Сестра

У её сестры волосы струятся, как дорогой шёлк; в них живёт холод, океанские глубины и ночное небо. Теперь они длинные, и как приятно пропускать их сквозь пальцы, когда Хината заглядывает в комнату после тренировки и просит помочь распутать. Ханаби борется с крохотными узелками кончиками пальцев, старается, а сама украдкой вдыхает потрясающий аромат ночи и шёлка; затем расчёсывает, медлённо, не торопясь. Глаза Хинаты не похожи на глаза других Хьюга, они выделяются так же резко, как и она сама, и так же незаметно, как их обладательница. В них луна, мнимая серость звёзд и фиалковая нежность: смотря в зеркало, Ханаби ничего такого не видит и рада этому, ведь сестра особенная, а она нет. Зато к Хинате можно прийти с глупой не болящей царапиной и ловить в серых омутах ту самую нежность, завидуя жгучему солнцу, так как он ни капли не достоин сестры. Хината надевает кимоно, а руки Ханаби, которая помогает завязывать пояс, дрожат. Девушка слепнет от ослепительной красоты своей сестры, ей нельзя этого видеть, она сходит с ума, но так хочется провести своей гадкой грубой ладонью по нежной коже, хоть по шее, хоть по щеке, ведь о сестру не обожжешься, так как лунный свет лишь ласкает. На фестивале Ханаби неподалёку, у неё равнодушный вид, она не ревнует её к герою деревни, который ходит под руку с некрасивой вишней, но сердце разрывается от страданий любимой сестры, а взгляд прикован к украшением в волосах, обтекаемой дорогими одеждами фигуре и светлой улыбке, украшенной лёгкой грустью по возлюбленному. И сколько Ханаби не смотрит – всё не может налюбоваться. Три дня Ханаби изводила себя, три дня – слишком долго для одиночной миссии сестры и её нервов. Измотанная Хината возвращается в ночь, и у Ханаби нутро вскипает от того, как отец с ней разговаривает: - Слабая! - Легчайшая миссия! - Недостойна! Ханаби почти решается выбежать, дать пощёчину родному-неродному Хиаши и крикнуть ему в лицо, что это он слабый, он недостоин такой дивной дочери, как её сестра, и на мгновение она забывает, что расположение семьи ей нужно, чтобы оберегать ранимую Хинату. Ханаби просто не успевает – сестра извиняется, извиняется ещё раз ни за что, извиняется за то, что плохо убивает, и прячется к себе. Хината даже не переоделась, насколько устала. Сумка с оружием валяется на полу, жилет – там же, Ханаби крадётся и боится споткнуться, ведь она не должна быть здесь, так как близка к сестре совсем не так, как хочется. Иначе нельзя, иначе при сестринском объятии она перейдёт границы дозволённого. Ханаби хочется плакать, глядя на ссадины на фарфоровой коже, на истерзанные руки, крохотные ранки на которых прижглись чакрой. Девушка садится на край кровати и бережно берёт изящные ладони в свои, наклоняется, прижимается сухими потрескавшимися губами к каждой ранке, осторожно, чтоб не разбудить, как может более нежно, чтоб не болело. Сестра улыбается во сне от поцелуя в висок. Ханаби сидит до полуночи и после. Уходит. Ханаби ранена, у Ханаби дыра в боку, но Ханаби счастлива так, что кружится голова и тянет улыбаться, хоть и больно и сложно. Только нельзя. Хината же сидит рядом, беспокоится, за руку держит. Младшей хочется сказать: «Сестрёнка, милая моя сестра, я так рада тебя защитить, я так счастлива, что я, а не ты ранена...», - но не может, так как сил нет, а на лице кислородная маска, которую пока лучше не снимать. Хината говорит о каких-то людях, которые сюда приходили, об отце, о Неджи, которого Ханаби втайне и явно хочет убить за то, что тот так унизил, так измучил ту, ради которой она может всё. Ханаби засыпает под ласковым взглядом, слушая райскую колыбельную чужого голоса. Ханаби очень сильно и неправильно любит свою сестру. Ханаби счастлива.