«Запах прошедшей зимы. Он приносит мне сигареты и странное чувство. Чувство, что я всегда хотела, чтобы кто-то так на меня смотрел, так оберегал, так спасал, так любил. Чувство, что я всегда хотела, чтобы так меня любила ты. Именно ты. Не вылезающая из моей головы, из моего сердца. Не пускающая меня жить дальше. Игнорирующая меня. С ледяными глазами. Стойкая. Сильная. Ты…»
Босые ступни аккуратно касаются прохладного паркета, мягко вырисовывая на нём узор и оставляя мимолётный след тепла. Лёгкость пробирается от кончиков пальцев к груди, превращаясь в каплю, ускользающую из левого глаза. Всё залито солнечным тёплым светом, а белое платье едва шуршит на ветру. Она тихо напевает какую-то мелодию и мягко улыбается.«А мы на одной волне. Про нас говорят — как чёрное и белое. А мы — одинаковые. А мы как минимум — похожие, как максимум — идентичные. И мысли, и эмоции. И мысли, и эмоции. А мы на одной волне. А мы под одной волной. А мы — идеальные. А мы — вечные. И мысли, и эмоции. И мысли, и эмоции…»
Картинок нет. Лишь бессвязное множество линий, никак не превращающихся во что-то, что можно прочесть. Спирали, вытягивающиеся в волны, вызывают мимолётные приступы морской болезни. В висках слегка стучит осознание нереальности. Кто-то мягко берёт её за руку. Кто-то родной, тёплый и нужный. Кто-то не настоящий? Кто-то, кого больше нет? А, может, тот, кого никогда и не было? Громкий звук заставляет блондинку резко открыть глаза и подорваться с места. Пытаясь сморгнуть сонную пелену, Третьякова растерянно оглядывается по сторонам и прислушивается к звукам вокруг в поисках причины её внезапного пробуждения. Тишина. Всё кажется странно мягким и прозрачным, вызывая желание провалиться сквозь, и она подчиняется. Тело мягко опускается в воздушную пучину белых одеял, разум заполняется туманом — эта реальность переворачивается и раздваивается. Сама её сущность, казалось, разрывается, превращаясь во что-то связанное, но раздельное, что-то наблюдающее и наблюдаемое, что-то не настоящее. Что-то неуловимое. Маша стоит у открытого окна, переминаясь с ноги на ногу и ежась от лёгкого холода. Мысли путаются. Она смотрит, она видит, она наблюдает со стороны, она лишь зритель, и вместе с этим находится внутри, в самом эпицентре. Она видит чью-то светлую фигуру, скользящую рядом, но не может сосредоточить на ней свой взгляд. Слишком быстро. Она пытается поймать её, и эта попытка превращается в бесконечный тревожный бег по неизвестному и безграничному пространству. Лёгкие начинают гореть, а сердце колотиться с такой силой, что становится страшно за сохранность грудной клетки. Гонка увеличивает скорость, набирает обороты, пока — в одну секунду — не останавливается. Внезапно. Всё затихает. Она видит перед собой себя. Спешно моргает, но та не исчезает, не испаряется, подобно дурному видению. Она такая же реальная, как испуг, накативший на блондинку с невероятной силой. — Просыпайся, — говорит она механически, — Просыпайся! И Маша пропадает. Картинка плывёт. И так странно — ощущать себя здесь. Слышать свой и одновременно такой чужой голос. Видеть её-себя, будто в зеркало, но чувствовать. Чувствовать каждой клеточкой кожи, что протяни она руку, та будет настоящей, та будет телесной, абсолютно человеческой. Будет абсолютно ею. Всё пропадает так же быстро, как и появляется. Чернота сжирает очертания и ощущения, не оставляя после себя ни штриха, ни предчувствия шторма. Лаура проснулась от лёгких шорохов, раздававшихся с другой половины кровати. Её тяжёлый и ещё сонный взгляд упал на окно. Из-за штор едва пробивался тусклый свет — слишком рано, чтобы вставать. Только спустя пару мгновений Лукина поняла, что на её талии покоится чья-то тёплая рука. Женщина аккуратно опустила взгляд, дабы удостовериться, не шутит ли с ней её же собственный рассудок. Этот жест блондинки поверг женщину в небольшой ступор — ещё спящий разум не хотел воспринимать происходящее. Быстро отогнав все ненужные мысли кивнув самой себе, Лаура решила, что не будет беспокоить Марию, и сама вскоре провалилась в сон. Во второй раз женщину разбудили резкие движения под боком и чей-то недовольный испуганный голос. — Твою мать! — блондинка резко села на кровати со смутным ощущением ирреальности происходящего, с которым человек может столкнуться после долгого сна, — Что вы здесь делаете? — Я здесь сплю, Третьякова, — недовольно пробубнила Лукина, пытаясь натянуть одеяло на голову, — А вот ты что тут делаешь, это вопрос. — О боже, — раздражённо с ноткой отчаяния протянула Мария, пряча лицо в ладони, — Только не снова, — она повернулась на Лауру, которая отчаянно пыталась выкрасть у сна ещё хотя бы пару минут. — Да, ты опять перепутала комнаты, — сонно и безразлично подтвердила женщина. — Простите, больше такого не повторится, — виновато прошептала блондинка. — Я уже это слышала, пора бы тебе придумать что-то новенькое, — скучающе заявила Лаура, после чего добавила, — И проснись уже наконец, идиотка!