***
— Брат, ты скоро? — Аяка, немного отодвинув сёдзи, вошла в чужой кабинет. Аято про себя усмехнулся — ей можно было так делать. Он даже рад. — На стол подано, пора ужинать. Забавно, но почти всегда Аяка приходит лично, чтобы позвать старшего на приём пищи, а не посылает слуг. Не столь важно — занят он или отдыхает, ей разрешено тревожить его в любой момент. Аято поднял голову, на пару секунд прикрыв глаза, чтобы сфокусироваться на силуэте девушки и быстро выкинуть из головы объёмный отчёт о работе. — Скажи, что я скоро подойду, — он мимолетно окинул взглядом сестру, сжал губы в тонкую полоску и тут же сделал глубокий вздох. Снова будто ничего и не было. Аято улыбнулся ей слегка вымученно, и от небесно-голубых глаз это не укрылось. Аяка улыбнулась в ответ мягко-мягко, снисходительно, словно мать непутёвому сыну, и обошла стол с кучей документов. Если бы старший брат не поддерживал здесь порядок, — Аяка про себя усмехнулась — то он наверняка сам бы утонул в этих бумагах. Он любит её улыбку до щемящего чувства у сердца. Такая родная, близкая… И, каким бы эгоистичным это ни было, Аято нравится быть её причиной. Как сказать ей? Как дать понять, что любой её жест, любое брошенное слово, любое прикосновение заставляет его ощущать себя отнюдь не носителем элемента Гидро? Никак. Никто не примет это. Она не примет это. — Брат, ты слушаешь? — Аяка осторожно коснулась его плеча, и Аято возблагодарил всех Архонтов за то, что не дрогнул. Он глянул вверх — сестра стоит сбоку, но стоит ему немного развернуться на стуле, и она точно перед ним. Смотрит обеспокоенно, чуть склонив голову набок, а Аято, наоборот, расслабился вовсе, позволив себе податься вперёд и лбом упереться в чужой живот, прижав родное тело к себе ближе. Бережно, без напора. Так спокойно. С ней он может быть собой… Недолго, чтобы вскоре вновь вернуть себе строгое лицо, внушающее страх любому, кто посмеет обидеть его сестру. — Извини, не расслышал, — бесшумно усмехнулся он, почувствовав, как тонкие пальчики зарылись в его волосы, а губы коснулись макушки. Он влюблён в эти жесты. Порой можно на секундочку показаться слабым, чтобы ощутить эту ласку. Аяка вздохнула наигранно раздражённо — он почувствовал это щекой — и слегка взлохматила голубые волосы, тут же пригладив обратно. В такие моменты они словно отброшены лет на десять назад — в беззаботное детство. Вдвоём. — Я сказала, что ты слишком много на себя берёшь, когда пытаешься сделать работу заранее, — честно признаётся она. Ей можно в открытую делать брату замечания. Они не всегда приятны, но всегда справедливы. — А ещё я сказала, — Аяка отстранилась и обхватила ладошками лицо брата, тут же сменив гнев на милость. — Что если мы не пойдём сейчас, то вся еда потеряет вкус. Аято моргнул, опустив руки с талии младшей, и вновь разрешил себе смешок. Любая секунда с его сестрой ценна. За ней — куда угодно. В том числе и на ужин.***
— Прошу, я вас провожу. — Тома глубоко поклонился уважаемым господам, пропустив тех перед собой к выходу из роскошно обставленной комнаты для чайной церемонии. Он хотел сказать, что действительно очень рад тому, что новые владельцы части плодородных земель на Наруками спустя полгода переговоров с лордом Аято наконец заключили выгодный для обеих сторон договор, но вовремя заткнул себя — эти господа слишком напыщенны и требовательны к правилам, а слуги для них — точно грязь из-под ногтей. Стоит немного потерпеть. Аято прощался стоя, так же как и младшая, но настолько же влиятельная Камисато, присутствующая на закрытой встрече. Время давно перевалило заполночь, но она держалась и продолжает держаться достойно, несмотря на то, что это лишь второе её присутствие на столь важных переговорах. Сейчас Аято гордится ей ещё больше. Честно говоря, он немного волновался за сестру — она плохо умеет говорить «нет», мягка и часто принимает всё на свой счёт, постоянно оправдывается. У неё мало друзей… да никого, в общем-то. Поэтому он считал долгом старшего брата стать для неё настоящим другом, то есть, больше, чем просто братом. Только вот желание это из благих намерений переросло в нездоровую одержимость. — Аято… — негромко позвала она, показываясь из-за его плеча, когда гости ушли. С трудом подавив зевок, она легко вышла из роли серьёзной наследницы клана Камисато и прижалась виском к родному плечу. Забавно — ей не удавалось дотягиваться выше из-за разницы в росте почти на голову. На фоне брата Аяка была слишком миниатюрной, и он бы солгал, сказав, что ему это не нравится. — Надеюсь, мы с ними больше не встретимся. Аяка устало выдохнула и ненадолго опустила веки, хмуро вспоминая, как один из грузных мужчин поглядывал точно на неё, словно не замечая, как старший брат девушки прожигает в нём дыру. Знала бы она, какого качественного самоконтроля ему стоило не вышвырнуть его куда подальше. Из комнаты, из имения, из страны. Омерзительно. Аято злился. Им удалось подписать по-настоящему выгодное соглашение, но даже его терпение чуть не лопнуло уже на третьем часу переговоров и на пятой пиале сакэ; он наконец перевёл взгляд с закрытых сёдзи, когда гости покинули дом, и сверху глянул на сестру. — Аяка, — он приложил максимум усилий, чтобы скрыть из голоса раздражение. Развернувшись, он встал напротив, заправив прядь волос за ушко и слегка вскинув её голову на себя. Чтобы не отводила взгляда, как делает это постоянно. Не может долго смотреть кому-то в глаза, ох уж эта мнительная неловкость. — Прости, что тебе пришлось это терпеть. Не думал, что всё обернётся так. Младшая Камисато поначалу глянула непонимающе, после чего ободряюще улыбнулась и протянула руку, ладошкой упершись чуть выше чужого живота. — Всё хорошо, — твёрдо кивнула она, постаравшись не отвести взгляда, чтобы брат не решил, что она врёт. — Когда-нибудь мне всё равно придётся самой присутствовать на таких встречах. Уверена, эта — не самая худшая из тех, на которых ты побывал. И так всегда. Каждый чёртов раз. Аяка слишком нежна, непорочна и добра к нему. И даже сейчас — она трезва и старается его поддержать. Дьявольски прекрасный ангел. — Я не об этом, — прерывает он, когда сестра хочет продолжить говорить. Она вновь смотрит вопросительно и громко охает от неожиданности, стоит старшему склониться к её шее и опалить дыханием ушко. Он не позволяет отстраниться — хватает за кисть и второй рукой прижимает к себе за талию. Близко. Ближе, чем может позволять себе родственник. Но нежнее, чем может самый искусный любовник. — Аято, что ты… — Он смотрел на тебя так гадко. Горячий выдох у шеи сравним с капелькой лавы на молочную кожу. Камисато не позволяет себе целовать там, нет, только лишь водит кончиком носа от плеча до линии подбородка, вдыхая до жжения в лёгких и большим пальцем поглаживая чувствительное местечко на запястье. Аяка дрожит, точно лист на ветру. Безуспешно пытается дозваться брата, брата, напрягаясь всем телом в попытке отстраниться, и крепко-крепко жмурится. Вот бы всё обернулось плохим сном… — Я бы никогда так не смотрел, Аяка, — Аято закусывает губу и прижимается ближе, наступая каждый раз, когда девушка пытается отойти. До тех пор, пока не оказывается зажатой меж тонкой стеной и телом брата. Он прижимает изящное запястье к своим губам, выцеловывая мягко, с той лаской, что она сама дарила ему. Любовно ведёт им по скуле, подбородку, но неизбежно возвращается губами, запоминая каждую нотку запаха. — Ты моя, Аяка, запомни, моя и только моя, такая родная, самая… Он не успевает договорить, когда слышит тихий всхлип, который ощущается им как ушат ледяной воды. Быть не может… Не сдержался. Коснулся запретного плода, не смог совладать с собой, растерял всю волю и… напугал сестру. Сильно напугал — алые девичьи щёки украшают дорожки слёз, всю её потряхивает, а на поджатых губах лишь одно его имя и «Пожалуйста, хватит…» Аято смотрит и себе не верит — его пальцы всё ещё держат руку, губы чувствуют желанный вкус, нос помнит запах. Это совсем не сон. Но время не повернуть вспять, не переписать сегодняшнюю ночь… Он одёргивает себя, словно обжёгся. Пятится назад на несколько шагов, не сводя глаз с сестры, сглатывает и впервые за много лет теряется, будто провинившийся мальчишка. На самом деле так и есть. Только вот его проступок никогда и ничем уже не исправить. Аяка всё ещё стоит у стены, и если бы могла, вжалась бы в неё ещё сильнее. Она не может успокоиться, не может быстро пережить этот шок и уж тем более не скоро сможет это забыть. Она размазывает предплечьем слёзы по лицу, когда Аято в спешке покидает комнату. Его короткое «прости» показалось ей пустым звуком, разбившимся о стены. Так же разбившемся, как её представления об идеальном брате. Брате… Аяка всхлипывает ещё громче и опускается на пол, не в состоянии сдержаться. Ощущать себя грязной из-за самого близкого человека — слишком сильный удар.***
Она избегала его неделю. Пряталась по комнатам, не принимала пищу в одно время с ним и даже не выходила на прогулки. Аято ощущал себя паршивее с каждым днём. Он искал встреч и каждый раз натыкался на неудачу. Работа не шла, так же как и сестра не шла из его мыслей. Ему нужно хотя бы… Хотя бы что? Объясниться? Оправдаться? Такому нет понимания и нет прощения. Но ему необходима встреча.***
Аяка нашла его сама спустя ещё несколько дней. После двух робких стуков она вошла кабинет, неторопливо приблизившись, и опустилась на стул, на который обычно присаживаются те, кто приходит к главе Камисато с какими-либо просьбами и предложениями. Через длинный стол. На дистанции. Аято не сводил с неё глаз с самого порога. Он быстро отложил документ — всё равно там наверняка не было ничего важного; нет ничего важнее его сестры — и готов был в любой момент вскочить, чтобы остановить её, если вдруг решит уйти. Оставить его, спрятаться снова… Он бы не пережил, точно бы не пережил. Но младшая Камисато никуда не уходит. Она… улыбается. Неловко так, словно думает, чем заполнить некомфортную паузу. Это между ними впервые. Обычно даже молчать им вдвоём было приятно. — Я пришла позвать тебя на ужин, — негромко сказала она, постепенно начиная ощущать накатывающее чувство спокойствия, как всегда было в присутствии брата. Это странно. То, что он сделал, ей не забыть. Но ведь она может сделать вид, правда? Аято хороший, лучше, чем кто-либо для неё. И сделал он для неё больше, чем кто угодно. Просто он ошибся. Все ведь ошибаются? Всё вернётся на круги своя, обязательно вернётся. Просто ей нужно было немного времени, чтобы это понять. — Только он будет у меня, ты не против? Придёшь? Она смотрит с надеждой в своих ангельских глазах. Аято может отказать кому угодно, но ей — никогда. — Конечно. Аяка выдохнула с облегчением и кивнула, поднявшись с места. Она надеялась, что вечером всё будет хорошо. У двери Аято её окликнул. — Слушай, я… — Не нужно, — быстро тормозит она, поднимая руки перед собой ладонями вперёд. — Не сейчас. Старшему Камисато тяжело смотреть на удаляющийся силуэт, но он всеми силами заставляет себя не пойти за ней. Сегодня он просто обязан вернуть себе авторитет идеального брата.***
Ужинать друг у друга было их редкой, но приятной традицией. Аято всегда с нетерпением ждал подобных вечеров, чтобы побыть с сестрой как можно ближе, чтобы иметь возможность прижимать её к себе и рассказывать что-нибудь интересное, перебирая гладкие волосы. Аяка ждала их, чтобы вновь ощутить себя девочкой без обязанностей, которой нужен лишь ей её любимый старший брат. Но они двое знали, что сегодня этому не быть. Аято появился минута в минуту — Аяка только-только закончила с подготовкой стола и бросила короткое «Входи», услышав пару стуков о косяк. Они поприветствовали друг друга слабыми улыбками и заняли места друг напротив друга у небольшого низкого столика. — Это всё выглядит прекрасно, — Аято всегда ценил вкусную еду. — Надеюсь, ты не сама всё это готовила? Разговор завязывался тяжело. — Что ты! Ты ведь знаешь, в готовке у меня пока не получается… — Аяка опустила взгляд и немного грустно вздохнула. Это было пока единственное ремесло, в котором она не преуспела. А вот сам Аято готовил прекрасно и когда-то пытался научить сестру. В прошлом. — Больше упорства, и всё получится. Я в тебя верю. Аяка подняла голову, встретившись со взглядом таких же льдинок, как у неё самой. Но от них, как ни странно, никогда не веяло холодом в её сторону. Только тепло и безграничная забота. Как и сейчас. А вдруг тогда это был вообще не её брат?.. Нет. Воцарившаяся вновь тишина давила на обоих. Кусок в горло не лез. — Аято, послушай… — Нет, позволь мне начать, — прервал он и, покинув своё место, подсел к сестре. Не слишком близко, но так, чтобы можно было взять её за руку. — То, как я поступил, не может быть оправдано. И не может быть тобой забыто, я вижу, как ты пытаешься. Не нужно. И не нужно пытаться меня пожалеть. Мы не сможем делать вид, словно ничего не было, Аяка, ты и сама это понимаешь, — он заметил, как её взгляд начал ускользать от его, хотел было придержать голову девушки за подбородок, но осёкся. — Поэтому я вижу только один выход — рассказать всё как есть. Я не сброшу это на твои плечи, но ты должна знать правду, чтобы не строить догадки. — Аято, пожалуйста, не надо… — она покачала головой, сильнее сжав руку брата своими двумя, и решилась вновь поднять взгляд. — Это… Это испортит всё, ты не должен, всё и так… — …хорошо? — с горьким смешком заканчивает он, вынуждая Аяку проглотить возмущения. — Нет, Аяка, не хорошо. И я — тоже нехороший, прекрати себя убеждать. Я давно вижу в тебе больше, чем просто сестру, родственницу или наследницу клана. Ты… — он глянул на свою руку, сжатую двумя чужими, и погладил пальчики. — Ты самый близкий мне человек, Аяка, я доверяю лишь тебе, рядом с собой я всегда вижу только тебя, я… Я представляю только тебя. Может быть, ты не поймёшь, каково это, но я попробую описать. Аяка задержала дыхание и закусила губу, чувствуя, как сильнее проваливается под землю с каждым его словом. — Ты невероятно красива, Аяка, красива как девушка, но не только это меня… — он ненадолго замолчал, пытаясь подобрать слово. — Влечёт. Мне нравится, я хочу касаться тебя везде, хочу видеть тебя любой, хочу быть для тебя всем, потому что вся ты — часть и смысл моей жизни. Я больше не могу представить, как может быть иначе. Поэтому я хочу быть ближе к тебе настолько, — он подался вперёд, а младшая Камисато и не заметила вовсе, как чужое дыхание согрело губы. Она замерла и он замер тоже, наслаждаясь видом приоткрытых дрожащих губ. — …насколько это возможно. Аяка не отшатнулась. Не оттолкнула, но и не ответила. Она находилась в лёгком шоке, слова брата набатом били в голове и в этой же голове всё в миг стало вверх дном. Весь её хрупкий мир, все иллюзии — всё разбито вдребезги признанием. Аяка чувствует так много!.. Так много и оттого — ничего одновременно… Только тёплые, родные губы на своих. И от этого нет никакого отвращения. Ей страшно от всей неизвестности, а Аято… Выглядит таким спокойным. Он целует осторожно, так бережно, словно любой неправильный выдох может вырвать цветок с корнем, разрубить и уничтожить. Почти не шевелится, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти этот момент, и вскоре отстраняется так, чтобы даже руки их друг друга не касались. — Прошу, скажи мне, если я каким-то образом могу помочь тебе с этой информацией. В ответ ему тишина. Аяка медленно перебирает пальцами и долго смотрит куда-то в переносицу старшему. — Аяка? Ты можешь не отвечать, если не готова. Только дай знать, и я уйду. — Мне нужно… — она немного прокашливается и утыкается взглядом в сторону. — Мне нужно время, Аято. — Сколько угодно. В этот вечер они впервые не притронулись к семейному ужину.***
Прошла пара месяцев с того момента. Аято пообещал ждать — и ждал, как бы тяжело ему ни было. Всё это время их с Аякой связывали лишь дела комиссии, и даже слуги уже стали распускать слухи. Осень вовсю вступила в свои права — золотой и багровый украшали улочки Инадзумы, ночи становились холоднее, солнце грело всё меньше. В одну из таких Аяка нашла брата у забора, за которым ещё немного — и обрыв. Отсюда открывался невероятный вид на город. — Почему ты ещё не спишь? — не без удивления спросил Аято, услышав позади шаги. Сначала показалось, что слуга, но никто не может подходить вот так к нему со спины. Никто, кроме неё. — А ты почему тепло не оделся? — со слабым смешком донёсся ответ вопросом на вопрос. Аяка встала совсем рядом, плечом к плечу, и склонила голову к чужому. Так давно… Аято так давно её не чувствовал. — Знаешь, я читала уже много романов… — выпустив пар изо рта на выдохе, она продолжила: — Они всегда хорошо заканчивались. В них всегда всё было… Правильно. Идеально, я бы сказала. Аято слушал молча и опасался пошевелиться, чтобы не потревожить сестру. — Я мечтала влюбиться так же, как герои в книжках. Чтобы как в сказке, понимаешь? Но вышло… Точнее, совсем ничего не вышло… Она грустно усмехнулась и подтянула к себе руки в попытке согреть. Аято по-прежнему не перебивал, но отстранился, взяв ладони сестры в свои и поднеся к губам, чтобы согреть дыханием. — Продолжай, — напоминает он, когда Аяку берёт ступор на минутку. — Так… Мы не в романе, к сожалению, Аято, не всё всегда бывает… взаимным, — последнее она проговорила тихо-тихо, но тут же тряхнула головой и улыбнулась, сделав маленький шажок навстречу. — Пусть в книгах всё случается волшебным образом, а у нас так не получится, мы попытаемся сами. Я не могу сказать, что чувствую к тебе то же самое… Это всё ещё безумно странно для меня, но… Аято, в моём мире для тебя всегда было и будет особое место. Я не знаю, что случится, если мы вдруг… Вдруг… — Аяка, не сдержавшись, шмыгнула, тем самым ещё больше раздражая покрасневшие от мороза щёки. — Если мы вдруг разделимся или… — Не волнуйся, — поспешил подбодрить он и заключил сестру в такие желанные объятия, уткнувшись носом в макушку. — Никому не позволю нас рассорить. Даже себе. — Я правда хочу полюбить тебя так же, как ты любишь меня, — она бубнит куда-то в грудь, но уверена, что брат всё слышал. — Помоги мне. Аято впервые почувствовал, что его загаданное желание сбылось по-настоящему. — Всему своё время.