...desire

Бесцельно щелкаю каналы на ТВ, надеясь отыскать что-нибудь кроме очередных музыкальных шоу или теледорам, но, как назло они выстроились друг за другом, оккупировав собой все эфирное время. Обречено бросаю пульт рядом на пол, обиженно пихая его подальше от себя, будто это его вина, что все летнее время теперь посвящено бесцельному времяпрепровождению перед телевизором в компании самой себя. Цикады за открытой настежь раздвижной панорамной дверью запевают уже знакомую песню, перебивая артистов по ту сторону экрана, а я ловлю себя на мысли, что пытаюсь уловить еле заметное попадание тех в ритм песни. - Мда, - тяжело вздыхаю, растягиваясь на прохладном паркетном полу перед диваном. – Еще чуть-чуть и я свихнусь в такой обстановке, - лениво переворачиваюсь, отчего оголенный разгоряченной летним зноем бок касается приятной прохлады. Вздрагиваю от неожиданности, чувствуя, как мурашки сделали спринт от шейного позвонка и до копчика. Но на этом их путь не закончился, они пошли дальше, продлевая дистанцию до напряжённых ягодиц, пуская странную волну электричества по внутренней стороне бедра. Дышу через раз, цепляясь за хрупкую, едва ощутимую истому, окутавшую все тело. Руки, что до этого неподвижно лежали меж сомкнутых бедер, медленно выползают из плена, нарочито задевая промежность. Лёгкая дрожь, колющая, завязывающая ноющий узел внизу живота. И я бы рада пошутить сейчас сама над собой о том, что дрочить от скуки как-то слишком по-мальчишески, но когда ты уже потерян на дороге к сладким, дразнящим искушениям, все становится не таким уж и смешным. Внешние звуки сразу заглушаются быстрым биением сердца, что кровью стучит в ушах, призывая к действиям, вбрасывая по грамму адреналин. А тот в свою очередь с размаху пинает дремлющее на подкорке сочащееся, живое воспоминание, где сильные руки напряжены, взмокли от интенсивных движений. Размеренно с наслаждением пропускают сквозь плотно сомкнутое кольцо пальцев влажный член. Приглушенные стоны, сдавленные хрипы и мелкая дрожь, пробегающая по крепкой спине вместе с бусинками пота в момент особенно чувственный. Стоит закрыть глаза и вот он, перед тобой: разморенный томным наваждением, с поддетыми прозрачной пеленой желания, ореховыми глазами, на дне зрачков которых искриться пламя. Такое обжигающее, но не сжигающее дотла, заставляющее медленно тлеть в ожидании еще большей искры, что вероятно, поглотит всего тебя целиком. - Мх.. - ощущаю собственный жар на кончиках пальцев, представляя его, с выступающими костяшками, не слишком длинными, со слегка шершавыми подушечками. Размазываю соки, сетуя на тесноту домашних шорт и трусиков. Другая рука, живя своей собственной жизнью, ведомая его фантомом пробирается под задранную до пупка свободную футболку и ложиться на грудь. Хлопковая ткань задевает напряженные соски, играя с их чувствительностью, дразня, останавливая руку на полпути. Так похоже на его пальцы, в голове роятся мысли, материализуя, создавая ощущения его присутствия. - Чан… - слетает с губ тихо, надрывно, в отчаянной просьбе. – Чан… - хнычу, заламывая брови в преддверии пика наслаждения, четко представляя запах зеленых яблок и мяты, что накрывает плотным одеялом, вознося на тот самый желанный пик... И все холодеет, когда глаза, покрытые мокрой пеленой оборванного желания, встречаются с вполне себе реальными карими глазами, смотрящими с интересом и удивлением. Застывший каменным изваянием, Бан прикрывает рот крепко сжатым кулаком, в свободных, легких, серых спортивных штанах, колышущихся, толи от ветра, толи дрожит сам Чан в черной майке. И все бы ничего, если можно было бы отшутиться и сказать, мол, ну да, дрочила я на тебя и что ты мне сделаешь? Посмеяться и забыть, но затянувшееся молчание отнимает шанс на подобное нелепое оправдание, потому что он все видел, как и я в тот день. Как же стыдно, вертится волчком мысль, а глаза, до этого влажные от возбуждения, наполняются соленой водой смущения, страха и отвращения к самой себе. Сжимаюсь в комок, не смея двинуться с места, надеясь, что он просто уйдет. Вот сейчас развернется на пятках и помчится прочь. А через несколько дней, как ни в чем не бывало, снова заявится на порог, принося с собой, сладковато-терпкий запах спелых яблок на морозе. Но он не уходит, а наоборот, аккуратно, стараясь не делать резких движений приближается. Потому что, это Чан. Он взрослый, понимающий и слишком заботливый. Это мне можно позорно сбежать, ревя на всю улицу, а потом неделю не выходить из дома. Чан сама нежность и уют, когда касается осторожно плеча, словно я могу вдруг вскочить и укусить его, как дикая зверушка. А я не зверушка и, поэтому, продолжаю тихо хныкать, пока он медленными, уверенными движениями утягивает в свои объятия, пряча мое мокрое от слез лицо в изгиб своей шеи. - Ну-ну, - похлопывая по спине и поглаживая, Чан тихо качается из стороны в сторону, - не плачь, маленькая моя, - и еле слышно, только для моих ушей, начинает напевать знакомую песню. Его австралийский акцент заставляет улыбнуться, пряча эту самую улыбку на его плече. И мы сидим так еще долго, пока за окном не зажигаются фонарные столбы, а телевизор давно отключился, оскорблённый тотальным игнорированием. - Ты как? – Чан спрашивает шёпотом, погруженный во мрак и тишину гостиной. – Хочешь воды? – отрицательно качаю головой, прижимаясь плотнее, боясь, что если он сейчас выпустит меня из объятий, то чувство стыда и ненависти к себе за недавний поступок накроет отчаянием с головой. - Чан… - сиплю тихо, вторя его шепоту. - Мм? – его грудь отдает вибрацией в прижатую к ней ладонь от этого звука. - Что теперь делать? – испуганно смотрю в темноту, видя лишь плотную стену черноты. – Я теперь кажусь тебе извращенкой, да? – надрывно, озвучиваю свою мысль. - Почему ты так думаешь? – спокойно спрашивает Бан, перебирая пальцами пряди распущенных волос. - Да какой адекватный человек станет общаться со мной, после увиденного? – возмущённая его безмятежностью, пытаюсь выцепить из темноты знакомые черты лица. – Хочешь сказать, тебе было не противно видеть подобное? И слышать? Ты ведь слышал… - и секундная уверенность вмиг рушиться, когда черные, словно сама ночь, глаза, хищно блестят, с уверенным интересом заглядывая в мое лицо. Легкая улыбка, обрамленная ямочками по обе стороны, поднимает замерших в страхе бабочек на уровень горла, вставая комом. - Все в порядке, пока ты стонешь мое имя… - без грамма шутки или усмешки в голосе, как, само собой разумеется. Подцепив упавший на мою щеку локон каштановых волос, он подносит его к губам. Касается ими нежно, изучающе наблюдая, как моя грудь часто вздумается и опускается с каждым его поцелуем. - Пока стону твое имя?.. – зачем то переспрашиваю, хотя, скорее всего для того, чтобы самой напомнить себе об этом. Я стонала его имя. Представляла его руки, его запах и его самого. - Именно, - ладонь, что покоялась на спине, медленно спускается к пояснице, дразня прикосновениями к участку кожу между резинкой шорт и края футболки. – Сможешь повторить? – поддаваясь вперед, без резкости, но ощутимо проводя носом от ключицы к скуле. - Смогу… - и снова рука ведомая, но уже не его фантомом, а им самим, сжимает завитки волос на затылке не сильно, но этого достаточно, чтобы ощутить на плече легкий укус. – Чан… - Умница, - кожей чувствую его широкую улыбку, а меня ведет от его похвалы и бедра неосознанно напрягаются, что не остается незамеченным. – Нравится? – дождавшись утвердительно кивка с моей стороны, Бан облокачивается спиной о диван, усаживая на свои бедра, не разрывая зрительного контакта. И как бы мне не хотелось отвести взгляд, как бы не пылали щеки и шея, я следовала за ним. Но какими бы не были уверенными его движения, как бы он не пытался сохранить безмятежное, знающее, что делает лицо, его сердце делало кульбиты в груди. Даже похлеще моего. - Чан… - зову его, привыкшая к темноте, находя в ней взволнованный взгляд. – Поцелуй меня… - развеиваю его страхи, обдавая жарким дыханием приоткрытые губы. И Чан целует, с осторожным желанием, бешеной нежностью. Пытаясь контролировать свой пыл, свои руки, лишь бы не напугать, не оттолкнуть. А меня пугало лишь одно, что он просто испарится. Станет опять фантомом моей памяти. Жарким летним ведением. Но он по-прежнему был в моих руках, с горячей кожей под пальцами, с тихими рычаниями в опухшие от долгого поцелуя губы, с тяжелым, рваным дыханием. И мне хотелось трогать его, каждый миллиметр кожи ощутить, вбить на подкорку, потонуть в вездесущем запахе пряных яблок и мяты. - Детка… - тихо, надрывно. – Привстань немного, - заколдованная его глубоким, необычным для моих ушей голосом, аккуратно привстаю, слыша так мне знакомый выдох сквозь сжатые зубы. - Тяжело? – неловко оглаживаю его лицо, сосредоточенное, нахмуренное. - Нет, - улыбается, так сексуально, боже мой, я готова кончить просто от того, как он будет смотреть на меня с этой улыбкой. – Слишком хорошо, только поэтому… - Чан замолкает, не зная, собственно, что можно еще добавить. - Слишком хорошо… - повторяю за ним, он медленно опускает мои бедра обратно и я не придумываю ничего лучше, как плавным движением двинуть ими вперёд-назад. - Fuck… - слышать это так близко, вот что слишком хорошо. – Дразнишься? – чуть обиженно, но не запрещая, Чан заискивающе смотрит исподлобья. - Немного… - принимаю его игривое настроение, становясь его отражением, доппельгангером в безумии желания. И мы истязаем друг друга в нежной, пылающей страсти, убивая и возрождая вновь. Теряясь в смазанных признаниях, толчках, поцелуях. Млея, в руках друг друга, захлебываясь цунами из чувств, ощущений. До самого рассвета, пока лучи утреннего солнца не касаются его расслабленного лица, сопящего, уставшего, но улыбающегося. - Чего улыбаешься? – очерчиваю эту улыбку, не похожую на те, которые я видела прежде. - Да так, - оставляя легкий поцелуй на подушечках моих пальцев, он улыбается еще шире, обнажая ряды белоснежных зубов с выраженными клыками. – Вспомнилось, как ты подглядывала за мной в окно, а я подумал, что это соседская кошка опять перелезла через забор… - тихо посмеиваясь с моего растерянного лица и занесенного кулака, он перехватывает его. – Интересно было наблюдать со стороны? – эти ямочки сведут меня в могилу. - Нет, - хмыкаю на его удивленный взгляд, направленный на меня. – Интереснее смотреть вблизи, - припечатываю его к полу, фиксируя расслабленные руки над головой. – А еще интереснее, быть причиной всего этого… - целую его, долго, с наслаждением и легким разочарованием, что не сделала этого раньше.