Я знаю

Бежать пришлось недолго. Вспышка света ослепила Джея, и он покатился по гравию кубарем, пока в висках судорожно стучало «только бы это были не они только бы не они только бы…» — Эскутум! — прохрипел он, вскидывая руку с палочкой куда-то в пространство. Оглушённый падением и, наверное, ещё и Конфундусом, ничего не видящий в густых сумерках, он мог только защищаться. Звук взрыва возвестил о том, что заклинание оппоненту известно и снять его не составило никакого труда. «Разве кто-то из наших знает, как снять этот щит? О, слава Мерлину, это не…» — молнией пронеслось у него в голове. Без звука и предупреждения палочку с силой вырвало из руки, но он не успел даже выругаться: в голову ударило то ли невербальным оглушающим, то ли просто чем-то тяжёлым, и мир окончательно погрузился во тьму.

***

Джеймс нехотя открыл глаза. Спину ломило, запястья затекли, пол под босыми ступнями, кажется, был металлическим. Под потолком болтался один-единственный тусклый светильник, ливший мерзкий оранжевый свет. C трудом подчиняя себе задеревеневшие мышцы, он поднялся на локтях и огляделся, отчаянно щурясь. Комната была квадратной и почти полностью пустой: только слева от него стояло массивное жёсткое кресло, а справа — Джей вздрогнул, заметив безмолвную, недвижимую человеческую фигуру, — стоял стул. На нём устроился именно тот, кого и следовало ожидать. Спутать Аластора Муди с кем-либо ещё мог разве что слепой. Увидев, что пленник очнулся, он криво ухмыльнулся и тяжело поднялся на ноги. Джеймс с самого начала подозревал, что это комната для «личных» допросов. И как-то следом за этим сразу догадался, что беседа предстоит не самая приятная. Какая прелесть, какое счастье, что на страже у магической общественности есть самый настоящий, преданный своему делу пси… кхм, служитель порядка, берегущий Визенгамот от фатальных ошибок. — Встань, — небрежно произнёс грубый голос и добавил почти сразу же: — Поживее. Джеймс предпочёл не испытывать его терпение и вскочил на ноги так быстро, как мог. Как Муди может ему помочь, он себе примерно представлял. Мощное заклинание швырнуло Джея в кресло. Вокруг рук и торса, извиваясь, как змеи, затянулись крепкие цепи. — Ну, что ты расскажешь, Пожиратель? Тоже будешь клясться, что на тебе был Империус? Что молчишь, Пожиратель? Джеймс расхохотался, позволяя словам слететь с языка раньше, чем хоть одна здравая мысль придёт в голову: — До чего забавно, а, — твоя манера изъясняться от нашей отличается исключительно тем, что ты говоришь «Пожиратель» там, где мы — «грязнокровка». Он едва успел договорить. Всё длилось не дольше полуминуты, но Мерлин, какие это были полминуты. Как же быстро забываешь, каково это — быть под ударом. И всё-таки, несмотря на тянущую жилы боль, несмотря на застрявший под горлом хрип, Джеймс был совершенно уверен: это был не Круциатус. Должно быть, пси… идейные авроры вроде Муди ищут в законах лазейки, чтобы обходиться без запрещённых заклинаний, — вяло подумал Джеймс, пялясь в грязный пол и пытаясь прийти в себя. — Не смей мне дерзить, Фостер, я этого не люблю, — прорычал Муди, — то, сколько продлится наша беседа, и насколько она будет приятной, зависит исключительно от тебя. Джеймс с трудом подавил новый приступ истерического смеха. Если бы здесь хоть что-то действительно зависело от него… Хм. А многое ли поменялось бы, если бы здесь что-то зависело от него?.. Джей пропустил выдох, чувствуя, как что-то тёмное и большое, задвинутое куда-то на задворки подсознания, медленно заворочалось. В воздухе завитал лёгкий, но отвратный запах тревоги. — Если будешь примерно себя вести, мы поговорим чисто, — продолжал осклабившийся Муди. — Чисто — это в смысле всё ещё довольно больно, но полы потом можно не мыть? — осведомился Джеймс, вскинув голову, — потому что если так, я, пожалуй, побуду сегодня вредным. Не хотелось бы облегчать тебе задачу лишний раз. Так, глядишь, совсем потеряешь форму!.. Стоило палочке взметнуться в воздух, как Джеймс резко опустил глаза — будто взгляд Муди мог изводить хуже, чем его проклятия. (Хотя проклятия, нужно было отдать должное, тоже были ничего. У Джеймса было много знакомых, не отказавшихся бы взять пару уроков.) В голове помутилось, и в полутёмной комнате вдруг стало ужасно душно. — Не смей. Мне. Дерзить. Я ясно выражаюсь? — Джеймс, с трудом разбиравший слова из-за шума в ушах, слабо кивнул. — Лгать тоже не советую. Ложь я не люблю ещё больше. — Лгать… это говорить ту правду… которая тебя не устраивает? — с трудом делая короткие рваные вдохи, выдавил он, уже проклиная себя за неспособность вовремя заткнуться. Муди вопрос не очень понравился, но палочки он не поднял. — Правда есть только одна, — рыкнул он, резко схватив стул и почти швырнув его в лужу мерзкого оранжевого света, ближе к Джеймсу. — Вот поэтому чисто у нас и не получится, — пробормотал тот. Муди, снова опустившийся на стул и упёршийся локтями в колени, его не услышал. И слава Мерлину. Мыть полы от крови, должно быть, муторно и ужасно неприятно. Джеймс обнаружил, что всерьёз задумался, насколько «Универсальный волшебный пятновыводитель миссис Скоур» пригоден для дел такого рода. Одним Экскуро тут точно не обойдёшься. Он знал по опыту. Муди молчал достаточно долго, хмурясь и разглядывая Джеймса так пристально, что тому стало не по себе. В смысле, ещё больше не по себе. Это какой-то новый вид психологического насилия? Отвратительно. Он предпочитает нестареющую классику. Джеймс успел уже почти полностью отойти от последствий последнего проклятия и даже, поёрзав, (относительно) удобно устроиться в своём кресле, когда Муди, наконец, заговорил — медленно и с расстановкой: — Начнём с простого. Ты работаешь на Волдеморта или его союзников? — Работа — это не совсем то слово, — нарочито осторожно начал Джей, тотчас снова срываясь, — за работу обычно платят, а убивать маглов — это, скорее, хобби. Надо быть идейным человеком, понимаешь. Как ты. То ли эта дерзость была просто оглушительной, то ли Муди чего-то выжидал, но он даже не дёрнулся: только взгляд карего глаза — того, что был живым, — потемнел от ярости. Это было более чем угрожающее обещание. Мордред его дери, он даже не знал, зачем продолжает строить из себя что-то, зачем злит его, зачем делает это с собой; в конце концов, он не идиот и не тупоголовый герой — о, далеко не герой, так какого… Джеймс судорожно сглотнул и попытался дать удовлетворительный ответ: — Работал. Годика три-четыре, не больше. Потом надоело. Вчера ловили грязнокровок, сегодня мучаем маглов, завтра будем убивать предателей крови. Хотелось больше разнообразия, какой-нибудь перспективы, понимаешь… Он был не в силах просто прикусить язык, и всё, что ему оставалось — это внимательно следить за палочкой в побелевших от напряжения пальцах Муди. Но та не двинулась ни на дюйм, а боль, неистовая, дикая, бешеная, как голодный оборотень в полнолуние, застала его врасплох. Джеймс дёрнул головой и отчаянно зубами вцепился в ткань мантии на плече, даже не скуля, не имея сил скулить. Мерлин. Он никогда так остро не ощущал, что у него есть целое тело, и никогда ещё так сильно не жалел об этом. Мордред. Может быть, может быть, если бы у него было на одну ногу меньше, как у Муди, всего на одну ногу, велика ли потеря, то боли было бы не так много, она не переливалась бы через край и не собиралась бы жгучей влагой в глазах… Боль прекратилась так же внезапно, как и началась. Джеймс, наверное, на секунду потерял сознание — и пришёл в себя так же резко, будто из ледяной воды вынырнул. Фыркая и беспомощно злясь на себя за слабость, он постарался плечом утереть слёзы, украдкой бросая быстрый взгляд на Муди. Тот, если и заметил, решил почему-то не подавать вида. Он вообще казался каким-то… задумчивым. А что-то тёмное и большое, Джей вдруг почувствовал, всё это время, пока он был занят беседой, кралось и растекалось по его сосудам дальше, подбираясь то ли к лёгким, то ли к сердцу, — но всё ещё очень медленно и лениво, всё ещё в полудрёме. Он не хотел даже думать, какое у чего-то тёмного и большого могло бы быть лицо. — В каком-то смысле с тобой всё-таки приятно иметь дело, — непривычно тихо произнёс Муди с нечитаемой интонацией, — не люблю лишнего шума. Джеймс мотнул головой, изображая кивок. От крика никогда не становится легче. Это он тоже по опыту знал. — Я в своё время… много практиковался. Волдеморту тоже… часто правду говорил… Несчастный стул прогрохотал по металлическому полу — так резко Муди вскочил на ноги и начал метаться по комнате. Джеймс усилием воли подавил желание втянуть голову в плечи, когда вдруг понял, что на лице у того отразился не гнев, а… ступор? Нет, Муди всё ещё казался злым, но сейчас это была злость непонимания, как будто до него вдруг дошло, что он просчитался и хоть на мгновение, на полшага уступил контроль. — Ты!.. — наконец смог выплюнуть он, — у такого отребья, как ты, никогда не хватало смелости называть его по имени. Чем ты особенный? До того усердно ублажал хозяина, что получил привилегию? — Никогда в жизни не называл его хозяином, — сообщил чуть ошарашенный такой реакцией Джей, — всё как-то шиворот-навыворот в нашей беседе, ты не находишь? Муди вместо ответа резко остановился и устремил на него оба глаза. — Ты утверждаешь, что перешёл на нашу сторону до падения Волдеморта, — рявкнул он невпопад. — Это вопрос? — аккуратно поинтересовался Джей и вкрадчиво добавил: — И если так, что он изменит? — Что ты имеешь в виду? — рыкнул Муди. Что-то тёмное и большое добралось до его позвоночника. Джей вздохнул, — он и сам бы не смог сказать, наигранно или искренне, — и начал: — Субъект А и субъект Б оба предпочитают думать, что придерживаются истины. Субъект А может ответить «нет» и понести наказание. Субъект А также может ответить «да», и понести... определённые недомогания. А потом наказание. Прелестнейший парадокс: правда есть только одна, но у субъекта Б она своя. — Тебе всё мало, да? — сквозь зубы процедил Муди, утыкая палочку ему в колено и проворачивая кисть, — довольно умничать, давай ближе к делу. Эта боль была чем-то новым: сосредоточившись в суставе, она не отпустила даже после того, как Муди отошёл на тот край комнаты. Джей, проводив его недоумевающим взглядом, попытался осторожно двинуть ногой и о, Мерлин, какой же это было ошибкой: пришлось снова уткнуться носом в своё же плечо и зажмуриться изо всех сил, лишь бы отвлечься. — Да, — наконец выдохнул он сдавленно, — да. Утверждаю. — То есть, решить вопрос проще ты не хочешь? — неожиданно спокойно поинтересовался Муди. — А ты? — поднял голову Джей, — мне ещё не поздно умереть при попытке задержания. — Марать руки... — покачал головой Муди, нехорошо усмехаясь. — На войне ты не брезговал, — возвратил он усмешку. — У войны свои законы, — по взмаху палочки стул снова встал в мутную лужу света. — Свой выбор ты сделал. Рассказывай, раз так. Встретившийся с ним взглядом Джеймс подумал, что они, кажется, только что договорились до какого-то извращённого взаимопонимания, в котором Муди всё ещё терпеть его не мог и, наверное, всё ещё не верил ни единому его слову, но теперь, по крайней мере, был готов слушать. — Пятого июня восемьдесят первого года, — начал он, морщась, потому что что-то тёмное и большое снова заворочалось, неприятно пульсируя в жилах, — я встретился с Дамблдором и… — Ты? Встретился с Дамблдором? — поднял бровь Муди, — отправил ему письмо с приглашением на воскресный чай? — Нет, — устало отозвался Джеймс; голос Муди доносился до него будто через толщу воды: тревога затекла в уши. — Я долго искал его. Следил. В конце концов мне оставалось просто дождался, пока он останется один. — Если бы его было так просто застать врасплох, он был бы уже мёртв. — Мне и не нужно было заставать его врасплох. Мне поговорить нужно было. Муди фыркнул. — Даже если так, что я, конечно, ещё проверю, — криво усмехнулся он, откидываясь на спинку стула, да так, что та жалобно заскрипела, — Дамблдор имеет прескверную привычку судить людей по себе. Чем ты докажешь, что не пытался сыграть на два лагеря — просто на всякий случай? Поговорил с Дамблдором, а сам продолжил работать на Лорда. Может быть, даже твой хозяин знал о вашей милой прогулке, а ты собирался шпионить за Орденом. — Я... — договорить Джеймс не успел. Что-то большое и тёмное повернулось к нему лицом, и он захлебнулся ужасом. Усталый мир руинами лёг ему под ноги. Подумать только, а ведь ещё минуту назад он, кажется, правда думал... надеялся, что сможет жить дальше. Он убедил себя в этом, он затолкал саму память о своих грехах так глубоко в подсознание, что почти забыл, что творили его руки. Мерлин. Боже — так, кажется, кричали маглы, когда... Боже, как кто-то, сделав то же, что сделал он, может позволить себе просто жить дальше? Да что там, как он мог позволить себе перестать думать об этом хоть на секунду — после всех бледных, отмеченных смертью лиц, стеклянных рыбьих глаз и крови, которая не отмывается ни водой, ни мылом, ни заклятиями, как... — Ты убивал? — раздался требовательный и бесконечно далёкий голос. — Своими руками — нет, — механически ответил Джеймс, тупо уставившись в пол. — Пытал? — Тех, кто... — беспомощно выдохнул Джеймс, но его жёстко обрубили: — Да или нет? — Да. — В таком случае, с раскаянием или без, — в Азкабане тебе самое место. — Я знаю, — беззвучно произнёс Джеймс куда-то в пол. Сил не осталось совсем. Боже, больше вообще ничего не осталось, совсем ничего. Наверное, это значит, что он сломался. И даже не так: он себя сломал, где-то там, на третьих, четвёртых, седьмых планах бессознательного вынес себе приговор и привёл его в исполнение. Сквозь муть и туман Джеймс вдруг отчётливо вспомнил, как бросил куда-то в пространство бесполезный Экутум вместо того, чтобы просто трансгрессировать. Чёрт! — ещё одно украденное слово, — в тот момент он поставил себе точку и даже не знал об этом. Ха! А ведь правда, выходит, действительно только одна. — Можно пергамент с пером? — хрипло попросил Джеймс, не поднимая головы, — хочу написать признание. Муди издал короткий смешок и поднялся на ноги. — Из всех подонков, с которыми приходилось работать, с тобой иметь дело было приятнее всего. Я даже не стану сильно настаивать на высшей мере наказания. — А нельзя без подачек? — бесцветным тоном поинтересовался Джеймс, больше думая, чем чувствуя, что скованные запястья уже давно затекли и занемели. Только когда Муди уже стоял на пороге, его вдруг осенило: он ведь тоже когда-то верил, что просто воздаёт по заслугам... — А ведь ты недалеко ушёл. Убивал, — Джеймс всё своё внимание обратил на тёмный силуэт в дверном проёме, — и пытал. Значит, и ты заслуживаешь Азкабана. Муди с каким-то злым весельем сверкнул на него своим жутким синим глазом из-за плеча. — Я знаю.