***
Холодные щенячьи небесные глаза равнодушно покоятся на обезображенном теле парня. Тот в свою очередь взирает на неё с мольбой, смешанной отражающейся в грязных празиолитах* болью. Он что-то мычит, но Мэйли даже не пытается его услышать. Чэнь опускает занесённую руку с дубинкой снова и снова, выискивая нетронутые участки кожи. Её чёрные штаны с рисунком порхающих бабочек, точно так же, как и обувь и джинсовая куртка давно заляпаны потемневшей кровью, но Мэйли не обращает на это никакого внимания. А ведь ей после своей работы придётся показаться на глаза обычным прохожим, которые точно будут к этому неравнодушны, в отличие от стоявшей неподалёку Сяо Цинь. Парень предпринимает попытку произнести хоть пару слов, но усилия заканчиваются на паре противных звуков. Его глаза почти закрыты — обязанность Мэйли Чэнь почти выполнена. Девушка замахивается для заключительного удара и с оставшейся силой опускает пропитавшуюся кровью дубинку на лицо. Раздаётся звук хруста носа. Парень полностью отключается, закрывает глаза, но Мэйли не оставляет жертву в покое. Чэнь отбрасывает дубинку в сторону, делает шаг к безвольному телу и осторожно продвигается руками к сердцу. Откинув чёрные волосы, она припадает ухом к рубашке, к месту кожи, за которым кроется источник жизни. Бьётся. Мэйли поворачивает голову с вопросительным выражением лица к Сяо Цинь. Девушка кивает — можно. Чэнь широко улыбается. Любимая Сяомин не противится её желанию и разрешает в очередной раз пройти точку невозврата. Собственное сердце учащает ритм. Она со светящимися яркими звёздами в глазах достаёт из нагрудного кармана джинсовки пистолет и некоторое время любовно на него смотрит. Нацеливает дуло на жертву. Та не оказывает сопротивления, бездушной вещью, жалкой тварью валяется на шершавой земле. Мэйли всегда носит пистолет готовым к смерти, поэтому ей остаётся только нажать на курок. Дуло впивается в то самое место, на котором минуту назад лежала Чэнь. Ничтожное существо. Бесполезная бездомная собака, взявшая на себя смелость досаждать Сяо Цинь. Мэйли облизнула губы. Интересно, каково будет этому мальчишке очнуться уже где-то на той стороне? Каково это, когда смерть останется тайной двух людей? Мэйли морщит нос и чуть наклоняет голову. Сегодня он посмел назвать Сяо Цинь грязным сутенёром, за что его язык безжалостно был вырезан и откинут в сторону. Мэйли — кровавой сумасшедшей сучкой, за что его тело превратилось в исток красных рек. Их совместные старания, студию, в которой каждый день звучат песни Сяо Цинь — гнилым местом, в котором плодятся такие же твари, как и они. Чэнь стоило немалых усилий уговорить Цинь, чтобы та не качала его наркотиками. Мэйли хотелось поиграть со своей новой игрушкой, нажимать на неё в избранных девушкой местах и слушать чудовищные крики. — Сдохни, — Чэнь уверенно нажимает на курок, и сердце паренька навсегда запечатлевает последний стук. Испуганные птицы взмывают в небо. — Я всё, Сяо Цинь, — Мэйли меняет весёлую черту улыбки на милую и оборачивается к Сяо, ожидая награды, — я ведь молодец, правда? — она напоминает щенка, только сдерживает инициативу нежностей, зная, что Цинь этого не любит. — Как обычно, — кивает Сяо и убирает белоснежную прядь с груди. Девушка отстраняется от стены здания и подходит ближе к Мэйли так, чтобы повнимательнее рассмотреть наливающееся холодом тело, подобно потухшей свече, — замети следы и возвращайся в студию. Нам сегодня нужно отрепетировать танец. Сяо не делает привычных жестов. Даёт наставления Мэйли и поворачивается к ней спиной — двигается к выходу. Чэнь чуть дрожит. Губы шевелятся, отпуская немое имя, которое раздаётся только для Мэйли. Пальцы разжимают пистолет, и тот с глухим звуком падает, разрезая, словно жизнь тишину выпущенной пулей. Глаза изумлённо-молитвенно провожают исчезающий силуэт, не выполнивший свою часть негласной сделки — поцелуй за работу. Прошлое тут же обесценивается. С бисеринкой слезы на реснице Мэйли делает полуоборот и в надежде тянет руку. Она до последнего смотрит в спину Сяо Цинь, на её покачивающийся длинный хвост из стороны в сторону и шепчет имя. И с каждым шагом — новой иглой в чёрной душе, просыпается плачущая обделённая девочка, готовая изрешетить мир каждым видом припасённого в складках одежды оружия. — Сяо Ци-инь, — не выдерживая и громко, чуть пискляво протягивая обожаемое имя, Мэйли падает и опирается на руки, — что я не так сделала-ла-ла? — она начинает ожесточённо бить голыми руками по колючему асфальту, и кровь не заставляет себя долго ждать. Брызгает на руки, на одежду, податливо сливается с потемневшей тёмно-алой кровью убитого парня, чего не пристало вытворять благородной крови Чэнь. Пальцы начинают ужасно болеть и только тогда, когда боль как душевная, так и физическая сливается в один большой узел, выливаясь ещё более протяжными криками, Мэйли резко разворачивается, встаёт и принимается работать ногами. Окровавленная подошва обуви опускается на пах, живот и лицо, заставляя тело дёргаться. — Чёртова блядь! Это из-за тебя Цинь себе такое позволяет! Она каждый раз говорила мне, что любит меня, а теперь… Тварь объёбанная, чтоб тебя на том свете пиздили, сука, не щадя! Не прощу! Не прощу! Ненавижу! — Мэйли устало падает на колени, а затем на человеческое месиво, — Сяо Ци-и-инь, ты ведь обещала… Сяо, — её скуления затихают. Некоторое время она так и лежит на животе парня, словно на подушке, не имея ни сил, ни особого желания делать что-либо ещё. С упоением проносятся моменты счастливого прошлого: Цинь касается своими яркими губами губ Мэйли и изучает каждую частичку её рта языком. А Чэнь не отстаёт от Сяо: пользуется моментом до последнего, поглощает в этом настойчивом прикосновении все её бесстыдные чувства, жестокость, злость, чтобы превратить их в силу и срывать на врагов. Ей снова хочется почувствовать трепет сердца, шорох крыльев ос в животе, так как родители растили в ней далеко не прекрасных бабочек. И как теперь заставить руки подняться? Какой же Сяо Цинь может быть жестокой по отношению к ней, ведь они знакомы с самого детства? Конечно, может быть, потому что это — Сяо Цинь. Мэйли усмехается, но продолжает лежать. Пальцы касаются сухих скучающих губ. Что бы сделать такого для Цинь, чтобы заслужить от неё долгожданный приз? Мэйли нельзя не проливать кровь. Чэнь заставила себя встать. Чувства чувствами, а Цинь сказала замести следы и возвращаться в студию. Нельзя заставлять её ждать, не то произойдёт нечто похуже. Мэйли наклоняется за пистолетом, подбирает дубинку и прячет их под одеждой. После любимого дела, что вызывает чувство безумства и раскрывает душу сильнее, нужно обязательно зачистить рабочее место, иначе более ты к нему не сможешь приступить. Родители всегда напоминали об этом Мэйли и злились, если та забывала. — Ну, тварь, добро пожаловать в ад, — проговаривает Мэйли, сверкая глазами, и берёт тело парня за ноги, разворачивая и затягивая всё глубже в темноту, из которой когда-нибудь его вытащит человек со светлой душой. К парню ужасно неприятно касаться, но благо Чэнь в перчатках.***
Мэйли открывает тяжёлую дверь и тут же оказывается в потоке энергичной музыки. Всё ясно: репетиция нового танца идёт полным ходом, а Чэнь слишком долго возилась с трупом и из-за этого опоздала. Цинь будет недовольна. Что она скажет? Издав неслышный отчаянный мычащий звук, девушка быстрым шагом направляется к зеркальному залу. Тем временем музыка сменяется. В уши бьёт спокойная, унылая мелодия, которая только усиливает пламень отрицательных чувств. Кулаки Мэйли разжимаются — опущенные пальцы требуют немедленного прикосновения бархатных рук, скорее всего касающихся в этот момент в нежном танце чью-то талию. Голубые глаза наливаются холодной темнотой — тоска окрашивает её ярко-красный огонь синеватым ледяным цветом, в корне меняет прожитую сцену неизвестным количеством минут назад. Ноги словно тяжелеют: шаги становятся всё более неуверенными — скорее вялыми и неохотными. По мере приближения зародившийся внутри тугой узелок отталкивает желание идти в зеркальный зал, и Чэнь останавливается. — Я вряд ли ей сейчас нужна, — упавшим голосом произносит Мэйли. От слов дрожь бросается холодными когтями, и желание плакать усиливается. Чэнь запрокинула голову назад. Родители как и Мэйли, так и Сяо Цинь всегда насмехались над слезами, считая, что столь нагое проявление чувств — это ни что иное как удел слабых, которое открывает потайные двери в душах людей, тем самым давая своим соперникам знание, куда точно нужно стрелять. Мэйли никогда не видела слёз матери, терпевшей рукоприкладства отца, ни уж тем более жемчужин на ресницах Сяо Цинь. В первый раз, когда Чэнь увидела отца, с криками избивающего мать, и женщину, которая еле заметными движениями делала попытки хоть как-то прикрыться, она показалась девочке бездушной куклой, запросто подчинявшейся чужой воле. Однако потом поняла — сильные изящные люди, такие как родители и Цинь, закрытые маской спокойствия и равнодушия, добиваются высоких целей и идут по жизни с высоко поднятой головой. Они стреляют, но другие в них — никогда. И только Мэйли была в этом обществе девственно-белой вороной. Вода в ней куда настойчивее, чем характер девушки и это делало её слабой. Не контролировать себя — значит убить. И сейчас Цинь точно знает куда стрелять. Мэйли достаёт пистолет и задумчиво на него смотрит. Палец оказывается на спусковом крючке, а дуло плотно прижимается к виску. Сердце набирает ритм; Мэйли прислушивается неподатливому её воле организму. То самое место будто пульсирует. Палец неспокоен, кажется, что Мэйли не заметит нажатие и в один момент с голосом пули упадёт на пол с продырявленной головой. Столько крови будет… Столько криков… Цинь обязательно обратит на неё более акцентированное внимание. Позволить стрелять Сяо или покончить собой, с позором? Мэйли закусывает губу и закрывает глаза. Музыка из зеркального зала становится всё более спокойной и умиротворяющей. Лицо морщится в вопросительном выражении то ли к себе, то ли к взывающим колонкам. Голос девушки — одной из участниц группы — поднимает октаву — и подрагивающие брови Мэйли сводятся к переносице. Чэнь выдыхает и откидывает пистолет в сторону. Тот врезается в стену и замолкает, будто насекомое врезалось в стекло. Не сдохнет она просто так, как последняя нежная суицидальная сволочь из-за любви. Просто сейчас ей нужно постараться привести мысли в порядок. Игнорируя и песню, и зеркальный зал, из которого слышатся голоса участников «Белой нежности», Мэйли проходит мимо и направляется к своей комнате. Её апартаменты находятся совсем рядом с комнатой Цинь — их отделяет одна стена. Мэйли игнорирует крик одной из участниц группы и, наклонив голову так, чтобы чёрные длинные волосы закрывали и правую, и левую сторону, идёт к комнате. Сердце пропускает несколько ударов, когда в смешении музыки и других более тихих голосов слышится ругательство Сяо. Чэнь вздрагивает, словно Цинь обращается к ней. В любой другой ситуации Мэйли с удовольствием посмотрела бы, как Сяо наказывает неповоротливых коров, не способных сделать правильно пару элементов танца, однако в этот раз ей предпочтительнее остаться в одиночестве. Чэнь наконец-то хватается за ручку двери и шагает внутрь. За дверью тошнотворная музыка становится тише, и Мэйли с глубоким вздохом захлопывает створку. В какой-то степени она вновь находится в Китае, в богатом особняке семьи Чэнь, в своей комнате, которая больше напоминает комнату пыток. На полках лежит разное оружие: дубинки самих разных мастей, пистолеты, ножи, катана и даже винтовка гордо красуется на видном месте. Конечно, тут же имеется шкаф с модной одеждой, рабочий стол как у нормальных людей, кровать, а под ней — драгоценные сокровища. Мэйли снимает грязную одежду, закидывает её куда подальше и переодевается в чёрную юбку с кожаным ремнём и белую футболку. Садится на кровать и с хитрым прищуром свешивается и достаёт главную ценность — большой постер со всеми участницами группы. На чёрном фоне изображён дорогой кожаный диван, на котором по-царски развалилась Сяо Цинь, а на её коленках восседает Мэйли, обнимая лидера группы за шею. Чэнь до сих пор стесняется показать этот постер Цинь, потому что на фигурке Сяо темнеет давнишний поцелуй. — Сяо Ци-инь, — пропискивает Мэйли и прижимает постер к себе. Она зарывается носом в пластиковую хрустящую бумагу и делает глубокий вдох. Пахнет дорогими духами, которые Сяо Цинь когда-то подарила Мэйли. Чэнь предпочитает редко пользоваться парфюмом, однако подарок хоть и был подарком, но для Мэйли имел особое значение и являлся тем предметом, который стоит использовать только в самых важных случаях, оттягивая воспоминания на долгий срок. Мэйли делает ещё один глубокий вздох, но этого ей оказывается мало. Она с осторожностью кладёт постер рядом и тянет руку под кровать за флаконом. Кажется, будто сама мысль распространить на себе приятный аромат, который раньше красил Цинь — немыслимое преступление, отчего секунды приобретают бег черепахи. Но пальцы нащупывают холодную бутылочку, и вскоре та появляется на свет. Мэйли заворожёно смотрит на трепещущую жидкость и подносит к шее. Частицы лёгкими поцелуями касаются кожи, чуть задевая волос, и пропадают, становясь лишь запахом. Одно нажатие кнопки, а сердце бьётся так сильно, будто в тисках безысходности. Мэйли прислушивается к запаху, закрывая глаза, а когда вновь их открывает — понимает, что волчье завывание тоски усилилось. Чэнь заваливается на подушку, прикладывая запястье ко лбу, словно принцесса перед обмороком. Неужели Сяо Цинь постепенно от неё отказывается? Неужели видит слабачку, которая выигрывает только в способности убить? Но ведь Мэйли старается изо всех сил: и танцует, шевелит бедрами, как может, и поёт вместе с Цинь, завлекая бесячую толпу, и всё делает… Абсолютно всё, так где же она просчиталась? Лицо хмурится в попытке найти в несчастном прошлом ответ, но он не приходит. Мэйли вновь распахивает глаза, задерживает задумчивый взгляд на потолке и только сейчас понимает, что музыка из зеркального зала не играет довольно долгое время. Странно, потому что Сяо Цинь всегда выжимает из всех соки по максимуму, продолжая дневную тренировку до четырёх часов дня. А прошло от силы всего полчаса. Мэйли встаёт, поправляет юбку и направляется к зеркальному залу. Даже голоса Сяо не слышно. Чэнь чувствует, как мурашки вновь отвратно ласкают шею, и шевелит губами в немом раздражительном жесте. Распахивает резко дверь в зал и проходится по знакомым лицам глазами: малолетка Минчжу, Лань Джи с недовольным ебальником, направленным на Чэнь, и Трикси. Репетировать танец должно намного больше человек, не считая хореографа. — Где Цинь? — спрашивает Мэйли, взаимным выражением лица смотря на Лань Джи. — Я не слежу за передвижениями Цинь, — наклоняет голову к Минчжу Лань Джи, — но пришла Хана и куда-то позвала её, — усмехается девушка. — Куда?! — сверкает глазами Мэйли, требуя немедленного ответа. Лань Джи кивает в противоположную сторону, и Мэйли срывается с места. Замарашка Хана занимает в группе самую низшую позицию по мнению Чэнь — пишет в своей маленькой крысиной комнатке музыку для новых песен. По сравнению с другими участницами «Белой нежности», она выделяется только мышиной внешностью и характером, чем до скрежета зубов бесит Мэйли. Такие не должны находиться в группе Цинь, но почему-то Сяо решила взять японку в коллектив. И этот вопрос, что успел пригреться в душе Мэйли, вспыхнул с новой силой. Для чего она её позвала? Они совсем разные, как небо и земля, так почему? Почему?! По поводу новой музыки? Сяо только вчера рассказала ей все детали, Хана бы не успела за такой короткий срок создать совершенство, достойное слов Сяо Цинь. Раздражение только увеличивает темп шагов. Находясь в урагане мыслей, Чэнь не замечает последних слов Лань Джи, которая вышла в коридор с читаемой на лице хмуростью. Она идёт по прошедшему ранее маршруту, находит взглядом пистолет и без задней мысли за ним наклоняется. Если всё, что она думает — правда, Мэйли не будет колебаться и выстрелит в поганое червивое сердце Ханы. Ну и что, что они лишатся единственного известного человека, который умеет писать музыку? В Китае, в крайнем случае, в Японии, много людей обладающих таким умением. Мэйли запросто найдёт замену даже лучше Ханы. Она слышит тихие шаги. Осознание того, кому они принадлежат, щедро подкидывает масло в распалённый огонь. Сомкнуть бы руки на этом трепетном теле, выбить всю правду, что скрывают травяные глаза и перейти черту. — Хана! — имя оборачивает шатенку, но вместе с тем поселяет искру страха. — М-мэйли, — промямливает девушка, стискивая в руках большой альбом и пару книг, — ч-что ты… — она сжимается, видя нацеленный пистолет, роняет принадлежности. — Говори, тварь, что у тебя с Сяо Цинь?! — Н-ничего, — дрожит Хана, поднимая руки вверх, — я просто позвала её обсудить кое-что по поводу музыки… — Хватит лгать, бесстыжая стерва! Ты до сих пор не поняла, что врать мне или Сяо Цинь — это бесполезно! Скажи мне честно: ты с ней спишь? Девушка кивает головой из стороны в сторону, что ещё больше выводит Мэйли из себя. Она хочет знать правду, а потом размазать это милое личико в крови. — Ах да, я же совсем забыла, — Мэйли бросает насмешливый взгляд — знает, куда нужно стрелять, — как же я могла такое забыть? — театрально проговаривает Чэнь, чуть опустив пистолет и проведя рукой по волосам, — ты же одна из проституток в нашем выстроенном царстве. Цинь бы никогда не опустила себя до уровня спать с такой замухрышкой, но ты ведь её хочешь, верно? Ты отдаёшь ей все деньги, которые получаешь от богатых папиков, которые обожают тебя трахать, да? — Мэйли бьёт точно в цель и получает ответ — бесстыдную краску на лице Ханы, что выдаёт её с потрохами. Бедная девочка, — отвечай, когда с тобой разговаривают! — С-сяо сказала мне, — обливаясь слезами, говорит непослушными губами Хана, — что если я не буду отдавать ей деньги, она расскажет всё моему… Грохот заглушает настойчивый поток слов. Не то от боли, не то от страха девушка громко вскрикивает и ошарашено пялится на левую руку, из которой немедля бешеным потоком льётся алая жидкость. Одежда, лицо и даже волосы покрываются пятнами крови, что ещё больше пугает Хану. Та, размазывая и слёзы, и кровь, прислоняется к стене, словно она способна хоть чем-то помочь, и принимает сидячее положение. Плач, раздражающий уши Мэйли, разбивается мячиками-попрыгунчиками об стены и несётся к другим ушам. — Я… я сказала п-правду, — истерика накрывает Хану цунами, — она… эта… эта сука… этот монстр… она… заст... заставила меня… я бы… — Я помню этот парфюм, сучка, — бархатный голос раздаётся подле уха Мэйли. Девушка не замечает, как жмёт на курок ещё один раз, и плачущее тело, дёрнувшись, тонет в собственной луже крови и слезах. Хана обмякает, валится на бок и испуганно глядит то ли на Мэйли, то ли на присоединившуюся к развёрнувшейся драме Сяомин Цинь. Слова девушки навсегда застревают в горле, но наверняка разрывают ту сторону. — Сяо… Цинь, — Мэйли бросает пистолет и разворачивает голову к предмету воздыхания. Холодные строгие черты лица Сяо Цинь предстают перед Чэнь прекрасными белыми розами с колючими шипами, которых девушка не боится касаться. Хитрые чуть прищуренные глаза с блестящей пылью в самой глубине смотрят ласково, горячее, чем материнский взгляд. Мэйли не замечает тянущиеся к своему лицу пальцы, которые убирают непослушную прядь за ухо и позже останавливаются на щеке. — Какая ты у меня умница, — любовно шепчет Сяо Цинь, не отрывая глаз, — избавилась от надоедливой шлюхи, словно мысли мои прочитала, Мэйли. — Конечно, Сяо, конечно. — Шепчет Чэнь в ответ, осторожно касаясь тонкой шеи Цинь, — она не уважает тебя и должна за это сдохнуть. Либо с нами, либо на том свете, как ты и говорила, — трепещет Мэйли, чувствуя, что уподобляется мороженому на солнце. Убивающему её солнцу. — Всё правильно, Мэйли, всё правильно, моя хорошая, — спокойно, но при этом с проявляющимися искрами восторга мурлыкает Сяо Цинь, — а хорошие девочки должны получать награду. Что я могу для тебя сделать? Чем я могу тебя поощрить? — Только одно, глава, если позволишь, — Мэйли, закрывая глаза, приподнимается на носочки и мягко прикасается к губам Цинь. Та отвечает настойчивым прикосновением, словно бушующая волна, заставляя Чэнь погрязнуть в ней. Но Мэйли и так не сопротивляется: она наслаждается существом милой Сяо, зная довольной мурчащей кошкой внутри, что Цинь — это её неотъемлемая часть, точно так же, как Мэйли — часть Сяо. И пусть даже их губы когда-нибудь отстранятся друг от друга, пусть языки однажды разомкнутся и будут прерваны в попытках найти в друг друге нечто новое, пусть нить слюны между ними порвётся — они будут единым целым. И заключённый негласный договор никогда не будет нарушен. Рука Сяо Цинь перестаёт поглаживать округлости попы Мэйли, когда их прерывают крики не вовремя появившихся участниц группы. Чэнь отвлекается, что не нравится Цинь, и та резко берёт Мэйли за руку и тянет её мимо визжащих Трикси, Лань Джи и других девушек в обратную сторону. Её глаза на долю секунды останавливаются на каждой из них, намекая, что на месте Ханы может оказаться каждая, кто не будет хорошо себя вести. Она чуть останавливается и бросает: — Не желаю видеть этот кусок дерьма у себя в студии, — властным громким тоном обращается Сяо Цинь, — нежели орать, лучше бы вынесли это чудовище куда-нибудь подальше и отмыли кровь. На Цинь разворачиваются испуганные глаза, изрешечённые злостью, но Сяо больше обращает внимание на заливистый смех Мэйли, который проходит сквозь неё и заставляет уголки губ подняться. Цинь продолжает идти, крепко держа Мэйли за руку, а та от неё ни на шаг не отстаёт.