***
Дима с шестнадцати думал о своей метке: о щенке с венком из ромашек. он смотрел и любовался. ведь это не просто красивая картинка, не просто след судьбы — это он и его родственная душа. он и его родственная душа — нечто такое нежное и чистое. такое нежное и чистое, что это щенок с венком. венком, чтобы их побрал, из ромашек. как только метка появилась на предплечье, прямо посередине между запястьем и локтём, на внутренней стороне руки, Дима не упускал ни дня, чтобы смотреть на неё. он пялился и пялился на красивую цветную метку, пока что радуясь, что он не серая и уж тем более не чёрно-белая. если соулмейт ещё не родился, это конечно лучше, чем уже умер. но в любом случае расклад примерно одинаковый. хотя, всё-таки трахать кого-то младше себя минимум на шестнадцать лет лучше, чем провести всю жизнь в одиночестве. да уж, мысль про трахать так ненавязчиво пробралась в пубертатный ум, так что Дима тут же принялся фантазировать на тему того, кто же это будет. если смотреть на отца, то сам Дима не станет высоким и брутальным молодым человеком, а если на мать — то станет блондинистым голубоглазкой, смахивающим недо-Джеймса Бонда. так что все мысли сразу же крутились вокруг образа высокой девушки с тёмными глазами, скорее всего тоже тёмными глазами; не самой привлекательной, но с пышной грудью, в которую, в самых идеальных мечтаниях, собирался утыкаться прямо лицом парень, наслаждаясь их горячей упругостью и нежностью (только к двадцати ему удаётся узнать, что грудь большого размера не особо упругая, и в принципе грудь не особо горячая). и из раза в раз все мысли приводили к действиям — бесстыдным, но со смущением. парень смущённо надрачивал себе на очередной выдуманный образ родственной души, смакуя снова и снова выдуманное имя для своей половинки. высокая брюнетка, низкая шатенка, блондинка его роста — в голову лезли образы девушек с любой внешностью. неизменным оставалась чуть ли не мультяшная картинка пёсика с ромашковым венком на предплечье правой руки. может поэтому он резко в шестнадцать стал левшой. любые фантазии о девушках вводили Диму в краску и заставляли смущаться, напоминая самому себе, Чиполлино. только Диме не доставала храбрости, бесстрашия, юмора и внутреннего стержня, а так он похож этой вечной краской на щека и блондинистостью на героя старого мультика. ещё раз посмотрев на метку, он вздохнул, разлёгся на кровати и подумал, что ему так не хватает Вишенки, чтобы он помог разобраться со всем этим бредом в его голове, который не даёт даже спокойно поспать, принять душ, сделать уроки. да и вообще жить.***
поступая в колледж полиции, Дима не сомневается, что его прозовут собачником и будут отправлять в отделение кинологии, называть ромашкой и обзывать девчонкой, намекая, что это скорее оскорбление для самих дам, потому что такую нюню слишком громко называть дамочка. честно говоря, такие мысли по понятным причинам крутятся в голове — в школе было так. так было и до метки. так осталось и после метки. даже увеличилось чуть ли не втрое. весь поток грязи, оскорблений и говна, который он выслушал в школьные годы, всё это Дима уже готов принять, медленно вдыхая и ещё более медленно выдыхая, начиная небольшое занятие дыхательной гимнастики, стоя на пороге кабинета за пятнадцать минут до первой лекции. возле двери он стоит все эти пятнадцать минут один. в голове гуляют мысли прогулочным шагом мысли, что он пришёл не туда, не в тот день и не в то время. но спустя три минуты от начала лекции подтягиваются другие ребята, а ещё через минут семь приходит и преподаватель. и, совсем как опасения, что парень пришёл рано, убеждение, что он снова станет посмешищем в группе, рассеиваются, оседая нервозным смехом облегчения по полу аудитории. ему удаётся легко найти компанию, даже друзей. никто не смеётся над его меткой, а только изредка просят взглянуть, если видят ненароком. конечно же интересуются, нашёл ли Дима свою родственную душу, на что всегда получают слегка грустную улыбку и ответ нет, пока что, но обязательно когда-нибудь… он с таким же ванильным лицом убеждает себя в этом, пока трахает себя пальцами. кажется, что весь мир ему твердит твоя родственная душа, наверно, такая симпатичная девочка, раз у вас двоих такая нежная и невинная метка, хотя всегда и везде было совершенно нормально, что соулмейты одного пола. Дима всегда и везде видел и двух парней, и двух девушек, и людей того пола, которого они сами себя определили, но Диме, естественно, не дано было узнать, гуляющих с одинаковыми разноцветными метками, и всем было окей с этим. но с ним, с Димой, на которого всегда и везде забивали болт, стоило ему пропасть из поля зрения людей, явно что-то не так, раз ему кажется, что мир против него, что мир будет порицать его влечение к парням. когда Дима выпускался из школы, получив самые высшие баллы за ЕГЭ, он не праздновал со всеми остальными на выпускном, опуская ноги в Мойку и не встречая рассвет около Исаакиевского собора вокруг красивой клумбы красных роз на чёрных лавочках — он фантазировал на Марка Уолберга, мечтая щекой потереться о его накаченную грудь и взять в рот его член, который***
— Игорь Гром — твой новый напарник. пойми, к нему просто так не лезь, но и не отмалчиваясь в сторонке, а то он так все дела без тебя переделает и даже не заметит, что ты рядом семенил, поджавши хвост, пёс! это напутствие от Цветкова становится ненавязчивым напоминанием о метке, но откуда новому коллеге знать — неизвестно, так что Дима относит это к шуткам в разряде ссыкун — собака и идёт знакомится с новым напарником. Игорь Гром оказывается почти тем самым, который являлся Диме во влажных снах в костюмах Гарри Харта и с телом Марка Уолберга. накачанный, сильный, без костюма, хмурый. от яркого, но явно нижнего Цветкова, Диму метает до серого, но верхнего Игоря. в какой-то момент его дрочка на фантазию сливается во что-то однородное и единое, так что он полностью себя отпускает и дрочит на кого-то среднего. эта гиперсексуальность чуть-чуть мешает, когда на радарах попадает некий Чумной доктор. Дима успевает немного раздружиться с Костей, попытаться разболтать Игоря, но всё псу под хвост, то есть сизифов труд. от того же Кости Дима узнаёт, что года два назад погиб соулмейт Игоря — некий Олег Волков на некой операции в Сирии. явно какой-то бандит. уж лучше поймать бандита-соулмейта, чем получать груз с прахом этого самого бандита-соулмейта и письмо, где в крайне скомканном виде объяснялось, что они соулмейты, а их связь была обнаружена уже посмертно посредствам открытой базы данных — такова политика Игоря, по словам Цветкова. когда ему письмо и посылка прямо в офисы пришли, то Игорь прям на месте осел, понял, что его нож и сердце на спине потускнели; тогда ещё Гром на неделю пропал, поговаривали в запой ушёл, а затем вернулся, в личном разговоре с Прокопенычем сказав, что лучше уж сидящий соулмейт, чем мёртвый. так что Игорь людям помогает. конечно же Диму история растрогала до глубины души, так что появление Чумного доктора заставляет его пахать как не в себя, читая тонны любой информации о чём-то таком. Игорь в любом случае его почти игнорирует, но и не гонит, что уже можно считать за прогресс. — Игорь, там этого… подозреваемого привели. — Чумного доктора, хотите сказать, поймали раньше, чем Димка успел всю национальную библиотеку проштудировать? Игорь хмыкает, Дима краснеет, но семенит за раздражённым и заинтересованным мужчиной. — это Лёша Макаров, хотя, ты его, конечно, знаешь. — что? вы привели сюда малолетку, потому что он был единственным родственником девчонки, убийцу которой убили? наверно, Костя был прав, что к Игорю лучше не лезть, потому что Диме ой как не нравится рассерженный Гром. картина не лучшая, но это в любом случае лучше, чем если бы мужчина так ругался на самого Диму. — он шлялся где-то рядом с особняком Гречкина, выглядел воинственно, совсем как псина, и да, он был единственным родственником девчонки, убийцу которой убили. — помолчи, за умного сойдёшь! — рявкая Гром и уже спешит к допросной. — прости, Игорь, пацан наотрез отказался с тобой разговаривать. — чего? пусти! Дима через двойное стекло наблюдает, как Игорь входит в помещение, кидает парню со спины в голову мячик. это странно и опрометчиво, думает Дима. и Дима чертовски прав, потому что и так раздражённый парнишка срывается, не слушает Игоря, перебивает, выгоняет, отказывается что либо говорить ему, да и вообще кому угодно, пока ему не приведут нормального следователя, а не того, кто кидается мячиками. — Димка, это твой звёздный час. Игорь выглядит расстроенным, раздражённым и униженным. настолько униженным, что он скорее не садится на стул перед двойным стеклом, а падает на него, скрещивает руки, ноги, надвигает кепку пониже и даже под ней хмурится, плотно сжав губы. — Лёша Макаров? — спрашивает Дима, когда заходит в допросную, и его тут же обдаёт чем-то. как-то силой, схожей на очень сильный порыв ветра, но появившийся через мгновение как появился. Парень за столом выглядит не менее удивлённым — его тоже прошибло. Дима повторяет свой вопрос, но теперь тише, со скользящей в голосе хрипотцой. Лёша кивает и стягивает капюшон с головы. ага, значит готов к разговору. — так, меня зовут Дима Дубин. я напарник Игоря Грома, так что от лица всего отделения полиция приносим тебе извинения. — тоже тебе несладко с ним, да? по сравнению с пятью минутами ранее, Лёша спокойный, даже умиротворенный. и немного не знающий границ, раз к мужчине явно старше да и со званием обращается на ты. — не то слово. — он медлит. допрос начинать не хочется, да и бесполезно. так что можно применить самую сложную для исполнителя и самую лёгкую сейчас для Димы технику из «Преступление и наказание» — идти от отвлечённых вопросов к самой сути. — тебе врач не нужен. парень тормозит несколько секунд, проверяя своё состояние, а потом говорит: — вроде нет, но рука побаливает. скорее всего просто пережали, пока задерживали. весь позитивный настрой пропадает, и мальчишка замолкает, наконец, видимо, понимая, в какую жопу он попал. Диме его даже жаль. — покажешь? если что-нибудь серьёзное, то я приведу медиков. Лёша кивает. Лёша снимает куртку. Лёша закатывает рукав правой руки. у Лёши красная кожа вокруг красивой метки на предплечье. у Лёша грёбанная метка щенка с венком из ромашек. Дима распахивает глаз, молчит некоторое время, пялясь на такую знакомую картинку, пока Лёша рядом мелет что-то про то, что а, это ерунда, можно никого не звать. пройдёт, и смущённо пытается закатать рукав. перехватывая его руку, Дима обходит стол и подходит прямо к Лёше, становясь спиной к двойному стеклу, чтобы Игорь не увидел. — у тебя тоже?.. это значит… Лёша краснеет, мямлит что-то и смотрит на абсолютно идентичного щенка с венком из ромашек на руке Димы. он краснеет и краснеет, и Дима уже продумывает план, как вытащить его из допросной и сводить на свидание этим вечером. и ещё никогда его мысли так его не обманывали, но с таким милым парнишкой Дима, наверно, не скоро будет думать о сексе.***