Второе с окончанием на девять

Никогда он не забудет ту странную зиму. Ледяную, стылую, градово-снежную, когда хлопья хлещут по лицу ледяными осколками и выть хочется смертным воем, едва остановишься. Когда забываешь, что за окном может быть солнечно или хотя бы тихо: ветер воет, просится внутрь, барабанит иссохшим снегом по стеклу, как будто за ним гонится демонов легион. Никогда он не забудет надрывающий грудь кашель, истошно вопящего в коридоре кота соседа, едва видимые сквозь метель окна соседних домов с нездорово-голубоватой подсветкой телевизоров. От всего этого зимнего адского бала хотелось зарыться… да хоть во что-нибудь. Он и зарывался. В учебники, курсачи, конспекты, статьи и рецензии, в пледы и термосы кофе. Он тогда даже передоз кофеином заработал, неделю притронуться к кофейной банке боялся. А хотя чего бояться, пустая же… Было бы еще куда от работы и учебы спрятаться, конечно. Каждый день в 6:30 будильник, «еще пять минут и соскребусь», потом завтрак на скорую руку (один раз очень долго и серьезно думал над тем, чтобы без тарелки засыпать себе в рот хлопья и залить молоком, но передумал, слава Бездне), впрыгнуть в автобус, в метро залезть, станций своих дождаться (он ехал с пересадкой на ремонтируемой, как назло, ветке, и в час пик), прийти на пару и слушать, слушать, слушать… Конспектировалось уже как-то машинально, без вдумчивости, как раньше. Он иногда сравнивал себя с диктофоном или пишущей машинкой. Или принтером. Правда, даже самый говеный принтер такую ересь такого качества не выдал бы, постыдился… Он научился не реагировать на косые взгляды и смешки одногруппников. Закалился, еще в школе пришлось. Смена документов пришлась на середину первого курса, к сожалению, только тогда удалось пройти комиссию и получить наконец справку. Теперь он был уже на середине второго курса, а его до сих пор так не перестали окликать деднеймом и ржать за спиной. Учителя, студенты… Пидорасы. Если бы удалось разгрестись с этой волокитой за лето до поступления, как было бы проще… Сраное несовершеннолетие все обломало. На все про все оставалась одна-единственная неделя после 23 августа, попробуй хотя бы комиссию выбить за это время, герой. В универе появился еще со старым именем. Одногруппы только его и запомнили по ощущениям. Так и жил. Ну как… существовал. Пребывал где-то. Вытаскивали из этого сугроба только стихи почему-то. И фенечки. Старое, глупейшее увлечение, просто ведь в школе попробовал сделать ему подарок… Как ножом по сердцу, когда видел на старых фотографиях. Распечатал даже несколько, дурак несчастный… Именно что несчастный. *** Все началось (или вернее, закончилось) с шиншиллы. Около кофейни, в которой он работал, кто-то оставил маленькую клетку. А в ней сидела, полузадушено попискивая от холода, маленькая серая… шубка. Завернулась в хвост, распушилась, нахохлилась, припорошилась снегом, бедолага, мороз был под минус двадцать… Оглядевшись, он увидел кучу машин, людей, кафе, ресторанов… И никого, кто не посмотрел бы с жалостью на клетку и не пошел бы дальше по своим делам. Чувствуя, как внутри закипает злость, он подхватил клетку и зашел с ней внутрь, на ходу вытягивая слабо пырхающегося зверька и пряча в широкий карман, где до этого грел ладонь. Снять пальто, повесить на крючок сзади, вымыть руки... - И на кой ты его подобрал? – выгнула бровь Мели, глядя на мордочку, высунувшуюся из кармана. – Тебе очень крупно влетит, если его увидит шеф, ты ведь знаешь… - Мне потом от совести сильнее влетит. Да и выглядит чистеньким, домашний же… - осекшись, он оглянулся на уже пустую клетку. – Был домашним. Возможно, затем его и подкинули к кафе. - Может, пустить его к посетителям?.. – задумчиво спросила Аня. – Заведению фишка, да и от скуки не зачахнет. - Да, зачахнет на руках клиентов. Во сто крат лучший вариант. У меня в кармане хоть никотином не воняет и я его сладким кормить не стану. - О, уже не воняет? – он недовольно зашипел, потирая ушибленное избыточно дружелюбным Мишей плечо. – Упс, прости. Ты просто активно курил одно время, а тут вдруг… - И продолжаю курить. Но сигареты держу только левой рукой и только в левом кармане. В правом не воняет. - Интересные у тебя лайфхаки… Хочешь забрать себе? Такого вопроса он не ожидал, если честно. Он обернулся на пригревшегося и довольно мурлычущего песенки шиншилла, подумал о том, что сосед его убьет, если раньше это не сделает его кот… - Почему бы и нет? *** После эпопеи у ветеринара донельзя возмущенный таким коварством от нового хозяина шиншилл (это все же оказался он и парень все еще понятия не имел, какое ему дать имя и во что он, прах возьми, ввязался) освоился быстро: деловито осмотрел полки, попытался зарыться в ковер, затем попросился на кровать и на подоконник… Он поставил клетку на стол, рядом с конспектами, а себе мысленно пообещал найти мелкому потом домик получше. И переноску, а не клетку. Присев рядом с подоконником, он запоздало подумал о том, что подбросивший бедолагу под дверь кафе рассчитывал на сердобольных посетителей, а не бариста… И осторожно коснулся длинными пальцами неожиданно мягкого меха. Он не мог точно сказать, сколько времени он так сидел с кайфующим зверьком. Не знал, сколько они так оттаивали вместе, сколько ему понадобилось времени, чтобы почувствовать, что ноги затекают, и сесть на пол, взяв мелкого на руки. Медитативные поглаживания успокаивали, отогревали, приятно отдавались в гулкой пустоте где-то в груди и голове... Как пустая сцена с выключенным светом. Полая, деревянная, погруженная в темноту, отдыхающая... Помнил только, что из этого молчаливого тиканья его вырвал телефонный звонок. - Алло? – собственный голос звучал приглушенно и низко, как «до» на первом ладу. Шиншилл закрутился и заерзал на руках, недовольно кряхтя, и получил несильный щелчок по носу. - Совсем потерял хваленый слух, братец? – веселое щебетанье сестры неприятно высоко отдалось в висках, почти как ввинчивающиеся куда-то в мозг тиски зарождающейся головной боли. – Звоню-звоню, а он трубку не берет, совсем что ли? - Еще не совсем. Трубку все же услышал, грех жаловаться. Что-то случилось? - Да нет, ничего. Считай, что просто соскучилась. Между прочим, с классом скоро в Питер едем, - даже за 717 километров он чувствовал, как сестра самодовольно улыбается. – Так что в гости я к тебе непременно наведаюсь, на этот счет даже не переживай. - Поэтому и буду переживать… да тихо ты! Разорался… - Ой, кто там у тебя? Ты таки завел себе отношения? - Иди ты… уж лучше бы отношения, чем эта каббала. Шиншилл знаешь? На этом моменте ему пришлось отодвинуть телефон от уха – восторженно-умиленный писк сестры грозил разорвать напрочь барабанные перепонки. - Давай потише, ты чего… И так на мой слух жалуешься, мне же его напрочь отшибет. - Покажи-покажи-покажи! Пришлось переключить на видео. Сразу на шиншилла, разумеется, не хватало еще эту постную рожу в экран совать… - Какой хорошенький, черненький… Ты лапа, лапа, хороший мальчик… Как ты его назвал? - Пока думаю. Может, что-то мифологическое… - Зануда! – на экране наконец показалась сияющая сестренка с буйно-зелеными кудряшками-пружинками и очками-велосипедами. – Сколько можно везде свою мифологию пихать, придумай что поинтереснее… Придумала! Пусть будет Альберт. Или Ханс. Или еще что-то северное, выглядит насупленным… - Ханс… Неплохо. Сказочник, тоже мне… - Эй. Он прикрыл глаза. На секунду после неожиданно серьезного голоса сестры воцарилась тишина. - Включишь фронталку? Просто хочу увидеть, сколько часов в неделю ты спишь и есть ли у вас горячая вода. - Брось, я тебе и так скажу, что только сорок и еще два на парах, и что вода есть, но не всегда… - Покажи. Я была бы рада тебя видеть. Он негромко выдыхает и на секунду задерживает палец над значком разворота камеры. Бледное, худое лицо с россыпью капелек-веснушек у острого носа, тонкие и искусанные блеклые губы, воспаленные ореховые глаза, постепенно затухающие в обрамлении темных кругов под глазами, взлохмаченные волосы, наскоро собранные рыжими всполохами в пучок… Уголок рта чуть-чуть невесело приподнялся, пока сестренка критически осматривала появившуюся в камере физиономию. - Дааа… Как тебя только на лекции с такой рожей пускают, всех первачков распугаешь же… Ужас. Чудище, хотя крутой. - Ну спасибо… - он фыркает, проглатывает болючий комок в горле и кивает, на секунду задержавшись взглядом на Хансе на коленях. По носу начинает сползать что-то щекотное и влажное, благо, под упавшей на лоб прядью не видно. Голос становится еще ниже и боле сиплым, шипящим. – Скажешь, куда нужно будет скинуть деньги на экскурсии и когда вас встретить? - Эй… - на пару секунд возникает растерянное молчание. Он почти физически чувствует жалость, с которой на него смотрит его мелкая, и с силой зажмуривается. – Прости, пожалуйста… Я задела тебя? Мне просто казалось, это может быть уместно, извини… - Перестань, все нормально, - перебивает он сестренку и поднимает голову. – Просто задумался, все хорошо. Так когда едешь? *** - Между прочим, - вдруг замечает сестренка, слегка прищурившись, - ни за что не отгадаешь, кто с нами едет. - Если папа или мама, я пас, учти. - Да брось, ничего такого. Речь вообще не о семье, колм даун. У нас в классе учится один пацан… - на этих словах он выгибает бровь, смотря поверх воображаемых очков на слегка покрасневшую сестру, - даже не смей начинать, я тебя точно через интернет стукну. Просто чувак с фамилией Чекаев. На этой фамилии он замирает. Он понимает, к чему ведет сестричка, и ему отчаянно хочется просто все выключить и забиться на свой подоконник, засмотреть, заткнуть музыкой все, что возникает в голове, чтобы не помнить этого ничего… - Ты… смог бы встретиться с его братом?.. Он просто тоже едет, я думала, что тебе может быть приятно его видеть… Ну то есть… Он ведь хорошо к тебе относится. Может быть, ты… - Извини, сис. Не может. Я смогу спокойно стоять на экскурсиях и слушать, у меня каникулы скоро, а я не знал, чем себя занять на них, но общаться с ним я не смогу. Просто проглочу язык. Я не отказываюсь от похода с вами, ребята, и даже могу выбить для вас всех групповую скидку в кофейне, - он пытается ухмыльнуться, но почему-то выходит криво, - но общаться с ним… - Как скажешь, братик. Слушай… А до какого числа у тебя каникулы? Просто думала, что могла бы попробовать остаться с тобой там, в Питере. Дома сейчас жесть что творится, Алина с Пашей приехали… - на втором имени все внутри застывает и покрывается льдом. «Нет-нет-нет, ты уже прошел все это. Тебе не нужно это вспоминать и об этом думать. Не смей. Стоять». Ледяные руки, «Сонь, ну дай потрогать…», неприятный тепло-хладный язык внизу… - … просто помешалась на чистоте, ходить нереально. Эй, ты меня слушаешь? - Да… Да, слушаю. Искренне соболезную, егоза, но это только если вам в гостинице дадут продление, я ведь и так живу в одной комнатушке. Я тут даже раскладушку или матрас для тебя вряд ли найду, а диван вечно оккупирован… - Обидно, - сестренка как будто и не заметила прокушенную губу и напряженно-шелестящий сквозь участившееся дыхание голос. – А можно я твоего шиншилленка заберу? А то там свинтус заскучал, я не могу его брать постоянно. Так ему хотя бы будет с кем о жизни побалакать. - Полегче на поворотах, мелочь, своего питерского я не отдам. - Это с каких это пор питерские для тебя свои?! *** В назначенное время он уже был на вокзале. С работы пришлось отпроситься, а так все лучше, чем могло бы быть дома… В Питере выдался на редкость неплохой день, мелкие разгуляются. Небо ясное, снежок пуршит, почти комфортные минус шесть на градуснике, даже ветра почти нет… Редкость для севера. Курить хотелось жутко… Затягиваясь, он подумал о том, что не видел никого из своих бывших одноклов два года, но помнит абсолютно всех. Если бы он умел рисовать по памяти, он смог бы нарисовать любого, даже тех, кто ушел из лицея после первого года учебы. Особенно его… Чекаева, то есть. Импозантный, начитанный, интересный собеседник, хотя и ужасный нарцисс… Единственный из всего сборища гадюк, который не присоединился к новой забаве "напомни Каэн, кто она". Даже его бывшие подружки, с которыми он ходил на ночевки, общался, смеялся, когда еще мог смеяться, после его каминг-аута на страничке вк и уродских комментариев перестали с ним общаться. Даже когда на доске появилась та уродская на него карикатура, они молчали, чтобы не попасть под раздачу. А подружка, с которой он ходил на курсы перед поступлением и которую успокаивал после сложного экзамена, даже хихикнула. Неудивительно, что тогда он обнаружил себя свернувшимся на полу туалета, задыхающимся и захлебывающимся в крови из носа... Мотнув головой и взглянув на пути, он вдруг понял, что поезд уже прибыл, и из вагона, напротив которого он специально нашел себе место, вот-вот выйдет группка школьников, среди которых его мелкая. Он поспешно затушил сигарету и щелчком отправил ее в урну, до покалывания изнутри набрав в легкие приятный морозный воздух… - Алек! – радостный вопль сестренки было слышно даже на другом конце вокзала. Он не успел даже разглядеть зеленый вихрь, когда тот чуть не сшиб его с ног объятиями. Он сначала неловко застыл, отвык ведь от этого за два года, но это было так тепло и хорошо, уже непривычно и уютно… Как только он потянулся сам обнять егозу, та как назло выпуталась и поправила съехавшую набекрень вязаную шапку, сияя улыбкой и восторженно тараторя: - Черт возьми, ну ты и вытянулся, конечно, лоб здоровый! По дискорду и даже по вотсу не видно нифига, а тут такие перемены… Франт в пальто, еще скажи, что ты купил шляпу и пенсне, чудик с пушкинскими вайбами… У меня про тебя всю дорогу спрашивали, пошли знакомиться!.. Стоп, от тебя что, несет куревом? Он не ответил ни на что, потому что взгляд случайно упал на выход из вагона. Вернее, на высокого темноволосого молодого человека с чуть вздернутыми кончиком ровного носа, пухлыми губами, с самодовольной улыбкой в каждом жесте… Он остолбенел, не в силах отвести взгляд от него, оглядывающегося вокруг и что-то говорящего похожему чем-то на него парнишке, поправляя шарф у того на шее. Ничего не изменилось, даже сжимающаяся в груди пружина, царапающая до нерва наполненные легкие, не выдохнуть… Вдруг довольный и расслабленный взгляд серо-зеленых глаз встретил заворожено-напуганный прохладно-карих. Дима Чекаев замер, удивленно разглядывая старого знакомого, настолько изменившегося с последней встречи на экзамене по математике… Тогда они оба после него долго курили в туалете рядом. Минут пятнадцать, он забрался с худыми ногами на подоконник и дымил в открытое дождливо-серое окно, а Чекаев стоял у другого, молча глядя на пасмурный июнь. Он слегка качнул головой, не отрывая взгляда от идущего к нему по платформе Димы, и почти не паниковал, вопреки своим опасениям. Он просто не мог бы оторвать ноги от земли, даже если бы захотел. - Привет, - немного удивленно произнес Чекаев, разглядывая знакомое и в то же время абсолютно чужое лицо, - не сразу тебя узнал даже… Привет, Эмиля, - произнес он в сторону запнувшейся сестренки. Это и вывело из оцепенения. - Эмиля? Вы знакомы? – покрасневшая мелкая отвела глаза, почему-то посмотрев в сторону того самого мальчишки, с которым вышел из поезда Чекаев. – Да, я явно много упустил… Привет. Как в старые-добрые, а? Кажется, даже экскурсовод наш, Василий. - Точно, - все так же изумленно улыбнулся Чекаев. – Обещали ведь к нему приехать тогда…. Каким он тебя тогда назвал? Ищущим, чем бы очароваться? - Главное, что не романтической и импозантной фигурой, - уже прохладнее и спокойнее парировал он, уже больше по старой привычке. – Нас, кажется, ждут, даже экскурсовод уже подошел. Я видел его у вокзала. Отобрав у сестры тяжелый рюкзак («ну невозможно же, что они туда понапихали…»), он двинулся по направлению к преподавательнице, слава Бездне, незнакомой ранее. Представление, выход из вокзала… Все прошло как будто в каком-то бредовом полусне, пока он не столкнулся взглядом с удивленным гидом, встретившим их с машиной. - О, а вас я помню! Вы оба приезжали на экскурсию, пять лет тому назад, еще обещали вернуться! Вы изменились, черт возьми… как же… - Саша. Можно Алек, - поспешно произнес он, прекрасно понимая, что именно может вспомнить похожий на хитрого лиса Лядащева из "Гардемаринов" экскурсовод. Тот на секунду озадаченно остановился, забуксовал, а затем изумленно моргнул и хлопнул себя по лбу. - Да, точно! Очарованный и ищущий очарование… - он незаметно выдохнул. Деднейм врывался в его жизнь абсолютно спонтанно, даже несмотря на почти полное отсутствие в Питере знакомых из старой жизни… Фырканье Чекаева рядом Василий истолковал по-своему: - А вы, импозантная и романтическая фигура, не обольщайтесь, я и про вас молодежи могу понарассказать. Им точно будет интересно про предшественника послушать. - Неужто я стал местной легендой? Саша мне ничего не рассказывает, как вы понимаете, расстояние теплые чувства несколько охладило северными ветрами, - наигранно изумился Чекаев, заставляя его закатить глаза и сделать попытку увильнуть от общения, впрочем, безбожно прерванную удержанным рукавом пальто. - Как, вы сюда переселились? Живете и ничего не сказали? – если Василий и не был обрадован, то был безмерно удивлен. Голос почему-то сам собой стал еще тише и более металлическим. «Строишь из себя хуй пойми кого!». «И как теперь к тебе правильно – она, они или оно?». «Ну вот и зачем уродовать такую красотку? Что теперь нужно, чтобы поменять пол, а, Каэн?» Замолчите. Пожалуйста… - Учусь здесь на лингвистическом. Это временно, я уеду из Петербурга, когда накоплю на учебу за границей. Извините, я сейчас… Лучше бы он не приезжал. Совсем… *** Пошатываясь от усталости к концу дня и выматывающего забега по городу, уже в автобусе он наконец занял привычное место сзади, спрятавшись от любопытных взглядов наслушавшихся рассказов о двух бывших одноклассниках детей, и погрузился в успокаивающе ритмичный голос Василия. Глазами он выцепил сидящего на первом ряду Чекаева, убедился, что до гостиницы его никто не тронет, и успокоился, негромко выдохнув. Сестренка щебетала с подружкой, знакомой еще с первого класса (Василиса, они поступили вместе…), так что его теребить никто не должен. Он прикрыл глаза… - Саш. Саша… Кто-то коснулся его плеча, и чуть не подскочил, столкнувшись с внимательным зелено-серым взглядом. – Не хочу прерывать твой транс, понимаю, экскурсия была интересной, но тут мелкие выгружаются… Удивишься, конечно, но сейчас уже шесть часов вечера, - он закрыл глаза и с силой потер виски. – На сегодня с культурной программой все, и духовно я не очень проголодался, а вот физически – страшно. Хочешь пройтись до кафе? Он все еще немного заторможено моргнул, глядя на терпеливо ждущего его ответа Диму, а затем сжал переносицу пальцами и чуть мотнул головой, проверяя на мигрень. Боль молчала, только слегка колыхнувшись в районе висков. - Да, я сейчас… встану только. Ту неподалеку есть неплохое место, если я правильно сориентировался, еще и не очень дорогое… - Превращаешься в старожила? – Дима усмехнулся, ничуть не пугаясь свирепого взгляда исподлобья, а затем посерьезнел. – А если честно, я еще на вокзале хотел с тобой поговорить. Ну… Это многого касается. Не пугайся, просто разговор. Без интонаций и претензий. Он устало посмотрел в глаза бывшего одноклассника. Он со вчерашнего дня еще был вымотан и взвинчен, пришлось отстаивать свою смену, вежливо поругаться со взбалмошным клиентом, нехило так проехавшимся паровым катком по его терпению, а затем пулей лететь на вокзал, чтобы встретить мелких. Последнее, чего ему хотелось – это вылезать из довольно теплого, в общем-то, автобуса и ехать в общагу или идти куда-то с Чекаевым. Тем более идти куда-то с Чекаевым. - Слушай, я не собираюсь сейчас разговаривать на душещипательные темы, окей? Все, что было, все давным-давно уплыло, и обсуждать происходившее я не хочу. Было и было, хуй с ним… Мне все равно, честно. Дим, я устал. Я не хочу. Это не то, что я собираюсь обсуждать. Ему было абсолютно все равно. То есть на самом деле все равно, он чувствовал себя выебанным и уставшим. Ему хотелось приехать домой, взять на руки шиншилла, завернуться в плед и лечь спать, чтобы ничего больше не доносилось до слуха, ничего не бесило и не донимало… Рыжая прядь почти привычно пересекала лоб, спадая на глаза, устало-сердито глядящие на непривычно спокойного и серьезного Чекаева. Тот почему-то негромко вздохнул, и взгляд смягчился на спокойном кивке: - Я понимаю, Саш. Просто… просто хотелось узнать, как ты живешь здесь. Мы не виделись очень давно, и о том, что давным-давно уплыло, я обещаю не говорить. У тебя есть полное право ничего не говорить о прошлом, но… Апатия на этих словах почему-то начала негромко шипеть и сворачиваться, разгораясь на медленном огне в злость. "Право..." - О, ну спасибо, – огрызнулся он, необычайно резко выпрыгивая мимо отпрянувшего в сторону Чекаева из микроавтобуса. - Давай не надо мне про мои права, окей? Я о них отлично знаю. Например, я имею право послать тебя нахуй и уйти обратно в общагу. Сказал же, я не собираюсь ничего обсуждать! - Да не обсуждай, хрен с тобой! - психанул наконец Чекаев. - Пытаешься с тобой, как с нормальным человеком, а ты шарахаешься, огрызаешься, еще и посылаешь прямым текстом! Я еще даже ничего не успел сделать, ты уже... Псих, блять. Знаешь, почему я поехал? Да потому что это была чуть ли не единственная возможность с тобой поговорить наконец. У меня осталась к тебе целая гора и маленькая кучка вопросов, я все реестры переехавших в Германию перекопал, весь вк изрыл в поисках одного идиота! Ты даже номер сменил, совсем параноик? - Хули ты разорался на всю улицу? - он наконец прервал этот гневный монолог, отойдя от первого шока. - Подожди минуту, то есть ты разыскивал меня чуть ли не с собаками, пытался меня выследить два года, но, во-первых, не додумался поговорить с моей сестрой, во-вторых, не допер, что это сталкерство и даже звучит отвратительно? И это я псих после этого? Я ничего не забыл?! Они где-то с минуту сверлили друг друга взбешенными взглядами. Ему казалось, что еще немного - и разозленные глаза полыхнут, захлестнут его ледяной зеленовато-колдовской рекой, но они вдруг на секунду закрылись, и Чекаев устало потер переносицу: - Ладно, я вспомнил, почему сначала ты мне не понравился... Если серьезно, то... прости. У меня не осталось ничего из того, что могло бы помочь мне тебя найти. После математики ты сменил вообще все контакты, по ощущениям. Я даже на почту тебе писал... Ты вышел из чатов триста лет тому назад, ты не отвечал на звонки, а потом удалил страницу вк... Про вотс я вообще не говорю, - он отвел взгляд, чувствуя, как неприятно ворочается в груди воспоминание о последнем сообщении в том чате. Тогда он весьма унизительно просил прощения у разозленного Чекаева за то, что спалил его (это была случайность!) преподке. - И я спрашивал Эмилю, но она наотрез отказывалась говорить. Сказала, что это твои данные, которые она не имеет права мне давать, и я от нее отстал. Они стояли рядом возле открытого автобуса, вокруг падал снег, а ему казалось, что это он куда-то падает, невесомый и эфирный. Или оккультный... Губы - нет, уголок губ - чуть-чуть тронула улыбка, тут же потерявшись в уютном шарфе. "Ничего" в груди наконец почему-то перестало быть тяжелым и болезненно тревожным - несмотря на приступ злости секундами ранее, теперь оно свернулось там щекочущим клубком, приятно мягким и легким, как перо. - Рядом есть "Булочная Вольчека". Наверное, ты помнишь, там хорошие выпечка и кофе, мы пробовали, когда приезжали в последний раз с классом. Хочешь? Чекаев чуть фыркнул, разводя руками. - Если там есть какао, я буду только за. Пить кофе на ночь глядя, ну ты с ума сошел...