Угадай, чем мается идиот

      Рен не спал.       Ночь выдалась теплой, а потолок расплывался перед глазами огромным пятном, заставляя то и дело отводить взгляд – смотреть в темноту не хотелось. Тао думал, что, тело наверняка достаточно отдохнуло во время смерти, вот и нет биологических позывов ко сну. Все-таки момент был спокойный, хоть и весьма неприятный. Он вздохнул. Мысли в голову лезли совершенно дурацкие. Если бы только взять все и выкинуть в ближайшую мусорку: голова противно пухла, раздражая даже сильнее обыкновенного ночного буйства Хоро на соседнем футоне.       Как вообще можно спать под такой храп? Этот идиот еще и пинается.       Рен перевернулся на бок, и теперь смотрел в его сторону, точно на растрепанные голубые лохмы, крепко зажмуренные глаза и раззявленный рот. Хорохоро лежал прямо, распластав руки по полу. Ей-богу, Иисус. По крайней мере, наблюдать за ним интереснее, чем мусолить вопросы, на которые не хочется отвечать. Тао называл свою ночную забаву «Угадай, чем мается идиот». Стало быть, эти маленькие удовольствия могут исчезнуть в абсолютно любой момент. Но вот. На лице Рена мелькает ухмылка, потому что Хоро вскидывает одеяло пятками и бойко пинает воздух.       Точно сорвался куда-то и бежит: когда дерется обычно еще руки вперед вытягивает, а сейчас скребет пол пальцами, как будто пытается ухватиться. Или сжать кулаки? Рен присмотрелся. Нет, он определенно цепляется. Неаккуратно подстриженные ногти судорожно царапали пол, как будто хотели найти на нем что-то, но не могли. Стоит на обрыве и пытается удержаться?..             Рен был уверен, что единственная важная вещь в этом сне – то, за что он цеплялся. Хотя заводиться с пол-оборота и крепко цепляться вполне в характере Хоро, так что, важнее, наверное, что-то, что злит его. На Чоколава он сразу бросается с кулаками. На Рена тоже. Получил нагоняй от Анны? Встретил приспешников Хао? Его самого?..       Тао смотрел на эти крепкие упорные пальцы как зачарованный. И думал. Пока они резко не потянулись куда-то вверх, заставляя внимательный взгляд точно повторить траекторию. Хоро тянулся за чем-то и... скалился? Да что же тебе там снится?       Рен подумал, что, если кто-то или что-то во сне еще немного разозлит этого идиота, его зубы точно не выдержат и лопнут. И Тао будет скорее смешно, чем жалко. Он даже не побрезгует осветить своей великой китайской улыбкой весь чертов остров, потому что чем меньше зубов у Хоро, тем меньше от него шума и тем счастливее капитан их команды. Наверное. В посмертии, если честно, было чересчур тихо. - ...ен-м, прости...       Рен вздрогнул от неожиданности и притворился спящим настолько, насколько позволила его опрометчивая задумчивость. Сердце билось гулко, отдавая в налитые кровью щеки, и китаец не понимал, почему вдруг разволновался, как ребенок, застуканный взрослыми за воровством конфет. Будто он делал что-то крайне неправильное, а не как обычно занимал бессонную ночь наблюдением за лунатиком. Ничего не стоит отвесить проснувшемуся придурку леща и отвернуться. Но... сердце, оказывается, так приятно стучит. Раньше не доводилось обращать внимания на такую чушь, которая теперь и чушью-то не казалась. Да, смерть его изменила. - Прости... прости меня...       Отлично, этот идиот говорит во сне. Рен осторожно открыл глаза и выдохнул воздух, задержанный внутри, видимо, во благо конспирации. Дыхание во сне для слабаков и храпящих ледоголовых придурков. Кстати, о нем. Щека Хорохоро поблескивала в лунном свете, а губы неуклюжими рывками ловили воздух. Ему снится кошмар? Тао присмотрелся и подумал, что это что-то страшное или плохое почти наверняка: шаман дрожал, прижимая кулак к груди, а его щека все-таки была мокрой. Призраки прошлого мучают живых во снах, а мертвых в посмертии. Как душу Рена измучил Хром. - Не надо так, не говори так, я не хотел... я не хотел, прости меня, прости, я все исправлю... я идиот, но все исправлю, прости меня...       В тишине шепот выдался громким, и слова слились в сплошную линию бормотания с перерывами на вдох. Интересно, кого видит Хоро? Если так извиняется, то напортачил, наверное, сильно. Может, он тоже кого-то убил? Скажем, случайно, и вот, извиняется, потому что не знает, как искупить вину, пытается убедить себя, что все еще можно вернуть и исправить. Хах. Сколько лет твоей оплошности, идиот? Ничего уже не изменишь. Хотя... Тао, так и быть, изменит, когда доберется до Великого духа - стоит лишь попросить, и он, конечно, поерничает, но подарит Хорохоро спокойный сон, потому что за чужими кошмарами наблюдать не так весело.       Если задуматься, Рен не знал о прошлом ледяного придурка ничего, кроме места его рождения, и не то, чтобы интересовался до этой ночи. Стоит припомнить ему сегодняшние сопли, размазанные по подушке, и узнать правду утром. Или нет? Потому что вспоминать такие вещи едва ли хочется - Рен знает наверняка. С другой стороны, потерпит. По крайней мере, если идиот молчит, значит, турнира это не касается, значит, с припоминанием можно повременить, и вообще подумать об этом позже. Мысли отрывают от момента, а ведь Хорохоро все еще что-то шепчет.       Его губы беззвучно двигались, и Рен был готов поклясться, что там сплошное «прости-прости» или нечто вроде. А может, они просто дрожат. Вся его щека в слезах и блестит под тусклым светом из окна, а губы, наверное, совсем высохли, хотя и без того почти всегда шелушатся. По внешним признакам напоминает лихорадку, но на то он и дурак, чтобы не болеть. - Нет, не уходи, не уходи, пожалуйста, я все исправлю, прости меня...       Да от тебя-то уйдешь, ты же липкий как жвачка. Тао усмехнулся. Теперь наедине с собой он был готов признать, что скучал бы по этому жуткому храпу и летающим по футону конечностям. Чувство странное, теплое и пугающее своей уязвимостью. Когда-то, может, придется скучать. И хорошо, что Рен подумал об этом раньше, чем на самом деле пришлось.       Хоро рванулся вперед всем телом и, вытягивая руку в попытке поймать что-то невероятно нужное, прохрипел: - Не уходи, Рен!       Единственное, что успел Тао – включить инстинкты китайских ниндзя, чтобы не ахнуть от неожиданности и одернуть протянутую в приступе слепой нежности руку. Хорохоро дышал рвано, выталкивая воздух с тихим хрипом и тут же хватая его обратно. Рука тянулась непонятно куда и зачем, но он, кажется, совсем про нее забыл и машинально ощупывал воздух, будто так надо. Будто ему хочется убедиться, что в руке ничего нет. Бинт на спине съехал. Рен заметил, потому что смотрел на то, как она быстро ритмично вздрагивает, и сообразил закрыть глаза, только когда рука шамана наконец тихо коснулась пола. Второй он зачем-то стукнул себя по лбу.       Теперь тишину разрывали эти жалкие, но гулкие попытки отдышаться, и Тао покорно ждал, вслушиваясь в происходящее. Не храп и на том спасибо. Идиот успокоился на удивление быстро и совсем затих. Наверняка было, о чем подумать. Например, о том, какого черта в его сне забыл Рен?       Тишина и прирожденная внимательность наследника клана Тао были виновны в слишком четко расслышанном имени, и теперь не получится скинуть на «показалось». «СМЕРТНАЯ КАЗНЬ!!!» - завопил в его голове воображаемый Марко. Рен ненавидел ставить себя в неловкое положение, а теперь он больше, чем в себе, был уверен в том, что разговор о произошедшем, если и выйдет, то весьма неловким. Надо было будить, пока плакал.       С другой стороны, лестно знать, что кто-то переживает за тебя во сне, потому что это эмоции без последствий. Плохие вещи уйдут с рассветом, а переживания останутся ждать своего часа, потому что сон – имитация реальности, и теперь Рен знает, что, если с ним что-то случится, Хорохоро будет переживать. И что тогда он тоже переживал. Видимо, сильнее, чем ожидалось.       Совсем недавно ожившее сердце легко сжалось и забилось быстрее от накатившего осознания. Вот, что ему приснилось. - Перестань, ты не спишь на этом боку. Я же храплю тебе прямо в лицо, забыл?       Тао вздрогнул. Вот черт. - А как мне спать, если ты только и делаешь, что всю ночь пинаешься? – Рен открыл глаза и недовольно посмотрел на, как выяснилось, не такого уж и идиота. - Признайся, ты просто пялился, - Хорохоро сидел на своем футоне лицом к Рену, обнимая ноги руками, и улыбался. Какие резкие перемены. - Что за чушь. Я хотел затолкать тебе в рот подушку и ждал подходящего момента, – Тао сел, демонстративно сложив руки на груди. – Просто не успел, ты проснулся раньше, чем окончательно достал меня. - Эй, если я задохнусь, это будет на твоей совести! Сильному организму нужен хороший сон, а хорошему сну много кислорода, ясно тебе? – яростно прошептал Хоро, размахивая вытянутым пальцем. - Сильному организму нужно молоко, но и оно вряд ли тебе поможет, придурок. – хмыкнул Рен и отвернулся, укладываясь. Удалось-таки сбить его с мысли про «пялился». - Чего?! А ты извращенец, который пялится на людей по ночам! Нет, не удалось. - Да не пялился я! – он никогда не признает, что пялился. Ну какое «пялился»? Скорее, наблюдал.       Рен лежал на боку спиной к Хорохоро, взбешенный и красный как рак, потому что, по правде говоря, пялился. Уже много раз, но это первый, замеченный отмороженным. Первый, за который придется оправдываться, потому что Хоро был бы не Хоро, если бы не ткнул Рена носом в собственноручно раскрытый маленький неловкий секрет. Но Тао был бы не Тао, если бы оправдывался, поэтому нет. Никуда. Он. Не пялился. - Угу. – насмешливо донеслось с соседнего футона.       Вот и правильно, продолжишь разговор – получишь по роже, подумал Рен. Судя по звукам, Хорохоро, немного повошкавшись, тоже наконец лег. Рен прикрыл глаза. В тишине они пролежали минут десять или больше. Счет времени сбился, потому что мысли сменяли одна другую, а спать все еще не хотелось, даже наоборот. Как он не заметил, что привязался? Что они привязались друг к другу, по крайней мере, больше, чем к остальным? Что ему на самом деле страшно терять эти дурацкие совсем недавно приобретенные мелочи? И одну большую и шумную мелочь особенно. - Ты не виноват в том, что произошло, - Рен говорил шепотом, но достаточно громко, чтобы наверняка быть услышанным, и искренне надеялся, что придурок еще не спит. – Это была моя расплата за прошлое. Так должно было быть.       С соседнего футона донесся горький смешок. Зная айну – интонация очень интимная. Он боялся своей слабости так же, как Рен, и потому в откровениях этих двоих каждый звук был донельзя важен. - А во сне ты говорил по-другому. – пробормотал тихо и неуверенно.       Картинка в голове Хоро была слишком яркая, чтобы просто забыть. Он не сомкнул глаз, боясь снова увидеть окровавленного Рена, ползущего к нему с распоротым брюхом, волоча за собой кишки по речной гальке. Кровь изо рта стекала по бледному подбородку, когда он кричал: «Это твоя вина! Ты стоял и смотрел, когда был мне нужен!». Воображение заботливо прорисовало детали. Особенно четко – полные ненависти и боли глаза, отливавшие золотом в солнечном свете. - Во сне говорил не я, а твои страхи, идиот. - Никогда больше не проси стоять в стороне.       В этот раз тишина тоже выдалась громкой. Они лежали спинами друг к другу и этими же спинами ловили несказанные слова. Рен помял губы, пробуя неожиданно нежную мысль на вкус и усиленно пытаясь ее оформить, потому что сейчас хотелось сказать иначе, чем кому бы то ни было, но он не совсем понимал как. Смерть научила цепляться за любимые мелочи, и в этот раз он старался. – Хорохоро, – вкрадчиво позвал Рен. - Я рад, что выжил.       Сердце пропустило удар, и Хорохоро зажмурил глаза в безуспешной попытке сбить подступившие слезы. - Я тоже рад, что ты выжил, Рен.