sparks

сону все бездарем называют. говорят, Семье он приносит толку ровно ноль. пускает по ночам колючий сквозняк, оставляя форточки открытыми, из-за чего все двери в доме хлопают, как доминошки, одна за другой. курит свои сигареты, просто потому что красиво, и сидит безвылазно в комнате с гитарой. капюшон на глаза и рукава толстовки тянет до самых ладоней. как подросток. а чанмин в этого подростка влюблён. сильно, как смертные любят. ненормально, от безумной страсти до нежных поцелуев лоб, от которых младший всегда смущённо улыбается. и навечно. возвращаясь вновь под утро, чанмин буквально плелся в комнату. весь покрытый трещинами, глаза стеклянные, уставшие до чёртиков. яркий янтарь потух, и сейчас вампир скорее на молодого студента похож был, который живёт от сессии до сессии. лишь бы дойти до комнаты. внутри всё такое родное, неосязаемо теплое для вампиров. оно, казалось, светилось мягким жёлтым светом, от которого внутри искры разжигались. послышался шелест одеяла. у них на двоих оно всегда одно. одно одеяло в клетку, одна скрипящяя кровать и одна тихая жизнь. длинная, как дорога в степи, загнутая восьмёркой и скреплённая любовью до смерти. никто никому не обещал, не требовал и даже не просил. обоюдное согласие? нет. взаимная нужда в друг друге? да. связь ощущалась ещё в самом начале, под кожей тихонько морзой пощёлкивала. ждала-выжидала, росла и крепла. паутиной опутывала их тела, друг к другу души пришивала, приделывая новую заплатку ко шву после каждого холодного взгляда. красиво перетянув всё тонкой шелковой нитью и перевязав кокон из чувств ярко-алой лентой, она ушла любоваться своей работой и осела липкой плёнкой на их коже. они и не заметили. сону поднимается с кровати. сонный, кудрявый, на плюшевую игрушку похожий. хочет сказать что-то, но видя настрой старшего, захлопывает рот и, шеркая, идёт к чанмину. виснет на нём у самого порога, передавая всё тепло. всё то зудящее чувство у него внутри. не знает, получается ли у него разделить груз у старшего внутри на двоих. но очень хочет, чтобы это сработало. если это и станет его даром, он совсем не против будет. потому что любит. искренне любит чанмина. до глупых бабочек и туч мурашек на коже. до пятен перед глазами и горящих губ. сону любит. очень сильно. чанмин вдыхает медленно, помещая руки на талию сону. от младшего вампира пахнет сигаретами и...персиковым гелем для душа. как неправильно. сону всего на несколько лет младше, но всё ещё неподросшее дитя с розовыми очками на носу. его беречь надо. и чанмин удовлетворённо хмыкает за ухо. затем отстраняется для того, чтобы мягко припасть к чужим губам. тепло. сладко. мало. хочется ещё. ресницы сону трепещут. он руками ерошит волосы старшего, ногтями щекоча затылок, пускает толпы мурашек по мраморной коже. шея у чанмина красивая. тонкая такая. её искусать хочется. чтобы видели, знали. чанмин только для сону. и наоборот. но это может подождать, поэтому сону целует за ушком и спускается поцелуями к кадыку, внутреннего зверя сдерживая. а чанмин дышит тяжело. глаза жмурит, чуть стонет. шея у него не только красивая, но и чувствительная очень. тут сону отрывается, чмокая в губы, и заглядывает в темноту глаз, которая вновь янтарным блеском наполняется. старшему вампиру лучше. это всё, что ему нужно знать. чанмин переплетает их пальцы и утягивает сону на кровать под их клетчатое одеяло.