Невысказанное

...Знаешь, я иногда просто хочу уткнуться носом в твое косоде, закрыть глаза и молчать. Молчать долго-долго... Я знаю, ты бы понял меня... Я хочу готовить ужин вместе с тобой, как раньше. Помнишь? Мы ловили рыбу, стоя по колено в холодной воде, а потом вместе грели ноги у костра. Удивительно, да? Вроде бы столько времени прошло, а мне по прежнему не хватает тех вечеров... Я люблю, когда ты держишь меня за руку, хоть это и нечасто случается. У тебя большие и теплые ладони. Твои прикосновения... они ощущаются совершенно по-особому. Моя ладонь почти полностью прячется в твоей, знаешь... мне и самой иногда хочется зарыться, спрятаться в тебе... Как в тот раз, когда ты нес меня на руках, - помнишь?.. Знаешь, иногда от звука твоего голоса меня бросает в дрожь. Понимаю, девушке из благородной семьи ни к лицу такие желания... Я терпеть не могу, когда ты вот так вот запросто обращаешься со мной. Мы ведь уже не дети. Иногда мне кажется, что ты все-таки видишь во мне девушку, иногда – что нет. Я сколького о тебе не знаю. Взять хотя бы эти татуировки... Они появлялись, когда меня не было рядом... Знаешь... я хотела бы быть смелой. Уверенной. Может быть, даже развязной, как Мацумото-сан. Во время собрания лейтенантов как ни в чем не бывало плюхнуться к тебе на колени. Запускать руки в твои волосы. Твои волосы... Я хотела бы видеть твое заспанное лицо по утрам и смотреть, как ты завязываешь их. Знаешь, я и не задумывалась раньше о таких вещах... Не воспринимала себя... настолько взрослой, что ли... Вокруг меня долгое время были мужчины старше – нии-сама, капитан Укитаке... Но Ичиго... должно быть, это все инстинкты, но... после всех этих перипетий с ним я поняла, что... Я хочу завести ребенка, Ренджи. Красноволосого малыша. Вместе с тобой смотреть, как он растет, становится мужчиной... Непременно – вместе с тобой... На последних строчках рука дрогнула. Она скомкала письмо и выбросила в урну, наполненную уже до краев. Иногда по вечерам она писала такие вот письма – для себя, просто чтобы как-то выплеснуть наболевшее... «Дурью ты занимаешься, Кучики Рукия... Вместо того, чтобы прямо подойти и сказать ему...» Она выключила свет и легла, почти с головой накрывшись одеялом. Еще долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок. И на следующее утро Ренджи снова не мог понять, отчего она так зла и раздражается по пустякам... А Рукия – боится. И в первую очередь это простой девчачий страх что-то менять, страх разрушить сложившиеся отношения. Страх, что ее чувства останутся без ответа. Но есть и другой страх – что он предложит ей... быть вместе. Именно так – быть вместе. Совсем. Отчего-то – причины она и сама не может понять – Рукия боится слова «брак». Сорок лет она изо всех сил старалась стать частью клана Кучики, чтобы завоевать внимание брата, чтобы только он не пожалел, что принял ее... Сорок лет. И теперь, когда они, наконец, хоть немного сблизились, когда он стал проявлять о ней заботу, когда она только-только начала понимать, что это такое – быть сестрой, – теперь это стало еще более важным для нее. Не опозорить клан – единственное, что связывает Рукию с единственной покойной родственницей. Чтобы брату не пришлось краснеть за нее. Хоть так отплатить за добро... Теперь... Рукия не была уверенна, что, предложи ей Ренджи стать семьей, она сможет сделать выбор между кланом и им. А выбирать придется. Брат... лояльно относится к Ренджи только как к своему лейтенанту и едва ли пустит дальше строго определенного предела. Ему не нравится, что Рукия так много времени проводит с ним... Хотя иногда – только иногда – Рукии кажется, что Бьякуя только присматривается, быть может, он и не был бы против. Наверное, она слишком много думает об этом. ...Иногда она нарочно холодна с Ренджи, с горечью втайне сознавая, что переняла от нии-самы не лучшие черты. Но он... все еще рядом. - Привет, Рукия. - Привет... ...Он часто заходит за ней после работы. Она точно знает: у него никого нет, может нагрянуть к нему в любое время. И эти его ненавязчивые, постоянные знаки внимания. И ревность. Ревность, которая, как ей хочется верить, несколько переходит границы дружеской... Иногда между ними возникают моменты молчаливого взаимопонимания, и тогда она уверена: Ренджи любит ее, по-настоящему любит, давно. Но если он до сих пор не заговорил об этом с ней, то и она не будет. Рукия устала терзаться вопросами. Чего она хочет? Может, выдумала все? Хватит. В конце концов, они друзья. Ближе него у нее никого нет, не было и не будет. Наверное, ей стоит просто наслаждаться его обществом и ни о чем не думать. Они же друзья, напоминает себе Рукия – значит, так тому и быть. Сражаться с ним плечо к плечу, защищать Орихиме, Ичиго, Сентерей... – что угодно, кого угодно. И скрипит по ночам перо, и ложатся на лист – строчка за строчкой – невысказанные слова. «Знаешь, Ренджи...» Ей никогда не понять его стремления превзойти капитана Кучики. Почему это так важно для Ренджи? Почему – раз за разом – именно брата? Отчего, скажем, не капитана Укитаке или Кьераку, не Зараки Кенпачи?.. Время от времени нии-сама уступал ему, и они сражались. Она ходила смотреть на эти бои – ее лицо и реяцу терялись в толпе зевак. Радовалась, видя, как он понемногу становится сильнее – он, ее Ренджи... Это было как нырок в озеро памяти, во времена их учебы в Академии. Он снова впереди нее. Снова – в кругу товарищей... ...А после с тайным страхом ждать – позовет ли он ее гулять на этот раз? Он – звал. ...Ей не нравилось это его стремление превзойти нии-саму. Глупость и ребячество. ...И вот уже брат вынужден использовать банкай, чтобы справиться с ним. Все сильнее затягиваются их поединки... И все-таки она не верит. Не сразу верит своим глазам, когда Кучики Бьякуя – непобедимый Кучики Бьякуя – падает, сжимая сломанный меч. Мягко оседают на землю никем не управляемые лепестки сакуры... На целую минуту воцаряется тишина. Затем все как-то сразу загомонили. Послышались поздравления. Кто-то крикнул: - Эй, четвертый отряд! Где их вечно носит... Рукия не верит. На ее глазах нии-сама, тот, чей уровень мастерства казался ей просто невероятным, на кого она смотрела, как на божество, оказывается повержен ее другом детства. ...Она всегда считала это недостижимой мечтой. Ну, может быть, когда-нибудь... Не так быстро. Ренджи тоже стоял, как громом пораженный. Его хлопали по плечам, поздравляли – он улыбался, смеялся чьим-то шуткам... и старался незаметно оглядеться. Рукия поймала его взгляд, и... в следующий миг чья-то широкая спина закрыла его от нее. Еще секунду его лицо стояло у нее перед глазами, ошарашенное, счастливое... На миг Рукия ощутила светлую тоску, тоску по его уходящей мечте, по уходящему времени, по чему-то еще... Она только теперь в полной мере начала осознавать, что произошло. А в следующее мгновенье страх, что он сейчас отдалится от нее снова, стал силен как никогда. Ей безумно захотелось поздравить его тоже, быть рядом в этот момент... Тем более – она знала наверняка, а может, это снова был самообман – брату не нужны сейчас ее утешения... Она непременно должна быть рядом!.. Ей непросто было протиснуться, но, вспомнив рукогнайское детство, девушка активно заработала локтями. - Куда прешь... – начал было здоровый детина, кажется, из одиннадцатого отряда... и замолчал, встретившись с ней взглядом. Должно быть, что-то особенное читалось в эту минуту в темных глазах маленькой шинигами... А тем временем народу прибывало все больше. Шум, гвалт... Она больше не видела впереди красной макушки друга. Ее теснили – она проталкивалась вперед. Ренджи должен быть где-то там... А потом, обернувшись, она вдруг увидела его шевелюру – позади себя, далеко. И – острое, как лезвие бритвы, как края розовых лепестков под ногами – осознание. Все это время он двигался ей навстречу. Их оттеснили друг от друга. - Эй, Рукия? Вечер. Закатное небо отражается в реке – словно в ней растворили десятки, сотни баночек оранжевой и розовой акварели... Мир живых, уединенное, почти безлюдное, тайное их место. На берегу – он, она и три пачки чипсов. Очень вредная пища, говорят – но с другой стороны, что может сделаться их гигаям? Им нравится бывать здесь – вне законов Сообщества Душ, в мире, не связанном ни с какими неприятными воспоминаниями, в мире относительно беззаботной, озорной юности, неизведанном и оттого немножко сказочном, где самая сложная проблема, способная свалисься на их головы – не ко времени расшалившиеся Пустые... В живом мире с движущимся временем, в которым они и сами чувствуют себя совсем живыми. Быть может, поэтому – ради усиления этого чувства, в виде исключения, только в честь его победы – сегодня они будут есть чипсы, не таяки... Она посмеивается, аккуратно открывая пачку: дни, проведенные среди школьников, дают о себе знать. Ренджи так не умеет. А ей нравится выглядеть опытной в его глазах. - Да? Она запускает руку в шуршащий пакет. Лук со сметаной. Ммм. Прелесть. Вместо того, чтобы ответить, он вдруг берет ее за запястье, подносит к губам дразнящим движением слизывает крошки с ее пальцев. От неожиданности девушка замирает. Ни одного вопроса не срывается с губ. В голове – пусто, только глухо и бешено колотится сердце. Ренджи не смотрит ей в глаза, только на ее пальцы в своих. И начинает говорить – медленно и негромко. - Знаешь, когда капитан лежал в больнице, - после того случая с казнью, - я взял с него одно обещание. Что если я смогу победить его однажды, он позволит мне вступить в клан на правах... И он неуверенно замолкает. А Рукия вспоминает, что он уже заводил разговор об этом – о том, что будет, когда он превзойдет нии-саму, а она не дослушала, раздраженно бросив: «Ты превзойди сначала»... ...Она порой приходила к нему по вечерам. Ее взгляд словно просил о чем-то. Но он не мог. Он знал, что она приходит не одна, и, проводив ее, приоткрывал дверь и слушал, слушал тихие, едва различимые даже им шаги за ее шагами, раз за разом убеждаясь, что нет, не показалось. Наблюдатель Бьякуи, только и ждущего его, Ренджи, ошибки... ...Что он мог ей предложить? Выбирать между братом и им – после того, как сам подтолкнул ее в клан, думая, что так для нее будет лучше? Вести отношения за спиной у ее обожаемого нии-самы, скрываясь ото всех? Это было не то, чего он хотел. Совсем не то, что сделало бы ее счастливой. Иногда он был в шаге от этого, но что-то внутри восставало против. Не для того он так стремился выбиться в люди, не для того хотел превзойти капитана. Пусть бы хоть теперь у них все наконец сложилось по-человечески. Пусть даже до сегодняшнего дня это казалось чистой воды авантюрой. По правде говоря, он даже не был уверен, что стоит говорить об этом сейчас. Для нее это могло прозвучать так, словно они сговорились обо всем за ее спиной, но все было иначе. У него были причины сомневаться в ее чувствах, сомневаться во всем. Он всего лишь хотел иметь законное право бороться за нее – и в то же время не хотел напрасно ее обнадеживать. - Доскажи, - просит она хрипло. И звучит это слово – незнакомое, странное, страшное – издалека, как в тумане: - На правах твоего мужа... Как гроза в поле. Рукия медленно прячет лицо в ладонях. Ее начинает трясти, к горлу подступает комок, к глазам – слезы. Второй раз за день ей трудно поверить в происходящее. Она не знает, смеяться или плакать. - Рукия?.. Она не видит, но чувствует, что в этот самый миг он склоняется над ней. Слов было мало, и все не те. Надо же: вот так ляпнуть подобное ее брату... Она ощущает его руки на своих, его попытки отнять ее ладони от лица. Чувства рвутся в ней, требуя выхода, не просто слов – чего-то большего. Убежать. Ударить его. Кинуться на грудь. Перехватив его ладони, она толкает его – лбом в траву. Мягче, чем хотела. И то, с какой легкостью он поддается, охлаждает ее пыл. Она молча трется лицом о его грудь. Чувствует, как он перехватывает, сжимает ее ладони, и из глаз все-таки срываются слезы... Она шепчет что-то о том, что он идиот и у нее на него зла не хватает. Что она не знала, что и думать, и не спала из-за него ночей. Что все эти годы ей казалось, будто... Она говорит, не узнавая собственного враз охрипшего голоса, захлебываясь в словах, и тотчас же забывает, что еще хотела сказать. Потому что среди произнесенных ею слов Ренджи улавливает главное. И на этот раз более опытным оказывается он. Целоваться Рукия не умеет. Не умела.