Немного сливочного масла и хороших новостей

Сон был вполне обычный: ничего сверхъестественного, ничего тревожного. Никаких опасений. Я бежал. Руки, ноги, сердце, легкие - все работало стабильно и согласованно. Широкие, пустынные улицы, раннее утро, влажный после дождя асфальт. Размеренно мигали желтым светофоры, вдалеке неспешно плыла поливальная машина. Приятно пружинили кроссовки. Пахло озоном. Парикмахерская, булочная, химчистка. Кусок граффити на стене. Автобусная остановка. Пешеходный переход, за ним - парк. Шуршание подошв по гравию. Забытые на детской площадке игрушки, переполненная урна, скамейка с табличкой “Окрашено”. Границы парка, ограда, забранный решеткой спуск в метро. Последний поворот, а там - один квартал, и я дома. Уже совсем скоро. Не сбавляя скорости, я завернул за угол и вдруг со всего размаху уперся в стену. Высокая, кирпичная - она выросла словно из-под земли, я попытался затормозить, но, конечно, слишком поздно. Неловко дернув рукой, потерял равновесие, кроссовки проехались по мокрому, и со всего размаху… Бум! Звук удара раздался громко и отчетливо, я вздрогнул всем телом и проснулся. Распахнул глаза и еще несколько секунд ошалело таращился в потолок, пока наконец с облегчением не понял: это всего лишь сон, да и то не самый страшный. Все в порядке, я дома, в нашей кровати, с ним рядом и… Однако соседняя подушка оказалась пустой и даже не смятой, одеяло лежало в ногах. К слову сказать, эта неделя выдалась довольно тяжелой. Я пропадал то в театре, то в студии почти до самого вечера, у него что-то снова не клеилось со съемками и, бывало, он приходил еще позже. Мы быстро ужинали, так же быстро обсуждали планы на предстоящий день, потом он выводил собак. На дневные прогулки пришлось нанять дочь соседей - мы пробовали приезжать домой в середине дня, однако быстро стало понятно, что ничего дельного из этого не получится - а вечером шел он. Иногда я составлял ему компанию, но чаще требовалось сделать что-то на завтра по дому. Вчера был вечер пятницы, в кои-то веки мы разделались со всеми делами еще до девяти и после ужина устроились перед телевизором, чтобы посмотреть очередную серию “Человека в высоком замке”. Прошлую мы смотрели на прошлой неделе и, откровенно говоря, что именно в ней произошло, помнилось уже довольно смутно. Впрочем, это было неважно: я собирался насладиться нашим временем вместе, и какие события выдуманного мира победившего Рейха служили тому фоном, не имело никакого значения. Однако с самого начала все пошло совсем не так, как я планировал. Едва он поставил мне на колени миску с попкорном и включил заставку, веки тут же потянуло друг к другу, как на магните. Я положил голову ему на плечо. - Только не спи, хорошо? - Хорошо. Сказать легче, чем сделать. Я заставлял себя держать глаза открытыми, то и дело сжимая зубы, чтобы не зевнуть, однако чем дальше, тем хуже это получалось. - Знаешь, - сказал он в какой-то момент, - конечно, это всего лишь сериал, не без недостатков, и, наверное, при желании их можно найти предостаточно. Но насколько все же потрясающе показан мир победившего фашизма! Каждая мелочь, детали интерьера, антураж, идеология, образы детей, воспитанных в Рейхе - насколько это все… жизненно. Достоверно. - Согласен, - вместе со словами случайно вылетел и зевок, который я успел замаскировать только в самый последний момент: спохватился и прикрыл рот рукой. - Очень правдопободно, ты прав. - А актеры!.. - Актеры, да… - Кто тебе больше всего нравится? - Мне?.. От его тела исходило успокаивающее тепло, его запах окутывал меня в плотный, уютный кокон, говорить было так трудно. Мне хотелось только вжаться в него, обнять за шею и спать. Спать… и плыть куда-то вместе с ним, и держать его за руку, и спать… спать, спать... Внутри словно дернуло, я невольно вздрогнул, усилием заставляя себя сосредоточиться: мы и так почти совсем не видели друг друга на неделе, и неизвестно, какие дела возникнут завтра. Я не намерен упускать и это время тоже, ну уж нет. О чем он спрашивал?.. Ах да, актеры. - Мне - Руфус Сьюэлл. - Главный нацист? - кивнул он. - Согласен, он хорош. - А тебе? - А мне, наверное, Джоэл де ла Фуэнте. Который играет инспектора Кидо. Знаешь, он ведь филиппинец по происхождению, но как правдоподобно играет японца! Мимика, жесты, походка, японский акцент английского - все это настолько потрясающе подобрано одно к другому!.. И сыграно отлично! - Да… На этот раз конспирация с треском провалилась: зевок получился громким и протяжным, на глазах выступили слезы. Он заглянул мне в лицо и фыркнул. - Все понятно. Досмотрим завтра. - Да я не сплю! - немедленно запротестовал я. - Джоэл де ла Фуэнте, инспектор Кидо, американский… то есть японский акцент! Я слушаю, мне интересно! - Верю, - все еще посмеиваясь, он поцеловал меня в макушку, а потом легко подтолкнул плечом, давая знак подниматься. - Вот завтра об этом и поговорим. - Честное слово! Я не… - Давай-давай. Пришлось послушаться и, уже отчаянно зевая в открытую, брести за ним в спальню. - А ты? - едва голова коснулась подушки, держать глаза открытыми не осталось больше никаких сил. В последний момент я вытащил руку из-под одеяла и вслепую нашарил его ладонь. - Ты скоро? - Только выведу собак, - он выключил прикроватную лампу, наклонился и тронул мои губы своими. - Спи. Теперь часы показывали половину третьего, и, судя по всему, он до сих пор не ложился. Я потер ладонью лицо, прогоняя остатки сна, и встал. Вокруг, как и положено столь позднему часу, было тихо. Свет нигде не горел - для порядка я заглянул в ванную, но и там никого не оказалось. Если бы не приветственный стук хвостов по полу в коридоре, можно было бы подумать, что в доме я один. - Шшш… место, - на всякий случай прошептал я, зачем-то прикладывая к губам палец. В гостиной царил густой полумрак, тусклый отсвет садовых фонариков едва-едва проходил сквозь стеклянные двери террасы. Снег совсем растаял, и газон казался практически черным. Вишня тянула в небо голые, тонкие ветки. - Почему ты не спишь? На звук моего голоса он выглянул из глубокого кресла, где сидел, набросив на ноги плед и, вероятно, погрузившись в какие-то мысли. Секунду смотрел на меня, словно не узнавая, потом улыбнулся и протянул руку. Я подошел ближе и сел ему на колени. - Что-то случилось? - Ничего, - он подвинулся, давая мне больше места, потом натянул на нас обоих плед. - Так почему ты здесь сидишь? - я подобрал ноги, обнял его за шею и улегся головой на плечо. - У тебя что-то болит? Голова?.. Хочешь, принесу парацетамол? - Ничего не болит. - Честно? Ты не врешь? - Нет, - он снова улыбнулся. - Не вру. - Тогда почему не спишь? - Просто не могу уснуть. Мы посидели немного, я мягко протягивал его волосы сквозь пальцы, время от времени тихонько почесывая затылок. Прикрыв глаза, он подставлялся под мою руку, поворачивая голову то влево, то вправо. - В последнее время это происходит все чаще, - сказал я затем. - Что? - Ты стал плохо спать, Холм. Тебя что-то беспокоит? - Ничего, все в порядке. Просто… думаю. Я поднял голову и посмотрел на него очень выразительно. - Уверен, что пожалею, но все же спрошу: о чем? Фыркнув, он тут же натянул на лицо важное и многозначительное выражение. - Давай, - продолжил подначивать я, - порази меня оригинальностью идеи и новизной трактовки. Я воплощу все это на сцене, про нас напишут в газете и наградят... - ... вымпелом! - Тебя, может, и вымпелом. И дипломом участника. А я рассчитываю в качестве приза получить до отвращения крупную сумму денег. - Вот как? И на что же ты намерен ее потратить, эту отвратительно крупную сумму? - На мраморный пол в ванной, конечно, - я посмотрел на него так, будто он спрашивал о самой простой и банальной вещи на свете. - На что же еще. - О, господи, - он засмеялся. - И дался тебе этот пол! - Что поделаешь, - развел я руками. - Мир катится к чертовой матери, вокруг войны, голод и дикие счета за электричество. Должно же в этом океане хаоса быть хоть что-то хорошее! - По-твоему, мраморный пол - это залог счастья на планете? Я снова воззрился на него, на этот раз с глубочайшим изумлением, граничащим с негодованием. - А по-твоему - нет?! - Ну… - Разве счастье отдельного индивида... - А под "индивидом" ты имеешь в виду... - ... себя, конечно. А что, я не индивид, что ли?! - Индивид-индивид, - он фыркнул. - Конечно, индивид. - Да, и поэтому мое счастье, - я невинно похлопал глазами, - разве же это не счастье всей вселенной? - Разумеется. И для счастья, значит, тебе нужен мраморный пол. - Очень нужен. Просто необходим. - Понимаю. Действительно, чего еще желать человечеству для достижения всеобщего благоденствия. - Вот видишь. Я снова умостился на его плече, поцеловал теплую кожу в ямочке за ухом, втянул ноздрями нежный миндальный запах. - На самом деле, в мире все не так плохо, - немного помолчав, заметил он. - Неужели? А вот выпуски новостей говорят как раз об обратном. - Это естественно: негативные истории драматичнее позитивных, поэтому привлекают больше внимания. И, как следствие, активнее продаются. Но в реальности перемен к лучшему значительно больше, просто мы о них не слышим. - Ты думаешь? - Вот смотри: к примеру, мы доподлинно знаем, сколько людей умерло от туберкулеза в прошлом году. Нам говорят об этом в новостях: столько-то и столько-то человек. И эти цифры ужасны, не так ли? - Ну… наверное. - Конечно, ужасны, - согласился он. - С другой стороны, ведь есть и люди, которые, заболев туберкулезом, выздоровели, правда?.. Они должны быть и они есть, но мы, простые обыватели, сидящие перед экранами, понятия не имеем, сколько их. Это не настолько драматично и остро в социальном плане, поэтому не так сильно нас интересует. Выздоровели - и выздоровели, подумаешь. Никакой сенсации, даже как-то скучно. А между тем, выздоровело значительно больше, чем умерло. В разы, в десятки и даже сотни раз! Разве же это не хорошая новость? - Ну в общем-то… Да, конечно. - Другой пример - детская смертность. В мире нет ни одной страны, где она росла бы, а не снижалась. Ни одной, включая самые отсталые! Да, где-то этот процесс идет быстрее, где-то медленнее, но тем не менее. Далее - вакцинация. - От ковида? - Нет, от болезней вроде дифтерии, кори или полиомиелита. И кстати, ты знал, что ученый, создавший вакцину от полиомиелита, мог ее запатентовать и получить миллионы, если не миллиарды? И он, и все его потомки жили бы до конца дней, не просто ни в чем не нуждаясь, а купаясь в роскоши. Вот уж им точно не пришлось бы копить на мраморный пол в ванной!.. - Проклятые толстосумы! - я потряс кулаком в воздухе. - Язва на теле рабочего класса! - Надо же, какие вы там на Весткантен слова знаете, - фыркнул он и продолжил: - Так вот, он мог бы, но не сделал этого. Он буквально подарил вакцину миру и тем самым спас миллионы людей. Но о таком не рассказывают в новостях, правда? - А жаль. - Очень жаль. Мы слышим только о том, что кто-то что-то украл, кого-то убил, что кого-то посадили в тюрьму - такие вещи. От этого они не становятся менее правдивыми - конечно нет, как и статистика умерших от туберкулеза или других болезней - эти цифры реальны, и они ужасны. Но одновременно… На сегодняшний день от самых главных смертельных болезней прививается не менее 80% детей. - Неужели правда?.. Не менее 80%? - Да, представляешь? - он улыбнулся. - Это почти все дети в мире. Почти все!.. Что в свою очередь значит, что почти все люди имеют доступ к базовому здравоохранению. Разве же это не огромный скачок вперед?! - Ну хорошо, - подумав, признал я, - но что насчет качества жизни? Нищета, низкий уровень образования в развивающихся странах и прочее? Как быть с этим? - Нищета… Как ты думаешь, количество людей, живущих в нищете, за последние двадцать лет удвоилось, осталось неизменным или сократилось? - В лучшем случае - осталось неизменным. - А вот и нет. Сократилось. И более того: сократилось не на какие-то там десятые доли, а в два раза. В два! - для наглядности он показал пальцами. - Можешь себе представить?.. И всего-то за двадцать лет. Это же настоящая революция! - Подожди, но у нас же все еще есть… не знаю, Афганистан, например? - И Сомали, и Гвинея, и Эритрея, верно. Это худшие места для жизни на планете, однако в них живет гораздо меньше людей, чем в странах со средним уровнем благосостояния, именно поэтому мы можем говорить о большинстве и меньшинстве. А большинство как раз находится на середине шкалы распределения доходов. Да, возможно, в нашем с тобой понимании, то есть в понимании людей, родившихся и живущих, - он обвел рукой пространство гостиной, - в Норвегии, большинство не всегда можно назвать даже средним классом, но тем не менее. Все эти люди совершенно точно не живут в нищете: их дочери ходят в школу, их дети вакцинируются, они худо-бедно празднуют праздники, у них есть больше одной пары обуви, они покупают вещи не только самой крайней необходимости и даже ездят в отпуск. Словом, делают то, что еще двадцать лет назад было им недоступно. Однако - опять же - мы об этом и не подозреваем. Нам кажется, что мир поделен четко надвое, на богачей и бедняков, и все, кто не богачи, влачат жалкое и убогое существование. Считать так - ошибка, большое заблуждение. Немного помолчав, осмысливая сказанное, я спросил: - Откуда ты все это знаешь? - Нам рассказывали на лекции, - ответил он, машинально поглаживая мое предплечье. - Было очень интересно, и потом я что-то читал сам. - Тебе нравится учиться? - Конечно. Жаль только, что я так поздно начал, и что теперь приходится совмещать это с работой. Я намотал на палец мягкую прядку у самой шеи, дождался, пока она выскользнет, а потом поднялся выше и снова стал массировать ему затылок. Он издал низкий, довольный звук. - Кстати об учебе, раз уж на то пошло, - продолжил я негромко. - Сколько детей в мире имеют возможность ходить в школу? - Сколько девочек, ты хотел сказать?.. - Ну или так. - На самом деле и тут результаты совсем не так плохи, как может показаться. Даже в самых бедных регионах заканчивают среднюю школу не менее сорока процентов девочек. В мире есть лишь несколько стран вроде того же Афганистана, Судана или Буркина-Фасо, где у девочек нет доступа к образованию - и это, конечно, ужасно, никто не спорит. Но, с другой стороны, в этих странах живет очень мало девочек по сравнению с мировым количеством, и даже там наблюдаются определенные изменения к лучшему. Кстати, еще один интересный факт: в среднем по миру к тридцати годам мужчины тратят на учебу около десяти лет жизни. Как ты думаешь, сколько тратят женщины? - В среднем? Не знаю… Пять лет? Шесть? - Девять. - Девять?! - Угу. Вот и получается, что все не так уж безнадежно. Каждый день мы только и слышим: войны, насилие, стихийные бедствия, коррупция, техногенные катастрофы!.. Все очень плохо и становится только хуже. Богатые богатеют, бедные беднеют, люди убивают и мучают друг друга, а кроме того, у нас скоро закончатся все ресурсы. И это на фоне перенаселения и глобального кризиса климата!.. - Ужас. - И не говори. Просто кошмар. Но на самом деле, хотя мир действительно сталкивается с огромными трудностями, он все равно шаг за шагом становится лучше. Технический прогресс, социальный, прогресс в медицине… Представляешь, помимо прорыва в лечении заболеваний, которые совсем недавно означали смертный приговор, с современными достижениями в медицине, оказывается, можно потерять - ни много, ни мало! - целых двенадцать органов и при этом не просто выжить, а годами поддерживать достаточно неплохой уровень жизни! - Это какие? - невольно заинтересовался я. - Аппендикс и миндалины? - А еще селезенку, желчный пузырь, половые органы, почки, одно легкое, толстую кишку, мочевой пузырь… Даже желудок, как ни невероятно это звучит! - Подожди, а как же… - Пищевод присоединяют к тонкой кишке и - вуаля. - И что, потом всю жизнь есть только пюре?! - Не обязательно. Конечно, придется придерживаться щадящей диеты, но в целом человек не утрачивает способность поглощать и переваривать твердую пищу. - Нда? - Нда, - передразнил он насмешливо и потянулся губами. - Так что можно потерять не только волосы, но и гораздо более важные вещи вроде почек и легкого. И выживешь, и на ремонт в ванной хватит. Я пожал плечами. - Не знаю, как насчет твоих почек и легкого… В конце концов, мраморный пол сам себя не окупит. Возможно, если найдется сговорчивый покупатель… - Жалко упускать такой шанс, да?.. - … но вот волосы я бы предпочел оставить. - Правда? - тут же замурлыкал он, начиная возить по мне руками. - Тебе нравятся мои волосы? - Вполне, - не стал отрицать я, с готовностью подаваясь навстречу его прикосновениям. - За них удобно хвататься, когда ты отсасываешь. - То есть, например, если я их все же потеряю… - Это было бы нежелательно. Он оторвался от моей шеи и поднял голову. Я встретился с ним взглядом и в качестве подтверждения покивал: весьма нежелательно. - То есть, например, когда мне исполнится шестьдесят четыре*... И я буду совсем лысым, только с такими, знаешь… клоками по бокам... Заведу слуховой аппарат, вставную челюсть... Стану чавкать, шаркать ногами по полу и по сто раз за ночь вставать в туалет... - Другими словами, буду ли я любить тебя в старости? - счел необходимым уточнить я. - Угу. Я взял его лицо в ладони, полюбовался искорками, то и дело вспыхивающими в глубине синевы, самым кончиком пальца тронул лучики в уголках глаз, а потом произнес: - Сомнительно, Холм. Крайне сомнительно. В качестве мести он молниеносно ущипнул меня за сосок. Я дернулся и засмеялся, потирая подвергшееся насилию место. Выдержав паузу, он затем многозначительно приподнял брови: - Будешь знать. Я ему, значит, кучу интересных фактов, а он мне, значит… - А я тебе - правду. - Правду… Да кому нужна твоя правда?! - Ну прости, - все еще смеясь, сказал я. - Прости, я забыл, что все браки держатся исключительно на целительном вранье. Некоторое время затем мы молчали. Вероятно, стоило сделать небольшое усилие и все же дойти до спальни, но было так уютно сидеть в глубоком кресле посреди ночной гостиной, обнимая друг друга под пледом. - Ты не устал? - Если честно… Он расслабленно вздохнул, потерся об меня подбородком. - Если честно, я сидел бы так до самого конца жизни. - Опять мелодрама, Холм, - улыбнулся я. - Угу. Всегда… С тобой - всегда. - Мне следовало внести это в брачный контракт. - Да уж, это ты упустил, - он поцокал языком. - На ошибках учатся, - я смиренно кивнул. - В следующем браке буду умнее. - Это в каком еще следующем браке?! Секунда - и от спокойствия и тишины не осталось следа: он глянул на меня в притворном негодовании, а потом опрокинул на спину и, щекоча бока, набросился с поцелуями. - Я тебе покажу… в следующем браке… как только наглости… - Вот именно! - хохотал я, извиваясь под его руками. - Я не могу потратить всю свою жизнь на прозябание… - Прозябание - вы посмотрите на него! - … я заслуживаю большего!.. - Большего он заслуживает, ага… Только через мой труп, слышишь? - продолжал воинственно бормотать он, перемежая слова громкими чмоками по лицу и шее. - Через мой… и твой… через оба наши трупа, понял?.. И даже по ту сторону… в загробной жизни… Ясно тебе?! - Ясно, ясно!.. Наконец он запыхался сам, так что попытки преподать мне урок, то ли защекотав, то ли зацеловав до смерти, вынужденно пришлось остановить. Напоследок закинув на меня ногу, он победно задрал подбородок, мол, знай наших. Я сделал пару глубоких вдохов и выдохов, восстанавливая дыхание, и сказал: - Не волнуйся, Холм. Я никуда не денусь. Ты высосал из меня всю энергию и волю к жизни, так что теперь… Он хрюкнул от смеха, но сдержался. Свел брови и согласно покивал. - … теперь деваться мне некуда. Придется коротать век с тобой. - Угу, еще и как придется. С таким красивым мной. И умным. - Судя по всему... - И можешь вздыхать, сколько хочешь, от этого ничего не изменится! - … никогда, - я отвел в сторону преисполненный всемирной скорби взгляд, - никогда ничего не изменится… - Вот именно. А кроме того, я еще очень остроумный. - Ты-то? Ты-то да… - Разумеется, - он поднял бровь. - Мое чувство юмора великолепно и уникально, как… - Как бриллиант, - услужливо подсказал я. - Оттакенный. - Один - на тысячи. - На миллионы. И твои шутки… - … свежи и оригинальны? - Именно. Именно свежи и именно оригинальны. Иногда я даже думаю, что с таким чувством юмора тебе стоило выбрать другую профессию. - Это какую? Стенд ап? - Нет, стенд ап - это слишком мелко для твоего - не побоюсь этого слова - дара. - Да неужели. - Ага, - я придал лицу вдохновленное выражение. - Нет, тебе нельзя размениваться. Нельзя тратить себя на какое-то низкопробное развлекалово. Ты способен на нечто намного более значимое. Критически значимое, если хочешь. - Например? - Например… Сделав вид, что усиленно ищу варианты, я затем посмотрел на него так, словно меня осенило. - Тебе нужно работать переговорщиком. - Это когда идет захват заложников? - немедленно заинтересовался он. - Думаешь, я бы для этого подошел? - Никаких сомнений. И не ты для этого подошел бы, а это, - я сделал паузу и закончил торжественно, выделяя последнее слово, - подошло бы для тебя. - Вот как? - Посуди сам: ты разговаривал бы с преступником - уж что-что, а разговаривать ты умеешь отлично, - рассказывал бы ему шутки. Твое чувство юмора и твои шутки… Твои, Холм, шутки!.. Да после первой же преступник сразу отпустил бы всех заложников и сдался сам!.. После первой же! Потому что… Очень медленным и плавным жестом, глядя неотрывно, он снова положил руку мне на бок. Демонстративно напряг пальцы. - Ну давай. Уже зная, что за этим последует, я открыл рот и, чтобы успеть сказать все до конца, выпалил скороговоркой: - Потому что боялся бы, что ты начнешь рассказывать еще одну! Дальше я снова хохотал, уже в голос, корчась от щекотки, хватая воздух ртом и безуспешно пытаясь оттолкнуть его руки. Подождав, пока я вытру с глаз слезы, он уже собрался что-то сказать, как вдруг у меня неожиданно заурчало в животе. - Проголодался? Сквозь последний конвульсивный всхлип я прислушался к себе и с удивлением понял: несмотря на позднюю ночь или, скорее, уже раннее утро, перекусить я не против. Очень даже не против. - Немного. - Хочешь, я приготовлю что-нибудь? - Да ну, зачем… Съедим по бутерброду, этого вполне достаточно. Уже и правда очень поздно. - Глупости, - он решительно тряхнул головой и откинул плед. - Для хорошей еды никогда не поздно. Лампочка на вытяжке над кухонным островком была довольно слабой, он давно собирался поменять ее, да все никак не доходили руки, однако сейчас я невольно обрадовался тому, что он так этого и не сделал: неяркий желтый свет посреди темной гостиной создавал ощущение какой-то оторванности от мира, уютной затерянности с ним вдвоем. Двигаясь мягко, почти бесшумно, он расчистил рабочую зону рядом с варочной панелью, убрал в ящик старенькую, но бережно хранимую паста-машинку, отодвинул в сторону блюдо с фруктами и горшочки с зеленью, попутно по привычке отщипнув крошечный листик базилика, растерев его между пальцами и принюхавшись. Бережно провел ладонью по столешнице, будто здороваясь. Этот островок - довольно быстро после переезда у меня создалось четкое ощущение, что, помимо нашей кровати, он является его самым любимым местом в доме. Там он готовил, установив на держатель планшет и одним глазом поглядывая какое-нибудь итальянское шоу, там работал, отвечая на мейлы или участвуя в редакционных встречах в Тимс, и там же мы ели, балансируя на высоких барных стульях, поминутно сталкиваясь руками и прижимаясь друг к другу коленями. Перейти на нормальный обеденный стол, установленный ближе к окну, с видом на сад, более просторный и позволяющий усесться с комфортом, никому из нас в голову почему-то не приходило. Внутрь островка были вмонтированы отсеки для хранения, небольшой винный шкаф и холодильник, откуда теперь появились масло и яйца. - Что ты будешь готовить? - спросил я. - Печенье, - радостно отозвался он. - Нет ничего лучше для ночного перекуса, чем печенье с шоколадом. Доказанный, проверенный факт. - Надо же. Ну раз доказанный и проверенный… Водрузив на стол большую миску, он открыл ящик для приборов и стал ковыряться там в поисках лопатки. - Да где же она?.. А! - найдя наконец искомое, он победно помахал ею в воздухе. - Во-первых, оно вкусное… - Это да. - А во-вторых, способствует размышлениям. - О смысле жизни? - я выдвинул стул и уселся рядом. - И об этом тоже, - согласно кивнул он. - В печенье, как и в жизни, важен баланс. - Баланс в печенье, дамы и господа. - А ты зря иронизируешь, между прочим. Если подумать, в жизни все держится на балансе противоположностей. Добро и зло, белое и черное, день и ночь… - … я и Арнфинн… - Типа того, - он фыркнул. - Так и с печеньем: баланс хрустящей корочки и влажной жевательной сердцевины, сладкого теста и щепотки соли. И самое главное - знаешь, что? - Шоколад, - ответил я уверенно. - Масло. Хорошее сливочное масло. Много, - открыв упаковку, с явным удовольствием он втянул носом воздух, - много хорошего сливочного масла. - Слушай, Холм, а есть вообще такой рецепт, куда бы ты его не засунул? Хоть один?.. - Если куда-то можно засунуть сливочное масло, то это надо непременно сделать! Не представляю, как люди без него живут. Я пожал плечами. - Ну вот я жил - и ничего. - Это потому, - хитро глянул он, - что ты жил без меня. Без меня и без масла - разве это жизнь?! - О боже, - глаза закатились сами собой. - Господи боже Иисусе. - Вот именно. Итак, масло… Взяв нож, он разрезал брикет на несколько небольших кусочков. Лезвие входило мягко и плавно, почти чувственно. Томно - не знаю, почему мне пришло в голову это слово, но да: томно. Память мгновенно предложила картинки на выбор, одну откровеннее другой, и, как по щелчку пальцев, внизу живота потеплело. Я невольно усмехнулся: теперь меня возбуждает, как он режет масло, до чего я докатился, господи. Тем временем он высыпал в миску полчашки обычного сахара и столько же коричневого. Взял лопатку и стал перемешивать. - Растираем масло с сахаром. Чем лучше они растерты, тем меньше печенья будут рассыпаться на части. Теперь… когда у нас образовалась плотная, эластичная масса… похожая на густой крем… Ты слушаешь?.. - Разве у меня есть другой выбор? - вздохнул я. - Нет, - он радостно помотал головой. - Никакого другого выбора. - Ну тогда… - Как замечательно, что ты это понимаешь. В общем, теперь можно вбить яйцо… вот так… и одновременно добавить чайную ложку ванильного экстракта. Подай мне его, пожалуйста. - А… - Там, в шкафу. На полке со специями. - Откуда у нас ванильный экстракт? - спросил я, подавая ему небольшой пузырек. - А что, бывают дома, где нет ванильного экстракта? - удивился он. - Холм. - Чего? - Ты хоть понимаешь, насколько это претенциозно? Ты звучишь как какой-то... кулинарный пижон! Продолжая перемешивать, он подмигнул. - Что тут скажешь: и на солнце бывают пятна. И захихикал. - Разумеется, - кивнул я. - Ничего другого я от тебя и не ждал. Ну ладно. Что дальше? - Дальше у нас на очереди сухие ингредиенты. Ставим на миску с сахарно-масляной массой сито, туда высыпаем стакан муки - легкой, воздушной, как перо… туда же ложку крахмала… Крахмал мы добавляем для того, чтобы печенья внутри оставались слегка тягучими, жевательными. Пол-ложки соды и немного соли. Потом просеиваем… плавными движениями… и соединяем, - он поднял указательный палец вверх, - с нежностью. Я хмыкнул: с нежностью, надо же. - А теперь… Жестом фокусника откуда-то буквально из воздуха он вытащил плитку темного шоколада, надорвал упаковку и тут же засунул внутрь нос. - Ммм… Разве в мире есть что-то лучше горького шоколада? - Кроме сливочного масла, - насмешливо уточнил я. - Кроме сливочного масла, разумеется. Ты только понюхай!.. Должен сказать, мне всегда больше нравился молочный, но запах темного был определенно более насыщенным, более обволакивающим. Бархатным, что ли. - Вкусно, - не мог не согласиться я. - Очень. Кажется, там есть немного цедры… Но не лимон, нет… Может, грейпфрут. Такие горьковато-сладкие ноты... будто огоньки. Чувствуешь? Я улыбнулся. - Мне нравится, как ты описываешь вещи. - Правда? - Правда. Особенно, когда готовишь. Ты вкусно готовишь, Холм, но и описываешь тоже - вкусно. А это дано не каждому. Он потеплел глазами, ласково улыбнулся в ответ. Затем шагнул ко мне и, накрыв рукой лицо, поцеловал. - Мне приятно, когда ты так говоришь. - Тогда, - я поднял на него глаза и совершенно искренне пообещал: - Тогда я буду говорить это чаще. Еще один поцелуй, еще одно сладкое, вылизывающее движение его языка, еще одно прикосновение руки - и он вернулся к готовке: взял большой нож и на разделочной доске быстро и ловко порубил шоколад. - В идеале нужно бы взять специальные шоколадные дропсы для печенья - они держат форму при выпекании и затем при охлаждении, но… - Но кто-то - и мы не станем показывать пальцем, - тут же подхватил я, - кто-то сожрал все дропсы, пока смотрел очередное итальянское кулинарное шоу. Кто бы это мог быть, ты не знаешь?.. Прекратив орудовать ножом, он воззрился на меня с глубоким укором. Медленно покачал головой, давая прочувствовать всю степень своего разочарования. - Так наговаривать на Уно… - На Уно, конечно. - Тебе должно быть стыдно. - Мне стыдно, - я покивал. - Очень стыдно. - Это хорошо. Значит, не все еще потеряно. Так вот, - нож снова дробно застучал по доске, разбивая слишком большие кусочки, - можно было бы взять специальные дропсы, но… мы не ищем легких путей. - Действительно, зачем бы нам их искать. - … а кроме того, на вкус эти дропсы были так себе. Прямо на упаковке и было написано: “Старый, никакой не улучшенный, так себе вкус. Купите, пока мы их не выбросили”. - Переговорщиком, Холм!.. Переговорщиком. Он фыркнул. Затем осмотрел порубленный шоколад и, видимо, вполне удовлетворившись результатом, высыпал его в миску. После чего сообщил: - Наступает ответственный момент. - Это какой? - Еду надо пробовать, в том числе на этапе приготовления. Итак… Поддев немного теста на кончик пальца, он понюхал его, а потом сунул в рот. Почмокал, удовлетворенно кивнул и зачерпнул снова. - Неплохо. Теперь ты. Я взял его за запястье и медленно, не опуская глаз, потянул палец в рот. Он отреагировал мгновенно: разомкнул губы и вдохнул. Провокационно высунув язык, длинными, широкими мазками я слизал тесто, а потом забрал палец в рот и стал мягко посасывать. Неотрывно наблюдая, он тут же задышал чаще, но, тем не менее, нашел в себе силы поинтересоваться: - Вкусно? - Угу… - Теперь перемешай. Мгновение, какая-то самая краткая доля секунды, какая-то нота его голоса, и мы вдруг - неожиданно и при этом - о, господи… при этом совершенно, абсолютно и стопроцентно ожидаемо - поменялись ролями. Я больше не поддразнивал его, а он не шел за мной на поводу, теперь его слова прозвучали как приказ, которому мне надлежало повиноваться. По спине от шеи бросились мурашки. Я встал и под его тяжелеющим взглядом приблизился к миске. Лопатка для перемешивания лежала рядом, мне следовало взять ее, однако вместо этого, повинуясь какому-то странному импульсу, я опустил обе руки прямо в тесто и сжал кулаки. Масса упруго прошла сквозь пальцы, будто обняла их. Несколько секунд я стоял, просто смотря вниз, краем сознания отмечая, как нежное, гладкое тесто потрясающе контрастирует со щекотным покалыванием кусочков шоколада. - Еще. Приказ раздался резко, четко, теперь не оставляя никакого сомнения в намерениях, и от этого его властного тона, прозвучавшего в тишине особенно ощутимо, меня мгновенно бросило в жар. Кровь разом бросилась вниз живота, член заныл в предвкушении. Я зачерпнул полную ладонь теста и с силой надавил. - Еще. Сделав небольшой шаг, он оказался у меня за спиной, давая прочувствовать грудь, бедра… - Холм, у тебя стоит… - Тихо. Новый острый спазм, сильнее и чувствительнее предыдущего. Я невольно дернулся, и тогда он прижался плотнее, отрезая - как будто это могло прийти мне голову - все пути к отступлению. Снова набрав нежную массу в одну ладонь, я осторожно придавил ее к дну миски, поменял руки. - Хорошо. Вот так. Умница. Ничего такого, всего лишь несколько обычных слов, однако теперь, сказанные его низким, хрипловатым голосом, от которого сладко царапало в груди и конвульсивно дергался член, - теперь они прозвучали непристойно и пошло… порнографически… возбуждающе… … сопротивляться бесполезно… бессмысленно… как вообще можно ему сопротивляться... Я закрыл глаза и откинул голову ему на плечо. Он словно только этого и ждал: положил руку мне на горло и ощутимо сжал пальцы, давая прочувствовать захват. - Умница… Вот так… Хороший мальчик… От этого шепота, от грязного подтекста притворяющихся невинными слов, от жадного предвкушения того, что он сделает со мной… совсем скоро… сейчас… если я буду… послушным… тогда он меня… он меня… о, господи… Тело буквально выгнуло, одновременно на пике бросая в мелкую дрожь. Не ослабляя хватки, другой рукой он погладил мое плечо, спустился по боку вниз, с нажимом провел по бедру и, нырнув в боксеры, наконец накрыл ладонью член. К этому моменту я был уже совершенно не в состоянии сообразить, на что реагировать первым, за каким удовольствием бросаться сначала - то ли, как заведенный, толкаться в его руку, то ли наоборот - вжаться в него сильнее, умоляя поскорее дать надеться на него, на его упирающийся в меня сзади член, горячий и твердый… восхитительно горячий и твердый… Как и всегда, как каждый раз, я снова чувствовал себя в лабиринте ощущений, бессвязных восклицаний и обрывков лихорадочных мыслей, где меня бросало из стороны в сторону и откуда мне не было выхода до того самого момента, пока он не выводил меня на свет. Должно быть, решив, что я ждал уже достаточно, или сам не в состоянии ждать дольше, он убрал руку с моего горла и, пальцем прочерчивая изгиб шеи, переместил ниже. Медленно оттянул ворот футболки и тихонько подул. Я наклонил голову в сторону, сильнее обнажая шею и еще больше открываясь ему. Он еще раз подул, мягко куснул за ухо, поднимая волоски на руках дыбом… секунда, другая… третья… а затем… От мочки - вниз!.. до излучины, почти к самому плечу и мгновенно - обратно!.. Еще раз!.. Еще!... Остро проходясь самым кончиком языка - резко и так мучительно сладко, что у меня темнело в глазах и подкашивались колени... вылизывая, втягивая в рот, пока кожа не натягивалась до упора, толкаясь в нее языком… отпуская и проходясь мокро и широко, обманчиво успокаивая… Только чтобы тут же напасть снова!.. Снова - мгновенно, молниеносно, не давая мне ни малейшего шанса опомниться!.. Кровь бухала в висках, тяжелыми ударами отдавая в низ живота, с каждым его прикосновением я высоко подбрасывал бедра и стонал, не помня себя и истекая смазкой в его ладонь. Мои собственные руки раз за разом погружались в масляно-шоколадную мякоть, бездумно сжимали ее в пальцах, теребили, ощупывали, оглаживали, и в этом тоже было нечто абсолютно непристойное и столь же абсолютно возбуждающее. Едва различая предметы вокруг, я повернул к нему лицо, он тут же поймал мои губы, ласково пососал, выпустил. Я открыл рот, с готовностью впуская его, однако вместо того, чтобы войти, он вдруг отстранился - влажную кожу обдало легким холодком. Слепо моргая, я потянулся вслед за ним. Впрочем, долго ждать он меня не заставил: стянул до середины бедра боксеры и, вернувшись к губам, одновременно продолжил ласкать рукой внизу, уже не стесненный тканью в движениях - широко, по всей длине ствола, то захватывая мошонку, то снова поднимаясь вверх, чтобы оттянуть тонкую кожу и обнажить головку. Мне так хотелось дотронуться до него тоже, пройтись по бокам, погладить живот, сжать царапающие через футболку соски, но ладони были по-прежнему в тесте, и с каждым его движением, с каждой лаской, их все глубже засасывало во влажное, невероятно нежное нутро. Наверное, я так и продолжил бы вхолостую двигать ими внутри, то и дело беспомощно соскальзывая по стенкам, если бы в какой-то момент он не вытащил их оттуда сам. Затем его колено раздвинуло мне сзади ноги, я прогнулся в пояснице и руками, скользкими от масла, так вцепился в край столешницы, что прострелило запястья. Его пальцы спустились ниже и закружили у входа. - В спальне... все в спальне… - Еще немного, - прошептал он невпопад, - прогнись для меня еще… вот так… Едва последние слова растаяли в воздухе, я услышал негромкий щелчок, а следом за ним запах отдушки. - Когда ты… - начал я и тут же задохнулся: пальцы гладко скользнули внутрь, сначала один и почти сразу второй. Подождав немного, давая мне привыкнуть, он несколько раз развел их в стороны, осторожно и бережно, одновременно отвлекая, проходясь другой рукой по члену, потирая головку и истекающую смазкой щель уретры. - Холм… Я обхватил его сзади и, то и дело сглатывая сухим горлом, потянул на себя. Тело раскрылось нетерпеливо и жадно, буквально всасывая его внутрь. Он медленно вошел до конца и, тяжело дыша, уткнулся лбом мне в затылок. Пару раз его крупно тряхнуло от напряжения - я прекрасно знал, чего ему стоит держаться и не начать вдалбливаться в меня со всей силы. - Как ты? - хрипло, как-то каркающе спросил он. Отвечать не было сил, я чуть пошевелился, давая ему знак, и, напоследок ощутимо прикусив выпирающий на шее позвонок, он стал двигаться. Сначала медленно и размеренно, явно сдерживая себя, пытаясь растянуть удовольствие, насколько возможно, делая паузы и прижимаясь грудью, однако скоро сорвался: схватился для упора за плечо и ускорился. Под веками вспыхнуло, я захлебнулся воздухом, и через несколько мгновений сперма выстрелила вперед. Сквозь плотный звенящий туман я почувствовал, как он толкает меня навзничь, прижимая ладонью к столешнице, затем его хватка на бедрах - пальцы словно проткнули кожу, впились до мяса, - несколько особенно резких финальных толчков и наконец, под аккомпанемент его низкого, протяжного стона, разливающееся внутри густое и горячее. *** Когда я вернулся из ванной, он уже поставил противень с выложенными на него шариками теста в духовку. На столе было убрано, никаких следов муки и масла, никаких подтеков на столешнице. Я подошел к нему и обнял со спины. Протянул вперед ладони, залез под футболку и погладил теплый живот. - Я люблю тебя, Холм. - До сих пор? - через плечо улыбнулся он. - До сих пор. - Но сегодня - больше чем вчера, не так ли? - Ну, - я потерся о него щекой, вдохнул запах с волос, поцеловал у основания шеи, - вчера мы не трахались, и ты не пек печенье с шоколадом, так что… Так что - да: сегодня определенно больше, чем вчера. Тихо фыркнув, он развернулся ко мне лицом и обвил руками. Мягко, чуть задумчиво покачал из стороны в сторону, потом вдруг спросил: - Ты никогда не думал о том, что будет, если секс уйдет на второй план? - В каком смысле? - Ну, - он запнулся, но все равно продолжил: - Как это бывает. Проходит время, люди перестают набрасываться друг на друга, как в самом начале. Как будто умрут, если немедленно не овладеют телами друг друга. Мало-помалу секс… Не то, чтобы совсем исчезает - нет, просто отходит на второй план. Или даже на третий. Ты никогда не думал об этом? - До сего момента - нет, не думал. Как-то не было повода. - А теперь? - Теперь, - я сделал вид, что размышляю, - теперь остается только надеяться, что ты не забыл поставить таймер: секса мне, судя по всему, больше не видать, было бы обидно лишиться и печенья тоже. - Ты прав, - он усмехнулся, - рисковать печеньем с шоколадом было бы крайне опрометчиво. Словно подтверждая его слова, от духовки послышалось негромкое пиканье. Быстро меня чмокнув, он открыл дверцу и вытащил противень. В воздухе поплыл теплый, обволакивающий запах ванили, оттененный нотами шоколада. - Наступает самая трудная часть, - аккуратно перекладывая на блюдо чуть золотистые по краям печенья, заметил он. - Придется подождать, пока они остынут. Ты не мог бы поставить кофе? Или, может, хочешь молоко? - Нет, лучше кофе. Закладывая новый фильтр и засыпая кофе, я спросил: - Почему ты об этом заговорил? - О том, что будет, если в нашей жизни будет меньше секса? - он сразу понял, что я имею в виду. - Ты сам сказал: вчера мы им не занимались. - И что? - Я подумал, что если это пришло тебе в голову, значит, оно тебя беспокоит?.. Я развернулся и уставился на него в искреннем изумлении. - С чего ты взял?! - Ну… Он глянул на меня с каким-то неопределенным выражением, буквально скользнул взглядом, старательно ни на чем не останавливаясь, после чего вернулся к раскладыванию печенья. - Со временем люди и правда… - Что? - я нахмурился. - Остывают друг к другу? - Нет, конечно, нет. Не остывают, но… Если подумать, мы действительно не занимались сексом ни вчера, ни позавчера, ни… - И что с того? Эта неделя была просто из рук вон, мы оба так вымотались, что только бы до подушки доползти. И если бы хотя бы до подушки! Ты же даже не спишь. И уже которую ночь, неужели ты думаешь, что я ничего не замечаю? - Да нет же, я не… Эта его очередная “ложь во благо” меня вдруг чувствительно задела. Сам того не желая, я невольно повысил голос. - Только не надо мне сказки рассказывать!.. Тебя что-то беспокоит - я же вижу, но вместо того, чтобы сказать, что именно, ты постоянно... Ты мне врешь, Холм! Несешь какую-то хуйню!.. Или отшучиваешься, или просто меняешь тему. Ты за идиота меня держишь?! В кухне воцарилось неловкое молчание. Он потер костяшкой большого пальца лоб и вздохнул. - Прости. Я покачал головой. Тогда он подошел ко мне ближе, положил руки мне на плечи и уперся лоб в лоб. - Не сердись. Прости. - Это ты меня прости. Я не хотел… - … орать и скандалить? Но ничего не мог с собой поделать, да?.. Против природы не попрешь?.. - Пошел ты, - я уткнулся ему в шею, мягко прихватил губами кожу. - Пошел ты, Холм. - Мне некуда иди без тебя, - шепнул он и улыбнулся: - Кроме того, кажется, печенье уже остыло. - Холм?.. - Ммм? - Что происходит? - я поднял голову и встретился с ним взглядом. - Просто скажи мне, ладно? Скажи сейчас. - В последнее время, - после небольшой паузы он вздохнул, - мне все чаще приходит в голову, что уйти с TV2 было ошибкой. - Почему? - Потому что я иду по очень тонкому льду. Первый более или менее крупный самостоятельный проект, слишком много всего поставлено на карту - и никакой страховки в виде постоянного места. Что если что-то пойдет не так? - Что может пойти не так? - Все, что угодно, - ответил он совершенно серьезно. - Ты знаешь это и сам: все, что угодно. Интервью не получатся достаточно интересными, мы не сможем набрать достаточное количество участников, вдруг закончатся деньги. Или NRK в последний момент передумает… Да мало ли сценариев, когда проект, казавшийся удачным на стадии разработки, потом просто катится в тартарары! И что тогда?.. Снова без работы, снова обивать пороги? Снова вот это - “а помните меня, я сыграл в молодежном сериале тысячу лет назад”?.. - Подожди, мне кажется, ты слегка… - А самое главное - выплаты за дом!.. Господи, иногда я думаю: почему мы не купили квартиру?! Небольшую, недорогую, подальше от центра… Дом, и с садом - это же… Мы не потянем ипотеку только с твоей зарплаты, это и ежу понятно! И каждый раз, как я об этом вспоминаю, у меня просто темнеет в глазах. - Давай-ка я налью тебе кофе, - сказал я. Он кивнул, со вздохом опустился на стул, в ожидании кофе потрогал пальцем печенье. Убедившись, что оно остыло уже достаточно, достал две тарелки. Я поставил перед ним его чашку с двумя улыбающимися собачьими мордами. - Послушай, Холм. Никто не знает, что будет дальше. - Это довольно слабый аргумент, - он усмехнулся, подцепил печенье и, обмакнув краешек в кофе, откусил. Тоже потянувшись к блюду, я сделал, как он. На языке немедленно распустилась нежная, ароматная до одури сладость. - Очень вкусно. - Угум, - довольно промычал он. - Если подумать, - заметил я, - не такой уж плохой вариант вместо секса. Нет повода расстраиваться. Вместо ответа он толкнул меня коленом, пару секунд мы смотрели друг на друга, а потом оба засмеялись. Взяв еще, я продолжил: - Но если серьезно: никто не знает, как все сложится в будущем, это правда. Быть может, что-то случится, пойдет не по плану, сорвутся сроки… Всякое бывает. Ударит новая эпидемия, наконец!.. И да - проект придется закрыть. - А ты умеешь успокаивать. - Но ровно с той же вероятностью может случиться так, что эта серия эпизодов действительно выстрелит. И потянет за собой другие предложения. Он задумчиво пожевал, поболтал ногой. - Не знаю, как насчет “выстрелит”. Пока единственное, чего мне хотелось бы, это чтобы чертов NRK взял его в свою эфирную сетку. - Так и будет, - я погладил его по плечу. - Именно так и будет, вот увидишь. - Почему? Почему ты так уверен? - Потому что ты вкладываешь всего себя. Когда делаешь все, что в твоих силах, результат должен быть обязательно. По-другому быть не может. - Все же это поразительно, - он вдруг хитро прищурился. - Что именно? - Мне казалось, что я знаю тебя до мельчайших деталей... Я выжидательно поднял бровь. - Но каждый раз ты открываешься мне с новой стороны. Просто поразительно. Откусив еще один кусочек, он принялся преувеличенно сосредоточенно жевать. - Холм, я начинаю терять терпение, - счел своим долгом сообщить я. - Нет, что терпения в тебе мало - это я знал и раньше. - Ну?! - Но чтобы ты был таким идеалистом… - При чем тут это, - возмутился я. - Никакой я не идеалист! - Еще какой идеалист, - фыркнул он. - В нашем возрасте и в наше время искренне верить в то, что если сильно стараешься, то все обязательно получится… Это надо быть таким идеалистом!.. С большой буквы! - Вот так, - горестно пожаловался я неизвестно кому. - Хочешь подбодрить и оказать поддержку, так тебе не просто никакой благодарности, тебя еще и инфантильным дураком обзовут!.. Неудивительно, что у нас такие очереди к семейным психологам. И совершенно неудивительно, что процент разводов в этой стране… Не дожидаясь окончания тирады, он схватил меня за футболку, сжал ткань в пальцах и резко дернул на себя. Затем, не давая опомниться и выровняться на стуле, стал звонко чмокать по лицу, за ухом и по шее, куда мог дотянуться. - Спасибо, спасибо… - Оставь меня в покое! - я засмеялся и стал отпихивать его рукой. - Спасибо! - насладившись сполна, он вернул меня в исходное положение и продолжил уже тише, мягче: - Спасибо, что всегда веришь в меня. - Знаешь, Холм… Я накрыл его руку своей, и когда он поднял на меня взгляд, слегка сжал пальцы. - Что бы ни произошло, каким бы ни был результат, я хочу, чтобы ты не забывал: ты делаешь все, что в твоих силах. - Думаешь, этого достаточно? - спросил он. - Уверен, - твердо ответил я. - Мы все - только лишь люди, а не супергерои. Мы стараемся, как можем, и большее нам просто недоступно. Поэтому что бы ни вышло в итоге с твоим проектом… Мне кажется, самого главного ты достигнешь все равно. - Самого главного - это чего? - В мире действительно все не так безнадежно, и людям очень, просто катастрофически, необходимы те, кто будет нам это хорошее показывать. Будет рассказывать о хорошем и добром - не только в мире, но и в каждом из нас. И твой цикл - он как раз об этом. О хорошем. Он вздохнул и улыбнулся - счастливо и благодарно. - И знаешь еще что… По поводу секса. Если со временем мы станем заниматься им реже. - Что тогда? - Ничего, - я взял его лицо в руки, осторожно погладил большими пальцами у глаз. - Совсем ничего. Я живу не с волосами, не с селезенкой, не с почками. И даже не с членом. Я живу с тобой, Холм. Я выходил за тебя. Приподняв мою ладонь, он притянул ее к лицу и поцеловал в самый центр. - Хотя, надо сказать, что против твоего члена я ничего не имею, - счел необходимым добавить я. - Совсем ничего. - Это хорошо, - подмигнул он, мигом отставляя чашку. - Тогда пойдем. Я покачал головой и, осмотрев кусочек печенья в пальцах, с удовольствием отправил его в рот. - Это все же слишком вкусно, чтобы оставлять на потом. - Мы можем взять их с собой, - многозначительно поиграв бровями, предложил он. - Психологи в один голос твердят, что еда в постели может существенно разнообразить интимную жизнь. - Затухающую интимную жизнь, - поправил я. - Дышащую буквально на ладан интимную жизнь. Находящуюся под угрозой полного уничтожения… - Достаточно! - он расхохотался. - В любом случае, не думаю, что они имеют в виду печенье. Доставать потом крошки из всяких разных мест… Кстати об этом: хотелось бы кое о чем поинтересоваться. - Слушаю тебя, мой любознательный малыш. Расскажи дяде, что тебя беспокоит. Настала моя очередь пихнуть его коленом. - Ай!.. - Так вот, поинтересоваться. Тебе не кажется, что держать смазку для анального секса в кухонном ящике - это как-то чересчур? - Почему? - Потому что, Холм, к нам могут зайти гости. А некоторые из которых могут даже оказаться нашими родителями. Нацеливаясь на очередную печенюшку, он пожал плечами. - Насчет гостей мне все равно. А что касается родителей, то ни мама, ни твои не имеют привычки открывать наши ящики. - А если кому-то что-то понадобится? Им или… Матиасу, например? - Матиас, конечно, впечатлительный, - фыркнул он, - но я уверен, что он вполне переживет этот шок. - Как он, кстати? - Ничего, поправляется. Теперь, когда вокруг почти полностью только омикрон, умудриться подцепить дельту - в этом весь Матиас. - Плохо ему? - Да вроде терпимо, прививка делает свое дело. Самое неприятное - это, конечно, потеря обоняния и вкуса. - Да уж, - не мог не согласиться я, - это чертовски неприятно. - Зато теперь у него блог. - Ого!.. Это что-то новенькое. - Последняя запись называется “Есть ли что-то омерзительнее печеночного паштета”. А перед этим - “Хлебцы. Они хотя бы хрустят”. - Звучит неплохо, - кивнул я. - Надо будет посмотреть. - Посмотри, - он усмехнулся. - У него куча фолловеров на самом деле. Тем временем блюдо почти опустело, и на меня вдруг накатило какое-то острое сожаление, почти разочарование. Как будто кончился какой-то праздник, которого я, сам не подозревая, так долго ждал. Он допил кофе, смахнул в ладонь крошки. - Пойдем спать? Я открыл рот, чтобы сказать, что да - уже пора, спасибо за печенье, и за секс тоже, было здорово, и мне было приятно снова сидеть с тобой рядом, болтать о глупостях и смеяться, надеюсь, что как-нибудь в ближайшее время мы сможем все это повторить, а теперь и правда пора спать, надо только не забыть включить посудомойку, и если ты выведешь собак, то я как раз успею бросить постиранное белье в сушилку, завтра надо заказать продукты на неделю - открыл рот, но вместо этого вдруг спросил: - Слушай, ты не хочешь поехать куда-нибудь? - В отпуск? - уточнил он, вставая и принимаясь убирать со стола. - Конечно. Я думал взять две недели в июле и две в августе, как ты считаешь? - Нет, - я помотал головой. - Сейчас. Он удивленно свел брови, улыбнулся недоверчиво. - Прямо сейчас? - Ну да. Мы так и не съездили в свадебное путешествие, так может, нам устроить себе небольшие спонтанные каникулы? - Подожи.. - он присел снова, - ты это серьезно? Я прислушался к себе и с немалым удивлением понял: да, еще и как серьезно. - А что, ты совсем не можешь? На неделю, например. - Нет, в принципе… Сейчас как раз небольшой перерыв, неделю, я думаю, взять не проблема, но… - Что? - Просто это так на тебя непохоже, - он улыбнулся. - Такая спонтанность. - Я знаю, - кивнул я. - Мне и самому очень странно. - Ну хорошо, а куда бы ты хотел? Бросив в рот остатки, я отряхнул пальцы и, дожевывая, принес из гостиной свой лэптоп. Поднял крышку и показал вкладку, которую случайно нашел чуть ли не месяц назад и с тех пор почему-то все никак не мог закрыть. - О, - с интересом пригляделся он. - Однако это… Все же очень неожиданно. А куда мы денем собак? - Уно возьмет отец, а Дуэ… Может, Сив? - предложил я. - Но если что, думаю, мои смогут взять обоих - они все равно собирались за город. Чуть развернув экран, чтобы было видно нам обоим, я ввел направление на сайте поиска билетов. В окошке даты выбрал “когда угодно”. Когда результаты поиска загрузились, я показал пальцем на рейс. - Этот. - Этот?! Но он же… - Послезавтра, - сказал я. - Мы как раз успеем отвезти собак и разобраться с делами. Давай, Холм, решайся. Пока я сам не передумал. - Нет, я с удовольствием, конечно!.. Уехать с тобой - вот так, внезапно - я только “за”! Но это же… - Что? Мне почему-то стало страшно, что он скажет “глупо”. Глупо, ни к чему, незачем. Не знаю, по какой причине, но мне отчего-то очень не хотелось, чтобы он посчитал это просто нелепой прихотью. - Дорого, - сказал он, мягко дотрагиваясь до моего плеча. - Дорого, - согласился я. - Но у нас есть деньги. - Откуда? - Из ванной. - Из ванной?! - он уставился на меня удивленными, широко раскрытыми глазами. - Из того, что мы отложили на ремонт?! Подожди, но ты же ведь хотел… Этот кафель особенный, как его?.. - “Бьянко фрио”, - кивнул я. - Холодный белый. - И освещение, и пол… Мраморный пол!.. - Две c половиной тысячи за квадратный метр, да. Прямая поставка из Каррары, только по предзаказу, от трех месяцев. - Но как же… Я повернулся к нему и, глядя в его все еще совершенно ошарашенное лицо, отчетливо произнес: - Да нахуй нам этот пол. - Нахуй? - переспросил он отчего-то шепотом, будто опасаясь, не выжил ли я из ума. - Как это… нахуй?.. - А вот так, - подтвердил я. - Нахуй. И нажал на “оплатить”. Через несколько секунд на экране высветилось “Спасибо за заказ, билеты отправлены на ваш адрес электронной почты”. В полной тишине я спросил: - Как думаешь, в этом их Новом Орлеане есть “Икея”?