Слёзы и поцелуи.

      Томми частенько разбивал колени.       В подобные дни, его старший брат просто помогал с этим тем, что промывал жгучей перекисью от смешавшейся грязи рану и заматывал намертво. Так, что иногда Томс едва передвигал ногами, чувствуя как сильно они сжаты в районе сгиба. И даже несмотря на свои вечные неуклюжие будни, в выходные ему ничего не могло помешать уйти гулять.       Хотя, скорее это была привычка сбегать из дома. Суббота. Ранним утром, стараясь никого не разбудить, он отпирал дверь своей комнаты, ночью закрывавшуюся на замок изнутри, и с первыми проникающими через прозрачные шторы лучами солнца он крался на кухню. Там как обычно хватал мелкий блокнотик с тупым карандашом, его любимый уродливый свитер красного цвета и кусок батона.       Включая на плеере Maroon 5 и догоняя ветер, мальчишка нёсся в лесную чащу. Видны хмурые облака — вестники грозы. Но пока что он всё игнорирует, по-дурацки прыгая по пенькам. Вдали, откуда он прибежал, виднелись деревенские домишки со своим скотом и другим хозяйством. Миссис Ровер кажется поливала цветы на веранде ещё до того, как Том убежал. Обычно в лесу скучно, да и сегодня по прогнозам ласточек было тускло в небе. Ледяные порывы ветра кололи его лицо всё чаще. Мальчишка сам словно смерч.       Пройдя кусок леса, он вышел к лавандовому полю и вся картина мира была как на ладони. Вместе с рассветающей зарёй, отражавшейся живописными мазками золота на глубоко-тёмных тучах с металлическим отливом, давали чистый кислород они — цветы. Самые одновременно и уютно-домашние, и гордо драгоценные. На одном из пригорков Томс заметил силуэт.       — Эй! Ранбу! — он задорно побежал к тому, чтобы накинуться сзади и повалить парнишу в мягкие заросли.       Старший всегда переживал такие моменты, глотая душой каждое прикосновение мальчишки. Далеко не каждый день увидишь его столь ласковым и тактильным, чтобы он лез в приветственные объятья. Обычно он просто легонько хлопал по спине или максимум держал за руку. Хотя даже последнее было редким и в то же время таким удобным. Когда именно он держал его, Ранбу никогда не беспокоился вспотеет ли его ладонь.       По началу могло показаться, что Томми довольно замкнутый и не терпит тепла. Пусть Ранбу и не понимает алгебру с химией, но зато знает, что внутри маленький художник просто нуждается в поддержке и заботе. Итак, они остаются валяться прямо на сухой, выгоревшей под солнцем, траве. Пока безмятежность не прерывает голос.       — Да чувак, я тоже рад тебя видеть, — он похлопал Тома по голове.       И эта детская слабость, искренность которой читалась в кристально серо-голубых глазках. Парни отсели друг напротив друга. Ветер раздувал кучерявые волосы, что были схожи в кронами деревьев, где столько же пушистых листьев переплетались друг с другом. В этом месте ничего не могло их обеспокоить.       За исключением развязанных разноцветных шнурков и съехавшей повязки на колене.       Томс заметил и стал пытаться приподнять бинты, но те издевательски сползали обратно, стоило ему только отклониться назад. Пока он этим занимался, Ранбу сплёл из тех мелких полевых цветов и лаванды, что насобирал ещё до их встречи, уютный и аккуратный венок. Конечно после этого его взгляд упал на мигом приглянувшуюся блондинистую макушку.       - А? - Томми вопросительно поднял голову, оторвавшись от раны.       Старший с лёгкостью поправил его волосы и надел цветочную диадему, лишь мягко улыбаясь. Вокруг было столько лаванд, столько лаванд... Небо неумолимо продолжали затягивать мокрые тучи, вот-вот из которых хлынут потоки холодного ливня. Его пальцы так и остались бродить по чужой макушке, зарываясь всё дальше и нежно приобнимая за шею. Ранбу смотрит на него с такой несоизмеримой и вечной любовью, будто готов заботиться и уберегать от гнусного дождя каждую секунду.       Но почему-то в тот же миг ушёл. Да, действительно, он был прав, когда думал, что Томми нуждается в этих прикосновениях и таком взгляде.       И вдруг на его колено капнула слеза. Прямо на красное поле, а Томми только размазал её по щеке и всё. Ранбу сам не знает почему, но ужасно расстроился. Встал, подошёл к нему и заставил его потесниться, чтобы сесть рядом, чуть ли не на колени уселся. И тут он заплакал по-настоящему — и, прежде чем мог сообразить, старший уже целовал его куда попало: в глаза, лоб, в нос, в брови, даже в уши.       Только в губы не поцеловал, тот как-то всё время их отводил. Затем Томми приподнялся, съёжился в своём красно-белом свитере, от которого Ранбу просто балдел, и утёр слёзы. Они отправились в дрянную беспросветную глушь.