Бантики или зеркало, возможно улыбка

— Не вертись, — бурчит Эдвард. — По лбу расчёской получишь. Барби послушно замирает, сидит на стуле и хмуро смотрит в стену, ждёт. Краем глаза глядит в зеркало, висящее справа, чуть поворачивает голову, и, похоже, это начинает надоедать Эдварду, ведь он тяжело вздыхает. — Первое предупреждение, — говорит он, легко, почти безболезненно, но ощутимо стукнув Барби расчёской по макушке. — Эй!! — Она хмурится ещё сильнее, вскидывает голову, но тут же опускает её, держит прямо, потому что получать по голове расчёской — не весело. Эдвард внимательно смотрит на длинные, спутанные волосы, которые, даже несмотря на такой неаккуратный вид, выглядят очень красиво. Все синие бантики сняты, лежат где-то на тумбочке, а может и в шкафу — впрочем, сейчас они не нужны. Эдвард крутит расчёску в руках, понимает, что ошибся, когда подумал, что расчесать волосы Барби — минутное дело. Да ни черта подобного! Но, отказываться уже поздно, поэтому Эдвард осторожно... Барби вскидывает брови. Эдвард осторожно кладет ладонь на её голову, медленно проводит по волосам, понимая, что они менее шелковистые и приятные на ощупь, чем он представлял. Однако всё равно перебирает локоны, и, заправляя одну из прядей Барби за ухо, словно бы невзначай касается подушечками пальцев её шеи. Прикосновение невесомое, но отдается холодом, мурашками по коже. Барби вздрагивает, что-то бубнит, хотя, вообще-то, не ощущает отвращения, или чего-то подобного. — Давай быстрее, — говорит она. Чувствует, как расческа касается головы, Эдвард начинает неспеша расчёсывать прядь, подмечая, что это действительно тяжело делать. Барби прикрывает глаза, пытается подавить вздох. Расчёсывать волосы слишком скучно. Обычно Барби не делает этого, или же просит Барбару помочь. Действие это абсолютно обычное, будничное, но почему-то когда это делает Эдвард, атмосфера появляется другая, такая, словно бы это что-то слишком непривычное, которое стоит запомнить, ведь вполне возможно, что более такого и не будет. Действие приобретает особый смысл, очень мягкий и хрупкий. Движения Эдварда размеренные, ритмичные, Барби думает, что между ними чётко проходит пару секунд, не больше, не меньше — но считать не выходит. Почему-то думать в принципе не получается, Барби расслабляется, опускает плечи, и в голове образуется бархатная пустота. Спокойно и тихо, лишь Эдвард время от времени шепчет что-то про то, что Барби слишком лохматая, что стоит ей по-чаще брать расчёску в руки. Барби закрывает глаза, хочет откинуться на спинку стула, так и заснуть, убаюкиваемая спокойными движениями, как вдруг Эдвард отходит, судя по шагам, направляется куда-то вглубь комнаты. Барби глаза открывает, моргает, всё то спокойное резко испаряется. Барби слышит, как Эдвард открывает ящики тумбочки. Она поворачивает голову, видит, что Эд возвращается обратно, держит в руках синие бантики. — Зачем? — Спрашивает Барби, хотя догадывается. — Затем, — усмехается Эдвард. — Хочу посмотреть, идут ли тебе косы. Звучит как шутка. У Барби просто не получается представить, чтобы Эдвард взял, да начал плести ей косички — но, похоже, он совсем не шутит, действительно готов плести их, даже если понимает, что убьет кучу времени. Барби поворачивает голову, не протестует, хотя бы потому, что хочет снова ощутить ту плавную, полуспящую атмосферу, почувствовать прикосновения Эдварда. Не то чтобы так сильно нуждается в подобном — просто надо. Эдвард продолжает расчёсывать волосы, с каждым разом кажется, что они становятся мягче и шелковистее. Понимает, что если продолжит причесывать Барби, то и до вечера не управится, поэтому начинает переплетать пряди между собой. Барби не видит, какие именно косы плетёт Эдвард, пытается краем глаза посмотреть в зеркало, но боковым зрением мало что получается разглядеть. Барби недовольно сопит, ведь, во-первых, ничего не видно, во-вторых, шея затекла. Но будет очень грустно, если момент закончится слишком быстро. Не так часто Барби удается остаться с Эдвардом наедине, просто поговорить с ним, каждая минута является ценной и особенной. Эдвард чуть хмурится, плетёт косу свободной рукой, второй при этом же пытается удержать расчёску, с бантиками, накрученными на неё. Вообще-то, ему нравится прическа Барби. Нравится то, как она выглядит, но при этом помнит, что когда-то очень давно видел её в более простом, темном наряде, как когда-то у неё были два больших хвостика, и она улыбалась. "Улыбалась..." Улыбается ли Барби сейчас? Эдвард замирает, о чем-то думает. Доплетает косу, завязывая бантик. — Барби, — говорит он, — могу я попросить тебя кое о чём? Барби непонимающе хмыкает. — Смотря что попросишь, — отвечает она. Эдвард ничего не говорит, продолжает плести, Барби же больше не спрашивает, потому что уверена — он не ответит. Часы в комнате тикают. Отсчитывают секунду за секундой, складывая их в минуты. Теперь в комнате тихо, также мягко, как было тогда. Барби не хочется думать о том, о чём обычно думают куклы звездоносцев — скорее наоборот, отвлечься от подобных мыслей, отдохнуть. Взгляд перестает быть сфокусированным, ощущение прикосновений теряется, хочется заснуть. Барби наклоняется назад, прислоняясь спиной к спинке стула, на что Эдвард что-то мычит, скорее всего опять говоря, чтобы Барби лишний раз не двигалась. Минуты. Комната расплывается перед глазами. Кажется Эдвард гладит по голове. А может это уже снится Барби. Часы тикают. Бантики синие. Бантики синие... — Всё, — Эдвард снова слабо хлопает Барби расчёской по голове. Она вздрагивает. Предметы и стены приобретают четкие очертания. — Да ты... — Барби вскакивает, хочет повернуться к Эдварду, но на полуобороте останавливается, смотрит в зеркало. Косы. Красивые. Две, большие — кажется Эдвард расплетал их и начинал делать заново, пытаясь сделать так, чтобы они выглядели относительно красиво. Смотря на свое отражение, Барби не хочется раздражаться на глупые удары расчёской. Видеть себя с такой прической непривычно, странно, поэтому Барби подходит к зеркалу ближе, перекидывает косу через плечо и рассматривает её. Эдвард даже не спрашивает, нравится ли Барби, потому что уверен, что ответ будет положительный. — Ты, это... — Барби запинается. — Что-то попросить хотел... Эдвард кивает, подходит к Барби и кладет руку ей на плечо. — Улыбнись, — произносит он. — Пожалуйста. "Чё?" Барби поднимает голову, хмурится. — Чего ещё сделать? — Огрызается она, но Эдвард не отвечает колкостью в ответ. — Помнишь, как ты улыбалась тогда? — Произносит медленно и осторожно, зная, насколько сильно эти слова могу вьесться внутрь, что из-за них Барби словно резким ударом вспомнятся старые, светлые времена при Кристофере. Выражение лица Барби меняется, но Эдвард не может сказать, как именно: может взгляд стал темнее, может свела брови к переносице сильнее, или поджала губы. Эдвард молчит, Барби тоже, глядят друг на друга, но, в конце концов, Барби скалится, чуть рычаще вздыхает. — Один раз, — говорит она. — Один, чёртов, раз. Некоторое время медлит, оглядывается, словно кто-то может их увидеть. Эдвард чувствует, как сердце пропускает удар. Барби улыбается. Улыбается почти что также, как делала после прохождения дебюта, будучи маленькой, счастливой, хрупкой куклой. Улыбается и выглядит как ярчайшее, давно забытое дежавю, бездыханное воспоминание, которое вновь ожило, став реальной. Барби улыбается красиво, но губы дёргаются, за столько время она отвыкла и чувствует, как скулы слишком быстро начинают болеть. Становится смешно. Вот от того, что улыбается она Эдварду, что выполняет безобидные просьбы, которые на самом деле вызывают больше эмоций, чем нужно. Впрочем... Кажется, Барби начинает нравиться улыбаться.