Слабость

      Февраль, шаг до конца зимы       Улицы пусты, мысли потеряны       Мы прячемся от этой снежной пелены       Всего боимся и не в чём не уверены       В одном из окон многоквартирного дома одиноко горит свет. К стеклу прикован чужой взгляд слегка слезящихся от холода карих глаз. Долго ли можно так разглядывать и не пытаться оказаться по ту сторону окна? Серёжа мог до бесконечности. Руки замёрзли, и он беспокойно тёр их друг о друга, не получая никакого эффекта. Ждут ли его в этой квартире? Невозможно догадаться, сложно залезть в чужую голову, особенно когда и в своей ещё не до конца разобрался. С другой стороны, не живёт тот, кто не делает глупостей.       Набирает на домофоне знакомое число, такой приятный подушечкам пальцев набор цифр, будто код от сейфа с деньгами. С драгоценностью. Из домофона слышится растерянный голос.       — Кто это? — хозяин квартиры не ждал поздних гостей.        — Это я, — самое тупое что можно было сказать. Вот это Серёжа и говорит. Но по ту сторону явно узнают его голос, и устройство одобрительно пищит, позволяя парню открыть дверь и просочиться внутрь.              В подъезде гораздо лучше, чем на улице. Парень снимает шапку, стряхивая напáдавший на неё снег на кафельный пол, и трясёт головой по той же причине. Помогает мало, снежинки плотно застряли в кудрявых волосах. Поднимается по лестнице, задирая голову вверх, пытаясь разглядеть человека у открытой двери.       — Ванечка, привет.       На достаточно тёплое приветствие Серёжа получает просто «проходи». Слегка колкое, но он уже так привык.       Пешков не против пройти, он делает несколько шагов вперед и запинается за порог. Ваня ловит парня за шкирку и оттягивает назад, возвращая в первоначальное положение. Зелёные глаза смотрят сверху со смесью беспокойства и усмешки.       — Только пришёл и сразу в ноги падать? — Ваня улыбается. Вся напряжённость ситуации в секунду испаряется куда-то.       — Х-ха… ну да, — Серёжа тоже сверкает улыбкой. — Кинь шапку на батарею, она мокрая.       На кухне чуть теплее, чем в остальной квартире. Серёжа располагается на одном из стульев у стола, а Ваня щёлкает конфоркой плиты. Без пояснений с его стороны понятно, он ставит чайник.       — Давно я тут не был, — Жожо рассматривает узоры на поставленной перед ним на стол кружке. — Да и вообще, когда мы в последний раз виделись?       — Давно, — задумывается Ваня, потирая висок в размышлении. — Может двадцать девятого? Месяц получается целый… — задумчиво произносит он и садится рядом на соседний с Серёжиным стул. Чайник шипит создавая навязчивый фоновый шум. — Ты как вообще в этом районе оказался?       — Дела были рядом, — вертящееся на языке «а потом решил полюбоваться твоими окнами» сказано не было.       — Понятно, — сидит такой весь из себя, понятливый. Растрёпанный, в домашней футболке с дурацким рисунком на чёрной ткани, постукивает тонкими пальцами по кромке стола, отбивая известный только ему одному ритм.       — Надеюсь я тебе не помешал, — больше всего на свете Серёженька боится надоесть, наскучить, отвлечь от дел.       — Даже если и помешал, тебе можно, — улыбается Ваня, тут же осекаясь, слова звучат двусмысленно, и парень спешит перевести тему. — Может завтра стрим проведём?       — Если ты не занят, конечно, — Серёжа делает вид, что реакцию не заметил, теребит ручку чашки. — Можно арты глянуть или тиктоки.       — Мгм, — Ваня издаёт неопознанный звук, который можно трактовать как угодно. Серёжа тут находит недовольство. — Хочешь стрим для шипперов?       — Если ты против, можем просто поговорить, — Жожо моментально даёт заднюю. Ему не хочется портить атмосферу их посиделок навязчивостью своего образа с их стримов.       — Посмотрим, — многозначительно проговаривает парень, отводя глаза куда-то в сторону. Странный.       Чайник пытается свистеть, прерывая неловкий разговор, и Ваня тут же поднимается, одновременно с этим аккуратно высвобождая из рук Жожо чашку.       — Сахара…       — Знаю я, — мягко прерывает Ваня. — Вот держи, — протягивает чашку, и Серёжа обхватывает её обеими руками. Почему-то ему опять становится холодно.       За стеклопакетом завывает метель. Парни молчат, не глядя друг на друга. Ваня сидит спокойно, будто его совершенно ситуация не волнует. Жожо покачивает ногой нервно, хлюпает чаем и носом по очереди.       — Погода ещё такая…       — Февраль.       Проходит неясно сколько времени, а они всё молчат, пока Ване не приходит в голову очевидная мысль.       — Сережа, ты голодный наверное? — голос вполне инициативный, хоть и смущённый. Почему раньше не сказал.       — Нет, — врёт парень, одновременно с этим шумно сглатывая.       Ваня оглядывает Серёжу недоверчиво и тут же лезет в холодильник, выказывая полное неверие словам друга.       Пешков не возражает, когда перед ним ставят тарелку, и Ваня режет хлеб на круглой деревянной доске. Не порежься.       Он также не против, когда на тарелку приземляются три бутерброда и звучит призывное «ешь».       Ест почти без сожаления, одновременно съедаемый молчанием собеседника. Не знает что сказать от слова совсем, и уже жалеет, что вообще пришёл. Находит силы лишь на короткое «спасибо». На улице становится совсем темно, за окном свистит голодный ветер.       Ваня кивает. Всё это время он сидел и ненавязчиво смотрел на Жожо, изредка отводя взгляд в окно и на другие предметы, чтобы не смущать Пешкова. Однако, взгляд у Вани был легкий, в душу не заглядывающий. И глаза красивые.       Что ж зеленоглазый так всматривается.       — Чату бы понравился твой взгляд, — отмечает Серёжа, плавно заглядывая в глаза Вани. Они смотрят друг на друга внимательно, будто в гляделки играют.       В одном я точно не прогадал       Это с нами останется на года       От себя уже не спрячешься никуда       Это счастье или наша с тобой беда       — А тебе? — Ваня вроде шутит, хотя и не улыбается совсем.       — Мне тоже нравится, — Пешков усмехается, ожидая ответного смешка от друга, но его не следует. Лишь тишина и зелёные глаза. Молчит парень так многозначительно. Жожо вдруг чувствует касание чужой руки. От непонимания единственное, что он находит нужным сделать, это мягко перехватить пальцы, переплетая их со своими. На стримах они часто держались за руки, но это не так же, это не то же, это совершенно иначе.       — Вань? — Серёжа больше не смеётся, совершенно больше не понимает ничего, он теперь серьёзен и мягко поглаживает чужие пальцы своими, боясь спугнуть минутную слабость зелёных глаз.       — Знаешь… — Ваня будто на пороге какого-то откровения, губы кусает, но взгляд не отводит. Хочет сказать, но не может совсем. Бессилен перед лицом своих чувств.       В окно бьёт и поёт сквозняк       Если я могу остаться дай какой-то знак       Это всё ведь не случается просто так       Ну и кто же в самом деле из нас дурак?       Руку как-то слишком резко для этого момента отдёргивает, хотя Жожо не сильно-то и держал. Отводит взгляд, закусывает губу до крови. Проиграл. Выдыхает обессиленно. — Поздно уже… тебе пора.       Серёжа как зачарованный поднимается со стула и послушно идёт в сторону двери. Ваня доходит с ним до прихожей, тихо со стороны наблюдает, пока он завязывает шнурки на ботинках.       — Шапку принесёшь?       — Да.       Немногословен, испуган. Удаляется вглубь квартиры ненадолго слегка покачиваясь и быстро возвращается. Щёки красные. Глаза кошачьи загнанные.       — Держи, — протягивает шапку. Серёжа тянет руку, и их пальцы вновь соприкасаются. Не отпустить.       — Серёж ты… — Ваня настолько отчаянно ищет повод оставить парня, что в голове пролетают все самые дурацкие мысли, — чай не допил, — выдаёт наконец как-то обречённо, будто глупее ещё ничего в жизни не произносил и смотрит с надеждой прямо в глаза. Только бы Серёжа не подумал, что он обезумел. Только бы за него все чувства осознал. Ещё секунда, и они опять сцепляют руки. Молчать будут до конца, но оба уже всё поняли.       Ставь чайник, зажигай плиту       Я к тебе приду сегодня,       Как бы случайно       Пусть я тебе даже не друг, но       Ты откроешь дверь мне,       И я в неё рухну