Blackbird

Он называл себя самым счастливым сукиным сыном. Ему было тридцать, он занимался тем, что обожал больше всего на свете, и у него была любимая женщина, которая носила его ребёнка и которую он собирался взять в жёны. Майлз прекрасно помнил тот день, когда его Кейт сказала, что беременна. Он был вне себя от счастья и был готов бросить весь мир к её ногам. Он любил её как сумасшедший, и то, что любимая подарит ему ребёнка, Майлз считал щедрейшим даром Небес. На следующий же день он пришёл к ней с кольцом и попросил стать его навсегда. Кейт ответила согласием. Однако Небеса, вероятно, решили, что он слишком счастлив, и в один момент всё перевернулось с ног на голову. Этот день Кеннеди тоже помнил прекрасно – день, когда под его ногами разверзлась земля. Когда пропасть выдохнула в него жар раскалённой магмы, а он сам едва не свалился в неё. Кейт пришла к нему с дурной вестью. Она была так растеряна и так напугана, и бледна как мел. — Майлз, я… — девушка замолчала, не в силах говорить дальше. Она лишь смотрела на него своими прекрасными, зелёными, как изумруд, глазами и всхлипывала, судорожно сжимая его руки своими тонкими пальцами. — Что, милая? — Майлз встревожено смотрел на неё, заботливо заправив короткие пряди за ухо, и нежно обхватил ладонями заплаканное лицо. — Расскажи мне, что тебя так расстроило? Она несколько минут молчала, собираясь с мыслями, тяжело вздохнула, а потом ответила: — Майлз, у меня рак. Он так был уверен, что это какой-то пустяк, из которого ей снова удалось сделать трагедию, что её слова буквально выбили землю из-под ног в одно мгновение. Он даже не уверен был, что правильно её услышал. Или, может, ему показалось, что она сказала именно это? — Чт..? — его голос оборвался, и он растерянно опустил взгляд вниз. — Погоди, что ты сказала? — У меня рак, Майлз, — повторила она, разрушая надежду парня на то, что он ослышался. Девушка снова всхлипнула. — Но с этим ведь можно бороться, да? Это ведь не приговор? — Прогнозы не слишком утешительные, но я решила, что буду бороться, — уверено заявила она. — Ради нас, ради него, — она провела ладонью по ещё плоскому животу, где уже растёт его сын. Да, это точно будет сын! Майлз почему-то был уверен в этом. Он держал её хрупкое, дрожащее тело в своих руках и не мог поверить, что внутри него развивается зло. Это ведь несправедливо. Почему именно она? Почему его девочка? В чём он грешен, что Небеса распорядились так? Было столько вопросов, которые, конечно же, оставались безответными. Просто потому что. — Не волнуйся, милая, я буду рядом. Мы будем бороться вместе. Мы обязательно победим, слышишь? — горячо обещал он, успокаивающе гладя её по волосам. Верил ли он в победу сам? В данный момент он мог поверить во что угодно, лишь бы это спасло его Кейт. На следующий день Кейт госпитализировали с сильнейшей болью в животе, а ещё через день сделали первую операцию. То, что врачи увидели внутри – поразило даже самых видавших виды. Метастазы распространились по всему организму и стали буквально пожирать другие органы. Далее были безумные три месяца борьбы, в течение которых Кейт становилось только хуже. От ребёнка, конечно же, пришлось избавиться, ведь у него не было шанса на жизнь. Впрочем, как и у самой Кейт. Чем дальше, тем врачи становились всё более пессиместично настроены и все начинали понимать, что ни операции, ни изнуряющие курсы химиотерапии, которые только истощали организм девушки, уже не помогут. Однако медицина обязана бороться за жизнь пациента до последнего и надеяться на хоть сколько-нибудь положительный исход, даже если шанс совсем крошечный. "Неужели ничего нельзя сделать?!" — этот вопрос назойливой мухой сверлил его мозг уже не один день. И он снова всплыл в сознании, когда тело его возлюбленной скрутила очередная гряда адских болей. Он закусил сжатые в кулак пальцы, чтобы пережить их вместе с ней. Ему казалось, что он сам чувствует её боль, что его тело, так само как и её, разрывается на мелкие части. Это было невыносимо. Каждый раз – как ножом по телу. Медленно, глубоко. А что хуже всего – периоды покоя становились всё короче, а терзающая боль растекалась во времени. Передохнуть она могла только под действием обезболивающих, которые дарили пару счастливых часов. Но как только действие препаратов заканчивалось – её тело снова горело в аду. Майлз молил Небеса об освобождении, но он осознавал, что только смерть избавит от страданий. Возможно, это было жестоко с его стороны, но всё чаще он молил о её скорой кончине. — Майлз, — с трудом произнеся его имя, позвала она. — У меня к тебе есть просьба. Выполни её, умоляю, — она говорила медленно, вкладывала последние силы, что удавалось чуть поднакопить за эти короткие перерывы. — Все, что угодно, — сгоряча пообещал Кеннеди. — Закончи мои страдания, — говорить было всё труднее, но она продолжила после короткой молчаливой паузы: — Я не могу так больше. Найди способ остановить этот ад. Он едва открыл рот, чтоб возразить, но слёзы, скопившиеся в уголках глаз, сдавливали горло так сильно, что даже дыхание давалось с трудом. Он так и не смог произнести ни слова. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что это всё. Прекрати эти муки, я не хочу больше. Сделай это, обещаешь? Давясь слезами, что так и подпирали снова и снова, с каждым её словом, он покивал головой. — Я обещаю, любовь моя, — тяжело выдохнул он, шмыгнул носом и вытер глаза рукавом, не давая слезам предательски покатиться по щекам. Неужели она его просит об этом? Та самая девушка, которая обещала бороться? Сможет ли он это сделать? Практически собственными руками прикончить ту, которая ему дороже всего. Нет, это слишком! Но он пообещал... Он давно понял, что надежды больше нет, и давно молил Небеса о пощаде, чтобы она освободилась, вырвалась туда, где наконец-то сможет обрести покой, где нет боли и страданий, где она снова прежняя и перерождённая. Чистая. И вот она сама просит его устроить это. И он, чёрт возьми, согласился. Чем он вообще думал? Как поднимется рука? Медсестра, присматривавшая за ней, всегда с горечью и бесконечным сожалением в глазах наблюдала за всем этим. Она видела всё от и до. Истерику Кейт, когда врач сказал, что придётся избавиться от плода, её постепенно развивающееся сумасбродство от потери ребёнка, переживаемой боли, которая изо дня в день только усиливалась, и недостатка сна. Она видела, как Майлз отчаянно плакал над спящей возлюбленной и как старался казаться невозмутимым, когда пытался поддержать её в минуты бодрствования. Она слышала тихие молитвы матери об исцелении и мольбы Майлза, чтобы всё закончилось как можно скорее. Женщина в очередной раз ввела дозу обезболивающего, чтобы девушка могла поспать, а уходя, коснулась плеча Кеннеди и взглядом указала в сторону коридора, молчаливо прося о приватной беседе. Когда пациентка уснула, Майлз вышел из палаты и подошёл к медсестринскому посту. Женщина поднялась к нему навстречу и опасливо оглянулась, убеждаясь, что никто не слышит. — Я не знаю, как Вы к этому отнесётесь, — начала она, склонившись ближе к парню, — но... Поймите, мне самой это всё не нравится, но я всё вижу, всё понимаю. И вижу, что Ваши мысли тоже крутятся вокруг этого. Я могу помочь... — О чём Вы? — Майлз чуть отстранился и посмотрел в глаза женщины. Та снова огляделась. — Могу помочь ей покинуть этот мир, — едва слышно бросила она и ещё раз убедилась, что никто не слышал. — Вы правда на это пойдёте? — искренне удивившись, переспросил Кеннеди. — Всё будет выглядеть естественно, никто ничего не заподозрит. Мне нужно лишь Ваше согласие. — Я согласен, — после недолгих раздумий кивнул он. — Когда это произойдёт? — Решите это с ней сами и как будете готовы - скажете мне. Майлз снова согласно кивнул и вернулся в палату. Его терзали разнообразные чувства. Было гадко от самого себя, что он согласился пойти на это. Но было и слабое чувство облегчения: она больше не будет страдать. Он ненавидел себя за решение отобрать жизнь любимого человека и понимал, что другого выхода нет. Это конец в любом случае. Он корил себя за слабость, за то, что не мог ничего сделать, ничем помочь. За то, что ему осталось только смириться с мыслью, что вот-вот всё закончится. Он не был готов потерять её, но у судьбы другие планы. Сердце сжималось от боли, но мозг настойчиво твердил, что так будет правильно. Его мозг лихорадочно метался из одной крайности в другую. Он приучал себя к мысли, что её больше не будет рядом, что ему придётся отпустить её, но так хотелось, чтобы этот момент отодвинулся как можно дальше. И в то же время не хотелось видеть её страдания. Она их не заслужила. — Я хочу, чтоб всё закончилось сегодня. Я готова, — слабо выдохнула она, когда Кеннеди рассказал о предложении медсестры. — Пообещай, что будешь рядом, когда придёт конец, — Майлз в ответ кивнул и сжал её тонкие пальцы. — Только прежде я хочу попрощаться с мамой. Позовёшь её? Пока Кейт разговаривала с матерью, Майлз стоял в коридоре и наблюдал за всем через стекло. Он оставил их одних. Не хотел мешать, не хотел быть свидетелем этой душераздирающей картины. Когда видел, как Кейт пытается улыбаться, явно убеждая мать, что всё хорошо, что не стоит лить слёзы, ему становилось не по себе, ведь миссис Трэвис даже не подозревала, что в последний раз говорит с дочерью, что через пару десятков минут приборы покажут остановку сердца и девушка отойдёт в мир иной. Где-то глубоко внутри его грызла совесть, что они оставили женщину в неведении, но так было лучше. Миссис Трэвис не позволила бы так поступить с её дочерью. Она бы перегрызла ему горло на месте за то, что он дал согласие. За то, что принял решение, которое, по сути, не имел никакого права принимать. Здесь вообще было всё от и до противозаконным. Вот мать и дочь обнимаются и целуются в последний раз. Мать не хочет покидать её, будто что-то чувствует, но Кейт пытается из последних сил уговорить её уйти, обосновывая тем, что хочет отдохнуть. Обещает, что они ещё увидятся. Мать с тяжёлым сердцем покидает палату. — Зайди к ней, — кивает на дверь миссис Трэвис, обращаясь к Майлзу, — она что-то хотела сказать тебе, а я пока найду медсестру. Боли снова усиливаются. — Майлз, мне страшно, — едва слышно произнесла Кейт, когда парень присел рядом с ней и взял её за руку. — Но с другой стороны я рада, что всё закончится. — Я рядом, милая, — только и смог произнести Майлз и коснулся губами тыльной стороны ладони. Когда вошла медсестра, она вопросительно взглянула сперва на девушку, но та перевела взгляд на Майлза, и тогда женщина повернула голову в его сторону. Майлз едва заметно кивнул, и та подошла к капельнице. — Она заснёт, как обычно, а через несколько минут её сердце остановится, — тихо произнесла она и опустила взгляд в пол. — Спасибо, — из последних сил выдавила из себя Кейт, когда женщина уже повернулась к выходу. Буквально через минуту глаза девушки стали закрываться, но какое-то время она ещё пыталась бороться со сном, чтобы ещё немного побыть здесь, с человеком, которого она любила больше всего на свете. Как бы ей хотелось, чтобы всё было иначе! — Я люблю тебя, — успела произнести она, прежде чем снотворное победило в схватке с её организмом. — Спи, милая. — Майлз приподнялся с постели и коснулся губами её виска. — Я верю, тебе там будет гораздо лучше. Пока аппарат мерно отсчитывал последние удары её сердца, Майлз держал её за руку и, приклонив голову на постель, с замиранием сердца ждал, когда прозвучит заключительный. Кажется, он даже считал их какое-то время, но потом сбился. Вскоре кривая линия сердцебиения выпрямилась, и аппарат пронзительно запищал, оповещая, что уже наступил конец. — Прощай, любовь моя, — шепнул он, прежде чем в палату вошла медсестра, а практически следом и лечащий врач. Он как раз шёл к пациентке на осмотр. Однако всё, что ему осталось, - лишь зафиксировать время смерти. — Вы что, ничего не сделаете? — вопила влетевшая в палату миссис Трэвис. — Вы дадите моей дочери умереть? Что вы все стоите, смотрите? — она непонимающим взглядом обводила всех присутствующих. — Несколько дней назад ваша дочь подписала отказ от реанимационных действий в случае остановки сердца, — ровным тоном пояснила медсестра и накрыла тело тонким покрывалом. — Чт..? Нет... Вы мне лжёте! — захлёбывалась слезами мать. — Она не могла! Да сделайте же что-нибудь! Кейт! — безутешная женщина бросилась к постели и стала трясти девушку за руку, откинув край простыни с лица. — Вы не можете так поступить, верните её! — Миссис Трэвис, мне очень жаль, — произнёс доктор и сжал плечо несчастной матери. — Ваша дочь мертва. — Нет, не может быть! Майлз, сделай что-нибудь! — Женщина пыталась присоединять обратно аппараты жизнеобеспечения, которые отсоединяла медсестра. — Вы не можете вот так... — кажется, силы покинули женщину, и она безвольно рухнула на стул рядом с постелью дочери. Кеннеди крепко обнял её в знак поддержки. — Майлз, скажи, что это всё неправда... — К сожалению, миссис Трэвис. Это конец. Ему и самому тяжело было осознать всё, что только что произошло, но он должен был взять себя в руки хотя бы для того, чтобы быть поддержкой для несостоявшейся тёщи. Ведь теперь у неё не было никого, кроме него. В ту ночь Майлз так и не смог заснуть. Он не мог найти себе места, за короткое время выкурил полпачки сигарет и подкурил ещё одну. Где-то в подсознании он надеялся, что от этого разовьётся рак и у него. Говорят ведь, что курение убивает. Он готов был употребить любую отраву, которая бы помогла унять горечь утраты и муки совести. Он до сих пор задавался вопросом, правильно ли он поступил. Имел ли он на это право. Простят ли его там, наверху, где отныне обитает его возлюбленная. Нет, сейчас нельзя было думать об этом. Самобичеванием он будет заниматься после того, как её тело предадут земле, а пока он должен взять себя в руки и помочь безутешной матери с похоронами. Погожий день, немногочисленные гости, пожелавшие попрощаться с девушкой. Ослепительно яркое солнце освещало траурные наряды. Священник читал молитву, а потом гроб опустили в землю. Миссис Трэвис как подкошенная упала на траву, пока закапывали то единственное, что уже долгое время составляло её жизнь. Её единственная дочь, её радость и утешение. Больше её нет.

***

Говорят, время лечит, но время Майлза Кеннеди, наоборот, усиливало и без того невыносимую боль. Его персональные круги ада оставались бесконечными. Они были будто замкнуты, у них не было выхода. Чем больше времени проходило, тем отчётливее он помнил тот день, когда навсегда потерял смысл жизни. Собственноручно отправил её на тот свет, и от этого становилось тошно. Иногда ему казалось, что дальше уже некуда, больше нет сил терпеть. Иногда его состояние немного облегчала гитара и стихи, которые корявым почерком ложились на исполосованные листы блокнота. Когда становилось совсем невмоготу – на помощь приходили алкоголь и наркотики. Одурманенное сознание, казалось, выходило за грани реальности, за грани ощущений и чувств. Только пребывая в состоянии за полшага до передоза, он мог существовать. Именно в этом состоянии его мысли исчезали из головы. Только так он мог на какой-то момент забыться и не думать о том, что он чудовище. Он мечтал сдохнуть от передозировки, чтобы снова быть с ней, пусть и там, по ту сторону мира. За гранью реальности. В пятую годовщину ему приснилась она. Или примерещилась в кокаиновом бреду. Он точно не знал, но Кейт умоляла его остановиться. Вместо того чтобы приблизить их встречу, она просила прожить счастливую полноценную жизнь, на которую у неё не было шанса. Жить за неё. Она взяла с него обещание. Когда наркотический хмель прошёл, Майлз будто возродился заново, он взялся за голову и твёрдо решил выполнить обещание. Он всегда выполнял свои обещания. Оставшийся белоснежный порошок решительно был смыт в унитаз, а протрезвевший Майлз Кеннеди направлялся на кладбище, прихватив по дороге огромный букет её любимых огненно-рыжих лилий. Он целый день провёл у её могилы, чтобы смириться с потерей, заставить себя привыкнуть к тому, что её нет, унять бесконечную ноющую боль в сердце и продолжить жить ради неё. За неё. Он отпустил её, и она, словно изящная чёрная птица, взметнула ввысь, где отныне ей предстоит обрести вечный покой. Ему даже на мгновение показалось, что он видел птичий силуэт, вырвавшийся из самой могилы и исчезнувший где-то там, под облаками. Когда-нибудь они обязательно встретятся там. Но это произойдёт в своё время. Someday I too will fly and find you again Yes, I will