***
По правде говоря, мирской день Чжун Ли не многим отличался от кошачьего. Обычно он прогуливался, наслаждаясь видом благоухающих цветов и заливным пением птиц. Приятный бонус, обнаруженный им: в кошачьем обличье гораздо легче нюхать цветы — не нужно сильно наклоняться и большинство бутонов располагаются в аккурат у лица. Кроме того, очень приятно нежиться в лучах игристого солнышка, беззаботно разминая конечности. Чжун Ли до конца не был уверен, что сможет оставить Сян Лин в покое. Из компании подростков она, казалось…паниковала сильнее всех насчет этой казусной ситуации, что было вполне в ее духе. Но после тысячелетнего жизненного опыта и перехода из одной формы в другую, превращение в кота не такая уж и проблема — конечно, она не настолько много знает о нём и продолжает волноваться. Некоторое время он пытался следовать за ней, но вскоре Синь Янь прогнала его, давая возможность по полной опробовать новое тело. И вот он здесь, прогуливается по гостинице «Ваншу», глазеет на гостей, пока те не склонятся погладить его. По правде говоря, бытие кота не так уж разнится от божьего. Люди любят этих пушистых существ, уважают их ловкость, склоняются, чтобы поиграть. Некоторые даже предлагают еду — остатки блюд, заказанных в трактире. Не так уж и плохо быть котом. Еще один приятный бонус: людям все равно, куда он идет. В его расположении близлежащие ручьи для игр с камышами, верхушки деревьев и крыши для долгосрочных прогулок. Лапы ведут его на крышу гостиницы, где он засыпает под теплым полуденным солнцем. Просыпаясь, он понимает, что не один. Чья-то рука скользит по шерсти, осторожно почёсывая его за ухом. Чжун Ли вновь начинает мурлыкать. Это не чужак. Темные сапоги и фиолетовые штаны. Он оборачивается и видит Сяо, сидящего рядом с ним. Можно предположить, что он его не узнал. Сяо довольно застенчив рядом с ним, вдумчив и осторожен в своих действиях, постоянно соблюдает дистанцию между ними. Но здесь и сейчас он с легкостью преодолевает расстояние и гладит Чжун Ли. — Я не видел тебя здесь раньше, — говорит Сяо и тянется к кошачьему тельцу, поднимая его к себе на колени. — Как давно ты здесь? Ну, с сегодняшнего дня. Чжун Ли мяукает в ответ, не уверенный в том, что Сяо его понимает. — Хм. Будь осторожнее. Здесь есть кошки, готовые подраться за объедки. Их драки бывают чересчур жестокими. Чжун Ли кивает, облизывая его руку в знак благодарности за совет. Приятно слушать и улавливать заботу в голосе своего Адепта, что зачастую непреклонен в своем статусе, который был и будет ниже Чжун Ли, даже после того, как тот ушел в отставку и не является божеством. Сяо никогда не переставал настаивать на своем контракте и крайне серьёзен, когда дело касается их отношений. Поэтому, лежа у него на коленях, Чжун Ли ощущает себя к нему ближе чем за все прошлые тысячелетия. И это печально. Будучи богом у него не должно было быть фаворитов, но став человеком он надеялся, что Сяо забудет о былых статусах и отнесется к нему по-другому. Чжун Ли знает: нелегко сокрыть тысячи прожитых лет, позабыть их в одно мгновенье. Но видеть, как Сяо соблюдает дистанцию не только с ним, но и с людьми, искренне любящими его, причиняет боль. Он жмется ближе к Адепту, закрывая глаза, пытаясь в полной мере насладится обретенной близостью. Именно так они проводят остаток времени: Чжун Ли сидит на коленях у Сяо и мурлычет настолько много, что задается вопросом, не пересохнет ли его гортань. Ритм поглаживаний медленный и неторопливый, как будто бы у Сяо в запасе все мирское время, отданное на простую ласку кота. И он несомненно его заслуживает. Когда солнце садится, отбрасывая длинные тени, Чжун Ли решает вернуться к Сян Лин и остальным ребятам. Напоследок он мягко утыкается носом в живот Сяо. Когда он уходит каждый его шаг бесшумен, словно порхание бабочки.***
— Я ничего не нашла, — хнычет Сян Лин. — Эффект слизи слаймов и нектара Попрыгуний не способны нейтрализовать суп. Она проводит рукой по лицу. — Я внимательней перечитал книгу. Сян Лин с надеждой смотрит на Син Цю, после чего поворачивается к Синь Янь. — Насколько я понял, действие супа необратимо после приема противоядия. Поэтому ни о каком противоядии не может быть и речи. — Ты имеешь в виду, что он навсегда застрял в кошачьем обличье? — Синь Янь скрестила руки на груди, взглянув на Чжун Ли. Чжун Ли перелезал через стол. Будь у него гнозис, принять человеческий облик не составило бы и труда, но даже так необратимых заклинаний не бывает. Наверняка мадам Пин поможет в этой ситуации. Ее обширные знания должны охватывать такой тривиальный вопрос, как превращение в кота. Однако, каким образом рассказать об этом троице? И как помочь Сян Лин не потерять голову от беспокойства? Сян Лин нервно ходила взад-вперед по кухне, охая настолько громко, что Янь Сяо, шеф-повар, зашел проведать их. Завидев кота, бродящего по столу, из его уст посыпались упреки и быстро прекратились, когда все присутствующие заверили — в этом нет ничего плохого. — Мы должны сообщить Ху Тао, — наконец говорит Сян Лин, сгорбившись, — она будет задаваться вопросом, где ее сотрудник. — Ты права…- Син Цю опирается об стол, — давайте отправимся в гавань Ли Юэ завтра утром. Чжун Ли кивает. Как только они окажутся в гавани Ли Юэ, подойти к мадам Пин будет легче простого. К счастью, он сможет пойти к ней один. Компания подростков кормит его курицей, прежде чем решает немного отдохнуть.***
Чжун Ли просыпается поздно ночью и слышит тяжелое дыхание где-то в темноте. Кому-то больно, он…догадывается кому. Он покидает комнату Син Цю и крадется по коридорам гостиницы, идя на звук. Коридоры пусты. Все, помимо него, крепко спят в своих комнатах, видя десятый сон. Лапы приводят его к балкону, где Сяо, крепко вцепившись в перила, прячет лицо в ладонь, где корчась от боли, он пытается удержать внутренних демонов подле себя. Чжун Ли давно не видел его таким. Якше никогда не нравилось, что Чжун Ли знал о его слабостях и бессилии. Скверна удушала, и он был вынужден терпеть больше, чем должен был. Хоть в их контракте не было и слова о том, чтобы он взваливал всю беснующуюся боль на собственные плечи. Быстрыми шагами Чжун Ли подбегает к Сяо, недолго вертится возле него, прежде чем запрыгнуть на перила, затем взобраться плечо и в конце концов уткнутся мордочкой в щеку Адепта. Пальцы Сяо впиваются в мех. Ощущения сильно разнятся от нежных поглаживаний под теплым полуденным солнцем. Его плечи все еще трясутся; дыхание прерывистое и слишком быстрое. Чжун Ли мяукает, пытаясь вырвать его из поглощающих голову мыслей — не помогает. Сяо начинает задыхаться. Его хватка крепчает на столько, что Чжун Ли чувствует тупую боль и разделяет ее в месте с ним. Он сможет вытерпеть. Чжун Ли мяукает, спрыгивая с плеча. Если он не ошибается — в его сумке до сих пор лежат цветы Цинсинь и немного лекарства, успокаивающее разум. Прежде чем убежать в комнату Син Цю, он последний раз утыкается мордочкой в Сяо. Нельзя терять ни минуты. Бег эхом разносится по коридору; в одной из комнат доносится раздраженное ворчание. Чжун Ли знает — грубо нарушать ночную тишину, но состояние Сяо стоит на первом месте. Он бежит обратно с цветами и лекарствами, приостанавливаясь, у выхода на балкон. Сяо сидит на земле, поджав колени к груди. Его дыхание ровное, хоть все еще прерывается. Кое-что еще изменилось. В воздухе витают отголоски мелодии. Она настолько отдалённая и слабая, что кажется — испарится в любой момент. Это звуки флейты. Чжун Ли не находит в этом ничего особенного, но сердце Сяо успокаивается, едва услышав знакомый мотив. Чжун Ли склоняет голову, приближаясь к Сяо. Если бы он знал, что музыка успокаивает сознание Адепта — сыграл бы на гуцинь перед Сяо. Он подходит ближе. Сяо, наконец, поднимает глаза, Чжун Ли кладет Цинсинь перед ним. — Это ты, — хрипит Сяо. Его голос далек от мужественного и сильного Якши, победившего злейшие сущности этой земли. — Это для меня? — Он аккуратно берет Цинсинь, вертя стебель между пальцами. — Спасибо… На уставшем лице расцветает улыбка. Такой слабый, сравнимый с нежными лепестками цветка в его руке. Он опускается на колени, похлопывая по ним — предлагая Чжун Ли вновь запрыгнуть на него. — Я напугал тебя? — он проводит пальцами по меху Чжун Ли. Чжун Ли отрицательно качает головой, даже если это не совсем правда. Он всегда знал, что скверна, проникающая в Адепта, сильна. Но лицезреть это своими глазами, и понять насколько мизерны шансы помочь… Все годы небрежного отношение к Якше непростительны. — Иногда мне страшно. Сяо подымает Чжун Ли на руки. Второй давно не видел золотые глаза своего Адепта, улавливающих в ночи свет далеких звезд. Однако, в красивых очах таятся тени беспокойства — Сяо хмурится. Чжун Ли накрывает его лицо лапами. Будь у него возможность сказать, что не нужно бояться, не думая ни о чем поступил бы именно так. Но сейчас взор Сяо тускнеет. — Я причинил боль многим людям. Их ненависть продолжает жить в моем сердце, — он поднимает цветок, и кладет его за ухо Чжун Ли. — А от твоих лап, возможно, пострадала парочка мышей. Что ж… — Во мне таится гнев существ, которых ты не видел, и, надеюсь, никогда не увидишь. Чжун Ли не знает, как реагировать, кроме как беспрерывно смотреть на Якшу. — Мне нравятся эти цветы, — он указывает на Цинсинь, а затем мягко тычет кота в нос. Не удивительно. Чжун Ли отводит взгляд. Для того, чье сердце обеспокоено так же, как у Сяо, свойства Цинсинь — крошечный вклад, который он может предложить, дабы успокоить разум. Цин — ясно, чисто; как воды перед гаванью Ли Юэ, как разряженный воздух высоко в горах. Синь — сердце; биение любящего и заботливого сердца, неважно человека, адепта или бога. Эти очищающие душу цветы поистине драгоценны, они растут только там, где едва ступала человеческая нога. На вершинах, позволяющих адептам и богам недолго отдыхать в смертном мире. Чжун Ли и Сяо сидят в тишине. Не полная луна ярко озаряет все вокруг. Вдалеке до сих пор звучит пение флейты, и Сяо подпевает, не всегда попадая в такт, но это по-своему чарующе и красиво. — Что ты думаешь об этой музыке? Чжун Ли уклончиво мяукает. И в ответ слышит то, что вряд ли когда-либо мог от своего Адепта — Сяо тихо смеется. — Я… знаю человека, которому эта музыка тоже не по душе, — голос низкий, спокойный, Чжун Ли улавливает в нем меланхоличные нотки. — Но я хотел, чтобы она ему понравилась. Я… хотел бы танцевать под мелодию этой флейты. Чжун Ли наклоняет голову. Ничто не мешает ему танцевать прямо здесь и сейчас. — Я хочу танцевать вместе с ним.***
— Ты, — фыркает Ху Тао, — превратила моего сотрудника в кота? Они вернулись в гавань Ли Юэ. Чжун Ли сидел на руках у Сян Лин, строго взирая на Ху Тао. Ее эмпатия ниже среднего даже по сравнению с ним. А ведь ему еще предстоит пройти долгий путь понятия человеческих эмоций. Пока Ху Тао пытается выкупить рецепт чего-то съестного у Сян Лин, Чжун Ли мысленно возвращался в прошлую ночь. К Сяо, искренне желающему танцевать с кем-то под мелодию флейты, наигранную пьяным бардом, когда количество выпитого алкоголя не выбивало его из колеи. С кем Сяо хочет танцевать? Кто этот человек? Почему Чжун Ли ничего про него не слыхал? Чжун Ли мотает головой. Долгие столетия их разделяло слишком большое расстояние. Поэтому он жаждет как можно скорее вернуть себе человеческий облик, чтобы хоть немного сократить эту дистанцию, поговорив с Сяо. Он с легкостью выпрыгивает из рук Сян Лин, направляясь на поиски мадам Пин, при этом не обращая никакого внимания на крики протеста за его спиной. Недолго петляя, он находит ее на углу площади. Она обмахивает себя небольшим веером, наблюдая за слоняющимися по площади людьми. Стоит ему приблизится к ней, она тут час же переключает свое внимание на него, даря в знак приветствия теплую улыбку: — Привет, старый друг. Неудивительно, что она узнала его. Их история слишком длинна, длиннее, чем у любого из адептов. Он отвечает ей мяуканьем, позволяя погладить его, как многим другим до нее. — С каких это пор ты принял облик кота, старый друг? Могу сказать, что он тебе подходит. — Мяу. — Я вижу, вижу. Она тихо смеется. Потом подымает его на руки, чтобы получше рассмотреть. Невзирая на тяжесть прожитых лет, в ее глазах все еще мостился острый разум. Она аккуратно перебирает мягкую шерсть, вертит тельце из стороны в сторону, внимательно рассматривает лапы и напоследок выдергивает ус, из-за чего Чжун Ли стискивает зубы, чтобы не зашипеть. — О, дорогой друг, от этого нет никакого лекарства, кроме одного. Она выглядит искренне обеспокоенной, от чего по коже Чжун Ли пробегают мурашки. Его успокаивает лишь факт наличия хоть какой-то возможности принять прежний облик. Но выражение ее лица заставляет усомниться в подлинности этой малой надежды. — Любовь — единственное лекарство. Любовь? Он мяукает. Мало что сравнимо с его любовью к Ли Юэ, и еще меньше что может потягаться с любовью жителей гавани к богу Рекс Ляпису. Тогда если дело только в этом, он мгновенно вернет себе былое обличье, не так ли? — Ты такой дурачок, — мадам Пин качает головой, — пока ты пытаешься понять окружающих, их чувства ускользают от тебя. Может быть, это послужит для тебя уроком, от незнакомого мне существа. У него всегда найдется время для загадок, однако сейчас явно неподходящее на то время. Он хватает ее за рукав, чтобы вытянуть побольше информации. Даже если он отказался от божественности, кто посмеет преподать ему урок? Мадам Пин отворачивается, так и не давая ответа. Он продолжает пытаться выудить из нее пару слов, мурлыча и прижимаясь к ногам; но она остается непреклонной, полностью игнорируя наигранную лесть. Чжун Ли еще не в полной мере овладел кошачьим обаянии. Оказалось, это не столь простое мастерство. — Вот ты где! Внезапно две руки подхватывают его и тянут вверх. Оборачиваясь, он видит Синь Янь, пристально взирающею на него: — Ты не можешь так просто убегать! Мы же беспокоимся о тебе, клоун. Вот вам и прежняя божественность. В глазах людей он не более чем шут для выступлений. Но это комплимент, не так ли? Синь Янь извиняется перед мадам Пин за беспокойство, утверждая, что Чжун Ли — ее потерянный кот. После чего она тащит его обратно к остальным. Добравшись до похоронного бюро, компания всучивает ему кошачью мяту. — Мы решили, что вы вернетесь со мной в гостиницу «Ваншу», — объявляет Синь Янь. — Гавань Ли Юэ слишком велика, и вы только что продемонстрировали, что найти вас будет явно непросто. Син Цю массирует виски. — Не успели мы опомниться, как вас переехала телега. Чжун Ли старается не фыркать. Получилась бы забавная история: бог, возрастом несколько тысяч лет, вышедший победителем в Войне Архонтов, был сбит телегой, полной капусты. Насколько крепкое и сильное его кошачье тело? Может быть, следует… — Не делайте ничего безрассудного, пока мы не найдем решение этой проблемы, — умоляет Сян Лин, сцепив руки в замок, — мой имидж шеф-повара будет разрушен, если вы не вернетесь живым. Конечно, он не задумывался об этом наперед. Тот факт, что ее блюдо превратило его в кота, само собой стало большой неожиданностью. Она не в первые экспериментирует с едой, нередко угощает гостей подозрительными яствами, но никто доселе от этого не пострадал. Чжун Ли стал первым, кто оказался в такой…нестандартной ситуации. В конечном итоге он просто кивает. Кто такой Чжун Ли, чтобы разрушать многообещающее будущее одной из жительниц Ли Юэ?***
— Ты вернулся. Сяо выглядывает из-за угла с тарелкой миндального тофу, пережёвывая часть во рту. Увидев Чжун Ли, он кланяется, перекладывая тарелку в одну руку и подставляя другую для кота. Прошло три недели, Син Цю, Сян Лин и Синь Янь по очереди приглядывали за ним на просторах Ваншу. Хотя большую часть времени он проводит с Сяо; ради редкого шанса находиться рядом с ним, стоит быть котом. По правде говоря, быть котом не так уж и сложно. Он волен делать то, что не могут люди. Например, легко добывать еду, не используя Мору. Достаточно просто разок взглянуть натренированными за последние недели, большими, как блюдца, глазами на вечно улыбающегося Янь Сяо, и он получит достаточно еды для пропитания. Получение миндального тофу — приятное дополнение, которым он, конечно же, охотно делится с Сяо. Неудобный факт, от которого хочется избавиться — рвота комками шерсти. Однажды он выплюнул такую штуку под ноги Сяо. В следующий момент Чжун Ли свернулся калачиком, пряча глаза от стыда. Он никоим образом не хотел оскорблять Адепта, и тот, к счастью, не принял это близко к сердцу. Вместо обид он погладил его по голове, интересуясь самочувствием. Возможность находится рядом с Сяо — один из величайших даров. Его улыбка столь же драгоценна, как Кор Ляпис, встречается реже, чем фиалковые травы на крутых слонах ущелий Ли Юэ. В свободное от игр время Чжун Ли ищет цветы Цинсинь в подарок Сяо. В один из дней он даже пытался сыграть на гуцинь, но острые когти грозили струнам расправой, от чего данная миссия отодвинулась на будущее. Человеческими руками удастся извлечь гораздо более спокойные и благозвучные мелодии. Им всегда хорошо, как сейчас. Сяо мягко улыбается, нежно гладя его, а Чжун Ли старается прижаться как можно ближе мордочкой к Адепту. Со временем Сяо открывается: больше рассказывает о себе, своих мыслях, и очень редко — о чувствах. Чжун Ли узнает для себя много нового, собирая информацию по крошечным лоскуткам. Нет гордости в знании кого-то более тысячи лет, и незнании, что из всех времен года он предпочитает зиму, наслаждаясь видом снега, укрывающего землю белым покрывалом, успокаивая окружающий мир. Чжун Ли никогда не осмеливался расспрашивать Якшу об воспоминаниях поедании снов. Он чересчур осторожен, чтобы ненароком не пробудить былые побуждения, которые бывает трудно подавить. Теплые и заботливые мечты, подобны облакам. Такое же миндальное тофу тает на его языке. — Однажды я ел сон… — взгляд Сяо блуждает где-то вдалеке, ни на чем не сосредотачиваясь. — Он не был сладким. Чжун Ли внимательно смотрит на него. Казалось, Сяо всегда отвлекался, делясь неприятными воспоминаниями. — Это был последний съеденный мною сон, — он чешет Чжун Ли между ушами, — Моракс спас меня во времена Войны Архонтов… Он спас меня, но потерял дорогого друга. Чжун Ли ерзает на месте. Можно обойтись без упоминания ее имени; боль потери по сей день разъедает его сердце. Сяо не виноват в ее падении, но не в его полномочиях говорить про ее смерть в одном предложении со своим освобождением. — Моракс силен. Сильнее любого существа, с которым я когда-либо сражался, — уголки губ растягиваются в тонкой улыбке, — хотя сердце его может быть слабее моего. После потери друга его мучали кошмары. Дикие и жестокие, они веками преследовали его. Испытав такую боль однажды, никто не захочет испытать ее вновь. Но переживать ее снова, и снова, и снова… Он пытался бежать на юг, но равнины Гуили оказались потеряны для него, — взгляд Сяо падает на черепицу крыши, где они сидят. Чжун Ли не помнит эти кошмары, они давно забыты, когда его память всегда кристально ясна. Момент, когда навечно сомкнулись ее веки; момент, когда ее рука выскользнула из его хватки все еще мелькают перед глазами. Но эти сны туманны, и только сейчас он знает, почему. Ничего из этого, он раньше никогда не знал.***
Неведенье жестоко.***
Слова Сяо надолго задерживаются в сознании Чжун Ли. Он съел его кошмар, не прекращая доблестно сражаться. Длительно и мучительно поддавался тьме. Непонятно, каким образом кармический долг и скверна не поглотили его без остатка. Чжун Ли подвел его. Сяо сделал гораздо больше, чем требовал их контракт. Никогда не предполагалось, что на его плечи обрушится такое бремя. Он никогда не должен был быть таким одиноким из-за него. Именно одиночество в глазах Сяо, всей душой ненавистное Чжун Ли, заставляет сердце болезненно сжиматься, а тело корчится в агониях. Чжун Ли отказался от божественности, дабы узнать то, чего не мог познать бог. Он отказался от непостижимой силы, осведомляясь в божественности тех, кто идет наперекор всему. Он хотел знать, что зрела Гуй Чжун в их народе. Хотел разбираться в хрупких и мимолетных, сложно уловимых эмоциях. Разделяет ли Сяо эти чувства? Чжун Ли снова сидит на крыше Ваншу, слушая отдаленную мелодию флейты. Осень незаметно прокралась в Ли Юэ, перекрасив листву в золотой, как глаза Сяо, цвет. С наступлением ночи воздух становится освежающе прохладным. Он разминает конечности, изредка подергивая ухом, когда посторонние звуки мешают слушать отголоски мелодии. Где-то вдалеке ухает сова, еще один кот гоняется за мышкой, шелестит трава. Последний звук чужероден. Чжун Ли выглядывает из-за края крыши, высматривая внизу его источник. Гибкая, как мягкое перышко, фигура грациозно танцует по лугу. Движения точны, стремительны, пронзительны в своей четкости. Сяо. Конечно, это он, танцующий в одиночестве, а не с кем жаждет танцевать. Чжун Ли опускает голову. Ему до сих пор не ведомо, кто это. Возможно, кто-то из Адептов… Или некто, давно почивший. Нет. В его голове нет места подобным мыслям. Чжун Ли качает головой. Он спрыгивает с крыши на балкон, после сбегая по лестнице на первый этаж. Когда он походит к Сяо, тот все еще танцует, подобно Цинсинь, качавшемуся в такт ветра, на вершине горы. Чжун Ли ходит вокруг него, подстраиваясь под ритм шагов, вполовину не так искусно, как Сяо, управляя своим телом, но изо всех сил стараясь ступать там, где он оказывался один. Ему наплевать, как нелепо это выглядит со стороны: кот, прыгающий по траве, рядом с бесподобно танцующим Адептом. В какой-то момент Сяо подхватывает его на руки, и кружит умопомрачительно быстро, от чего окружающий мир сливается в вихрь, а он и Сяо находятся в центре него. Сяо заслуживает счастья больше всех на этом свете. Он будет танцевать с- Его одолевает тяжесть. Ошарашенный Сяо под ним, оказавшись внезапно прижатым к траве, взирает на него настолько широко распахнутыми глазами, что Чжун Ли видит в них себя. Он видит свое человеческое лицо. Чжун Ли вскакивает, осматривая себя, ноги, руки, сгибая и разгибая пальцы. Он кашляет, хрипит, отворачивается, выплевывая комок шерсти. — Чжун Ли? Он оборачивается, рассматривая все еще удивленного Сяо, чьи щеки заливает румянец. Сяо пытается отвести взгляд, Чжун Ли делает шаг на встречу к нему, словно подтверждая свою реальность. Адепт вскакивает на ноги, отступая назад. Вот она. Эта дистанция… Не должно быть так. — Сяо, — говорит он, не зная, с чего начать. С Сяо или него самого, с собственных или общих мечт, или в конце концов с этого танца. — Прости, что только я предлагаю тебе этот танец, — он вновь подымается на ноги. Принимать человеческий облик не входило в его планы… В них мало что вообще входило. — Если ты… — он прикусывает губу, опуская глаза на землю. Захочет ли Сяо танцевать с ним, окажись он в центре всего своего горя? Легкий ветерок шелестит хрустящими осенними листьями, шаги Сяо почти замолкают, уводя его прочь. Шаг за шагом, все дальше от Чжун Ли. Ветер прекращается, наступает тишина. Когда Чжун Ли поднимает глаза, Сяо все еще перед ним, его взор обращен к звездам над ними. — Ты помнишь все, что я сказал? — спрашивает он, не двигаясь. — Да. Очи Сяо скользят по земле, по лугу, не давая Чжун Ли уловить выражение его лица. — Прости за то, что съел твой сон… Я обещал… Я нарушил наш контракт. Это то, о чем он беспокоится? Чжун Ли хмурит брови. — Нет, я должен быть благодарен, ведь ты помог мне. — Я… — Сяо отходит еще дальше, скрещивая руки на груди. — Я всегда хотел танцевать с тобой. — Со мной? — Чжун Ли смотрит на затылок Сяо. На душе становится тяжелее. Почему он никогда не говорил ему об этом? — С тобой, — Сяо поворачивается к нему лицом, — всего лишь один раз. Ночь становится прохладнее. Слабый ветерок бродит по лугу. Взгляд Сяо устремлен в землю. Он выглядел куда счастливее, разговаривая с ним как с котом. Его желание такое простое, его так легко исполнить. Чжун Ли чего-то не хватает? Если бы это был только танец… Чжун Ли протягивает руку: — Ты станцуешь со мной вновь? Взгляд Сяо устремляется вверх, на его лице читается удивление. Все, что может ответить на это Чжун Ли — безмолвный кивок. Сяо взирает на свою ладонь так, будто бы он вот-вот окажется пойманным в замысловатую ловушку. Требуется время, прежде чем подойти ближе и позволить своей руке скользнуть в чужую. Чжун Ли позволяет Сяо вести танец. Сяо шагает медленно и осторожно, не зная, как обращаться с Чжун Ли в человеческом обличье, хотя с такой легкостью проводил время с ним в кошачьей форме. Откуда между ними возникла эта дистанция? Почему он раньше не искал Сяо? Он притягивает Сяо ближе, улавливая удивление в янтарных очах. Их танец стал чуть быстрее. Они движутся в ритм, их пальцы переплетаются. Поступь Сяо легка и непринужденна, он изящно кружится в его руках. Почему Сяо не просил его об этом раньше? Танец — это подарок, который Чжун Ли с полной готовностью и безграничной радостью преподнёс бы ему много веков назад. Что еще сокрыто под маской Якши? Чжун Ли смотрит на макушку Сяо, наблюдает за длинными ресницами, едва касающихся румяных щек, и сам закрывает глаза. Сяо прижимается щекой к его груди, вверяя Чжун Ли вести их танец. Они могут быть рядом. Нет разрыва и дистанции, которую они не могли бы преодолеть. — Мы можем танцевать каждую ночь. Слова слетают с губ раньше, чем он успевает их обдумать. Но ничего страшного, им было суждено вырваться и быть сказанными. Сяо кивает, прижимаясь к нему сильнее, еще ближе, словно пытаясь за раз сократить дистанцию прошлых столетий. В конце концов они крепко обнимаются. Прошло слишком много времени с того, как они делали это в последний раз. Сяо смотрит на него с томной улыбкой на губах. Чжун Ли улыбается в ответ. — Давай вместе приютим кота.