Причина жить

Ло Бинхэ, если мог бы откровенно признаться, пересиливая холеную гордость, сказал бы, что оттачивать свое кулинарное мастерство ему приходилось вынужденно. А начинать — так вовсе не из желания попробовать в этом свои способности или поразить окружающих непревзойденным талантом. Вопрос строился исключительно вокруг выживания. Но шли годы и вскоре им овладел искренний интерес этим занятием. Он много читал, смотрел, понимая, что это — искусство. Владением которым, причем, не каждый может похвастаться. И пускай уже давно миновал тот период, когда он мог бы назвать свою готовку посредственной, сейчас, казалось, его навыки не подвергались никаким сомнениям. Но… Внутри него неумолимо расцветал пугающий стыд. Пробовали его еду лишь двое. Откуда ему знать, что отзывались о ней правдиво? И теперь, пока Ло Бинхэ нарезал мясо и бросал кусочек за кусочком в сладкий маринад, зажатый в ладони нож дрожал. Не единожды он успел повторить себе: «Соберись, ну же!» — не хватало еще, чтобы Шэнь Юань заметил. Отчего-то, пока тот беззаботно сидит за столом, занятый чем-то в экране ноутбука, спину Ло Бинхэ покрывал холодный пот. Не то чтобы его пугали часто прилетающие в его адрес колкости, но именно в этот момент ему бы очень не хотелось облажаться. С горем пополам он отставил свинину в сторону, недолго мариноваться. Грязные доску и нож он сгреб в заледеневшие от беспокойства руки и положил в раковину, чтобы помыть. Хотелось предать себе уверенности на фоне этого кошмара, поэтому его голос даже не дрогнул, когда он едко произнес вслух: — Видишь, Шэнь Юань?— он развернулся вполоборота и дождался, пока его радушный сосед соизволит обратить на него внимание,— прими к сведению, я готовлю и сразу за собой прибираю. А не храню неделями коллекцию из грязной посуды. — Мне начать аплодировать?— немедленно ощетинились в ответ,— у нас вообще будут темы, которые не крутятся вокруг твоего превосходства? Малыш, я скоро начну переживать , что тебя обижали в детстве, раз ты так упорно стараешься самоутвердиться за счет бедного и несчастного меня. А вообще я устал!— Шэнь Юань хлопнул крышкой ноутбука и встал из-за стола,— и твоя болтовня точно перебьет мне аппетит сегодня. Ло Бинхэ, вопреки привычкам, хватается совсем не за фразу с детскими обидами. И это слегка напрягает его, потому что первая мысль, которая у него проскакивает после сказанного это: «А у Шэнь Юаня вообще бывал аппетит?» Он даже не хочет думать, как близко Юань своим нелепым замечанием подобрался к истине. С неприятным чувством безысходности Ло Бинхэ слишком четко осознает для себя: старые раны внезапно меркнут на фоне вопроса об обыкновенной еде! Он замечал и раньше, но ведь Шэнь Юань действительно выглядел плохо. Как будто он вот-вот развалится на кусочки. С другой стороны… С какой стати его это волновать должно? Какая ему разница, морил себя этот болезный придурок голодом или нет? Ему ведь совершенно неинтересно. Очевидно, он много недоедал, но чтобы это вызвало такое внутреннее беспокойство? Ощущение холода? Да никогда. Это лишь жалость. Разве не смешно быть таким никчемным? Шэнь Юань был близок к полноправному званию убожества. На губах Ло Бинхэ проскочило подобие усмешки, которое тут же виновато погасло. Он не мог заставить себя улыбнуться до конца. Было невесело. — Ты чего застыл? В точку попал, что ли?— Шэнь Юань стоял прямо перед ним. Он водил перед его лицом рукой, а потом противно ткнул худым пальцем в щеку. Ло Бинхэ вздрогнул, но даже не нахмурился,— ну, не расстраивайся, я не в обиде. Заочно готов простить тебе все на свете за неслыханные деликатесы! Но учти, за разрушенные ожидания будешь доедать свою стряпню в одиночестве. Ло Бинхэ отмер и почувствовал себя странно. Он хотел попятиться назад, чтобы не находиться настолько близко. В подступающей панике его глаза метались по чужому лицу: он прошелся по носу, блестящим очкам, ушам и даже рту, похожему на тонкую полосу. — Шэнь Юань, а ты не переоцениваешь свою компанию?— с задержкой выдавил демон,— Думаешь, я заскучаю? — Нет, я думаю, ты обидишься,— предположил парень,— Мне по горло уже твоего нытья хватает. Так что давай без этого обойдемся. Или у тебя есть силы поспорить? Они с Шэнь Юанем успешно игнорировали большую часть проблем в этих стенах. Так с чего бы начинать решать их сейчас? Сил у Ло Бинхэ тоже не было. — Вообще-то этот прекрасно себя чувствует,— демонстративно Ло Бинхэ задирает нос и, ненавязчиво отталкивая от себя Шэнь Юаня, чересчур сосредоточенно принимается мыть посуду: хотелось ухватиться за что-нибудь поскорее, лишь бы не продлевать эту пытку,— не мешай мне, отойди. В ответ его нарочно ткнули в бок. Ло Бинхэ развернулся и сщурился. — Только не скалься! А то час неровен и собакой станешь. Как потом мне твоему учителю в глаза смотреть?— Шэнь Юань отступил и следом не приминул поинтересоваться,— В недотрогу теперь поиграть решил? То ручонки свои распускаешь в магазине, то жмешься по углам… Все демонические детишки такие чудные или ты особенный? — Я не люблю, когда меня отвлекают от готовки. Хотя если тебе по вкусу есть пересоленные и обугленные куски мяса, дай знать,— ответил Ло Бинхэ на провокацию. Изо всех сил он пытался сохранять лицо. Чтобы его самообладание внезапно не дало трещину, в оборонительных целях он пошел в наступление,— и обычно Шэнь Юань сам ищет повода прикоснуться ко мне, так, что необычного в том, что ему приходиться пожинать свои же плоды? Шэнь Юань издает злорадное «ха» и парирует: — Ага, сплю и вижу, как бы пощупать тебя. Но не считаешь, что было бы нечестно отбирать эту привилегию у твоего учителя? — Уверен, он не расстроится. Похоже, это совсем не тот ответ, которого ждал Шэнь Юань. Наверное, он уже замирал в ожидании очередного горячего оправдания, но Ло Бинхэ доставлять ему такого удовольствия не собирался. Да и лишний раз оскорбить Шэнь Цинцю он всегда успеет. Гораздо приятнее лицезреть это негодующее выражение. Пускай оно и не задержалось на чужом лице надолго. — О, да малыш растет на глазах!— тут же комментирует свои наблюдения Шэнь Юань, подозревая, что к шуткам об учителе у эмоционального ребенка уже выработался иммунитет. Хотя, надолго ли этой показушный выдержки хватит? — Не хочется портить аппетит,— отмахивается Ло Бинхэ и почти не врет: с мыслями о Шэнь Цинцю блюда он мог, разве что, отравить, приправив доброй порцией смертельного яда. И вот это уже второй тревожный сигнал…Он успешно обошел стороной даже свою неугасающую злость, сосредоточенный исключительно на Шэнь Юане. Хотя незадолго до этого он рвал и метал при упоминании Шэнь Цинцю. Спусковой крючок в его голове мгновенно срабатывал от негодования и ярости, переполняющих его с самой первой несмешной шутки. Так безумно хотелось прояснить, почему от столь неприятной темы его коробит. «Да что со мной такое?» И ведь эта история — не предел. Целый день он вел себя странно: в магазине он умирал от жгучего стыда, — как никогда раньше,— ощущая себя обузой; после инцидента с бездомной женщиной он не сердился на Шэнь Юаня за резкие высказывания в ее сторону… И все же все возвращалось к одному, самому тревожащему его вопросу. Он был на верном пути поощрения нелепых шуток про его гнусного учителя! Подумать только! Да который раз за день он не впадает в безумство, когда напоминания об этом лицемерном подонке, слетающие с грязного рта Шэнь Юаня, безжалостно пронзают его снова и снова?! Впервые Ло Бинхэ был готов назвать это неважным. Просто…непривычно меркнущим. По сравнению с Шэнь Юанем, по сравнению с их совместной жизнью. По сравнению со всем. Это так сильно его взволновало, что банально придумать, как поступать, он не мог. Неужели Шэнь Юань был прав, называя его впечатлительным ребенком? — Хорошо, шеф, готовь и удивляй. Так и быть, дыши свободно в награду за бесценный вклад в мои голодные будни,— и вот он беспокоил его? Это самодовольный дурак, не упускающий возможности найти причину посмеяться над ним? Но, вероятно, он такой же нелепый. Потому что даже облажаться перед Шэнь Юанем отчего-то гораздо страшнее, чем перед его драгоценной шизцзе. Ло Бинхэ подозрительно уточняет, словно не был этим встревожен на самом деле: — А если я приготовлю плохо? — Что за странный вопрос? Тогда мне ничего не стоит забрать свои слова назад,— пожимает плечами Шэнь Юань,— постой, не ты ли хвастался, как бесподобно готовишь?— бесспорно, вопрос риторический. Ло Бинхэ не хвастался, конечно, но говорил и правда…много. Без зазрения совести его предупреждают,— Я не постесняюсь назвать тебя треплом, если это окажется еще одной твоей сказкой! «Можно подумать, раньше ты очень стеснялся,— мелькает саркастически на периферии,— этот бы в жизни своей не поверил, будто ты имеешь хоть какое-то отношение к этому слову…» И все же желание не остаться в долгу тонет в пучине смятения. Он не произносит вслух ничего пришедшего в голову. Это раздражает и одновременно обескураживает. Так Ло Бинхэ в ужасе проглатывает все свое замешательство, не прекращая сосредоточенно бороться с внутренним диссонансом. Эта чаша весов оказывается тяжелее. — Спасибо, Шэнь Юань,— он благодарит не от всего сердца, потому что прямо сейчас его сковало железными и холодными тисками. До омерзения сильно,— с такой мотивацией я точно не облажаюсь. Ты так любезен. — Все для тебя, обращайся,— тот хмыкнул и вышел из кухни, крича напоследок,— если я усну, то надеюсь не проснуться от запаха паленной свинины! Ло Бинхэ долго и тяжело смотрит Шэнь Юаню вслед, пока вода из крана непрерывно течет. Его руки холодные и мокрые, но он не вымыл ровным счетом ничего. Тер одну треклятую чащу весь их диалог. Позорище… Сейчас демон остро нуждался в личном пространстве, чтобы дать своим мыслям простор для размышлений, оттого испытывал облегчение с уходом Шэнь Юаня в другую комнату. Ему определенно не нравилась эта озабоченность столь беспомощным человеком. Напрягала своей абсурдностью. Что примечательного в отвратительном характере, куче секретов и неисчерпаемом запасе желания распрощаться с жизнью? Было ли хотя бы что-то? Ло Бинхэ предсказуемо сталкивался с некоторыми внутренними противоречиями, ведь и о нем самом Шэнь Юань вряд ли будет хорошего мнения. Как минимум, поэтому он должен перестать начинать разбираться со своими метаниями с осуждения и категоричных выводов. За все время совместного проживания они оба во всей красе показали свой непримиримый нрав и недостатки. Вообще иногда Ло Бинхэ посещали мысли, не соревнуются ли они за звание главного мерзавца в этом крохотном домишке. В таком случае, победитель был должен выселить проигравшего или что? Они ссорились из-за любой ерунды! Иногда он находил их перепалки забавными, конечно, но в большей степени они ничего хорошего не предвещали. Ло Бинхэ полагал, что если бы Шэнь Юаня не утомляли их пререкания так сильно, он бы уже давно, не церемонясь, подпортил его лицо. Правда, вряд ли бы его попытка затеять драку увенчалась успехом, учитывая значительную разницу в их способностях. Преимущество было на стороне Ло Бинхэ. Может, именно по этой причине Шэнь Юань всегда пытался нарушить его душевное равновесие? Раз уж физически из строя его вывести не получалось. Вот они, чудеса компенсации! Но Ло Бинхэ сомневался. От понимания Шэнь Юаня он был слишком далек, чтобы судить наверняка. Шэнь Юань был странным от головы до пят: его поведение, слова, приступы отчаяния и ярости. Разгадать его было нереально, чтобы быть в чем-то уверенным. А он еще обходит все странные, выходящие за границы здравого смысла, моменты! Шэнь Юань из раза в раз нагло нарушал его личное пространство, бессовестно разбрасывался дерзкими замечаниями и, самое пугающее, комплиментами. Милостивые Небожители! Следил ли тот вообще за тем, какими словами разбрасывается? За их смыслом, например? С первым Ло Бинхэ почти справлялся на подсознательном уровне. Насмешливо и невсерьез ущипнуть, схватить Шэнь Юаня стало похоже на обыденность. Ровно, как и получать то же в ответ. Приличия ради, Ло Бинхэ не поддавался этой обманчивой близости и время от времени держал дистанцию. Но что с этим непонятным человеком? Очевидно, иногда появлялось отчетливое ощущение, словно его это не напрягает. Только в какие-то моменты его скручивало и бросало из крайности в крайность. Невольно это влияло и на него. Так они вдвоем походили то на игривых котят, то на агрессивных и диких уличных псин, которые далеки от ласки и прикосновений. Что с этим делать, демону предстояло лишь выяснить позже… Сейчас он озаботился о расстоянии, чтобы не кормить подступающую панику. Возможно, Шэнь Юанем движет то же самое? Куда легче было с их взаимным желанием раскидываться издевками. Они даже не оставляли места для навязчивых мыслей. Шэнь Юань беззастенчиво делал упор на его бурных реакциях, а он считал будто хорошая идея рискнуть копаться в его голове. В итоге они оба подступали к грани, требующей молчания. Конечно, Ло Бинхэ не считал себя много умнее. Он перегибал иногда, но по делу! Разве нет? Но хуже, чем Шэнь Юань он быть не мог. По крайней мере, ему незнакомо понятие истинной грубости, которая явно была вечным спутником его сожителя наравне с бестактностью. Ло Бинхэ чувствовал себя потеряно, когда речь внезапно сводилась к низменному желанию плоти! Конкретнее — к доводам о его причастности к развлечениям с мужчинами. От дурноты Ло Бинхэ забывал слова и был готов хвататься за голову в такие моменты. Внутренне он неумолимо краснел и был готов провалиться в Подземное Царство от стыда за чужые высказывания. Как Шэнь Юань без намека на смущение мог о таком говорить? Как мог спрашивать? Это…немыслимо! Было ли это еще одним оригинальном способом вывести его из себя? Если так, то выходило прекрасно! Ну, неужели он был похож на того, кого интересовали мужские гениталии? Он не обрезанный рукав! Шэнь Юань точно наслаждался его реакцией, раз так далеко был готов зайти. Или это вдруг стало нормальным? Как еще ему объяснить, насколько чудовищно и дико звучат столь неестественные вещи? Мужчину должны заботить женщины больше, чем разговоры о членах! Подлый Шэнь Юань! У Ло Бинхэ даже не было возможности задуматься о таком до того, как бездна разделила его с родным миром. А теперь его стараниями он мог по несколько раз на дню ловить себя на непозволительных размышлениях об этом! «Я жалок»,— догадывался он. Мог ли он назвать себя иначе, если велся на слова невежественного идиота и забивал себе ими голову? Быть может, юноша не стал бы так сильно на этом зацикливаться, если бы не тяга Шэнь Юаня к замечаниям о его внешности. В прошлом, порой, ему говорили, что он неплохо выглядит, но… Из чужих уст это звучало так, будто он мог выглядеть неприлично хорошо. Непростительно. Так, что это попросту оскорбляет и действительно достойно публичного обсуждения. Ло Бинхэ упорно отрицал у себя наличие чего-то исключительного, но… рядом с Шэнь Юанем он будто расцветал. Почему его неуместный стеб пронизан подтекстом о его привлекательности? «Мне просто кажется,— убеждал себя демон,— Шэнь Юань похож на серое пятно»,— он лишь превратился в немыслимого гордеца и решил, будто лучше выглядит на фоне посредственности. Вовсе не оттого, что Шэнь Юань восхищался его лицом. Заурядным, обыкновенным лицом… Как ему могло быть приятно, когда этот человек нес околесицу, зачастую направленную на его унижение? Это смешно. Но с каких это пор ему стало легче считать, будто он высокомерный кусок дерьма, а не сбитый с толку окрыляющим счастьем казаться для кого-то красивым? Даже хватаясь за призрачные намеки о похвале, Ло Бинхэ не мог поверить.

~///~

После утомительной прогулки до магазина Шэнь Юань почувствовал себя уставшим и, предсказуемо, задремал, когда оставил Ло Бинхэ наедине с кухней. Короткий и обрывочный сон был ужасным: он мерз и не мог закутаться в одеяло так, чтобы стало теплее. Мягкая и плотная ткань укрывала его тело до самой макушки, но избавиться от неумной, пробивающей до костей дрожи не получалось, как бы лихо он не изворачивался в ее объятиях. Тошно. Его трясло лишь вполовину от реального холода — прелести запущенного здоровья. Основной причиной плохого самочувствия по-прежнему оставалось шаткое равновесие его морального состояния, которое он не то пытался удержать всеми силами, не то добить, лишь бы оно уже перестало отчаянно биться в конвульсиях и доставлять неприятности. Он хотел отдохнуть от Ло Бинхэ, ведь его определенно стало слишком много в его однообразной жизни. К тому же, смириться до конца с этим бесцеремонным вмешательством никак не получалось. Шэнь Юань страшился даже позволить развиваться мыслям, которые вели к принятию. Он усердно душил их в зародыше, чтобы не травить себя лишний раз. Только вместо предвкушаемого расслабления в мираже уединения, он умудрился сделать только хуже — сонливость и одиночество, пускай и такое привычное, не могли усмирить мрачные мысли и были похожи на беспощадную пытку. Его персональный кошмар, где он снова один, а на кухне кто-то гремит посудой. Он думал, истощение задавит собой всплывающие воспоминания, но видимо, недооценил их вес. По правде, еще сидя с Ло Бинхэ там, на кухне, Шэнь Юань ощутил зарождающееся беспокойство. Он так не хотел встречаться с образами дагэ где-то на задворках сознания, что был готов, крутясь под рукой Ло Бинхэ, вечность провести в окружении суеты над плитой, бессмысленных перепалок и хмурой мордашки. Слабо, но он бы отвлекся, а не боролся бы сейчас, охваченный чувством дежавю, с жесточайшей агонией. Как бы он не храбрился и не пытался отгородиться от происходящего вокруг, желание изолироваться не гарантировало ему однозначного абстрагирования. Он мог отрицать сколько угодно, но в его жизни есть Ло Бинхэ. Здесь и сейчас. От этого хотелось сбежать, спрятаться и навсегда закрыться, но разве возможно обмануть механизм привязанности? Он почти физически мог ощущать острую и невыносимую нужду в несговорчивом демоне, с которым они уже гребанную вечность обходили друг друга стороной. Шэнь Юань убивался, потому что присутствие Ло Бинхэ, по крайней мере в данный момент, его спасало. Пока он был с ним и вел бредовые беседы, почти успешно ему удавалось давить в себе волнение. Оно так невесомо и верно ускользало, что Шэнь Юань был готов временно променять свою независимость на тонну сарказма и компанию злобного эмоционального подростка. От этих откровений с собой воротило, по правде. Ло Бинхэ одновременно был самым ярким напоминанием о том, почему ему до сих пор приходится мучиться, влача жалкое существование, и позволяющим сбежать от суровых событий прошлого противоядием. Прямо таки комбо! Только вот, когда можно было начинать весело и беззаботно смеяться над комичностью ситуации, а не падать вместо этого в пучину истерии и ненависти к себе? Как и голову, грудь разрывало от мучительной, всепоглощающей боли. Это гнетущее чувство отравляло собой все тело. До шума в ушах и нехватки дыхания. Представлял ли Ло Бинхэ, что желая выделить себе немного личного времени, он оттолкнул Шэнь Юаня, непреднамеренно заставив его остаться один на один с осознанием, что ему нужно это общение? Нужно прямо сейчас, пока он тонет и захлебывается в луже отвращения к себе на пару с болезненными и жуткими воспоминаниями? Ло Бинхэ не приходился ему закадычным другом, не пил с ним на брудершафт и не интересовался его делами. Так, с какой стати он должен его уговаривать и держать? Шэнь Юань ведь сам ушел с проклятой кухни, сам нес кучу несусветного бреда, сам не позволил себе задержаться подольше. Тут был один виновник и, в кое то веке, это не глупый ребенок. Шэнь Юань сложно переносит столкновение с действительностью. Задолго до того дня на крыше он не планировал возвращаться в прежнюю, наполненную жизнью, колею. Внутри его нещадно ломает и плющит, когда к насущным заботам охотно присоединяется давно выцветшее чувство вины. Шэнь Юань, плавая в своем вскипяченном аквариуме брюхом кверху, словно видит спину Хаосина, который сбегает на кухню после того, как с минуту назад стоял над его кроватью и боязливо гладил его волосы. Как он хлопочет и суетится над ним, грохочет шкафами потом. Из-за него стоит звон столовых приборов и льется вода. В четырех безмолвных стенах его старший брат носится, как сумасшедший, и прячет все острое. Шэнь Юань совсем не удивлялся, когда не находил вещи. Он просто молчал и искал дальше. «Прости, дагэ, я такой бесполезный»,— все, что он хотел тогда ему сказать. Но не сказал. И вряд ли когда-нибудь скажет. Слова ничего не значили, пока ты хранишь их при себе. Шэнь Юань надеялся, что оставшись с Ло Бинхэ, пока тот готовит, он избавит себя от неизбежной участи столкнуться с одним из самых стремных триггеров на его памяти. Но там, на кухне, он был не нужен. А настаивать было бы слишком…глупо? Самонадеянно? Наивно? Без разницы. Он упустил возможность, которая была единственным шансом не сорваться в пропасть уныния и опустошения. Теперь он один, в своей комнате, пока там кто-то есть. И это выглядит точь-в-точь, как в то время. Время, которое исполнено виной, сожалением и непрерывными страданиями, приправленными попытками забить себя окончательно. — А-Юань, пойдем, тебе нужно поесть,— его старший брат слабо улыбался, пока его руки, такие теплые и осторожные, настойчиво стаскивали с его головы одеяло. Он мог чувствовать эту заботу, этот страх. Как его тащат на воздух из-подо льда, опасаясь, что он вновь скроется под толщей холодной воды. «А ты сам? Ты сам не будешь есть, дагэ?»— тогда еще Шэнь Юань понимал плохо, зачем думает об этом. Он даже порывался спросить вслух, лишь бы заставить себя на мгновение забыть о происходящем, создать мнимую гармонию. Будто это обыкновенная трапеза, а не ежедневный ритуал, проводимый лишь с целью впихнуть в него немного еды. Одинаковое начало, одинаковые вопросы, одинаковая безучастность. — Знаешь, я ведь уже поел. Пойдем? Уже обед…— и эта досада в его голосе была настолько явной, что хотелось затыкать уши каждый раз, когда его рот открывался в попытке воззвать к его рассудку. Хаосин был таким умным. Он все понимал, но вместе с этим совершенно не ведал, как это утомляет. Почему он читал его мысли, а элементарно догнать, что Шэнь Юань не станет добровольно есть, не мог абсолютно? — Так я пропустил завтрак?— уточнял он. Лишь приличия ради. Не то чтобы он следил, сколько именно завтраков, или обедов, или ужинов он пропустил. «Неужели оставить меня в покое такая невыполнимая задача? Сложно, что ли?» — становилось хуже. Время бежало, и подобные вопросы на пару с бесконечно сильным желанием остаться одному прочно засели в его голове. Хаосин, даже будучи сутками на страже его чрезмерно хрупкого ментального здоровья, постепенно блек. Шэнь Юаню казалось, даже его лицо становилось тусклым. Он не замечал, во что его брат одет, как на него смотрит и как разговаривает. Все это, день за днем, просто варилось в серой и бесформенной массе, в которую превращался его размягченный переизбытком чувств мозг. Его возможности сожрать себя до костей виной или банальной грустью достигли своего предела. Тогда он осознал: «Как же все равно» И пришла небывалая легкость. Вдруг ему стало глубоко наплевать на смешную реальность, где ему не посчастливилось родиться и портить беззаботные денечки другим. Уже не было дела до умирающего от тревоги Хаосина, что едва с бубном вокруг него не танцевал и в храм на поклон божествам не водил, опасаясь повторения того случая. Шэнь Юань на пару с отъезжающей крышей делил не благодарность, а ненависть к непрошеному вниманию. На пьедестале расшатанной психики больше не красовалась вина — покорно она отошла в самый низ, уступая место стойкой неприязни. Тогда отторжение натянуло лицо его старшего брата. Враждебность тоже не заставила себя ждать: постоянным присутствием подле Хаосин вызывал лишь раздражение и гнев. Его хотелось вытолкать за дверь и отправить куда-нибудь, откуда он просто забудет дорогу в его дом навсегда. Но все, на что хватало Шэнь Юаня в итоге — обессилено лить слезы. Он мог часами позорно рыдать, подогревая ненависть к дагэ. Ведь он никуда не уходил и, будто нарочно, сидел над его затравленной и искалеченной душой, слушал рваные всхлипы и завывания. Пытался помочь. «Да как ты не понимаешь?!— кричало все его естество в острые моменты отчаяния,—Мне это не нужно! Проваливай!» Но наступал новый день. А потом еще и еще. Выворачивая себя наизнанку, он доказывал бесполезность поддержки, которую так упорно навязывал ему дагэ. Медленно, но верно возводя бастионы из лжи и притворства, Шэнь Юаню удалось выдворить задержавшегося гостя из помойной ямы, в которой он рвался плавать самостоятельно. Хаосин съехал и поставил абсурдное множество условий. Может, его совесть помешает ему признаться, но наверняка он был рад сбежать из невеселой компании младшего брата. И Шэнь Юаня это смешило. Его смелый и отважный дагэ так боялся. Но вместе с этим почему-то не стеснялся унижать его на глазах Ло Бинхэ в день их последней встречи, посмев разбрасываться провокационными вопросами. Шэнь Юань ощущал себя беззащитным и обманутым. Разве так поступают? Или он должен был поощрить попытку сделать его проблемы общественным достоянием? И снова все сводилось к Ло Бинхэ, этому воплощению преисподней в теле спесивого юноши. Очаровательного, но буйного. Смышленного, но до ужаса наивного. Непонятного, одним словом. Пускай Шэнь Юань рьяно пытался разграничить свои жизненные тяготы с нынешними буднями, дабы никакие любопытные дети не лезли к нему под кожу, реакцию Ло Бинхэ на свои проблемы он всегда представлял однообразно: дурной мальчишка посмеется над его ущербностью, не воспримет серьезно и попытается ткнуть носом в непростительную дурь. И ведь это все не безосновательно! Его фантазии совсем недалеки от реальности: демону его страдания казались величайшей нелепостью. Насколько он мог судить… Неуклюже перекатываясь с одного бока на другой, Шэнь Юань плотнее кутается в одеяло. Дремота рассеивается, и он моргает, смотря в тусклую стену перед собой. С кухни доносится оглушительный запах еды. Аромат пряностей и жареного мяса струится по всей квартире, наполняя собой и уголки его чахлой комнатушки. Звенит посуда. «Круто, и долго будет вонять теперь?— недовольно мелькает в голове. Весь дом пропах маслом и специями,— проветривать кто станет, поваренок?» Хотя порыв сделать возмущенное замечание крепчает вместе с обострившейся тошнотой, из-за витающих в воздухе ароматов рот невольно наполняется слюной. Сводит скулы. Шэнь Юань не чувствуют чего-то сродне аппетиту — лишь голод, болезненный и яркий, как никогда. Живот нещадно скручивает, и он измученно стонет. — Как этот не зайдет, Шэнь Юань все норовит отправиться в Диюй*,— голос Ло Бинхэ звучит чуть насмешливо. Шэнь Юань дергается и оборачивается, путаясь в простынях. — У тебя фетиш наблюдать за спящими людьми? Я снова не успел встать, а ты уже здесь. «Похоже, что я тебя звал? Ты тут забыл что-то, родной?»— он молился, чтобы не голову. Ло Бинхэ вскидывает брови и изумленно вопрошает: — Тоже чувство дежавю навевает? — Не умничай!— Шэнь Юань, барахтаясь, выбирается из мягкого плена и спешно ищет очки у кровати,— ужин готов? Или чтобы твой гений кулинарный активировать нужна жертва? Ло Бинхэ подходит ближе, опускается у его постели и небрежно подхватывает с пола очки. Легко он подбрасывает их вверх, Шэнь Юаню в руки. — О, конечно. Этот ведь пришел, чтобы страдания твои прекратить. И поесть сытно заодно. Брови Шэнь Юаня хмуро съезжаются, пока он нервно толкает пальцем очки на переносице. Лицо Ло Бинхэ перед ним. — Как великодушно,— усмехается он и не удерживается от шутки. Пусть на демона смотреть не хочется, смущать его стало неотъемлемой частью ежедневного плана,— только я откажусь, пожалуй. Хотелось бы умереть, в крайнем случае, от рук горячего красавчика. Если вдруг повстречаешь такого, не молчи. В этот апогей неловкости их взгляды сталкиваются. Ло Бинхэ хлопает длинными, как у нежной девицы, ресницами, и отводит глаза в сторону. Мерцающая на его лбу метка вспыхивает; на щеках загорается прелестный румянец. «И все же как очаровательно этот оболтус смущается!— при этом сам Шэнь Юань зрительного контакта не избегает: вдоволь любуется темными глазами и торчащими из-под верхней губы острыми клыками,— не будь таким диким, отбоя от поклонников бы не было!» — То есть моя кандидатура уже не актуальна?— звучит чуть робкое и неожиданное. Шэнь Юань откровенно не понимает, к чему был этот странный комментарий. Всплеск противоречивых эмоций ощущается необычно, но недостаточно ясно, чтобы дать им название. Весь их диалог вдруг начинает казаться неуместным. Лучшим решением он считает с наигранным подозрением ответить: — Хорошая попытка, чтобы меня прикончить,— он пихает демона ладонью в лоб и Ло Бинхэ на миг теряется,— Но на звание самого оригинального не тянешь пока, старайся лучше. — Это отвлекающий маневр!— жалкое оправдание. «Отрава в еде? Так и знал!» — Слышишь, стратег, ты чего пришел?— Шэнь Юань поддевает его,— Заскучал все-таки? Снова становится весело. Он издевается и смеется над Ло Бинхэ, который, стараясь не отставать, тоже задает жару, бывает. Их дуэт поет и прогоняет прочь все тревоги. Шэнь Юань чувствует, как оказывается, ему легче. Дрожь и холод незаметно отступают, и его тело больше не сотрясается в приступах неконтролируемой агонии. Он не планирует мчаться в объятия действительности, такой живой и манящей, но, как минимум, планирует насладиться этой чарующей легкостью. — Нет. Лишь подумал, что тебе надо принять участие,— Ло Бинхэ встает и теперь преимущество на его стороне: он смотрит на Шэнь Юаня сверху вниз,— не валяться же тебе без дела. По тарелкам разложишь все. — Эй! Твоя память такая короткая, что ты забыл, кто купил все продукты?— он чувствовал себя несправедливо оскорбленным. Прямо таки до глубины души!— Сам накладывай. — Я похож на прислугу? «Смотри, ты сам напрашиваешься!»— такие вопросы словно были созданы для того, чтобы развязывать его говорливый язык. Он даже не старается себя сдерживать. — Разве мы не выяснили, что тебе очень хорошо в фартуке? Да и это лишь честная плата за проживание! Я даже продешевил, не находишь?— хмыкает Шэнь Юань. Он спускает ноги с кровати, встает и потягивается,— к тому же, какая еще от тебя польза? — Не даю тебе умереть прежде, чем ты наложишь на себя руки?— после смелого предположения повисла тишина. Теперь пришла пора непонимающе хлопать глазами Шэнь Юаню. Прямолинейный ответ конкретно обескураживает. Чтобы переключить внимание, он шумно и глубоко втягивает волнующий аромат еды, который захватил собой все пространство вокруг. Ло Бинхэ, что не может не поражать, терпеливо ждет его ответа и не дает заднюю. С одной стороны, лучше бы он забрал слова назад, ведь Шэнь Юань абсолютно точно не давал добро на обсуждение своих нерешенных душевных метаний, а с другой — не рыпается лишний раз, и прекрасно. В конце концов, он выдавливает из себя: — …Перегибаешь,— он не знает, может, ему мерещится, но Ло Бинхэ словно облегченно вздыхает, не встретившись со вспышкой ярости. Он также понятия не имел, что демон, приведя свои долгие и тяжелые размышления к логическому завершению, целенаправленно прощупывал границы дозволенного. Молча они стоят друг напротив друга, пока Ло Бинхэ не нарушает затянувшуюся паузу первым. Он разворачивается, бросая через плечо: — Пойдем. Ужин почти готов. Головой он кивает в сторону кухни, его волосы забавно подпрыгивают. Это кажется таким естественным. Будто каждый день Шэнь Юаня звали поесть так легко. И…Образ дагэ больше не наслаивался поверх чужой спины.

~///~

Когда они принялись раскидывать приготовленное по порциям на тарелки, Шэнь Юань уже ловил приступы паники от усилившегося головокружительного запаха. Ну и, конечно же, от вида сего гастрономического шедевра. К несчастью, назвать стряпней сотворенное руками Ло Бинхэ чудо язык не поворачивался, как бы не хотелось того уколоть. Верно поговаривали: талантливый человек талантлив во всем. Шэнь Юань обязательно добавит в список достоинств этого необыкновенного ребенка готовку. Он еще не попробовал на вкус, но уже мог сделать заявление: выглядит это потрясающе. Овощи блестели в соусе, поджаренные до золотой корочки. Между кусочками мяса алел тонко нарезанный перец и морковь. Белоснежный и рассыпчатый рис под всей этой прелестью завершал композицию. Глаза Шэнь Юаня хватались за это обилие цветов. Он был готов вопить от восторга, параллельно гадая: «Можно ли умереть от визуального оргазма?»— потому что смотря на то, что лежало перед ним на тарелке, такую смерть без стеснения можно назвать лучшей! Ло Бинхэ с минуту еще над чем-то хлопотал, а затем подошел и посыпал порцию Шэнь Юаня свежим зеленым луком и кунжутом. «Что ты творишь, проклятый демон?!!1!1!»— будет странно, если он зарыдает от красоты? — Святые небожители, это невероятно,— не удерживается и делится впечатлениями на выдохе Шэнь Юань. — Но ты еще не попробовал,— с сомнением реагирует на похвалу юноша. —Ты сумасшедший… Это потрясно, Бинхэ! Просто… вау! Ло Бинхэ уже закинул пару кусочков свинины в рот. Невозмутимо он жевал и ухмылялся. — Да неужели? — Не язви. Это комплимент. — Приятно слышать,— довольно тянет демон. Так, словно это было не величайшее облегчение на свете, рассеявшее все страхи и переживания,— я же говорил, что умею готовить. Не в моих принципах лгать о таком. — Ой, заткнись, а? Или хочешь, чтобы я стер это выражение с твоего лица? «Так гордится собой, будто мир спас! Ну не ребенок ли? Как не умиляться? Очаровашка»— а вообще, неужто его так мало хвалили? Человек, бесконечно купающийся в славе не реагирует так, словно слышит восторженные и полные одобрением слова впервые. Хотя… только если Ло Бинхэ настолько любил свое эго. — Шэнь Юань, когда можно начинать считать твои пустые угрозы? Кажется, любитель сказок у нас здесь ты, а не я. — Еще не поздно, я могу уйти из-за стола. Хочешь? Ло Бинхэ вытаращил глаза и побледнел. Он был полон решимости накормить этого упрямого и невыносимого дурака. Допустить, чтобы он ушел в борьбе за свою правоту? Никогда! — Нет. Ешь,— словно не хочет продолжать эту эпопею, просит демон. Конечно, он не даст жалкой мольбе просочиться в свой голос. На деле его мысли бьются о черепную коробку с лихорадочной скоростью: «Для кого я готовил, неблагодарный?!» «Хочешь ходить с этой тарелкой на голове, Шэнь Юань? Попробуй тогда встать из-за стола!» «Ты обещал поесть своему брату, помнишь?! Зато я помню, я помню…» «Ты же совсем не ешь ничего, Шэнь Юань…» И этот поток уносит его самообладание. Если Ло Бинхэ заговорит снова, он боится, не удержит себя в руках. Так глупо. Противно. Безрассудно даже. Похоже, он поторопился, решив отужинать за одним столом с этим человеком. Он даже не определился, какой подход выбирать, как действовать. — Ем, ем. Нужно же убедиться, что на вкус не хуже, чем на вид. Кто еще тебе даст независимую оценку? Шэнь Юань, это самое таинственное в мире существо, сейчас закидывает в рот по чуть-чуть рис и овощи. Его губы пухнут и краснеют от горячего. Внезапно для себя Ло Бинхэ обнаруживает, что долго лицезреть эту картину не может. Безымоционально он роняет, как бы между делом: — О, мой учитель тоже сторонник независимых оценок. Хотите устроить с ним состязание? Шэнь Юань давится, вновь шокированный поддержкой шуток про Шэнь Цинцю. — Боюсь, я ему точно не соперник,— он бьет себя по груди, откашливаясь. «Еще и лицо его опозорю. Какое уж тут соревнование? Негоже бессмертному мастеру с червем никчемным тягаться…» Шэнь Юань не замечает, как активно жует кусок за куском; обжигает язык, торопясь. Его пальцы дрожат, пока он держит палочки, а соус летит в разные стороны. Он не обращает внимания, что ест без аппетита — им движет азарт и забава. И, возможно, голод, который он умело игнорировал. — Так… это точно вкусно? — Надеюсь, ты просто стебешься,— бормочет Шэнь Юань и негодующе хнычет,— ну что за тупые вопросы? Малыш, я лучше за все свои двадцать два года жизни не ел! Ло Бинхэ позволяет себе расслабиться окончательно. В редкой, но такой ценной идиллии, под аккомпанемент из издевок и взаимных укоров, проходит их светская трапеза. Тарелка демона пустеет быстрее. Он убирает ее в раковину и хочет забрать за компанию и посуду из-под порции его ненаглядного приятеля. Когда он за ней тянется, то замечает: еда еще оставалась в ней. Шэнь Юань поднимает перед собой измазанные в соусе и овощном соке грязные руки: — Сейчас помою и доем, без паники, шеф! Ло Бинхэ наблюдает, как тот двигает стул и некрепко стоит на ногах. Внутри клубится беспокойство: чужой лоб покрыт испариной и он не знает, насколько хотел бы быть этому свидетелем. Притвориться, что ему нет дела? Или предпринять попытку сунуть нос в чужую жизнь, где ему определенно не рады? Такой болезненный вид не сулил ничего хорошего. Мог ли он все оставить, как есть? Вдруг у Шэнь Юаня, в силу его нелепой немощности и подорванного здоровья, аллергия на что-нибудь? Или непереносимость? Почему его примяло так, будто он должен в воздушный змей скрутиться вот-вот? Ло Бинхэ отмечает: день полон цикличных сюжетов. Вот он опять моет посуду и, унесенный водоворотом мыслей о Шэнь Юане, просто полоскает в холодной воде ладони. Уже который раз за день этот человек утягивает его в прострацию одним своим существование! Подлец, подлец! Благодаря невероятным усилиям воли и духа, посуда скоро становится чистой. Ло Бинхэ хочет возвратиться на свое место за столом, желая посмеяться вслух над замкнутым кругом, который их сегодня преследует, не отпуская. Но Шэнь Юаня не оказывается на кухне. Его место пустует, криво повернут стул. Еда успела остыть. — Шэнь Юань, да ты человек слова!— на пробу зовет Ло Бинхэ,— все же решил оставить меня одного доедать? Но никто не отзывается. «Бред. Почему я должен беспокоиться?»— звучит на просторах сознания, пока он проверяет остальные комнаты,— «он отошел в уборную»,— так он заключает, когда не находит его ни в одной. И все же Шэнь Юаня нет слишком долго. Какой-то парадоксальный испуг зарождается глубоко внутри и гадко вьет свои сети. Ло Бинхэ не сходит с ума, однако, дергается и морщится от каждого тревожного звоночка. Он не знает, на что рассчитывает, когда бесцеремонно стучит в дверь туалета. — Шэнь Юань?— ответа не последовало, и тогда он дергает за ручку. Заперто,— Ты…тебе нужна помощь? Слышишь? Он почти ударяется ухом о прохладную поверхность двери. Метка пульсирует и светится в такт бьющемуся сердцу. — Либо отвечаешь этому, что произошло, либо я открою дверь сам! А я открою, уж поверь!— Ло Бинхэ груб, но за раздражением кроется непривычное беспокойство. И снова тишина. Он слышит глухие шорохи и всплески, но они явно не имеют ничего общего с речью. — Я предупреждал!— его ладонь, сомкнутая вокруг дверной ручки, совсем мокрая,— Я…я захожу! Ло Бинхэ не ожидает столкнуться со столь ужасающей картиной. То, что он видит, с размаху бьет его прямо в живот. Он ощущает, как мгновенно его дыхание прерывается и болезненно задерживается в легких, разрывая их на части. Шэнь Юань жалко скрючился над унитазом, выплевывая непереваренные остатки пищи из желудка. Острые плечи тряслись, пока его нещадно рвало. Он кашлял и цеплялся пальцами за ободок. Все стало в миг таким медленным, что Ло Бинхэ даже шевелиться не рисковал. Серо. Больно. Страшно. Окутанный безысходностью, он лишь наблюдал, как подпрыгивает чужой кадык, раздуваются щеки и вздымается прижатая к холодному фарфору худая грудь. Тупо моргая, Ло Бинхэ смотрит, как Шэнь Юань, наконец, оборачивается, пряча перепачканный рвотой рот в предплечье. Он вытирает губы о бледную кожу и рукава, как может, но на них все равно виднеются разводы. Тогда он нервно растягивает их в улыбке, изможденной и болезненной. — Интересно,— словно гадая, произносит Шэнь Юань,— насколько тебе противно смотреть на меня? По десятибалльной шкале можно… Унизительно. Чувствуя себя загнанным в угол, Шэнь Юань ненавидел нынешнее свое положение. До невозможного он был отвратительным и слабым. Просто смехотворным и мерзким. Как с ним рядом можно был стоять и не брезговать? Прямо сейчас он обнимал толчок, заталкивая туда все содержимое своего хиленького желудка, что совсем недавно стыло на тарелке. Что ж, он надеется, Ло Бинхэ приснится кошмар с его непосредственным участием. — Шэнь Юань…— зачем звать так печально? Как это ему поможет? Шэнь Юань не хочет слушать его. Опозориться сильнее он попросту уже не мог. Участвовать в викторине абсурда, которую любезно из раза в раз готовил для него Хаосин? Детский лепет. Настоящие мужчины выберут растоптать свой авторитет полностью и навсегда. Словно его и не существовало, как и уважения. Ну и разумеется предварительно щедро искупать это все в блевотине. Его живот, наполненный невыносимой тяжестью, сковало от боли и спазмов. Он просто физически не был способен переварить такой сытный и жесткий ужин. Который теперь плавал в луже желчи, перемешанный в одно совсем не аппетитное месиво на дне унитаза. Горло Шэнь Юаня разъедало, пока внутри разрасталась такая же едкая пустота. Он решил, будто реальность примет его, забудь он на мгновение о всех преследующих его невзгодах. Решил, что если отвлечется, то ничего не страшного не произойдет. Но ему нельзя было забывать. С какой стати он взял, что все нормализовалось? Его организм не просто был в стрессе все это время — он вопил, не успевая восстанавливаться. Что ему дало право считать, словно этот ужин будет чем-то отличаться от других? Фокусы Ло Бинхэ с духовной энергией? Лечение его шрамов? Так это не сопровождалось лечением прочих болячек, включая больной желудок. На такое чудесное комбо он мог полагаться, разве что, во сне. Ло Бинхэ вырвал его из привычного уклада бытия, но отнюдь не был добрым волшебником, что по щелчку пальцев искоренит все несчастья на его жизненном пути. Да и зачем ему, собственно? Это он был во всем виноват! Если бы в тот роковой вечер Шэнь Юань раньше сиганул за край, то ему бы не приходилось сейчас переживать этот фееричный триумф позора. Ло Бинхэ был загвоздкой в каждой его новой проблеме: зачинщиком всех непрерывно одолевающих его неприятностей. Он ненавидит. И себя, и его. Все это. Почему он просто не мог исчезнуть, чтобы не оказываться в такой глубокой заднице? Шэнь Юань глубоко дышал, пытаясь справиться одновременно с болью в животе и с беспорядочным видом, который не повезло застать впечатлительному ребенку. «Да я просто сногсшибателен! Налюбовался?» Какой стыд… даже его очки были в брызгах от слюны и рвоты. На глазах блестела дрожащими капельками влага. Она скатывалась прямиком по грязным щекам. — Может, уже закроешь дверь?— его голос был не то уставшим, не то граничащим с истерией. Неровно он колебался и менял тон. Если сейчас не превратить свою вдохновенную отповедь в клоунаду, агрессия начнет переливаться через край,— или компанию составить хочешь? Знаешь, я всегда знал, что твоя еда опасна для здоровья, ведь… — Шэнь Юань, хватит. «О, блевать от тошноты — это же очень контролируемый процесс! Ты гений! Спасибо, что сказал. А то бы до утра тут сидел, с толчком в обнимку!» Ло Бинхэ опускается на пол, прямо в тесном проеме, садится на колени и налегает на спину Шэнь Юаня, обхватывая его рукой поперек живота. Тот стонет от боли и задерживает дыхание. — Дыши,— обида переполняет. Шэнь Юань и вспомнить не может, когда был таким уязвимым. Но зачем-то пытается сделать вдох. От рук Ло Бинхэ исходит то мифическое тепло, которым он вылечил его раненное запястье. Постепенно Шэнь Юаня отпускает, и он действительно дышит. Но эйфория, с которой он сталкивался ранее в процессе лечения духовными практиками, не спешила принять его в свои объятия. Дурман не пожрал остатки его здравого рассудка, лишь незаметно смягчил боль и унял жжение. И все же Шэнь Юань не может сдержать новые, проступающие на глазах слезы. Какой же он жалкий. Эта ситуация вызывает сплошное бешенство. Злит все: от своего компрометирующего состояния до нежелания падать ниже в чужих глазах. Кислый запах въедался в одежду и кожу. Наверняка и Ло Бинхэ заметил это. Почему он все еще здесь? Зачем? Шэнь Юань не инвалид, он поднимется сам. Сам поймет, как справиться. Один уже со своей помощью долбанной пошел на все четыре стороны. Если будет надо, Шэнь Юань отправит ему за компанию и второго. — Ло Бинхэ, отойди,— сквозь зубной скрежет нечто похожее на просьбу. — Нет,— какая досада! Что ж, у него был шанс выйти на компромисс. — Ты глухой? Или нравится эту красоту наблюдать? Я один хочу побыть. Просто свали, будь добр. Чужое дыхание щекочет его затылок, и он сильнее вжимается в заляпанный липкими каплями обод. Ло Бинхэ не дает ему отстраниться даже слегка — обхватывает хрупкую талию уже двумя руками. — Шэнь Юань, тебе не кажется, что я тут должен условия ставить? Голос Ло Бинхэ такой же неуверенный и боязливый. Он чувствует, что несет непроходимую чушь. Они дрожат вместе. — Ты безжалостно перевел мой ужин, даже не получив удовольствия. Как повар, я оскорблен. — Ты больной?— изумляется Шэнь Юань,—Встал и вышел. Сейчас же. — Нет, мы не договорили. «Да почему ты такой упертый?! Глаза открой и посмотри, что происходит!» — Либо ты сейчас катишься отсюда подальше, либо я заеду тебе в нос затылком. Я не шучу. Уверен, что хочешь ходить с разбитым лицом? Будешь еще страшнее. — Бывало и хуже,— он лишь крепче смыкает руки у Шэнь Юаня на поясе, распространяя целебную Ци,— к тому же, кто тебе потом кровь с волос ототрет? Сам ведь не станешь. На это заявление раздается хриплый и тихий смех. Совершенно измученный и безучастный. В конце концов, Шэнь Юань утомленно говорит: — Я предупреждал, не обижайся. Не медля, он подается головой назад, но к сожалению, попадает разговорчивому мерзавцу лишь в нижнюю губу. Она трескается и немного кровоточит. Благо, он не может видеть, как демон просто слизывает кровь с крошечной ранки. — И это все? — Да пошел ты!— со всей накопившейся злостью и ненавистью выплевывает Шэнь Юань. Он не вырывается больше — просто дает волю слезам и, шмыгая носом, ревет. Когда он окончательно проваливается в бред, забытый истерикой и чувством собственного падения, Ло Бинхэ перехватывает его поудобнее и уносит из уборной. Еще немного он использует Ци, чтобы подарить Шэнь Юаню немного спокойного сна и отдыха. Слезы его так измотали, что смотреть было жалко. Ло Бинхэ позаботился обо всем: прибрал в туалете, вытер от следов рвоты унитаз и полы; умыл заляпанное лицо, протер очки и тощие пальцы Шэнь Юаня, которые он с непередаваемым усердием проталкивал себе в горло. Ло Бинхэ не понимал, как случилось то, что случилось. По своей невнимательности он упустил из виду, как пагубно затяжная голодовка сказывалась на человеческом организме. Люди, обыкновенные, такие хрупкие и маленькие. По крайней мере, Шэнь Юань точно. Отчего-то Ло Бинхэ больше не мог назвать его жалким или ущербным, сколько не порывался. Даже про себя. Ему было так жаль… Хотя признаться, он был напуган гораздо больше, стоя по другую сторону закрытой двери. Он видел, что за ней может быть. И как бы это не выглядело, был рад, что это не то, чему он успел стать свидетелем по случайному стечению обстоятельств… Разбираться, по каким таким неизведанным причинам ему не безразлична судьба этого человека, Ло Бирнах больше не хотелось. Еще мгновениями ранее он так горел этой идеей. Докопаться до сути было так невероятно важно. Сейчас — вообще нет. Он смотрел на сопящего под одеялом Шэнь Юаня, измотанного тяжелым днем. Да разве он мог залечить его шрамы? Едва ли. Какие-то рубцы останутся так глубоко, что он их и не увидит никогда. А некоторые будут всплывать вот такими малоприятными сюрпризами, как сегодня. Мог ли он что-нибудь сделать? Мог ли Ло Бинхэ вообще помочь? Вопросы зачем и почему больше не возникали: наплевать совершенно. Он хотел вытащить этого человека из кромешной темноты. К свету, где ему было место. И пожалуй, начать стоит с малого. Завтра он мог бы приготовить для него легкую кашу или бульон нежирный… Потом понемногу бы добавлял в еду мед и зелень, специи не слишком пряные. У Ло Бинхэ уже возникло в голове множество вариантов. Отчего-то он был уверен, что Шэнь Юаню непременно понравится сладкое по выздоровлению. Как будто он уже заранее знал, что приготовить, дабы удивить и обрадовать. Конкретно этого человека. Интересно, почему? Он ведь никогда не спрашивал.