she was sweet like honey

Когда Минджи надевает шёлковые рубашки, её кожа слишком восприимчива для прикосновений. Она касается себя – и невидимо для других прерывисто вдыхает, застегивая пуговицы на рукавах. Шиён наблюдает издалека. Читает каждое движение. Каждый неуловимый жест. Минджи крутится перед зеркалом, дотошно, с какой-то самоуверенной ноткой изучает собственное отражение, поправляет ниспадающие по плечам волнистые светлые волосы, и наносит последние штрихи макияжа – на работу она всегда делает лёгкий макияж, но исключением всегда её губы. Красные, пухлые, безумно сочные, и даже с расстояния нескольких метров Шиён – надуманно или нет – способна разглядеть точечку коричневой родинки под слоем помады. Шиён, не выдержав безмолвного наблюдения, подходит сзади. Минджи не дергается, спокойно продолжает изучать внешний вид, на мгновение скосив на Шиён взгляд в отражении. – Онни, – шепчет Шиён на ухо, прижимаясь губами к шее, – тебе же можно опоздать. Ты там босс. – Шиён, не начинай, – Минджи толкает локтем, поправляя верхние пуговицы на вороте. В отражении зеркала она видит заспанное лицо, растрепанные после сна волосы и руки, медленно скользящие по талии до бёдер. – Шиён! Ну в самом деле. Я опаздываю. Шиён ползёт пальцами по животу, не забравшись под шёлковую рубашку, от невесомых касаний и трения ткани об кожу выступают мурашки. – Я недолго, – хрипло просится Шиён, тычась носом в позвонки. Минджи вздрагивает. Кусает губу, смазывая помаду. Чертовка. – Твои недолго никогда недолгим не заканчиваются. – Он-ни-и, – Шиён делает голос жалобным и очень милым. Минджи глубоко вздыхает, сохраняя равнодушие. – Останься со мной. Ты вторую неделю до ночи задерживаешься. Шиён целует у роста волос, ласково зарывшись носом, шепчет тихенькое «онни», хриплое и надрывное, из-за чего у Минджи очень импульсивно и подростково подкашиваются колени. Её несильные касания на животе невыносимы. Шиён играется, водит пальцами по шёлку, изводит, дышит настойчиво, заспанно, мятно за затылок, и Минджи, как зачарованная следит за красивыми руками на своём теле и потихоньку чувствует, как её выдержка даёт сбой. Когда Минджи теряет бдительность, Шиён, состроив хитрую мордашку, кусает за мочку уха, и прежде, чем Минджи успевает отчитать, горячо чеканит, плотно прижавшись губами к раковине: – Я скучаю по тебе. Шиён знает, что сказать, чтобы выдержка лопнула окончательно. Минджи резко поворачивается, видит усмешку на бледных губах и грубо притягивает Шиён к себе за ворот домашней футболки, впиваясь поцелуем. Собственные губы обжигает несдержанный ох. Шиён целуется вкусом зубной пасты и кофе, от Минджи пахнет шанель париж и дорогой одеждой, которую она прямо сейчас позволяет несдержанно расстёгивать. Шиён царапает чёрные пуговки ногтями, сыто ухмыляется в красные пухлые губы, просовывая пальцы в зазор между ткань, едва доставая до кожи между груди. Минджи больно прикусывает губу, крепко хватает за тонкое запястье, приказывая отстраниться, и недовольно смотрит, говоря сорвавшимся от возбуждения голосом: – Идём в спальню. – Успешной женщине негоже заниматься сексом в гостиной? Минджи очень хочет Шиён хорошенько наказать. Но её хитрая усмешка и блестящие от солнца карие глаза выглядят настолько пленительно, что внутри рождается одна бесконечная нежность и любовь. Шиён мягко целует в щёку. И сменяет тон на такой покорный и ласковый, от него кругом идёт голова. – В спальню так в спальню, мамочка. Когда они перешагивают порог, Минджи немедля заваливает смеющуюся тихим смехом Шиён на кровать и подминает под себя, завладевая губами. У них с Шиён поцелуи всегда красивые и вкусные: прикушенный язык, чмок в родинку на губе, мокрые долгие касания, сплетённые пальцы на простынях. Они, как и рубашки Минджи, – шёлковые. Шиён нравится чувствовать шёлк спиной. Она нетерпеливо ёрзает на постели, приглушённо выстанывая от одних нечаянных касаний на животе. Минджи намеренно дразнит, не раздевается, не раздевает Шиён, только целует то в скулу, у уха, шею, пачкая красным цветом своей помады. Поднимается, слыша хныкающее скуление. – Что такое? – бубнит Шиён, хмурясь. – Хочу полюбоваться тобой. Без того румяные щёки заливает краснота. Шиён смущённо хихикает, томно говоря: – Тебе не кажется, что вблизи ты рассмотришь меня лучше, м? Вместо ответа Минджи задирает шиёнову футболку, проводя по оголённой коже ладонями. Шиён шумно вбирает ртом воздух, и начинает дрожать от переполняющего возбуждения. Минджи смотрит на её тело с немым восхищением. Подобный взгляд заставляет трепетать. Шиён не смеет шелохнуться, дышать, только ощущать, как тёплые ладони поглаживают рёбра, забираясь выше. Касания лёгкие, слишком лёгкие для желающей больше Шиён. Минджи знает, ухмыляется, и с нажимом проводит ногтем от пупка до груди, услышав в награду сладкий полустон. Шиён закусывает губу и через прикрытые ресницы беззащитно смотрит снизу вверх, шепча низко и хрипло: – Пожалуйста, онни. Минджи качает головой. Шиён красная и до предела заведённая одними простыми касаниями (но Минджи может завести, даже не коснувшись), и когда она в таком положении, она готова сделать любое, только бы пальцы Минджи, длинные, ласковые, аристократично изящные, были глубже и ближе. Шиён приподнимается на локтях, отчего ворот оголяет ключицы, оставленный красный отпечаток губ, и умоляет, сделав голос не как раньше насмешливым, а настолько покорным, что любящую доминировать Минджи сносит напрочь: – Пожалуйста, мамочка, я хочу тебя. Кусачий поцелуй, когда Минджи несдержанно наваливается сверху, оставляет ноющую ранку, и выступившую кровь Минджи слизывает языком, наскоро стягивая с Шиён домашние плюшевые штаны. И тогда Шиён принимает правила игры, всей собой – чего Минджи всегда достаточно, чтобы кончиться и кончить, – кошмарно сводит с ума, подставляет манящее тонкое тело, выгибается ближе и ближе, жарко, душно, сладко и приторно дышит между поцелуями, и всё её лицо красное от помады, румянца как солнечных поцелуев и нетерпения. Минджи не закрывает глаза, когда её целует, глядит на неряшливо растрёпанную чёлку и её заливает такой нежностью, что смешанная с адским возбуждением чересчур убийственная смесь. Минджи ощущает, как крепко Шиён держит на затылок. И утробно вибрацией стонет, когда Шиён начинает грубо наматывать на кулак светлые волосы, оттягивая голову. – Ты что делаешь? Шиён клубнично хихикает и высовывает кончик языка, делаясь невинной и озорной. – Тебе же нравится доминировать надо мной. Так вот попробуй. Минджи в отместку оставляет лиловый засос на медовой и трогательно нежной коже шеи. Пытаться усмирить и завладеть Шиён – как чертово испытание. Минджи проходит его каждый раз, но выматывается изо всех сил, отдавая без остатка всю любовь, что у неё есть. Ладонями Минджи скользит на упругие бёдра, чувственно сжимает, услаждаясь очередным стоном, и спускается мокрыми поцелуями ниже, позволяя Шиён несдержанно сжимать волосы и тянуть на себя. Ей нужно что-то держать, когда она на эмоциях и потеряна от чувств. Часто она хватает ладонь – но ладони Минджи заняты более важным. Под футболкой Шиён нет лифчика. Это во многом упрощает задачу. От касания она тихонько выдыхает, задрав голову, и сильнее ёрзает на постели, ненавидя, как сильно липнет нижнее бельё. И ощутив, как Минджи просунула ладонь между ног, издаёт настолько сладкий и протяжный стон, что из головы испаряются напрочь мысли кроме одной – подарить этой чудесной девушке столько удовольствия, сколько она заслуживает. Минджи хлопает резинкой нижнего белья. – Ты почему не носишь, что я тебе купила? Шиён, вот прямо сейчас, совершенно не хочет разговаривать. – Потому что не покупай мне ничего без меня, – слова жаром и почти бессвязно. – Тот комплект бы красиво на тебе смотрелся. – Потом надену, – суетливо обещает Шиён и тянется ниже, едва касаясь пальцами чужой ладони, как бы намекая, умоляя, поскорее избавить от пылающего ощущения внизу живота. – Ты только… Пожалуйста… Продолжай. Минджи поднимается, опускается ниже, целует в стрелки ключиц, золотистую кожу, задевает едва шиёновы приоткрытые губы, и только тогда стягивает с Шиён всю, кроме футболки, одежду, оставляя её полуголой и изнывающей от ощущений. Минджи обожает смотреть на такую Шиён. Податливую, желающую, с влажными блестящими и покусанными губами. Она в эти моменты красива, как греческая богиня: загорелая от солнца, усыпанная золотой пылью, влажная, дрожащая, послушная, принадлежащая всецело Минджи. Поэтому Минджи внимательно следит за реакцией, когда медленно, выверенно, проникает внутрь, нарочито болезненно цепляя кончиком красного ногтя. Сладкие и протяжные стоны Шиён самая лучшая музыка. Она горячая не только снаружи, но и внутри, и Минджи ощущает себя кошмарно помешанной и влюблённой, выцеловывая её грудь и рёбра, не щадя кожу лиловыми отметками. Шиён трогательно хватается ладонью за шёлковую ткань постели, и когда ей настолько хорошо, как сейчас, забывает издеваться, и её стоны больше похожи за глухие полувдохи, но мокрые и пошлые, которые делают только хуже. С плотно сжатыми веками Шиён суматошно шарит по своему телу, нащупывает плечи Минджи и принуждающе, но слабо тянет к себе, только бы ощутить её поближе. – Поцелуй меня, – сипло просит Шиён, пока Минджи так правильно и нужно двигает пальцами. – Просишь целовать, не добавляя «мамочка»? – у Минджи остаются силы издеваться, и Шиён от этого становится такой недовольной, что впивается ногтями в плечо, сдержав стон, когда Минджи находит ту самую точку, от которой она всегда близка к оргазму. Поняв намёк Минджи всё-таки целует, и Шиён мстительно кусает язык, восхитительно вибрацией давая почувствовать своё наслаждение. Как же Минджи обожает её стоны. Шиён оттягивает её нижнюю губу с наслаждением, посасывает и задыхается в чувствах, хаотично целуя то вверх, вниз, цепляя зубами родинку до громкого клаца. И она так по-особенному прижимается грудью, обхватывая поперёк затылок, когда последний раз вздрагивает, с хрипотцой выдохнув, и полностью обмякает на постели, восстанавливая дыхание. Минджи вынимает пальцы, вытирая об шёлковые простыни, и обсыпает краткими поцелуями влажную от пота шею, ставя поверх засосов ласковые и любовные отпечатки. – Ты такая прекрасная, – шепчет Минджи куда-то в висок, оставляя влажный поцелуй. – М-м-м. – Хочешь я возьму на следующую неделю отпуск? – Правда? – Шиён медленно приоткрывает заволоченные пеленой глаза, и Минджи не выдерживает и целует её в губы, долго и чувственно вжимаясь. – Конечно. Для тебя всё, что угодно. Шиён довольно улыбается. И, наконец отдышавшись, поднимается и мягко толкает в грудь. – Раз так, я должна тебя хорошо отблагодарить, – и, подумав, она добавляет: – Мамочка. Минджи чувствует себя самой счастливой женщиной во всей вселенной. Она отодвигается, давая Шиён место. Шиён надавливает на плечи, Минджи ложится на кровать, с замиранием наблюдая, как она неловко забирается сверху, полуголая и всё ещё подрагивающая от оргазма, как зачёсывает назад тёмные волосы, улыбаясь самой очаровательной и тёплой улыбкой из возможных. Шиён принимается расстёгивать пуговицы непослушными руками, и Минджи трепещет только от ощущения скользящего по коже шёлка. Шиён оставляет поцелуй выше кромки кружевного бюстгальтера, кусает играючи губами, и Минджи мелодично вздыхает, погладив Шиён по щеке. На касание Шиён поднимает голову, трётся об ладонь, и выглядит такой мягкой и маленькой, что сжимается сердце. Но когда она с самодовольным видом опускается ещё ниже, скользя голыми ногами по постели с характерным звуком, Минджи шумно откидывается на подушки, выстанывая: – Детка-а. – Я же знаю, как ты любишь. Шиён ловко справляется с тугой пуговицей брюк. Стаскивает одежду по стройным ногам, бережно откидывая – Минджи гневается, когда вещи разбрасывают. Но сейчас, наблюдая за тёмной макушкой между своих ног, она, наверное, и не против пары летящих на пол одежд. Горячими губами Шиён целует внутреннюю сторону бедра, и Минджи неосознанно наблюдает за каждым её действием, рассыпаясь от ощущений. Поцелуй у коленки, у низа живота, на белье – от чего по спальне разносится несдержанный стон, – и болезненный засос на бархатной коже с внутренней стороны. Шиён не ставит отметки выше. Ей нельзя. У Минджи часто собрания и фотографии с мероприятий, постоянно снующие следом репортёры, поэтому следы от их совместно проведённого времени прячутся под дорогой одеждой. А громкие стоны остаются в стенах пентхауса. Шиён, закинув наверх голову, хитрюще ухмыляется, и Минджи простреливает дрожь до того, как она стянет нижнее бельё и обдаст жарким дыханием между ног. Острый и горячий язык кажется раем и адом. Минджи едва терпит желание прижать шиёново лицо ближе, но она прижимается сама, делая всё так, как нужно, и проникая немедля, не заставляя томиться в ожидании. Шиён царапает бёдра до вмятин, не добавляет пальцы, и этого хватает настолько, что у Минджи внутри кошмарно бурлящий океан, готовый разломить кости. Искры простреливают всё тело, она не замечает оргазма, просто наслаждается умелыми ласками и остаётся поверженной, настолько доверяющая Шиён всё – что не стесняется громких, несдержанных стонов, от которых позднее недолго будет болеть горло. Но несмотря на всё это, Минджи не пропускает момента, когда Шиён укладывает подбородок на низ живота и показушно облизывает чертовски манящие розовые губы, оставаясь там, внизу, чтобы наблюдать за Минджи. – Просто иди сюда уже, – слабо говорит Минджи и не находит сил, чтобы самой притянуть Шиён. – Извращенка, – манерно жмурится Шиён и покорно приползает выше, – дала бы хоть вытереть лицо, для начала. – Да-да. Минджи затыкает её поцелуем, и Шиён наконец сплетает их пальцы, рухнув сверху. Она удобно укладывается на грудь, слыша шумное биение чужого сердца, и наблюдает за их соединенными руками, прижав минджину ладонь к губам.        Разрывающийся от сообщений телефон с вопросами где Минджи-ним и что им делать с инвесторами валяется проигнорированным на тумбочке.