Только ты, только твой

— Колебания тебе тут не помогут. Ты должен быть готов сделать то, что нужно, — сообщил Абель. — Я не колеблюсь. Я проверяю обстановку, — отозвался Уилл. Он лежал на кровати, ожидая возвращения Ганнибала, выбравшегося провести вечер где-то вне дома. И никак не мог дождаться, когда тот наконец вернётся. Уилл терпеть не мог сидеть в этом подвале и поймал себя на осознании, что всеми правдами и неправдами растягивает своё время наверху. Однако сегодня, проведя с ним целый день, Ганнибал объявил, что у него есть какие-то дела. Совместный ужин, какое-то мероприятие, опера… он не уточнил, что именно. Уилл изо всех сил старался не чувствовать досаду из-за того, что ему в итоге придётся отправиться в подвал. Ганнибал оставил для них у стены, прямо у прутьев камеры Уилла, корзинку с едой, поскольку точно не знал, когда вернётся. Когда он ушёл, Уилл придвинул её поближе к стороне Абеля, не уверенный, в каком состоянии тот находился и мог ли самостоятельно добраться до еды. Ганнибал сытно кормил Уилла во время их совместных трапез, но на Абеля такая щедрость, похоже, не распространялась. Поэтому Уиллу оставалось лишь надеяться, что если он не станет есть припасы, оставляемые для них в подвале, Абель сумеет протянуть на них достаточно долго, чтобы дождаться той или иной помощи. — Как будто всё так просто. Он следит за каждым моим движением, Абель. Он мне не доверяет. — Можно ли его в этом винить? Я бы тебе тоже не доверял, после того, что ты сделал… — заметил Абель. — После того, что мы сделали, — поправил его Уилл. — Я почти ничего не сделал. И тем не менее, он винит меня за твоё участие. Хорошо, наверное, быть любимчиком. В каком-то смысле Абель, пожалуй, был прав, но такая готовность переложить вину на другого многое говорила о его характере — это ведь была его идея, и это он уговорил Уилла столкнуть Ганнибала с лестницы. Тихонько засопев, Уилл покачал головой. Просто невероятно. — Ну, по крайней мере, он перестал тебя есть. — Слабое утешение, — отозвался Абель. Уилл со вздохом потёр глаза. — Прямо сейчас любое утешение чего-то стоит, — наконец сказал он. — Любое? Может, твои стандарты начинают расшатываться? — протянул в ответ Абель, и его голос так и сочился многозначительностью. — Заткнись и дай мне подумать, — буркнул Уилл. Его злило, что Абель умудрялся задеть его за живое всего парой слов. И дело было не столько в самом факте этих обвинений, сколько в их правдивости. Уилл вспомнил, каково было лежать рядом с Ганнибалом и не чувствовать себя таким одиноким. Как приятно было получить от Ганнибала всю ту заботу и ощущать себя в безопасности (как бы абсурдно это ни звучало), несмотря на знание, что всё случившееся было целиком и полностью Ганнибаловой виной. У Уилла в желудке словно полыхал кусок раскалённого угля. Ему было немного стыдно, но он так ужасно, невыносимо устал. Мог ли он себя винить за то, что в таких обстоятельствах принял предложенное? Стал ли бы кто-нибудь его винить? Уилл быстро оборвал эту нить размышлений, не позволив ей начать разматываться. Неважно, что подумал бы кто-либо другой. Джек, Алана или, тем более, Абель. Главное, что это позволило Уиллу выдержать ещё один день. Его желание выжить было сильнее жажды морального одобрения. — Просто не затягивай свои раздумья очень уж надолго, — сказал Абель, и замолчал. Уилл только было начал расслабляться, когда на лестнице раздались шаги. Встав с кровати, он подошёл к прутьям и вцепился в них при виде спускающегося Ганнибала. Тот был не один. Новая жертва. Так быстро? Это казалось чересчур даже для Чесапикского Потрошителя. Ганнибал что, эскалировал? Ганнибал вывалил на стол завёрнутого в простынь человека, не слишком заботясь о комфорте последнего. В отличие от Абеля (да и самого Уилла), этот Ганнибалов «гость», похоже, находился в сознании и активно пытался освободиться. После секундной паузы Ганнибал выпрямился, встретившись взглядом с Уиллом. — Занятая ночка? — поинтересовался Уилл. Улыбнувшись, Ганнибал зашагал к нему. Выражение его лица сделалось мягким и тёплым. В нём что-то изменилось, хотя Уилл не мог точно определить, что именно. В нём сквозило некое жадное нетерпеливое ожидание. — Ганнибал? — снова неуверенно позвал Уилл. — Тебе известно, Уилл, что наша потребность в пище вызвана не столько волей к жизни, сколько желанием получить удовольствие? Оно заложено глубоко внутри нас, по отношению ко всему. Настоятельное стремление, понукающее нас заполучить всё, что мы только можем. — Голод, — ответил Уилл. — Да, — кивнул Ганнибал. — Попробовать на вкус, насытиться, сделать чужую жизнь своей и в любом виде вобрать её в себя. Удовольствие поглощения. Чуть наклонив голову, Уилл поднял на него взгляд. Ганнибал стоял так близко, что Уилл чувствовал его запах с лёгкими нотками пота и лосьона после бритья. — Каннибализм — это акт абсолютного доминирования. Хотя обычно он больше завязан на сексе, чем на потребности в пище. Но для вас, доктор Лектер, в этом нет никакого сексуального подтекста, не так ли? — Никогда не было. Тебе ли не знать, — отозвался Ганнибал, и в уголках его глаз появились смешливые лучики. Уилл согласно кивнул. Он действительно это знал. Ничто никогда не указывало на обратное. — Ты не стал бы опускаться до подобного уровня. У тебя нет такой потребности. — Или такого желания, — добавил Ганнибал. Потянувшись, он расстегнул молнию на своём полиэтиленовом костюме-чехле, надетом, чтобы защитить одежду, и аккуратно из него выбрался. Подняв и убрав чехол в сторону, Ганнибал снял и сложил пиджак. Затем расстегнул манжеты на рубашке и, глядя Уиллу прямо в глаза, закатал до локтей рукава и достал ключ от его камеры. В тишине щелчок замка прозвучал чуть ли не оглушительно, после чего дверь почти беззвучно открылась. Ганнибал не потерпел бы скрипящих петель. По плитке прошуршали дорогие туфли из итальянской кожи, и Ганнибал шагнул внутрь, впервые войдя в это маленькое помещение и вынудив Уилла попятиться, чтобы освободить для него место. Однако ему почти некуда было пятиться. Ганнибал поднял руку, словно собираясь к Уиллу прикоснуться, но затем просто протянул её, ладонью вверх. Предложение. Медленно. Так медленно, чтобы у него точно не было времени передумать, Уилл взялся за эту ладонь, и Ганнибал осторожно потянул его к себе. После чего вывел из клетки в подвал, направляя, пока Уилл не оказался прямо перед столом, на котором ёрзал спелёнутый человек. Ганнибал встал у Уилла за спиной, заключив в кольцо своих рук. В этом положении Уилл отчётливо чувствовал, насколько Ганнибал был крупнее и массивнее него. Горячий как печка, он прижался к спине Уилла и потянулся распеленать их «гостя». Затем положил ладони Уиллу на плечи и начал массировать его бицепсы. Несмотря на все эти действия, Уилл смотрел исключительно на стол перед собой. Лежащий там мужчина был надёжно (и вряд ли комфортно) связан. Его конечности были крепко зафиксированы, а рот — залеплен полоской липкой ленты. Автор выражения «При помощи изоленты можно решить любую проблему» вряд ли имел в виду именно это. Такое связывание выглядело почти банально (ну, насколько подобные вещи могли выглядеть банально), совсем не в Ганнибаловом стиле, но, наверное, не стоило оспаривать методы, если те работали. При виде Уилла извивающийся мужчина замычал громче, переводя взгляд расширившихся глаз с него на Ганнибала и обратно. Он попытался сказать что-то сквозь изоленту, но результат получился совершенно неразборчивым. Разлепив губы, Уилл со свистом втянул воздух. — Здравствуй, Фредерик, — ровным тоном поздоровался он. — В прошлом некоторые мужчины ели своих врагов, чтобы получить их силу, — пробормотал Ганнибал, обдавая ухо Уилла горячим дыханием. Уилл повернулся к нему. Не глядя на него, но остро чувствуя их близость и каждую точку контакта их тел. И нахмурился, обдумав его слова. — Он не твой враг, — заметил Уилл. — Это да, — согласился Ганнибал, и Уилл почувствовал в его голосе улыбку — его позабавила сама идея, да и вообще он находился в прекрасном настроении. — Тогда что это? — Подарок. Переведя взгляд на Чилтона, Уилл снова внимательно того изучил. Беспомощность Чилтона не вызывала в нём никаких чувств. — Ты хочешь, чтобы я его убил, — сообразил он, и его тут же захлестнула притягательность этой мысли. Его воображение быстро наполнилось подробностями чего-то, чего он пока не совершил. Чилтон от этих слов пришёл в ещё больший ужас, но Уилл не проявил никакой реакции, пока краешка его уха снова не коснулись Ганнибаловы губы, когда тот заговорил. — Да, — прошептал он, заставив Уилла вздрогнуть. Ганнибал немного крепче сжал руки, удерживая Уилла на месте, словно тот мог при случае сбежать. Возможно, раньше он действительно попытался бы, но это было раньше. Что Уилл готов был сделать? Как далеко он готов был зайти, чтобы спастись? У него в голове снова замелькали все эти вопросы, пока он смотрел на лежащего перед собой человека. Человека, не раз видевшего в нём лишь проект — что-то, о чём можно написать статьи; что-то, на чём можно сделать имя и разбогатеть. Ступеньку у себя под ногами. Жертвенного агнца. — Ты хотел понять. Ты сказал, что тебе нужно понять. Позволь мне провести тебя к этому пониманию, Уилл. Позволь тебе показать, — продолжил Ганнибал. — Я действительно хочу понять, — признал вслух Уилл, и это было правдой. Для Чилтона из этой ситуации не было выхода. Даже если бы Уилл сказал «Нет», даже если бы он отказался, Чилтону всё равно предстояло умереть. Его участь была решена, вопрос лишь в том, кто и как это сделал бы. А кроме того, не то чтобы Уилл мог просто сказать Ганнибалу отыграть назад. Это было бы бесполезно и, что ещё хуже для Уилла, воспринято как грубость. Ганнибал был не из тех, кто допустил бы любого рода небрежность, но Уилл всё равно должен был спросить. — Разве в ФБР не будут гадать, куда он делся? — Его станут искать, но придут к выводу, что он сбежал. Приехав к нему домой (если они ещё этого не сделали), ФБРовцы обнаружат там трупы двух полицейских, выехавших расследовать жалобу на шум. Обыскав оставшуюся часть дома, они выяснят, что исчезла значительная часть гардероба Чилтона, и отыщут улики по нескольким жертвам Потрошителя. А в его офисе, в запертом нижнем ящике его стола, найдут твоё табельное оружие. — Они решат, что это был он, — понимающе кивнул Уилл. Доказательств окажется ровно столько, чтобы заполнить пробелы; наверняка на его пистолете даже обнаружатся отпечатки пальцев Чилтона. Доброта или жестокость… Ему было решать, как умрёт Чилтон, и, хотя он не питал к Чилтону тёплых чувств (наоборот, считал того малость омерзительным), некоторых вещей он просто не мог позволить. — Я не садист, Ганнибал. Я не стану с ним этого делать, пока он жив, — сказал Уилл. Это всё, что он мог теперь для Чилтона сделать. Возможно, это было всё, что он мог сделать для них обоих. — Данную проблему легко исправить. Убрав руки, Ганнибал шагнул к изголовью стола. Положив одну ладонь Чилтону на плечо, а другую — под подбородок, он резко крутанул кистями. Раздался хруст, и лежащий на столе человек вдруг перестал существовать, оставив Уилла смотреть на его труп широко распахнутыми глазами. До чего же всё это было непримечательно. Мир вокруг слегка поплыл, и Уилл заморгал, чувствуя подступившие к глазам слёзы. Но их оказалось не так много, чтобы скатиться вниз. — Ты плачешь по нему, Уилл? — спросил Ганнибал. — Нет, — ответил Уилл. Не по Чилтону. Никогда по Чилтону. — Нет… — более твёрдо повторил он. «По содеянному мной». Уилл закрыл глаза, делая один медленный и глубокий вдох за другим в попытке успокоиться. Ему казалось, что комната вокруг него медленно кружилась, пока он стоял на месте. Трюк воображения и отказавшее чувство равновесия в этом свихнувшимся мире. Когда Ганнибал откинул назад волосы с его лба и обхватил его лицо ладонями, Уилл издал страдальческий звук и застыл. Ганнибал мазнул губами по его векам — сперва по одному, а затем по второму, после чего, удостоверившись, что завладел его вниманием, сообщил: — Здесь не должно быть жалости, Уилл. — Никакой жалости, — согласно повторил Уилл, и положил руку Ганнибалу на талию. Встретившись с его изучающим взглядом, Уилл не отвёл глаза, ловя все нюансы и микровыражения, промелькнувшие у Ганнибала на лице. Продолжая клинически-отстранённо за ним наблюдать, Ганнибал наконец убрал ладони. — Иди вымой руки, — проинструктировал он, и Уилл послушался, воспользовавшись большой, промышленного вида раковиной рядом. Он тёр ладони под горячей водой, пока те не покраснели, в то время как Ганнибал убрал изоленту и раздел труп. Закончив, Ганнибал тоже вымыл руки, но не стал надевать перчатки (да и Уиллу не сказал их надеть). В конце концов, человека здесь больше не было — только мясо, и Уилл каким-то образом знал, даже не нуждаясь в подтверждениях своей догадки, что Чилтона никто никогда не найдёт. Достав бутылочку с жидкостью для мытья посуды, Ганнибал начертил на теле Чилтона длинные зигзагообразные полосы и, сняв со стены шланг, включил воду. На минутку задумавшись, он передал шланг Уиллу и отошёл к шкафчику, чтобы достать из своих запасов лист тонкой наждачной бумаги. Вдвоём они быстро вымыли Чилтона. Снова встав у Уилла за спиной, Ганнибал взял его за руку и вложил в неё скальпель, уверенно сомкнув пальцы Уилла на рукоятке. Они застыли над столом с занесёнными руками, готовые приступить. Ганнибал придерживал свободной кистью труп Чилтона, чтобы тот не скользил, а Уилл вцепился в металлический край стола, ища что-то — что угодно, — что могло бы послужить ему опорой. — Жизнь, Уилл. Она нужна нам всем. Благодаря ей мы процветаем, нам нужно её поглотить, и она проносится рядом каждый день. Трагедия не в том, чтобы умереть, но в том, чтобы прожить впустую, — низким интимным голосом сообщил Ганнибал. — Его жизнь что, была такой напрасной? — спросил Уилл, опустив глаза на предстоящий ему объём работы. Он не мог отвести взгляд, даже если бы захотел. Не потому, что Ганнибал его держал, но потому, что его разбирало нетерпеливое ожидание. — Да. И было бы бессмысленным расточительством не использовать то, что осталось, — согласился Ганнибал. Уиллу подумалось, что сейчас — перед самым первым порезом, перед его активным участием, — вуаль была тоньше, чем когда-либо. В Ганнибаловом тоне не слышалось игр, а в крепком прикосновении не было никакого попустительства. Возможно, подобным образом он пытался сделать Уилла целым. Возможно, он всегда пытался это сделать, и смерть Чилтона была лишь средством для обретения важного смысла. Скальпель поцеловал кожу. На какую-то секунду мнимого сопротивления плоть пружиняще смялась под металлом, а затем разошлась, словно медленно распахивающийся рот. Порез делался всё больше по мере того, как Ганнибал — и Уилл! — вели лезвие. Побежали ярко-красные ручейки. — Так много крови, — прошептал Уилл. Еле различимо, но Ганнибал всё равно его услышал. — Много — и в то же время так мало. В человеческом теле около пяти литров крови. Такая жизненно важная и яркая жидкость, и в то же время её цвет и вкус нечасто ценят по достоинству. — Мне стоит ценить её по достоинству? — Да. Разве ты уже этого не делаешь? — поинтересовался Ганнибал. Закончив разрез, он отвёл скальпель и осторожно забрал его у Уилла, прежде чем отойти в сторону. Звон цепи заставил Уилла оторвать взгляд от стола. Подняв голову, он увидел, что Ганнибал вёл тяжёлый мясницкий крюк по направляющим полозьям в нужное место. Дальше им осталось лишь связать и подвесить тело. Оно выглядело не слишком презентабельно — вот так вот вздёрнутое, со всеми своими бледными безвольными конечностями. Из зияющего разреза у Чилтона по лицу текли красные ручейки, пачкая ему волосы и собираясь у него под головой (у напольного слива, над которым его подвесил Ганнибал) в лужицу, напоминающую посмертный нимб. «Кап-кап-кап», — тихо стучали по полу капли. Эта же самая кровь сохла у Уилла на руках, под ногтями. Он чувствовал себя ей помеченным. Запятнанным. * * * Ганнибал приступил к готовке своего запланированного блюда лишь на следующий вечер. Видеть эти идеально ровные кусочки мяса, зная, откуда они взялись и как были вырезаны, оказалось в равной степени неуютно и непривычно. Один за другим, Ганнибал выложил все необходимые ингредиенты в ровную линию. Судя по всему, в том порядке, в котором они потребуются. — Ты всегда так аккуратно всё делаешь, — удивлённо сказал Уилл, и он действительно имел в виду «всё». За многочисленные часы, которые он вынужден был проводить в обществе Ганнибала… нет, пожалуй, даже до этого, он успел убедиться, насколько тот мог быть педантичным. Это почти выходило за рамки того, что большинство людей считали бы нормальным. Не удержавшись от лёгкой улыбки, Уилл покачал головой. — Чистоплотность близка к божественности, — подняв взгляд, улыбнулся в ответ Ганнибал. — Вот как ты себя видишь? Похожим на бога? — Настолько же, насколько и любой другой человек. Возможно, чуть больше других. Порядок есть во всём, Уилл. А кроме того, так проще находить нужные вещи, — отозвался Ганнибал, доверительно понизив голос, словно делился каким-то важным секретом. Уилл тихонько фыркнул. Иногда было чертовски сложно не считать его обаятельным, но, наверное, в этом и крылась проблема. Ганнибал порой казался таким невыносимо человечным, что почти можно было забыть о его натуре. Уилл прислонился к столешнице, наблюдая за Ганнибаловыми действиями и стараясь не мешать. Он чувствовал себя вполне умиротворённо… как вдруг Ганнибал положил на столешницу аккуратно сложенную ткань и подтолкнул к нему. Кухонный фартук. Специально для Уилла. Уилл его развернул, проводя пальцами по светло-серой льняной ткани. Та была очень натуральной на ощупь, необработанной, но в то же время удивительно мягкой. В отличие от безупречно белого полуфартука, который Ганнибал повязал вокруг собственной талии, это был полный фартук, с нагрудной частью. — Ты уверен, что это целесообразно? Не вижу здесь чего-то, из чего нужно было бы выжать сок… — пошутил Уилл. Ганнибал издал искренний смешок — грудной коротенький звук, от которого у Уилла потеплело в груди. — Насколько у тебя богатый опыт на кухне? — поинтересовался Ганнибал. — Недостаточно богатый. Я умею готовить на том уровне, чтобы не помереть с голоду, но это не идёт ни в какое сравнение с твоими кулинарными навыками, — отозвался Уилл, надевая фартук и закатывая рукава. Его подспудным инстинктом всегда было поменьше откровенничать, но ему нужно было это делать, если он хотел улучшить их отношения. Уилл успокоил себя напоминанием, что их предыдущие разговоры были ещё более личными. — Я же тебе говорил, что в моём детстве мы часто переезжали с места на место. — Говорил. Твой отец рыбачил, если я правильно помню. Уилл согласно угукнул, просто стоя в ожидании и глядя на Ганнибала. Тот пододвинул к нему несколько ингредиентов и положил перед ним карточку с рецептом. Камберлендский соус, не слишком сложно выглядящий. — Мы ехали туда, где была работа. Зимой мы как правило перебирались на юг, но большинство его хороших работ оказывались на севере, — сообщил Уилл, идя к шкафчикам и роясь там, пока не нашёл мерные чашки. — Вот почему ты так часто переезжал. — Угу, отчасти. Второй причиной было то, что нас выселяли. У отца не всегда была стабильная работа, так что иногда он находился в поисках и брался за любую подвернувшуюся подработку. Потом ему попадалась работа на корабле, и мы уезжали куда глаза глядят. Или он уезжал. — Он уезжал один? — уточнил Ганнибал. — На долгие часы, иногда на недели. Когда я был совсем маленьким, он отыскивал кого-то, кто со мной сидел бы. Платил кому-то из соседей, или, если у него в тот момент была подружка, просил её. Последний вариант, как ты можешь догадаться, никогда не отличался долговечностью. Кому захочется сидеть с чужим ребёнком неделю, а то и дольше? Просто удивительно, что к нам ни разу не вызвали службу по защите детей. — Ты его, похоже, не осуждаешь. — Не осуждаю. В детстве иногда бывало, но сейчас, став взрослым, я понимаю, как обстояли дела. Он был малообразованным отцом-одиночкой. Он делал всё что мог, и я знаю, что он меня любил. — А ты любил его, — отозвался Ганнибал этим своим уютным тоном. Расслабленным и понимающим. — Ага, — согласился Уилл. Улыбнувшись, он опустил взгляд и на долгое мгновение замер, с теплотой вспоминая мужчину, которого так толком и не знал во взрослом возрасте. Ганнибал ничего не говорил, давая ему время поразмыслить без помех. Наконец Уилл продолжил: — Через какое-то время, в его отсутствие я был ребенком, который рос сам по себе. Мне пришлось научиться о себе заботиться. Честно говоря, это было лучше, чем когда со мной сидел кто-то, совершенно не горевший желанием это делать. Тогда-то я и научился готовить… — объяснил Уилл, и наклонился снова перечитать инструкции рецепта, после чего отмерял в миску нужные продукты. — Тебя научил твой отец? — Нет. Боже упаси, он был ещё более никудышным поваром, чем я. Я попросил соседку, живущую за несколько квартир от нас, научить меня самым простым вещам, ну а остальное выучил из книг. Для моего отца «готовкой» было сварить коробку полуфабрикатных макарон с сыром и добавить туда обжаренный фарш для гамбургеров. Разумеется, такой, который продавался в дешёвых мягких тубах, — сообщил Уилл, добавив последнюю подробность исключительно для того, чтобы посмотреть, как Ганнибал неодобрительно подожмёт губы от одной этой мысли. — Сколько тебе тогда было? — спросил Ганнибал. — Двенадцать. Ганнибал лишь кивнул. — Непохоже, чтобы тебя это сильно шокировало или обеспокоило, — заметил Уилл. — А с чего мне беспокоиться о мальчике, который превратился во вполне нормального взрослого? — парировал Ганнибал. — Ну, более или менее, — пробурчал Уилл, на что Ганнибал улыбнулся. — Не думаю, что тебя порадовало бы любое возможное сочувствие с моей стороны — учитывая, что ты не считаешь это недостатком. — Никакой жалости, — согласился Уилл, на мгновение почти целиком поглощённый своей текущей кулинарной задачей. — В этом случае тебе повезло, что я так редко кого-то жалею. — Не думаю, что это так, — отозвался Уилл. — Ты очень даже часто жалеешь других. Просто иначе, чем это делает большинство, потому что не менее часто люди тебя разочаровывают. Ганнибал не стал ни подтверждать, ни отрицать это наблюдение. Вместо этого он вопросительно приподняв брови. — Что ещё? Уилл покачал головой, не собираясь вот так сразу давать ему желаемое. Он собирался дозировать его крохотными порциями, по капельке. Как ещё ему было удержать Ганнибалов интерес?