Инвентаризация

— 25 упаковок бумаги для принтера, 48 ручек синих шариковых, 2 карандаша простых со следами зубов и один степлер без запасных скоб, со стикером «Я люблю Йокогаму». Куникида перекладывает в стопку исписанных листов ещё один. Маленький филиал Пизанской башни опасно покачивается и косит набок. — Третий карандаш нашёлся! — орут откуда-то из-за стола, а затем — удар и глухой вой. Ацуши поднимается на ноги, потирая ушибленный затылок. — Куникида-сан, я нашёл… — Положи в голубую коробку слева, — не глядя указывает Доппо и принимается портить новый лист бумаги. — Не в ту, где мусор, другую. Накаджима, всё ещё держась за место будущей шишки, уныло глядит на выстроившийся паровозик одинаковых голубых коробок. В приюте за такое расточительство мест хранения лишили бы завтраков на неделю вперёд, а тут — благодать, и даже под 2 — точнее, уже теперь 3 — искусанных карандаша выделяют отдельную коробку. — Напомни мне, несведущей женщине, Куникида: почему мы занимаемся этим? — Йосано перекладывает резинку для волос из горы ластиков и точилок в ту, что помечена кривой надписью «Бюро находок». — Потому что, во-первых, у нас не резиновый бюджет, но складывается ощущение, будто канцелярские магазины кормятся только с рук Агентства, — начинает заунывным голосом Доппо. — Во-вторых… — Невозможно жить в этом свинарнике, ты уже говорил, — вздыхает Акико. К резинке отправляется маленькая серёжка-гвоздик с красным камушком. — Я о том, что вроде как мы детективы, почему бы не оставить это дело обслуживающему персоналу? Куникида усердно строчит на бумаге, затем берёт её в руки, отдаляет от глаз на расстояние, придирчиво изучает. Из ближайшей коробки Доппо достаёт деревянную линейку и принимается что-то чертить. — А ты не помнишь, чем закончилась прошлая инвентаризация? Йосано хмурится, мрачно оглядывает кабинет, потом на её лице проступает понимание, а блестящие розовые губы складываются в удивлённое «о». — Господи. — Вот именно, — Куникида, не отрываясь, тычет в её сторону ручкой. — Я бы не хотел вновь объясняться с бедными девушками. — А что было в прошлый раз? — интересуется Ацуши, пододвигая к себе горку какого-то мусора, из которого характерно торчит дуло пистолета. Накаджиме ужасно, просто чертовски скучно сидеть и копаться в остатках жизнедеятельности офиса, но тут, похоже, намечается интересная история. — Дазай, — коротко отвечает Йосано, и их с Доппо заметно передёргивает. А нет, не намечается. Идея разобрать скопившийся хлам появилась, когда Харуно с горечью оповестила детективов о том, что канцелярские предметы, а также запас чая, кофе, вазон с цветком, кое-какие медицинские инструменты Акико, кресло, некоторые важные папки исчезли. К упомянутому был приложен список из 117 пунктов пропавших вещей, к которому Куникида отнёсся очень серьёзно. Он любил списки. Опрос членов Вооружённого Агентства выявил пропажу ещё некоторых ценных вещиц. У Кёки исчез ободок для волос — подарок Ацуши. Сам Накаджима с удивлением обнаружил, что оставленный на стойке у входа зонт также испарился. Акико, исследовав свою вотчину, пришла с неутешительными новостями: к пропавшим скальпелям и шприцам добавились некоторые лекарства. Танизаки посетовал на отсутствие заколки, а Наоми, не скрывая гнева, потребовала вернуть ей «маленький пульт с тремя кнопками от очень нужной им с братом штучки». Лист претензий полнился, и в нём подписались буквально все, включая Фукудзаву. — Вы заметили, что в списке нет одного имени? — протянул Ацуши, когда ему в руки попал опус. — Дазай-сан ничего не терял? — Мозги, — буркнул Куникида, и так началась история с Глобальной Инвентаризацией, которая длилась уже четыре часа к ряду. За это время детективы смогли разобраться только с половиной кабинета, ещё даже не подобравшись к стеллажу с книгами и папками в углу. Зато в зоне отдыха нашёлся тот самый пультик семейства Танизаки, после чего, не сговариваясь, сотрудники решили вызвать клининг. — И всё же, — приунывший Накаджима перекладывает оказавшийся зажигалкой пистолет в коробку с разбитой пепельницей, — что натворил Дазай-сан в прошлый раз? — Ничего такого, что отличалось бы от его обычного поведения, — уклончиво бормочет Йосано, открывая первую попавшуюся на глаза папку. Отчётов в мультифоре в ней не оказывается, зато в коробку «Одежда» отправляется обнаруженный мужской чёрный носок. — Харуно с компанией нашли у него в столе шкатулку в виде гроба, в которую он сложил использованные лезвия, — цедит сквозь зубы Доппо. Хрустнувшую в руках линейку он кладёт обратно в нужный ящик: сломана или нет, но имущество-то казённое. — Дазай потом долго извинялся перед ними, цветы принёс, но гроб не убрал. Сказал, это на память. Ацуши нервно дёргает плечом. Об этой стороне жизни — вернее смерти — наставника он старается не думать. Первые месяцы пребывания в Агентстве, глядя на реакцию коллег, он предполагал, что это всё скорее юмор такой, специфический. Мало ли на какую бетонную плиту уронили в детстве Осаму. Несмешно стало, когда он наткнулся на ту самую книгу о суицидах, испещрённую личными заметками самого Дазая. В деталях описанный собственный опыт вскрытия вен, принятия медикаментов, повешения и прочих методов заставил Накаджиму уйти в тяжёлые размышления, которые привели его в кабинет Йосано. — Неужели никто не пытался, ну, поговорить с ним? — в бледных мальчишечьих руках тряслась чашка с зелёным чаем. — Он же… Акико тогда положила ему ладонь на плечо, мягко приобнимая. — Не думаю, что мы сможем что-то сделать, Ацуши. Однако кажется, что чем больше мы позволяем ему вести себя как ребёнок и устраивать шоу, тем реже он прикасается к своему справочнику. — Малой, передай мне чистую бумагу, — голос Куникиды действует в таких случаях как ушат холодной воды, и Накаджима бросается к принтеру, стараясь выбросить из головы образ густых красных змей, обвивающих белые запястья. — Фу! Что за вонь?! Доппо и Ацуши оборачиваются к Йосано. Та, сморщившись как от кислого лимона держит в руках выдернутую из недр стола Кёки чашку. На дне некогда белоснежной посуды плесень медленно, но верно движется к развитию собственной цивилизации с матриархальным уклоном. — Это, наверное, Ранпо-сан, — нервно хихикает Ацуши, а сам изо всех сил сдерживается от того, чтобы зажать нос пальцами: обоняние оборотня прямо сейчас играет против него. — Он сидел за столом Кёки-чан, пока она болела. — Это было почти месяц назад. — Ну…да. Казённую чашку решают отправить в мусор: желания уничтожать новообразовавшуюся колонию никто не изъявляет. Следующие полчаса тишину в офисе прерывают только шелест бумаг, звуки перетягивания вещей с одного места на другое и редкие восклицания: «Куникида-сан, а куда класть пустую бутылку Ранпо-сана: в отходы или игрушки?». — Знаете, наверное, пойду я разбираться у себя в кабинете, — говорит Йосано, спешным движением оправляя юбку. Ацуши кажется, что их врач только что прозрела истину. — Нет, Йосано, — Куникида встаёт с кресла и выглядит как герой с американских плакатов: грудь колесом, воинственный взгляд и много-много скорбно-патриотических морщин на лице. — Ты не можешь бросить меня с этим. Накаджима смотрит то на одного, то на другую, пытаясь сделать выводы без лишних вопросов, чтобы не прослыть идиотом. И у него в итоге получается. — Госпожа Йосано, Вы не хотите разбираться со столом Дазай-сана? — Абсолютно! — рявкает Акико, всплеснув руками. — Очевидно же, что у него там просто филиал ада на Земле, считаю своим полным правом избежать копания в грязном белье человека, который и бельё-то иногда не носит! В офисе воцаряется тишина, слышно только, как у себя в кабинете Фукудзава кормит шредер ненужной макулатурой. — Мы хотим знать об этом? — уточняет Доппо ровным голосом. — Нет. — Хорошо. — Прекрасно. — Подождите! — Ацуши прерывает поток обмена любезностями. Обсудить факт игнорирования нижнего белья, конечно, по-своему интересно (если опустить личность человека, с ним связанного), но у него появляется разумный вопрос. Да, ничего идиотского. — А почему вообще Дазай-сан этим не занимается? Где он? Куникида и Йосано переглядываются. Разбираться с офисом выпало, конечно, на их долю, увы, Танизаки ещё были в колледже, Ранпо отправился по делам в полицейский участок, а Кёке и Кенджи досталась совместная миссия по слежке. Но о Дазае никто и не вспоминал особенно, когда дело касалось такой работы: во-первых, он откажется, во-вторых, точно откажется, в-третьих, если откажется не сразу, успеет напакостить. — Лучше мы всё же сами, — вздыхает Акико. — Ладно, чёрт с вами, давайте посмотрим, что там. Подходят к делу со всей ответственностью: на расстоянии потенциального взрыва мини-бомбы, которая могла бы вполне соседствовать с мотком верёвки, философским томиком и женской губной помадой. Это же Дазай. — Готовы? — спрашивает Куникида, получает одновременные кивки, и резко открывает выдвижной ящик под столешницей. — Ух ты, — удивлённо произносит Ацуши. В ящике абсолютный порядок. По левую его сторону лежит тонкая папка, заполненная до отказа какими-то бумагами, судя по печати Агентства на них — отчётами. Рядом — две одинаковые ручки, карандаш, и, ну да, шкатулка в виде гробика, но тут она даже как-то уместно примостилась. — Ну, нам тут делать нечего? — интересуется Ацуши, но Йосано машет рукой. — Погоди. Она достаёт всё содержимое ящика, ставит на стол и шарит рукой, прежде чем натыкается на маленькое круглое отверстие, продевает в него палец и тянет наверх дно. — Ничего себе! — восклицает Накаджима. — Потайной отдел! — У тебя есть такой же, он во всех столах есть, — сообщает Куникида, а сам наклоняется над открывшимся отсеком. — Это ещё что? В полке — огромное количество мелких бумажек-стикеров самых разных цветов, с клейкой полосой и без неё, с рисунком и просто белые, обтрёпанные по краям и совсем новые. Их там так много, что окончательного дна ящика просто не разглядеть. — «Мудак, помой холодильник», — зачитывает текст с верхнего листа Акико. Надпись выведена размашисто, иероглифы красивые, но немного неровные, как будто писавший их куда-то торопился. — «Убери с полки в ванной бритву, идиота кусок», — гласит бумажка с Хэлло Китти, оказавшаяся в руках Ацуши. — «Купи рис, молоко и новый нож», — демонстрирует свою находку Куникида. Это типичные записки-с-холодильника, но их тут просто безумное количество, причём все они написаны не Дазаем, не его почерк. Скорее, это всё предназначается ему, Осаму просто сдирал их, на автомате клал находки в карманы, а потом, спохватившись, выгребал всё сюда. Среди записок попадаются весьма странные экземпляры. «он согласился. думай» «Солёные ежи!» «пробка там, где и всегда» — Кто это мог написать Дазай-сану? — задаёт вслух интересующий всех их вопрос Накаджима. Он уже не копается в бумажках в надежде найти подсказку, просто пытается представить, где и при каких обстоятельствах наставник мог получить послание о солёных ежах и пробках. — К чёрту, — наконец выдаёт Йосано. Она сгребает все найденные стикеры обратно в полку, кладёт сверху дно и устраивает вещи Дазая. Втроём они ещё какое-то время молча сверлят взглядами ящик, обрабатывая увиденное, а потом, к вящему удивлению Ацуши, Куникида вдруг предлагает: — Посмотрим его шкафчик. — Это как-то неправильно, — тянет Накаджима, стараясь подавить мгновенно зародившийся интерес. Пачка стикеров дала понять ему одно: Дазай живёт с кем-то, кто стабильно его обзывает, любит вешать записки на холодильник и изъясняется туманными фразами, понятными только им двоим. — Неправильно с его стороны скрывать от нас свои отношения, — уточняет Акико, решительно направляясь к гардеробной. — В конце концов, не с нашей работой: если у Дазая кто-то есть, этот человек может быть в опасности. А фактор тесных контактов всегда нужно учитывать, если планируешь какую-то миссию. Доппо идёт за ней следом, Ацуши догоняет их уже возле шкафчиков. — Но это его личная жизнь, — вяло возражает он. — Если он не рассказал, значит просто не хотел. — Ты забыл, о ком говоришь, — Куникида решительно берётся за дверцу. — Если бы Дазай не хотел, чтобы мы о чём-то узнали, мы бы об этом не узнали. Как в случае с его мафиозным прошлым. Он явно рассчитывал, что мы найдём всё это. Осталось понять, зачем. И он открывает шкафчик. Первой на глаза попадается перекинутая через подвесную ручку крепко затянутая петля. Её как нечто вполне себе привычное троица игнорирует. На маленькой полке сверху находится коробка, которую и достаёт Куникида. Под крышкой оказывается очень странный комплект: два мотка бинтов (которые Акико опознаёт как пропавшие из её кабинета), маленький пульт с тремя кнопками (один в один, как у Наоми), флакончик с чем-то густым и жидким, похожим на клей, и нечто продолговатое, завёрнутое в чёрный непрозрачный пакетик. — Я пожалею об этом, — бормочет Йосано и вскрывает последнюю находку. — Да, уже жалею. — Что там? — Ацуши пытается вытянуть голову и заглянуть женщине через плечо, но та удивительно быстрым жестом заворачивает предмет обратно. — Тебе рановато такое видеть, — сообщает она, и оборотень подмечает на её красивых скулах слабый румянец. — Но я, кажется, понимаю, о какой пробке шла речь в записке. В шкафчике, тем временем, обнаруживается мягкий свитер, висящий рядом с той самой петлёй. Чёрный, кашемировый и, судя по качеству, безумно дорогой. Правда по размеру он скорее подошёл бы Ацуши, а на Дазае смотрелся бы как весьма экстравагантный топ. Кроме этого, с нижней полки Куникида достаёт ещё одну коробку, на этот раз металлическую. — Малой, отвернись, — советует Доппо, но Накаджима всё равно тянется ближе, когда кейс с щелчком замочка открывается. Внутри всё максимально прилично: синий вязаный шарф, сменная футболка с чёрно-красным принтом, ещё упаковка бинтов, но каких-то других по качеству, и, внезапно, маленькая тёмная коробочка, обитая бархатом. — Это ведь не то, о чём я думаю, — тянет Акико. Пальцы Куникиды пробегаются по находке, когда он с почти замершим от догадки сердцем открывает её. На мягкой подушке с углублением лежат два кольца. Серебряные полоски без изысков выглядят очень аккуратно и просто, но при этом стильно. Потянув наружу одно из колец, Доппо замечает на его внутренней стороне гравировку. «Тогда, теперь, всегда» — Это обручальные кольца? — удивлённо бормочет Ацуши. В его голове проносится просто сотня мыслей за секунды и связать их не выходит. Дазай, мафиози с чудовищным прошлым, член Агентства без всякого уважения к правилам, вечно себе на уме, с дурным чувством юмора, тягой к смертельным увлечениям и аурой какого-то инопланетного существа, а не человека — и в его шкафчике лежит шкатулочка с обручальными кольцами. — Дазай-сан собрался жениться? — Скорее, замуж, — говорит Йосано, вертя в пальцах украшение. — Кольца мужские. Они втроём замолкают, переглядываясь. — Давайте вернёмся в офис, — предлагает Куникида. Все вещи оперативно прячутся на место в попытке расположить их в прежнем виде и порядке. По возвращению в кабинет Йосано принимается заваривать остатки чая, которые никто не успел умыкнуть, присаживается с чашкой в зоне отдыха и, дождавшись, когда её примеру последуют коллеги, вздыхает. — Что мы имеем? — говорит она таким серьёзным тоном, будто готовится к расследованию. — Дазай живёт с кем-то явно не одну неделю, судя по состоянию записок и тому, что цвет чернил на них регулярно меняется. В его шкафчике висит мужской пуловер явно меньшего размера, чем смог бы носить сам Осаму. Мы нашли обручальные кольца, мужские. — И ещё ту коробку с верхней полки, — замечает Куникида. Лицо у него при этом очень напряжённое, и Ацуши делает себе пометку в голове: при случае заглянуть самому в найденные вещи, чтобы понять, от чего так корёжит коллег. — Да. Словом, Дазай в серьёзных отношениях с мужчиной меньше его ростом, у которого есть вкус в дорогих вещах и острый язык. И у них в общении какой-то свой личный шифр, который понятен только двоим. Теперь, когда Акико перечислила всё это, круг потенциальных партнёров Дазая мгновенно сужается, и Накаджима, уверенный в своей догадке, изумлённо открывает рот. — Но разве Дазай-сан и Накахара-сан не враждуют? В смысле, они собачатся каждый раз при встрече, грозятся убить друг друга, и Накахара-сан его бьёт… — На самом деле, — вдруг заговаривает Куникида, — не похоже, чтобы они действительно хотели навредить друг другу. Способность Накахары — я имею в виду его вторая способность — это Порча. Желай Дазай ему смерти, не стал бы обнулять во время совместной работы. — А сам Чуя мог бы просто взять и проломить ему череп. Даже без гравитации, — подхватывает Йосано. Ацуши смотрит на них двоих, пытающихся до конца осознать всю ситуацию, и не понимает, как ему относится к полученной информации. С одной стороны, Агентство и Портовая Мафия уже давно заключили перемирие. Сначала временное, потом оно продлевалось с каждым новым случаем нападения на Йокогаму: то какая-то банда токийских эсперов объявится, то внезапно кучка отставных военных решит, что люди со способностями угрожают жизни мирных граждан. Практически в каждой такой операции сам Накаджима работал в паре с Акутагавой, который, если это вообще применимо к Рюноске, стал более уравновешенным и уже не стремился в довесок к врагу отправить в нокаут напарника-тигра. Ну а Дазай как-то очень удачно каждый раз попадал на миссию вместе с Исполнителем мафии, хотя его к этому никто не принуждал. — Ох, в этом случае мини-мафиози сработает на ура, — говорил он, не давая никому вставить слова. Да и зачем, если планы Дазая всегда приводили к успеху? Просто в каждом из них теперь фигурировал Чуя. — Но разве дело не в том, что Мори Огай отдал приказ о неприкосновенности Дазая? Вряд ли бы Накахара-сан решился на убийство без позволения, — задумчиво тянет Ацуши, наблюдая за всплывшими на поверхность чаинками. — Для него самого — это действительно предательство босса, — кивает Йосано. — Но в таком случае он мог бы подвести Дазая под монастырь. Перекрёстный огонь — и уже не сам Накахара повинен в чужой смерти, а просто так судьба сложилась. Это уже более весомый аргумент. Не один и не два раза они могли наблюдать, как во время совместных операций детективов и мафиози Чуя Накахара бросался наперерез пулям и ножам, восставая перед бывшим напарником алой стеной способности. Пока Чуя находился рядом, ни один снаряд не мог коснуться Осаму, а если вдруг его и ранило, Исполнитель первым взваливал на себя чужое тело, сетуя и матеря его на чём свет стоит, но обязательно донося до медицинского пункта. — Они достаточно долго были напарниками, — задумчиво говорит Куникида, стуча ложечкой по стенкам своей кружки. — И всё ещё идеально работают в команде. — И мы их видели тогда на приёме, помните? — вдруг вспоминает Накаджима, и коллеги синхронно кивают. Да, бал по случаю заключённого перемирия тогда обернулся грандиозной попойкой, где вместо ножей, пистолетов и сверхъестественных сил бывшие противники решали вопросы спорами на количество выпитых шотов и танцевальными баттлами. За последним застукали и легендарный Двойной Чёрный, которые вообще-то не особо скрывались, когда в центре зала под какой-то зажигательный трек выплясывали аргентинское танго. — И когда Дазай попытался… — Йосано запинается, проглатывая слова. Никто из них на самом деле не хочет вспоминать о том, что она почти произнесла сейчас. — Когда он сделал это, Накахара приходил в лазарет каждый вечер. Она помнит, как в первый раз на пороге её медпункта объявился рыжеволосый Исполнитель. Бледное красивое лицо кривили морщины и хмурые тени, пальцы в кожаных перчатках сжимались в кулаки, когда он, кивнув изумлённой Йосано, просто прошёл к занятой койке и застыл над ней изваянием на несколько долгих минут. Если бы Акико не знала о способностях Накахары, решила бы, что он телепат, решивший пообщаться с потухшим сознанием Дазая. Такие визиты происходили до самого момента, пока Осаму не очнулся спустя несколько дней. Как раз находившийся рядом Чуя, заметив это, коротко кивнул, развернулся на каблуках и просто ушёл. — Что это было? — спросила тогда женщина, отсоединяя от сгиба чужого локтя иглу капельницы. — Злится, — прохрипел Дазай. — Очень злится. Когда он действительно на грани, никогда не психует и не швыряется вещами. Наоборот молчит. — Они друг друга очень хорошо знают и понимают, — добавляет Йосано, вынырнув из воспоминаний полугодичной давности. Значит, уже так долго они?.. — Дазай-сан с того момента не совершил ни одной попытки, — вдруг говорит Ацуши, с удивлением для самого себя понимая, что прав. — Вы помните? Он только продолжал предлагать всякое девушкам в кафе и на заданиях, но он не пытался сделать что-то, как раньше. В офисе вновь становится тихо. Шредер продолжает поедать бумагу и выплёвывать ошмётки от неё. — Видимо, мы были слепы, — наконец выдаёт Куникида. — Это ты о чём, Куникида-кун? Доппо нервно дёргает руками, выплёскивая на светлые брюки чай, благо уже подостывший. Акико оборачивается ко входной двери. В проёме, опираясь на косяк и хитро жмурясь, стоит Осаму. На его губах странная мечтательная полуулыбка и в целом выглядит он так, будто наконец-то получил от жизни что-то хорошее. Судя по чистым бинтам и отсутствию водорослей из ближайшей реки на одежде, дело не в очередной попытке уйти из жизни. — Да мы тут… — начинает Ацуши, но Йосано поднимает руку, прерывая его. — Можно у тебя уточнить кое-что? — деловито интересуется она, когда заинтересованный Осаму приближается к столику. — Для тебя — всё что угодно, — улыбается ей Дазай, присаживаясь прямо на пол. Он упирается локтями в столешницу и склоняет на бок голову. — Внимательно слушаю. Акико быстро переглядывается с Куникидой, который — о боже — игнорирует расползающееся по штанине чайное пятно. Они кивают друг другу, и Йосано, глубоко вдохнув, задаёт не дающий никому покоя вопрос: — Ты встречаешься с Чуей Накахарой? Шредер в кабинете Фукудзавы внезапно перестаёт работать, и в офисе теперь повисает абсолютная тишина. В ней даже нервное дыхание Ацуши, застывшего в предвкушении, слышится как набат. Дазай, похоже, наслаждается вниманием к его скромной персоне, а поэтому медленно оглядывает собравшуюся компанию, смотрит куда-то им за спину на оставшийся от инвентаризации бардак. — Да. Вот так просто, без увиливаний, без лжи и хохмы, всё с той же полуулыбкой, но абсолютно серьёзно. — И ты…собираешься сделать ему предложение? — неуверенно уточняет Доппо. Пока что это всё равно звучит как абсурд, несмотря на то, что они пришли к выводу о предполагаемых отношениях. — Да, — снова коротко отвечает Дазай. И тут вопросы заканчиваются. Что, как, почему — им и самим всё понятно, они же детективы и, опять же, коллеги Дазая, живущие с его бесноватыми тараканами уже уйму лет. — Это всё? — не дождавшись никаких уточнений, Дазай плавно поднимается на ноги, складывая руки в карманы. — Если да, то я побежал. — Куда ты собрался? — вдруг дёргается Куникида. Ощущение у него такое, будто весь разговор о сексуальной жизни доставучего напарника ввёл его в какой-то псевдотранс, из которого получилось выйти только сейчас. — А как же инвентаризация? Садись и разбирай вместе с нами весь этот чёртов хлам! — Бу-у, Куникида-кун ругается плохими словами, — зубоскалит Дазай, пятясь к комнате со шкафчиками. — Прости, дорогой друг, но у меня сейчас нет времени на твои сломанные карандаши и бумажные огрызки. Меня в ресторане ждёт будущий муж, которому мне нужно занести колечко. Я, собственно, поэтому и пришёл. Его в итоге никто не останавливает. Насвистывающий какую-то незатейливую мелодию Осаму, забрав необходимое, салютует троице раскрытой ладонью и хлопает входной дверью. Ацуши смотрит на застывших на своих местах коллег, оглядывает поле канцелярского боя, вздыхает, отставив пустую чашку. — Танизаки скоро должен вернуться, так что помощь у нас будет. Давайте, наверное, работать?

***

Ресторан, хоть и баснословно дорогой, выглядит не вычурно. Бежевые мягкие диванчики и кресла, лаконичный дизайн стен с редкими рисунками в виде цветов, аккуратные деревянные столики со скромными икебанами по центру. Снующие туда-сюда официанты похожи на тени: такие же незаметные и верные своей рабочей природе, не привлекающие никакого внимания посетителей. Лёгкая классическая музыка в современной аранжировке струится с маленького подиума в углу зала, где юноши и девушки в дорогих костюмах ласкают пальцами и губами музыкальные инструменты. — Столик на имя Накахары Чуи, — сообщает с обворожительной улыбкой Дазай подошедшей хостес. Та кланяется ему в ответ, жестом приглашая пройти дальше в зал. — Ты долго. — Прости-прости, нужно было заскочить в Агентство по одному вопросу. Сидящий за столиком Чуя качает рукой, в пальцах которой зажат бокал с красным вином. Он приоделся сегодня по-особенному. Сбросил чёрный плащ и даже не надел дурацкую шляпу, оставшись в красной шёлковой рубашке, бархатном чокере и узких чёрных брюках. — Неплохо выглядишь, — снисходительно кивает ему Дазай, внутренне на самом деле заворожённо обмирая от красоты любовника. Ему есть, с чем сравнивать: каких-то 10 лет назад Чуя был похож на драную кошку, такую же злую и помятую, в измочаленных катанием по землям Сурибачи одеждах и со злобным грязным лицом. Осаму нравился и тот образ, положа руку на сердце, но скорее на уровне праздного интереса: получится ли у него приручить это бешеное животное и заставить его лизать поднесённые руки, а не пытаться укусить? Сейчас перед ним — породистый, знающий себе цену кот с идеально выглаженной шерстью и умным независимым взглядом. Такой не то, что руки лизать не будет: молиться нужно, чтобы он удостоил тебя хотя бы взмахом хвоста. — Ты тоже, на самом деле, — салютует Дазаю бокалом Накахара. Осаму выглядит, как человек, который правда готовился к встрече и даже волосы постарался слегка прилизать. Официант приносит блюда с жаркое и картофелем под соусом, подливает в опустевший бокал Чуи вина, а перед Дазаем опускает на стол низкий стакан с виски. Всё это молча и тихо, пока бывшие напарники и нынешние любовники глядят друг на друга неотрывно, играя в какую-то свою новую соперническую игру. — Как всё прошло? — первым нарушает тишину Чуя, подвигая к себе тарелку с аппетитно пахнущим мясом. — Они там живы хоть или придётся скидываться на похороны? — Живы, — улыбается Дазай, накалывая на вилку гарнир. — Всё прошло идеально, даже лучше, чем я предполагал. Представляешь: ни одного лишнего вопроса! Никаких объяснений и споров. — Трус, — припечатывает Накахара. — Мне-то пришлось с ане-сан и боссом напрямую говорить, а ты своим приятелям только намёки подбросил. Осаму коротко усмехается, но молчит, прожёвывая картофель. Да уж, если бы Чуя знал, чего стоило ему, Дазаю, не кататься в припадке истерического хохота при взгляде на ошарашенные лица Йосано, Куникиды и Ацуши. И казалось бы: он просто позволил им покопаться в собственных вещах, которые не стал никуда прятать, и только это позволило им сообразить, в какую сторону дует этот ветер. Мало было и танца на приёме, и совместных миссий, и проявленной на людях заботы друг о друге. Говорить же напрямую о своих планах на Чую Дазай наотрез отказался под предлогом нежелания кому-то что-то втолковывать. Карту с подсказками он разыграл на все сто, дав коллегам между собой прийти к выводам и понять, что доказывать что-либо Осаму бесполезно. — Я просто умный, а ты не очень, — наконец проглотив кусок, сообщает Дазай. — Выпорю, — сверкает в ответ голубыми глазами Чуя, и они поднимают бокалы, чокаясь. Едят в тишине, редко перебрасываясь ничего не значащими, но уютными фразами. На душе у Дазая внезапно так тихо и спокойно, что он понимает: вот он, момент, когда он сделает то, что хочет. В этот раз — действительно. — Эй, Чуя, — зовёт он. Накахара отрывает взгляд от панорамы города за окном и поворачивается. Мягкий свет ламп блеском ложится на его медные кудри, а лицо выражает искреннюю заинтересованность и готовность слушать. «Красивый», — с непривычной нежностью думает Осаму, нашарив в кармане необходимое. — Я тут подумал и решил: из собачьих ошейников ты вырос, но я не готов тебя отпустить вот так просто. Поэтому выходи за меня. И он раскрывает ладонь протянутой руки, на которой лежит бархатная коробочка с серебряными кольцами.