Полпути.

Мы одержимы этой гонкой, но никто не почувствует той же боли, что и Нортон. Это мероприятие потеряло смысл, долгая езда не только выматывает, но и затягивает бессмысленную гонку без приза. Мужчина не помнит своей цели, своего пути и как он пришёл сюда. Постоянно захлёбывается в удушающей пустоте смерти, начиная всё снова. Петля времени тянется на его шее большой верёвкой, которая всё ближе и ближе к тому, чтобы затянуться и удушить. Будто в омуте глубоко моря каждое движение даётся большим грузом, отдающийся болью по всему телу. Гонки проходят словно вслепую и автоматически, со временем Кэмпбеллу становится всё тяжелее и тяжелее держать руль или жать педаль газа, из-за чего он умирает. Что уж говорить о действиях, парень не может следить за дорогой и другими участниками, поэтому всё чаще он смертельно сталкивается с чужими машинами. Смерть приходит мгновенно, резко и точно так же он просыпается в гараже. Это место стало словно близким, но ненавистным для него. Он единственный, кто помнит всё и это лишь ещё большим камнем лежит на спине старателя и тянет вниз. Мужчина помнит каждую болезненную смерть, каждую перемолотую кость колесом шины или ударом автомобиля. Если бы на его теле оставались шрамы, он бы уже был полноценным инвалидом, который мог умереть от чего угодно. Но вместе с физическими травмами приходят и ментальные, кавалер стал агрессивно реагировать на различные вспышки и яркий свет, напоминающий ему свет уже столь надоедливых фар, которые он видит перед смертью. Всю агрессию нортон выплёскивает на счастливых папараций, которые заинтересованы лишь гонкой и чужими эмоциями. Нортон знает что лучшим вариантом будет тот, где он просто будет игнорировать всех и сосредотачиваться на гонке, но он не может. До драк никогда не доходило, лишь до разбитых фотоаппаратов, чужих охов и вскриков, а также парочки последующих вспышек, которые потом обязательно будут привознесены как важные новости. Его терпение как хрусталь ломается чужими руками в перчатках, которые он если бы мог, вырвал и бросил в какую-нибудь бездонную дыру. Однако, среди и ненавистных гонщиков были и его «союзники», с которыми он кое-как договорился сам с собой вести себя дружелюбнее или хотя бы нейтрально, пока они не останутся одни на этой гонке выживания. Таких было не много, где-то человек пять, если он будет считать тех, кто пока что выжил. Хотя, вести себя адекватно со всеми было трудно, кто-то не хотел идти на компромисс, кто-то был вечно недоволен или навязчив, а кто-то совмещал в себе все эти качества. Кэмпбелл не помнит как заговорил с Орфеем после гонки, помнит лишь свет огней в темноте у заправки, чужой силуэт и дрожащие от ночного холода пальцы. То был первый раз, когда кавалер впервые поделился своей сигаретой с кем-то, но прошло это слишком смутно и непонятно. Орфеус был на нервах из-за Фионы, которая подрезала его в гонке, из-за чего он молча, но со всей агрессией, не мог зажечь зажигалку. Мужчины молча сидели у бетонной стены и курили, иногда давая друг другу быстрые взгляды и откашливаясь от сигарет. Они редко заводят диалог и бывший писатель будто пытается избежать их встречи каждый раз, когда это возможно, но ничто не скрываемо от ярко-голубых глаз блондина. Как-то раз он снова ловит шатена у курилки и мало-помалу, пытается начать разговор. В ходе диалога Нортон узнал, что Орфей когда-то пробовал быть писателем, но не задалось по некоторым причинам, в которые кавалер так и не смог всунуть свой любопытный нос. Уж такая у него натура. С детства он отдавал должное внимание подслушиванию разговоров о чужих жизнях и проблемах, он даже с трудом помнит зачем делал это. Что-то было выслушано из любопытства, что-то в целях нахождения какого-то компромата, за который Нортон часто просил денег, лишь бы не рассказывать всем. Однако заработка как такового не было, больше всего Кэмпбелл получал в лицо и любые другие части тела, которые только могли ударить. Юноша был намного сильнее для своих лет, однако он любил действовать честно, в отличие от его горе-врагов и оппонентов, которые любили забивать шахтёра небольшой компанией. Нередко избиения сопровождались и оскорблениями, издевательствами и, чаще всего, плевками в спину. Парень не заострял на этом должного внимания и со временем из вымогания денег перешёл в няньки к старым женщинам и мужчинам, однако нравились ему лишь те, кто платили достойные деньги, из-за чего отношение ко всем было разным. В детстве он часто задавался вопросом, почему же с ним происходит всё самое худшее в мире, но до сих пор уже взрослый шахтёр не может ответить себе на этот вопрос. В его жизни мало что изменилось, после взросления он лишь переехал в другой город и стал работать шахтёром в другой месте, но всё было как прежде. Мужчина нередко мечтал о жизне за городом и в хороших обстоятельствах, но лишь мечтал, до момента с объявлением о гонке. Вдохновение словно пулей пробило блондина, он помнит как наконец-то смог потратить накопленные деньги для важных целей на билет для участие и старенький автомобиль, который и стал его фирменным «Rocinante». Кэмпбелл следил за машиной как только мог, постоянно мыл и чистил её от всякой грязи и царапин, следя как за чем-то дорогим, хоть и далась ему машина по дешёвке. Он никогда не злился, если его машину поцарапает кто-то, её всегда можно починить, а жизнь хоть и повторяется, но жутко выматывает. Хотя был случай связанный с Орфеем. Шатен случайно поцарапал автомобиль Нортона, что чертовски взбесило второго и после гонки, он долго разбирался с оппонентом. Как итог, терпение Кэмпбелла взорвалось первым и тот со всей силы треснул кареглазому в челюсть, что спровоцировало драку. Блондин долго вопил о том, что убил бы засранца, если бы не подоспевший Мурро и Майк, которые начали разнимать гонщиков и уводить их в комнаты. Он смутно помнит о произошедшем, помимо самой потасовки помнит ещё и то, как Мортон, поддерживая его за руку, тащил до комнаты мисс Бурбон, а дотащив, чуть не упал вместе с самим парнем, который из-за своей неуклюжести упал через порог и, возможно, ещё сильнее усугубил своё состояние. Голубоглазый в тот день ещё долго носил холодную бутылку довлина у синяков на лице, а Майк пытался строгим тоном доказать другу, что избивать людей не норма. Кэмпбелл не слушал никого и уснул в тот день чересчур быстро, в мыслях представляя то, как он избивает обидчиков и Орфея до полусмерти, а те просят пощады. В ушах в тот день звенело как никогда, каждый удар запомнился неприятным ощущением в теле и сломанным носом. Кавалер думал, что Орфей невероятно слаб физически, но несмотря на свою мускулатуру, он был почти так же силён и более проворен, чем шахтёр. Однако эта деталь в их прошлых отношениях никак не изменила настоящих и сейчас они лишь с какой-то глупой усмешкой вспоминают о произошедшем. После того инцидента, отношения этих двоих стали какими-то своеобразными, переменчивыми и по-своему другими. Они могли молча курить у заправок, а если была возможность, то даже перекидывались друг с другом парочкой слов, а так уже и мог построиться диалог. Орфеус никогда не говорил о свою прошлом, а Кэмпбелл и не интересовался, хватало и разговоров о настоящем, о каком-то исскустве писательства, которое понимал только шатен, а Нортон лишь молча выслушивал, с трудом понимая суть разговора, пытаясь связать хоть что-то в своей голове. Если голубоглазому задавали вопрос, спрашивали мнения или совета о той или иной теме, он почему-то улыбался и по-своему разводил руки, давая собеседнику понять, что он не силён в этом и его хата с краю в такой ситуации. Шахтёру было трудно поддержать любые разговоры о чём-то высоком, единственной книжкой, прочтённой за всю его жизнь была лишь книга с рецептами, украденная из магазина. Поэтому, на вопрос писателя, любит ли блондин того или иного автора, голубоглазый лишь пожимал плечами, да заливался звонким смехом. Просто так. Потому что может и никто не запретит смеяться с самого себя. Возможно, блондин даже будет смеяться с этого всего ещё долгие годы,если чудом выберется из этой проклятой гонки.

***

Нортон не думал, что эта гонка окончится для них так. Кэмпбелл помнит всё как в быстрой съёмке, он не смотрит в зеркала и лишь чувствует то, как в его багажник врезается крюк, с противным скрипом поднимая автомобиль в воздух и сталкивая с чужим. Блондин слышит то, с каким хрустом ломаются его кости, однако боль приходит не сразу. В процессе падения Кэмпбелл отхаркивается кровью пару раз, а уже полностью падая на землю, его глаза чуть не вылетают из глазниц от той боли которую он почуствовал. Вопя в агонии, кусает свои губы, пытаясь сдержать чувство боли, но его крики резко прерывает чужое прикосновение. Чужие руки ощущаются на своих запястьях ещё большей болью и кавалер сильно откашливается, пытаясь посмотреть на чужое лицо, но кровь мешает ему. — Ублюдок, не трогай меня! Съебись! — в след идёт лёгкий удар по предплечью, который вырывает из Нортона громкое шипение. — Мы умрём, Кэмпбелл, я пытаюсь сделать хоть что-то! Хоть что-то, лишь бы прожить ещё чуть-чуть, если ты так этого не хочешь, так и скажи! — Кровь с чужого лица вытирают и прикладывают порваную с куртки ткань, лишь бы хоть как-то остановить кровотечение. Мужчина громко дышит, шипит и кашляет, пытаясь понять состояние Орфея. Правая рука возможно разбита в мясо и висит только на добром слове. Такой вид вовсе не утешает шахтёра. Блондин пару раз отводит взгляд, задумываясь, но резкое движение отдаётся адской болью по всему телу и уже разбитым рёбрам. Нортона крепко обнимают, рассматривая чужое лицо. — Твой шрам. Ты никогда не рассказывал мне о нём. — писатель переводит взгляд с шрама от шины на чужие глаза, Кэмпбелл смотрит куда-то вперёд и хмурится, кряхтя. — Это было во время гонки и... Столкнулся с чужой шиной и выжил, подумаешь. Я этим глазом почти не вижу и.. — Кашель, смешанный с кровью. — Ты никогда не рассказывал о своём детстве. И о шраме на руке. Тебе возможно не понять меня, но... — Не понять? Да что ты, чёрт возьми, говоришь? Я жил в детском доме, Нортон, детском доме! Меня оскорбляли, били, но я выжил лишь потому что никогда не возникал в спорах и молчал! — Орфей точно так же кашляет, выплевывая алую жидкость на белоснежный снег и быстро дыша от ярости. Его руки трясутся, будто на грани истерики. — Я люблю тебя. — шум в ушах становится почти невыносимым. Кэмпбелл закрывает глаза и вздыхает в последний раз. Чужой голос раздаётся в голове лишь эхом, а в какой-то момент и вовсе пропадает, а Нортона будят лучи солнца, светящие из окна. Кавалер заводит руку под одеяло, щупая своё тело, но всё на месте, боль резко пропала, как только он снова начал новый день. Блондин быстро одевается, выходит из гаража и идёт на улицу, к заправке, надеясь встретить писателя. Орфей сидит у их облюбленного с Кэмпбеллом места, бетонной стены, у которой они любят курить по вечерам. Голубоглазый пришёл просто чтобы взглянуть на шатена, он даже и не понял своих собственных намерений, но он будто был обязан убедиться, жив ли его приятель. Пришедшего гонщика встречают удивлённым взглядом. — Не часто тебя встретишь тут днём. Даже, если быть точным, никогда. Что-то надо? Кэмпбелл отводит взгляд куда-то на гаражи и кашляет, немного ударяя себя по груди. — Да нет. Так, возможно вспомнил что-то, но забыл. Не хочешь немного прокатиться, пока время есть?