Сирень

Виктор пахнет сиренью. Джейс помнит это даже во сне, а уж тем более — наяву, когда проходит мимо Виктора или стоит слишком близко, опирается на стол, почти задевая носом его плечо, смотрит на вращающиеся руны. Одна проблема — на руны смотреть стало сложно, когда он впервые учуял этот запах. Не совсем так. С рунами сложно стало довольно давно — потому что Виктор всегда одет с иголочки, и линии рубашки и жилета только подчеркивают его фигуру. Джейсу нравится его худоба, и это первая причина не смотреть на Хекстек. Вторая, более существенная — глаза Виктора. В них — Джейс отдает себе в этом отчет — он мог бы пялиться вечно, только ведь нельзя, смутит Виктора, придется что-то придумывать, объяснять, врать, а Джейс очень не любит врать Виктору. Собственно, он никогда ему не врет, единственному человеку в мире, но при этом, конечно, врет всегда. Каждую минуту своего дурацкого существования без Виктора. Поэтому Джейс смотрит на ноги, смотрит повыше, смотрит, смотрит, смотрит. Виктор иногда ругается на него за невнимательность, шутит, что Джейс влюбился. Блестящий ум, проницательность, наблюдательность. Джейс влюбился примерно тогда, когда Виктор спас его, а потом оправдывался Мел, что перепутал двери. Да почему ты вел меня в спальню, очень хочет спросить Джейс с тех самых пор, но, конечно, не спрашивает. Потому что Виктор сказал первое, что пришло в голову, уж конечно. Потом они летали, потом было все остальное. Но добивает Джейса сирень. Джейс входит в лабораторию, жмет Виктору руку — и почти содрогается от того, как Виктор твердо жмет ему руку в ответ. В лаборатории неуловимо пахнет сиренью, и Джейс удивляется, ведь сейчас не весна же, совсем наоборот, осень. Он ходит и нюхает воздух, потом запах забывается, и остро он его чувствует, только когда подходит к Виктору. Его одеколон пахнет сиренью; Джейс почти отшатывается, ему до жжения в груди неудобно, что вот так он вторгся в личное пространство Виктора, что подслушал его запах. Сирень преследует Джейса повсюду. Он чувствует ее у лотков уличных торговцев едой, в запыленных лавках с антиквариатом, он чувствует ее, когда ложится спать. Сам Джейс не чужд некоторых изысканий в области стиля (Кейт всегда звала его пижоном), и пахнет он древесными нотами вперемешку с амброй. На Викторе же чувствуется эта проклятая сирень, и Джейс, засыпая, сжимает пальцы в кулак, только чтобы представить, что берется за рубашку Виктора, проводит носом по шее, вдыхает, вдыхает, вдыхает, не может надышаться — ни сиренью, ни Виктором. Ему снятся пышные гроздья сирени и Виктор, улыбающийся Виктор, и с утра Джейс только и может простонать и залезть рукой в белье — стоит просто колом. В глаза Виктору смотреть особенно неловко, и Джейс краснеет, надеясь, что Виктор ничего не заметит. Запах сирени сегодня кажется особенно сильным, и Джейс замечает, как по шее Виктора катится капелька пота. Джейс сглатывает и боится, что у него снова встанет, прямо сейчас, а поэтому особенно сильно пялится в руны. — Итак, — говорит Виктор у него за спиной. — Вот уже шесть дней ты в упор не видишь Хекстек, и я вынужден сделать вывод, что что-то случилось. Вот уже шесть дней ты пахнешь сиренью, дерзко думает Джейс в ответ и разворачивается с тяжелым вздохом. Виктор стоит, чуть приподняв подбородок, и почти мечтательно созерцает потолок. Он думает, и Джейс боится того, к каким выводам он может прийти. — Вот оно! — Виктор поднимает вверх указательный палец. — Ты все-таки влюбился. Джейс не может врать Виктору, поэтому просто кивает, и смотрит, как по шее Виктора ползет еще одна капелька пота. Джейс все бы отдал, чтобы ее слизать, и катись в преисподнюю весь этот Хекстек. — В кого? — Виктор щурит глаза. — Да есть… одна… один… — неловко выговаривает Джейс. Если бы только он мог врать Виктору — и еще как-то отключить обоняние. Сирень оглушает. Виктор живо поднимает брови. Джейс сглатывает и смотрит в его внимательные глаза. — Безответно? — спрашивает Виктор так, будто небо сейчас обрушится на землю. — Вообще никаких шансов, — вдруг отчаянно весело говорит Джейс. — Очень занятой человек, да и я не в его вкусе. — Надеюсь, это не Хаймердингер, — со своей обычной весомостью произносит Виктор. И Джейс не удерживается, горько смеется. — Ладно, мы откидываем гипотезу с Хаймердингером. — Виктор задумчиво стучит пальцем по своим красиво изогнутым губам (и кто решил, что тонкие губы — это не сексуально?). — Но он идиот, предмет твоей любви. Вывод несколько неожиданный, и настает очередь Джейса вскидывать брови. Во рту совсем пересохло, но надо как-то ответить: — Да нет, это умнейший человек из всех, кого я знаю. Он не может врать. Почему он не может врать. — Умнейший человек из всех, что ты знаешь, — это я, — веско говорит Виктор, и Джейс рассмеялся бы, если бы так не болело внутри. — О, — говорит Виктор, словно только что понял. Он только что понял. — Но я не подхожу под определение, — говорит он совсем уж задумчиво. Тут есть какая-то странность, но Джейс не может ее уловить. — Это почему? — спрашивает он, и только потом понимает, что спросил. Виктор вздрагивает и смотрит ему в глаза. Осталось насмотреться напоследок, потом Джейс больше этого взгляда не увидит. — Потому что у тебя со мной — все шансы? — как-то неуверенно спрашивает Виктор в ответ. До Джейса доходит медленно и долго. И правда, под его определение Виктор не подходит. Но… Джейс делает шаг вперед, и Виктор ему вдруг ярко, солнечно улыбается, но Джейс видит все это смазанно, потому что уже сцеловывает каплю пота с шеи Виктора. Во рту солоно, но Виктор не отшатывается, а выдыхает рвано, и удобнее подставляет шею, и Джейс стонет, матерится про себя и снова приникает к ней губами, втягивает нежную кожу, оставляет красный след — будет синяк. От этой мысли Джейса прошибает пот, он словно в горячке, в облаке сирени, и вокруг весна, весна, и Виктор будет ходить с его синяком на шее. — Прости? — бездыханно говорит Джейс куда-то в губы Виктору. — Боюсь, — отвечает тот явно с притворной серьезностью, — что если я оставлю на тебе засос, — о проклятье, у Джейса встает, — то все быстро догадаются о нас с тобой. Так что, — продолжает Виктор, очень по-научному расстегивая пуговицу на рубашке Джейса, — придется это сделать в каком-то неприметном месте. Слова Виктора редко расходятся с делом, поэтому Джейс чувствует его губы на своей ключице, и это сладко и совсем немножко больно. Но Джейс не может, он не может… он потерялся, не понимает, как же так, кладет ладонь на шею Виктора, слегка отстраняется. — Сколько? — пересохшими губами спрашивает он. — Слишком долго? — Виктор смотрит в ответ, и он совсем близко. — Ты знаешь, я, кажется, проговорился еще тогда, со спальней. Джейс мучительно стонет в ответ. — Но сейчас это неважно, — отметает в сторону все сомнения Виктор. Осторожно прикусывает зубами нижнюю губу Джейса. И правда, совершенно неважно. Джейс открывает рот, и они стукаются носами, Виктор прыскает, но Джейс уже целует его в ответ, осторожно забирается языком внутрь его рта. Виктор стонет прямо ему в губы, и от его языка совсем уж неприлично тесно в штанах. Джейс забирается рукой ему в волосы и проводит языком по кромке его зубов, а потом случайно трется бедрами — ну да, об очевидный стояк Виктора. Джейс отшатывается и уже не может себя контролировать, почти тащит Виктора к столу — ему хватает мозгов, что тут нужна опора, мысль поистине гениальная. Потом Джейс почти падает на колени. — Что?.. Да погоди! — Виктор словно пугается. — Я не… — А я да, — быстро говорит Джейс в ответ и широко, от души улыбается. А потом трясущимися пальцами начинает расстегивать пуговицы на брюках Виктора. Пуговицы не слушаются, и Джейс матерится про себя, все время касаясь пальцами внушительного бугра на штанах Виктора. О проклятье, да какой же у него размер. Не то чтобы Джейс не замечал раньше… Но… Последняя пуговица наконец выскальзывает из петли, и Джейс осторожно ведет пальцами по члену Виктора, еще скрытому бельем. Виктор стонет — и запрокидывает голову, опирается на стол, нет, мысль точно была гениальная. Джейс тянет штаны вниз, спускает их почти до колен. Бедра у Виктора узкие, а… Джейс немного смущается, когда осторожно спускает вниз и белье. А все остальное не очень-то узкое и не то чтобы не длинное. Хорошо, думает Джейс и осторожно берет в рот самую головку члена Виктора. Виктор стонет совсем оглушительно и слегка толкается вперед, потом быстро отстраняется. Джейсу хочется сказать, чтобы он так не стеснялся, но он слегка занят тем, что скользит губами вниз по члену Виктора — и ему не хватает места, чтобы взять его целиком. Джейс старается дышать носом и насаживается глубже, но с первого раз не получается, приходится резко выпустить член изо рта и откашляться. — Джейс, — выдыхает Виктор, и щеки у него румяные-румяные, — может быть, как-то по-другому? Джейс задирает брови — надеясь, что достаточно красноречиво — и снова берет в рот член Виктора, скользит по нему губами вниз, а потом вверх, а потом снова вниз, и Виктор наконец стонет и перестает зажиматься, расслабляется. Джейс двигается размеренно, но ему кажется, что слегка рвано, потому что мысли путаются в голове, и ему так хорошо, что даже не хочется, чтобы Виктор его трогал. Хотя нет, глупости, хочется. Джейс выпускает член Виктор изо рта и осторожно приникает губами к его яйцам, целует нежную кожу, ласкает языком посредине. Виктор влажно стонет — и закрывает рукой рот, прикрывает глаза. Хорошо, теперь как же… Джейс расслабляется получше — и впускает член Виктора в горло, и на этот раз у него получается. Насаживается он до конца, и Виктор чуть ли не кричит. Джейс поднимает голову и снова опускается, в этот раз порезче. Виктор дрожит, и Джейс понимает, что… Виктор вздрагивает всем телом и кончает прямо в рот Джейсу. Джейс ждет, пока Виктор окончательно не расслабится, глотает и осторожно убирает член Виктора в трусы, осторожно застегивает на Викторе брюки. Потом поднимается с колен. Джейс кусает губу — рот немного саднит — и смотрит на то, как Виктор пытается отдышаться. — В этот раз, — говорит Виктор, прикрыв глаза, — главное не перепутать спальню с кабинетом Хаймердингера. В лаборатории удушающе пахнет сиренью, и у Джейса от счастья кружится голова.