрь. Болезненно правильно растягивая под себя. Напоминая о том, что… ― Люблю тебя. Громко, надрывно. Так, что странно, что до сих пор никто не стучит по батарее, пытаясь их угомонить… Или?.. За шумом крови в ушах, тихими выдохами Вали, обдающими шею теплом, он не слышит ничего. Не хочет слышать. В целом мире не остается ничего кроме неумолимого движения внутри, жара чужого тела и общего удовольствия. Удовольствия, накатывающего, омывающего с яростью штормовых волн. Напрочь выбивающего все глупости из головы. ― Что, решил, что лучше один раз показать, чем рассказывать? Поднять голову с чужой груди нереально тяжело, Артем смаргивает сонно, чувствуя, как губы ползут в дурацкой улыбке. Не, ну, а хули. Если из него опять все мозги вытрахали? Может, оно и к лучшему. Глядишь, меньше загоняться будет. Но как тут Валю не поддразнить, когда он… ― А с тобой по-другому никак, ― чужие пальцы по заднице проходятся, по-хозяйски сжимая, легко скользят меж ягодиц, заставляя шумно выдохнуть. ― Никак не вбить, что ты такой же мой, как я твой. И что мне больше никто не нужен. Артем уж, было, рот раскрывает, чтобы ответить, но давится широким зевком, макушкой чувствуя чужую улыбку: ― Отдохни, Тем. А то нечестно будет, если я тебя такого в заплыве обойду. ― Кто еще кого обойдет! Профилактический укус в плечо не действует. Валя лишь тихо хмыкает, крепче прижимая его к себе. Ну и пусть. Артем только ладонь на чужой груди пристраивает, ощущая, как ровно, мягко в нее отдается биение чужого сердца. И закрывает глаза.