I Don't Mind

Нет особого способа объяснить Сашу и Конни. Они встретились в баре с металлическими номерными знаками из случайных штатов, прибитым к стенам. И Конни полюбил ее, как только она села в кабинку рядом с Жаном, когда она взглянула на номерной знак штата Мичигана, над головой Конни, на котором было написано «С00LIO», и заявила, что ей нравится это. А потом она улыбнулась ему. Нет никакого способа объяснить кто такая Саша, но тем не менее, Конни придумал сотню способов, чтобы это сделать, за те пять часов. И это было просто безумием, потому что Конни никогда не был силен в словах. И он придумал бы еще больше, но из-за дешевого пива и сигаретного дыма в баре у него кружилась голова. Он просто продолжал думать «красивая». И «забавная». И пару раз он подумал «вау». Да, эти слова банальны и употребляются слишком часто, но Конни просто продолжал говорить всякую чушь, которая приходила ему на ум, а Саша продолжала улыбаться, и знаете что? Красивая, забавная и вау недооцененные. Легкость. Может быть, лучший способ влюбится в кого-то — это легкость. Например, когда их пять часов в том баре истекли, и Саша не могла отвести глаз от этого парня, который был довольно низким. Волосы которого были короткими, потому что считал себя ботаником, когда волосы отрастали и начинали виться, парня, который медленно улыбался уголками рта. А потом все и сразу. Ей нравилось, как он говорил о своей работе. Ей нравилось, как он хотел создавать дома для кого-то. Ей нравилось, как он жестикулировал руками, даже будучи немного пьяным, когда они стояли у бара в час ночи, его глаза тускло светились в темноте. Однажды той ночью она притянула его к себе, дразня его за мазали на руках и испачканные в гипсе пальцы, так легко, так скромно и так тепло. Может быть, лучший способ влюбиться в кого-то — это его руки? Но это была рука Жана, когда он поднял ее, чтобы поймать такси для Саши. Это его рука открыла для нее дверцу автомобиля. И он снова поднял ее, чтобы помахать на прощание, сказав: — Увидимся, сладкая, — когда такси отъезжало. И Конни засунул руки в карманы джинсов, и тогда он молчал всю дорогу до их квартиры. Нет никакого способа объяснить, как прошли следующие два года, кроме как телефонными разговорами. Саша ловит Конни на выходе из их с Жаном квартиры, и спрашивает, могут ли они с Жаном прийти в тот вечер. Конни сразу же позвонил Саше, как только получил предложение о работе в Вермонте. Они были друзьями. Лучшими в мире друзьями. Именно таких друзей вы ищите, когда боритесь со своими чувствами. Одним из тех друзей, которому ты звонишь посреди ночи, когда в Вермонте слишком холодно, и ты не уверен, что принял правильное решение. Друзья. Даже, когда Жан потерял связь с Конни, даже когда Жан по-своему потерял связь с Сашей, угасая, замыкаясь и принимая душ два раза в день. Об этом они тоже говорили. Нет никакого способа объяснить, что Конни чувствовал к Саше, кроме как узнать, что, когда она позвонила ему в слезах, это разбило его. Но если быть с Жаном, было тем чего она хотела, если это сделает ее счастливой, он сказал ей это сделать. Нет никакого способа объяснить, как Саша относилась к Конни, кроме как узнать, то, что, когда они с Жаном ужасно поссорились прямо под самое Рождество, она сказала Жану, что поедет к своим родителям в Вермонт. Но вместо этого она отправилась домой к Конни, стоя на крыльце полуразрушенного красивого фермерского дома, который он купил, чтобы самостоятельно привести его в порядок. Это было в ту ночь, когда она сидела на его дерьмовой, не застеленной кровати-футоне, пытаясь не заплакать. Это было, когда Конни протянул ей кисть и подарил ей одну из своих футболок из времен колледжа. Это было тогда, когда он сказал ей заткнуться и помочь ему покрасить гостиную. Вот тогда-то она и влюбилась в него. Когда его футболка скатывалась с ее плеч, и она чувствовала, в каких местах его тело протерло ее, когда в час ночи они красили его гостиную в цвет, который назывался «Голубой остров». Ей это понравилось, потому что это звучало надежно, как будто этот цвет никогда не выцветет. Когда Саша чихнула от всех тех опилок, которые были повсюду в наполовину отремонтированного дома и испачкала краской нос. Когда Конни вытер его, а его улыбка была спокойной. А потом все и сразу. Вот тогда-то она и влюбилась в него. Но Конни любил ее все это время, с той самой минуты, как она сказала, что ей нравится дерьмовый номерной знак в том баре. С той самой минуты, как она показала ему, что ей все равное, если все остальные думают, что что-то плохое. Она всегда могла найти что-то хорошее. Он сказал это дерьмово, заикаясь. — Я… С… Саша, я люблю тебя. Был час ночи. Саша заплакала, и Конни запаниковал, потому что, черт возьми, Спрингер, ты снова это сделал, — а потом она поцеловала его в щеку, затем в другую, потом в лоб, а затем прямо в макушку его гудящей головы. Потому что она все еще не могла поцеловать его в губы. Сначала она должна была рассказать Жану. Она не хотела ничего отнимать у этого парня. Нет особого способа объяснить Конни и Сашу, кроме, того, что Конни ждал. Он ждал, когда Саша найдет слова, чтобы уйти от Жана, потому что это было меньшее, что он мог сделать. Он ждал, потому что она знал, что тогда, несколько лет назад в канун Рождества, когда Жан сильно напился и признался ему, что влюблен в мужчину. Но Конни был не из тех парней, которые рассказывают подобные вещи, поэтому он ждал, пока Саша либо сама это выяснит, либо уйдет, пока это не начало причинять ей боль. Нет никакого особого способа объяснить Конни и Сашу, кроме того, что Саша снова появилась на его крыльце через три недели после Рождества. И она поцеловала его в губы. И, черт возьми, она была хороша на вкус. Как бальзам для губ и Доктор Пеппер. Как кубик льда у тебя во рту в середине лета. Можно сказать, что они спешили. О чем вообще думал Конни, когда попросил ее выйти за него замуж в самолете, который летел в Вегас? Но Саша спросила стюардессу, прячут ли они хорошую еду для пассажиров первого класса, и Конни буквально не мог представить, как он проживет остаток своей жизни без нее. Саша улыбнулась, сказала «да» и поцеловала его, и тогда ты обнаруживаешь, что кто-то бежит с той же скоростью, и все, что ты, все, можешь сделать, так это взять этого человека за руку и бежать немного быстрее. Чувствуя ветер в своих волосах. За исключением того, что у Конни были короткие волосы, но для него это было забавным. Вы могли бы сказать, что они слишком спешили. Когда Саша вскочила поздним утром с постели и пробежала весь путь от их дерьмовой кровати-футона до раковины на кухне, и ее вырвало, это напугало бы любого до чертиков. Она купила быстрые тесты на беременность в каком-то случайном китайском магазине, только потому, что была так напугана, что проехала мимо магазина, куда она обычно ходила. Но это все еще было жутко, потому что, а вдруг в китайском магазине был бракованный тест? Так что она купила четыре, на всякий случай. Можно сказать, что они были просто сумасшедшими. Потому что, когда Конни вернулся домой с работы, весь в пыли и все еще потный после работы на улице весь день. Он бросил всего один взгляд на Сашу. Она сидела там, посреди их Голубого острова гостиной, с этими жуткими палочками для мочи в ее руках. И Боже, выражение ее лица, когда она увидела его в дверях. Конни улыбнулся. Сначала только уголками рта, но затем полностью, растягивая губы на своем лице. Нет никакого способа объяснить Спрингеров, за тем исключением того, что Саша на несколько месяцев отказалась от активной службы на работе, даже не смотря на то, что она обожала это. За исключением того, что у Конни всегда была соннограмма его сына в кармане его рубашки. И когда доктор сравнил размер ребенка с арахисом, и имя прижилось. Конни называл малыша Арахис, даже когда он уже не был размером с арахис. А Саша была такая забавная и красивая в его футболке и с этим большим животом. Он называл своего сына Арахис, даже когда тот родился и они назвали его Генри Жан, в честь отца Конни и парня, который их познакомил. Черт возьми, Конни называл Генри Арахисом, даже когда тот окончил колледж. Они были такими, Саша и Конни. Они всегда были такими. С той самой минуты, как Жан откинулся на спинку стула, ухмыляясь и говоря: «Саша, это мой братан Конни». А потом она улыбнулась ему.