Flame Is Buoyant and Feels Like Torment

It seemed he was able to set the entire world on fire. It felt so right that nobody besides him possessed such intoxicating and dreadful power … And he had overflowed with it long time before they encountered the King And even now his flame is stormier than the King's one… was

꧁♛꧂

Тогда им было по пятнадцать, и их совершенно не волновало скрывающееся за плотной туманной завесой будущее. Им было спокойно рядом друг с другом, и о большем они просить не смели. …

Как только шины матового иссиня-чёрного Porsche Panamera медленно заскользили по асфальту, намётанный взгляд Фушими выхватил из толпы вечно растрёпанные ярко-рыжие вихры и парень раздосадовано щёлкнул языком, потому что Мисаки уже в пятидесятый раз неверно понял отмеченное на карте место встречи. Стоило Сарухико только как чёрту из табакерки вылететь из машины и возмущённо окликнуть своего недалёкого приятеля, как к люксовому автомобилю стало приковываться всё больше любопытных выводящих из себя взглядов. — Так ты не юлил, когда говорил, что денег у тебя дохера?! Ну писец, Сару, охренеть просто! — Вместо приветствия Фушими Сарухико услышал лишь срывающийся от переизбытка эмоций голос и возмущённую тираду в придачу. — Ты хотя бы мог сказать, что у твоих родаков есть такая тачка! — И не одна, да и вообще, ты же не спрашивал даже, так зачем себя утруждать, — и без того невыразительный взгляд богатенького мальчика мгновенно посуровел при упоминании предков, но всё же невольно прикованный к Яте взор Сарухико не отвёл. Он точно опасался, что парень тут же исчезнет, если отвести взгляд глаз, напоминавших синий перламутр, — ладно, к чёрту её, давай шевелись. — А? Чё? Эй, между прочим это ты проспал! — Завёлся Ята, принявшись как в припадке размахивать руками, что невольно навело Фушими на мысль, что Яте Мисаки в это утро досталось по первое число от всех подряд. Хоть в вялом голосе и сквозили чуть напускные раздражение и нежелание развивать эту тему, Сарухико всё же потрудился за приглушённым цоканьем языка скрыть лёгкий, но полный мрачного удовольствия смешок: — Боже, какой ты остолоп, сколько раз тебе ещё повторить, что мне нечего делать на химии, Мисаки? В отличие от некоторых я этот дебильный учебник вдоль и поперёк знаю. И меня тошнит от этой ненормальной училки, которая ещё тупее тебя. — Блять, Сару, перестань называть меня по имени! И чёрт бы тебя побрал спать тогда, когда мне пришлось отдуваться на этом грёбаном тесте за двоих! Как же я их ненавижу! Нет ничего хуже бесячих цифр и трёхклятых формул! Чёртов Ята Мисаки всё не унимался, отвешивая в адрес зачумлённого по его нескромному мнению общеобразовательного учреждения нелесные слова — один краше предыдущего. Вечно невозмутимого Сарухико нисколько не беспокоили разглагольствования его казалось отроду взъерошенного от несправедливости бытия приятеля, и порой он вовсе ловил себя на мысли, что Мисаки похож на наскоро собранную бомбу замедленного действия, живущую своей жизнью без оглядки на выставленный ради его же блага таймер. И если ​​Фушими Сарухико, выделяющегося среди всей серой массы хладнокровностью и невозмутимостью айсберга, приводила в бешенство ахроматическая размеренность зацикленной на рутине жизни, наполненной бесхребетными и инфантильными кусками мяса, то даже призрачный намёк на какие-либо границы или рамки превращал Яту Мисаки в бестелесный сгусток зажигательной смеси, которая сию секунду перерастала в праведное и в тоже время мстительное пламя. Образное, конечно. Однако всё же Сарухико, искавший во многих вещях рациональное начало, был единственным, кто мог привести этот потрясающий всякое воображение и выходящий за все рамки здравого смысла аргумент в качестве объяснения того, почему же от Мисаки порой исходил такой совсем не воображаемый жар. И, конечно же, он никогда не обмолвится о подобном наблюдении со своим первым и единственным другом, точно выдутым из самого прочного материала сосудом для удержания всей этой безудержной и жестокой энергии, льющейся через край из его пламенного сердца. … А ещё не сколько высокий и атлетически сложенный, сколько упрямый и свирепый Ята Мисаки как с цепи срывался, когда кто-то позволял себе дерзость смешивать с грязью его единственного и лучшего друга, даже когда тот придавал этому значения куда меньше чем ничтожным микроорганизмам, которые слишком малы для того, чтобы человеческий глаз мог обнаружить их где бы то ни было. … Как и обычно в тот день они перекусили и встретились на стадионе с другими студентами, горланящими во всё горло на повышенных тонах. Изо дня в день от них не было спасения, поэтому Сарухико позволял себе вольность приходить на занятия когда ему заблагорассудится. Всё равно всем было глубоко плевать, а предкам и подавно. Уроки физкультуры были лично для Сарухико одними из скучнейших предметов, которые требовали некоторых усилий для того, чтобы в табеле об успеваемости появлялись хоть какие-то оценки. Если кого-то и сотрясался от мысли, что он получит очередное «неудовлетворительно», то Фушими от этого было ни горячо, ни холодно. Как раз по этой причине он и бездельничал. Пока не одно обстоятельство, раз за разом врывающееся штормом в его эмметропную размеренность… — Отлично! Забег на дистанцию. Эй, Сару, давай вместе! — Тц, отвали, Мисаки. — Тот раздражённо щёлкнул языком, развалившись поодаль от класса на шелестящем атласе сочной зелени и прикрыв слипающиеся глаза за стёклами неизменных очков. — Э-э-э? Это почему? — Потому что я остаюсь тут. — Блин, что за бред, а? — Ты ведь не хочешь потом дуться на меня весь день и выть, потому что точно продуешь? — А-а?! Ха, я тебе не проиграю! — Ага, как и в прошлый раз. — …позапрошлый. — Да фиолетово. Просто отвали. — В смысле? Тьфу, вот же заноза. После этой брошенной опрометчивой фразочки была высокая вероятность того, что Ята решит пойти напропалую и возобновить их бесплодные пререкания, но уже со свойственным ему запалом. Однако не тут-то было. Какая-то гадость такая-растакая с одной мозговой клеткой от рождения подобралась со стороны и нахамила Сарухико так, что у всякого препода бы кровь полезла из ушей. Это был какой-то отморозок с параллели. Яте Мисаки точно крышу сорвало. Он весь вскипел, позабыв про дружеские препирания, и возмущённо огрызнулся в сторону, скалясь одичавшим животным: — А-а-а?! Опять ты?! Что ты там вякнул, размалёванный хер?! Следи за базаром! — Чё?! Хех, закройся, мелюзга, пока я не… — Возьми свои слова назад, а то набью тебе рожу и…! — Эй, Мисаки… «…остынь, а?» — …брось это. Пошёл он к дьяволу, — Сарухико предупредительно вцепился в край футболки Яты, но тот схватил друга за запястье и отдёрнул, огрызаясь пуще прежнего: — Нет, не брось. Где твоя гордость, тупой Сару? И заебал уже называть меня по имени, блин… Эй, размалёванный еблан! Если кишка не тонка, то попробуй потягаться со мной на длинной дистанции. — Тц, и почему меня вечно окружают недоумки стоеросовые? Ята запоздало отреагировал на нечленораздельное бормотание друга, откровенно интересуясь: — М? Ты что-то сказал? Но Сарухико уже не слушал, а просто отвернулся и цокнул языком, демонстративно показывая, что разговор окончен. В результате же Ята чуть не продул тому придурку на длинной дистанции, но зато его рожу и со своим кулаком, и с подошвой своих кроссовок познакомил. И, конечно же, ему было жизненно необходимо похвастаться перед приятелем, какие подвиги он совершил за такой короткий промежуток времени. Но Фушими нетерпеливо прервал Мисаки, сменив раздражённую гримасу на скучающую: — Хорош уже, Мисаки, прекрати зудеть над ухом — твой трёп раздражает. — Хорош уже звать меня по имени, тупой, блин, Сару! — В тон закадычному приятелю проворчал Ята. Тяжело дыша и почти склонившись над Фушими, чтобы состроить тому недовольную гримасу, он пролепетал что-то наподобие «теперь эта рожа хоть подумает, прежде чем нести бред» и «а ещё я подумал, что эту вертушку неплохо бы повторить со скейтом». Когда Ята над ним склонился, Сарухико отчётливо увидел, как по виску шумоголового мальчишки стекала капля пота. Вдруг Сарухико подумал, что ему бы точно не хотелось, чтобы хотя бы одна такая капля попала и на него, когда Ята бездумно растреплет свою рыжую шевелюру. Тонкие светлые пальцы потянулись к лицу Мисаки, намереваясь смахнуть каплю, раздражающую сосредоточенный взор. Но на полпути рука Фушими зависла, пока его мозг лихорадочно начал анализировать то, что произошло на глазах своего хозяина: в считанные секунды капля пота натурально испарилась сама по себе… точно кожа Яты была раскалённым грунтом, перенявшим жар лавы, монотонно скользящей по его голой, неотёсанной поверхности. Сарухико, не веря своим глазам, ахнул в сердцах. Он безошибочно ощутил в опасной близости от своего лица заполняющую все пространство вокруг кожу своего друга. И от неё по воздуху разливался страшный обжигающий жар. «Невыносимо… Это… что… жар как от топки?» Как от топки… Внутри всё перевернулось. Чёткие линии тёмных бровей невольно свелись к переносице, а привычная тена́рова синь радужки сменилась противоестественной, почти патологической чернью за стёклами очков. «Господи, какой же несусветный бред… Невозможно!» Сарухико пришёл в оцепенение от своей же фантасмагоричной идеи. А вот Ята Мисаки совсем ничегошеньки не заметил… значит и Фушими вскоре спишет эту преследующую его по горячим следам «идею фикс» на своё психическое расстройство. — Меня оставили после уроков ещё на час. Блин, опять! — Идиот. — Ты как? Останешься со мной? — Ну ещё бы, куда я от тебя денусь, Мисаки? — Достал уже звать по имени, Сарухико!

꧁♛꧂

Когда им стукнуло чуть больше шестнадцати, после успешного обряда инициации они вдвоём прочно обосновались в рядах известных на всю округу дерзких красных класменов. …

В неспокойном Шизуме каждый второй знал, что ребята из «ХОМРЫ» — отпетые красные головорезы. Это те самые, которые господствовали на улицах под покровительством Красного Короля, некогда представлявшего из себя глупую местную легенду. Но с некоторых пор каждому второму стало кристально ясно, что свалившаяся точно с неба «ХОМРА» обладает неутешительной репутацией самого жестокого клана Шизуме, ведущего ожесточённую и затяжную борьбу против защитников правопорядка в лице «Скипетра-4». … Это был самый обычный вечер в баре «ХОМРА», пока неудержимый перед лицом новых захватывающих приключений Тотсука Татара не отложил старенькую гитару в сторону и объявил на всё заведение, где были все свои, что желает в эту ночь отметить первый выпавший в уходящем году снег, без которого этой зимой всем было как-то не по себе. — А ещё мы захватим с собой бенгальские огни, только помните о технике безопасности, — его энтузиазм лился через край даже не смотря на поздний час, в который за окном стремительно темнело. — Хм? Первым подал голос Кусанаги Идзумо, всё ещё занятый сортировкой последних бутылок дорогостоящего алкоголя после сегодняшних поставок. Его голову явно занимали дорогие марки алкоголя а также всевозможные маркировки, на которые порой обращают внимание посетители, поэтому восторженно-радостный взгляд Тотсуки, сидящего напротив, не сразу вызывал его любопытство, как и само предложение парня. Не замечая поднявшийся в заведении одобрительный гул, бармен рассеянно замер с бутылкой итальянского рубинового «Кампари» в руках и, казалось, всматривался в беззаботное лицо своего закадычного друга с минуту. В последние деньки было тихо, да и Татара совсем не рвался на улицу, а тут на тебе. Тут Идзумо щёлкнул пальцем и, ткнув пальцем в небо, поинтересовался:  — Тотсука, неужели ты хочешь устроить что-то вроде барбекю? Светловолосый Татара словно бы расцвёл от его слов, благодарно подмигнув: — О? Ах, а это блестящая идея, Кусанаги-сан! Точно, точно, так и сделаем. Только вот… Поглядывая в сторону своего чахлого и вечно скучающего Короля, Идзумо без тени сомнения согласился, что идея и правда была отличной и, пользуясь авторитетом правой руки Короля, внёс свою лепту: — На одном энтузиазме далеко не уедешь, правда? Эх, что ж, это и правда неплохая идея. Только вот таких специфических запасов мы давненько не делали, — протянул в задумчивости расчётливый бармен, но нисколько не унывая, он поспешил окинуть питейное заведение и многозначительно кивнуть в сторону соклановцев. — Ой-я, а вот тебе в придачу и целый отряд добровольцев. — Тогда решено! Хм-м, только я не могу определиться, нам нужна будет ещё якисоба к якитори или… — Да без разницы, главное забирай этих тунеядцев, не то у меня войдёт в дурную привычку поить их почти что за счёт заведения. Так не мудрено и разориться. — Бросьте, Кусанаги-сан! Вы же нам делаете отличную скидку, и ведь всем известно, что хомровцы — ваши обожаемые клиенты номер один! — Э-э-э?! — Бармен, нисколько не гневаясь, с прищуром посмотрел на говорящего, а затем его светлые брови скептически поползли вверх, — хах, что за вздор? Ты это сейчас придумал? А тем временем Тотсука Татара изящно соскользнул с барного стула и обратился к залу, не теряя в своём голосе задорные нотки: — Ну что, парни, кто будет моими добровольцами? В команде мы управимся быстрей. — Рассчитывайте на меня! — Послышалось с одной стороны. — И ещё пиво, Тотсука-сан! — Подхватили с другой. — О, ну раз так, то я в деле! — Но пронзительный и нисколько не уступающий в энтузиазме Тотсуки Татары голос младшего клансмена Ятагарасу Мисаки заглушал все прочие. — М? Ята, тебе не положено, — Татара чуть склонил в сторону светловолосую макушку и в извиняющимся жесте развёл ладонями, нисколько не умаляя тёплой улыбки. — Ой, блин, да знаю я, Тотсука-сан, — воодушевлённый парень с торчащими во все стороны рыжими волосами из-под шапки-бини с молниеносной скоростью подорвался с места и схватил свой скейт, с пылкостью дракона резюмируя, — мы с Сару сгоняем за чем хотите. — Вот и славно. Давайте вы с Фушими-куном заглянете в ближайший продовольственный магазинчик, тогда Камамото с кем-нибудь рванёт на байке за углями и прочим, — распорядился неутомимый Тотсука, с рождения готовый вертеться как белка в колесе, когда его посещали грандиозные идеи, способные скрасить размеренно текущие деньки. Сарухико, казалось, ничего не замечал за блаженным флёром еженощной хандры. Оттого-то он слегка заторможенно и рассеянно захлопал глазами, которые на долю секунды оживились, блеснув глубоким синим перламутром, когда его и Тотсуки взгляды пересеклись. Тотсука словно невербально благодарил его за участие, как никто другой зная, что этот хмурый паренёк был вечно оторван от прочих соклановцев, предпочитая оставаться в стороне. Ята без лишних слов ткнул приятеля локтем в плечо. Сарухико раздражённо щёлкнул языком. Уголки его губ еле заметно дрогнули, когда парень равнодушно буркнул себе под нос красноречивое: — А? Ага. Это были его первые слова за сегодняшний вечер. По природе своей, Татара был также крайне наблюдателен, как вот сейчас, без предупреждения вырвав хмурого, сидящего на самом крайнем барном стуле Фушими Сарухико из монотонного царства уныния, которое импонировало этому темноволосому парню с момента его вступления в ряды «ХОМРЫ». Фушими кротко кивнул и принялся с самой скучающей гримасой рассматривать свои кроссовки, не находя больше вокруг предмета подстать его вниманию. — Так, мы составим списки с Кусанаги-саном, — долговязый блондин наконец хлопнул в ладоши и принялся со всем своим неумолимым энтузиазмом дискутировать с Кусанаги Идзумо, который моментально заразился настроением товарища. Ну вот опять… Ятагарасу с его безудержным обожанием, которому было конца-краю не видать. То, как он почти фанатично смотрел на этих двоих (что уже говорить про самого Короля) выводило из себя. Сарухико, так и не поднимая головы, краешком глаза с умело замаскированной яростью, рьяно пульсирующей внутри, отчётливо видел, как Ята Мисаки — единственный дорогой для него человек — не сводил взволнованный взгляд со «старших», Кусанаги Идзумо и Тотсуки Татары. Сколько же в его горящих светлых глазах было обожания и огня! Точно, эти парни были для него чем-то в роде… героев… Они были теми самыми близкими товарищами «безжалостного» Красного Короля, стоявших на пороге превращения какой-то жалко банды под названием «ХОМРА» в один из привилегированных кланов, в конце концов! Если младшие члены Красного Клана смотрели на этих двоих с нескрываемым восхищением, то среди них в один день появилась «белая ворона», глухая к рьяному скандированию негласных правил внутри этой удивительной структуры. Вообще, Тотсука Татара и Кусанаги Идзумо, ближайшие «подчинённые» и лучшие друзья Суо Микото, пожалуй были единственными соклановцами, к которым Фушими Сарухико испытывал одно единственное чувство. И оно напоминало ничто иное, как благоразумное уважение, не лишённое хладнокровной сердцевины. Даже не к самому Королю, а к его двум ближайшим соратникам! И вот как не сказать, что Тотсука Татара, даже толком не обладая той брутальной сверхъестественной силой ураганного огня, не был удивительным человеком? Он был потрясающим! И, возможно, даже Фушими смог бы скорее прийти со временем к такому заключению, нежели опровергнуть его. Через некоторое время, когда для него настанет момент переосмыслить очень многое — Сарухико будет уделять всё больше внимания тому факту, что их личная с Мисаки междоусобица сожгла до тла почти все мосты, а ожесточённая конфронтация между Красным и Синим кланами перешла все границы дозволенного. … И верно ведь, даже не прошло и года, как вечно недовольный и скучающий парень своим собственным пламенем на глазах лишившегося дара речи Мисаки изуродовал на своей ключице метку «ХОМРЫ», которой тот так рьяно гордился, что Фушими не был даже способен найти подходящие слова, чтобы описать, настолько омерзительно у него становилось на душе от всего этого ёбаного дерьма. — Убирайся нахуй, или я тебя убью. Можешь не сомневаться, что я сдержу слово, — Ята вылупился точно на пришельца или фантома. Он с головы до пят дрожал от незнакомой ему ярости, сгорая в урагане тёмно-рубиновых и багряных языков пламени. Слетевший с катушек Ятагарасу и правда собирался злоупотребить силой, пока по его слуху не резанул странный, пробирающий до мурашек приглушённый смех Сарухико. Совершенно незнакомый. Холодный. Безжалостный. Он… мог бы быть светом или тьмой, искуплением или печалью. Но он стал для Мисаки красной тряпкой в руке матадора. Выброшенной в бензиновую смесь спичкой. Крохотной искоркой в невесомом облаке водорода. С мрачным, почти садистским удовольствием, темноволосый парень заворожённо наблюдал, как вокруг его теперешнего заклятого врага расцветала убийственная красная аура, в центре которой, точно в сердце остервенелого шторма, был брошенный Мисаки. И вокруг него накалился воздух, который обжигал подобно жидкой лаве в жерле чудовищного вулкана. Тонущего в эйфории Фушими свело это с ума, и он отчаянно захотел быть к Ятагарасу Мисаки чуть ближе чем на миллиметр, пока вокруг неминуемо сжимались стены околевающего, эмметропного пространства, слишком тесного для них двоих. … И вот ещё примерно через год неизменно беззаботного Тотсуку Татару, умеющего подобрать ключ к любому человеку, хладнокровно убили. Что-то навсегда переломилось в каждом хомровце… даже в нём. И Фушими рассвирепел почти также сильно как и Ятагарасу Мисаки.

꧁♛꧂

Мисаки мерещилось, что мир превращался в подобие геенны на земле: так отвратительно он себя не чувствовал с того момента, когда Сарухико ядовито выплюнул ему в лицо своё истинное отношение к их Королю и «ХОМРЕ», заменившей им дом. Сарухико вот так просто переметнулся к Синим и исчез из его жизни. А теперь вот опять всё пошло по одному блядскому месту. Шум улиц проникал в ушные перепонки с явным намереньем взорвать их ко всем чертям. Когда всё полетело коту под хвост, невозможно было не замечать, что куда бы он не пошёл, по округе разносился тлетворный запах, очень похожий на гарь или даже гнилую сажу, утопившую всех мертвецов в глубинах этой пропитанной погибелью земли.

Точно, больше ничего не осталось. Ни крови, ни костей, ни золы. ꧁♛꧂

Внезапно путь ему преградила невозмутимая высокая фигура в очках, сбежавшая точно из магазина одежды, где обеспеченные люди стремятся приодеться по последнему писку моды. Ята, честное слово, сначала опешил, несясь к ней на встречу на своём скейте и даже толком не разбирая дороги. Внезапно внутри точно магма закипела, а почти звериное чутьё заставило хомровца остановиться, не глядя поймав в руки расписанный рубиновыми и красными языками пламени скейт. Да кто в здравом уме осмелиться вырасти поперёк дороги парню из «ХОМРЫ»?! Разве только индивид, относящийся к тому разряду людей, лишённых инстинкта самосохранения. Или же возомнивший из себя невесть что сподручный другого Короля… По всей видимости, замечания оказались недалеки от истины, стоило только Ятагарасу разглядеть как следует блестящую как в период лихорадки тена́рову синь за стёклами очков. Он точно призрака увидел в самый разгар летнего дня, маячащего у него перед взором навязчивой галлюцинацией, рождённой под лучами находящегося в зените солнца. Они не видились, казалось, целую вечность с момента того грёбанного инцидента! Но гордого красного клансмена смутило не только это обстоятельство… Мисаки выбило из колеи полное отсутствие дебильного форменного облачения, отливающего неправильной, тошнотворной голубизной, которую хотелось выжечь до тла, в силу того, что уж больно она выделялась на фоне его маржинального мирка. В голове у Яты раздалась оглушительная трель, когда фигура напротив азартно оскалилась: — Уж не Мисаки ли это случайно? Свободная слегка удлинённая рубашка без пуговиц, очень смахивающая на кимоно в тёмно-синюю клетку, колыхалась морской волной в этот ветренный день. На ногах сидели безукоризненные серебристые кроссовки на толстой подошве, явно дизайнерские. Тёмно-кобальтовые брюки клёш, верх которых был спрятан под подолом длинной белоснежной футболки, послушно открывал взору непривычно худощавые лодыжки. А почти чёрные напульсники выглядывали из-под широких рукавов рубашки и смутно подсказывали, что, вероятно, сражения не избежать даже при таком щепетильном обстоятельстве как «временное прекращения огня». Слова на той стороне остались без ответа. Если бы Яту не окликнул этот голос, он бы так и повис, широкими от неведения глазами уставившись на фигуру, разрастающуюся тошнотворным синеющим пятном посреди улицы, очертания которой купались в ослепительном солнечном свете. Видимо, то был выходной день и этот человек искал Ятагарасу намеренно. Но все мысли в голове гордого скейтбордиста напрочь вылетели из головы, напомнив, что дорогая его сердцу «ХОМРА» не такая уж и бессмертная, как оказалось. Так что пусть эта мразь ходит хоть в чём мать родила — Мисаки совершенно фиолетово. Этот сотканный из бесовства диссидент с дремлющей синей аурой сегодня был куда говорливее обычного. А Мисаки только и мог, что моргать блестящими, круглыми от испуга и шока глазами, даже толком и не осознавая, кто перед ним был. — …а ещё в штабе обмолвились, что какие-то отпетые головорезы превратились в шайку жалких беспризорников. Что, всем надоело выкаблучиваться, играя в солдатиков и подпевал нисколько недостойного такой мощи Короля, чуть что? Где же весь твой запал, Мисаки? А-а, как же я мог забыть? Твой драгоценный… К-король…

«Твой Король… он…»

— …эй, Мисаки, ты вообще понимаешь, что я говорю? Сарухико, совсем не смущённый полнейшей обескураженностью своего рыжеволосого неприятеля, ехидно скалясь, добавил с остринкой, мучительно, нарочито медленно (как он и предпочитал) выговаривая каждое слово, точно обращаясь к непоседливому малолетке: — Порядочным людям не место рядом с такими неотёсанными дикарями, не имеющими представлений о цивилизованной добропорядочности. Не мудрено, что вашему сброду из этого захудалого бара пришёл конец. Ну, какого это, когда тебя вышвыривают ко всем собачим чертям на улицу, а, Мисаки? Верный Красному Клану «Трёхлапый Ворон» не утруждал себя даже созданием видимости, что готов поддержать так и не начавшийся диалог. Вместо этого драчун замахнулся грозным оружием, которое так любовно подобные правонарушители умудряются прятать за пазухой и использовать в пылу битвы, не заботясь о том, что с горяча такой дубинкой можно даже не только оставить на всю жизнь калекой, а натурально разбить кому угодно голову. А Сарухико не унимался, расплываясь на глазах в такой диковатой ухмылке, которая могла бы вписаться в настроение душевно больного. Что ж, первый помощник правой руки Синего Короля не отличался ни гуманностью, ни чаяниями, которые были присущи обычным людям, даже вроде тех, кто утратил всякую связь с пожирающим всё на своём пути оголодалым огнём. Сарухико не мог не забыть те роскошные, поистине королевские языки пламени, которые создавали вокруг ненавистного эмметропного мира ещё более ненавистный шторм из тёмно-красного пламени. Вот бы увидеть пурпурную ауру вокруг этого недальновидного драчуна, почувствовать, как колющий жар оседает на незащищённой коже и жжёт даже через ткань безукоризненного ярко-синего мундира. К счастью для Мисаки на синем подонке не было этого привычного тошнотворного одеяния, а из этого следовало две простых истины: не было и сабли с позолоченной рукоятью — самоуверенный ублюдок не был вооружён. Почти. А Фушими Сарухико даже без этого говённого меча был куда изобретательнее и опаснее всякого синего ублюдка за исключением самого Короля и его прелестной правой руки, разумеется. И для Ятагарасу это было более чем очевидно. — Заигрался ты что-то, таскаясь со своей сумасбродной шайкой имбецилов, Мисаки. За хриплым голосом «Трёхлапого Ворона» плохо скрывалась былая слепая ярость, которая чуть что кружила Сарухико голову, а его стылую кровь в жилах заставляла закипать: — Попизди мне тут ещё, чёртов предатель… «Сжечь его!» «Пора обратить синего выродка в пепел…» «Сжечь до тла!» «Ни крови, ни костей, ни золы…» — Идиот. Твой бестолковый Король послал вас с всех к дьяволу. Именно с тем самым выражением, которое никогда не сходило с его дебильного лица… — Чё?! — Оно точно вопило: «да нахуй мне это сдалось». Не согласен, а, Мисаки? — Следи за своим языком, выблядок, или пеняй на себя! — Только и успел прорычать впавший в ярость хомровец, как тут же его острое желание воззвать к своей силе сыграло с ним жестокую шутку. В больном сознании Ятагарасу мир перевернулся вверх дном. Земля под ногами Яты точно пошла трещинами, пока не стала осыпаться подобно песку, убегающему сквозь пальцы, вот-вот он пошевелиться и сиганёт в зыбучие пучины без возможности сделать последний желанный глоток сладкого воздуха. Хотя как его можно возжелать, если мир так тесен теперь, что сумел сжался до незримой белёсой сингулярности. И вдруг лицо скейтбордиста перекосилось от резкой боли, скребущей отравленными когтями по оголённым нервам. Он внезапно выронил хищно поблёскивающую под безоблачным синем небом биту и с широко распахнутыми глазами попытался сделать глубокий вдох. Кости трещали под неестественно выбеленной кожей, пока хомровец ощущал такую мучительную боль даже на кончиках пальцев, точно ему перерезали горло. Даже тогда он не издал ни звука и устремил в пространство кажущийся затравленным взгляд ничего не выражающих светло-янтарных глаз. Стало невозможно дышать — горло и правда перестало подчиняться. Мисаки вновь чувствовал её. Кровь. Её солёный и металлический привкус на языке. Багровый, грязный оттенок будто стекал по его подбородку, тонкой шее, впервые за такое долгое время похолодевшей коже прямо на растянутую футболку, которая уже неопределённый промежуток времени назад потеряла свою роскошную белизну. Растерзанный на кусочки цепной пёс Красного Короля, который ранее был схож с несущим разрушения и непритворное насилие каракалом, сейчас точно не мог олицетворять свирепое величие Красного Клана, которое заставляет без задней мысли содрогаться весь преступный мир. В глазах хомровца Сарухико аж побледнел, а для Фишими же показалось настолько нетривиальным то, что его едкую сотканную из мерзкого наслаждения ухмылку как рукой сняло. Небо над головой сияло девственной голубизной, но выводило из себя то, как это огненный придурок смотрел на неприятеля — без тени ярости или природного презрения. Ятагарасу Мисаки не ловил такой знакомый им обоим кайф от встречи… нет, столкновения. Мир плыл перед его глазами, хотя все слёзы были давно выплаканы, уступая эстафету энервации, с садистским удовольствием разбивающей молотом всё ещё мало-помалу функционирующие клетки. И больше не было сил удерживать на сгибающихся ногах своё тело, которое успело истончиться до немощного куска мяса, приросшего к костям. Футболка заменила привычную спортивную кофту и бессовестно подчёркивала точно жирным курсивом все изгибы худощавого тела. Точно, такая выразительная болезненная худоба точно была Яте из кровожадного Красного Клана не к лицу — втаптывала в грязь весь имидж «ХОМРЫ», как он любит выражаться. Ну, похоже, это был первый плевок в сторону своих идиотских принципов. В конце концов, Фушими это было на руку — в гробу он лицезрел эту прокажённую «ХОМРУ». Ята тяжело выдохнул, с трудом балансируя на носках, точно угодил на вершину грунтовой насыпи, неминуемо осыпающейся под непослушными ногами. Каждое движение со стороны выглядело неестественно и неумело, точно Ята влез под корку кожи незнакомого ему человека. — Хм? Что такое? Отбился от своих шаромыжников и теперь не можешь даже вспомнить, как управляться со своим телом? — Заткнись! — Ты таким же недоростком с минимальной мозговой активностью и остался, Мисаки. — А-а-а?!  Мисаки и правда было на удивление трудно сейчас совладать со своим собственным телом. Оно точно тянуло Яту на дно подобно балласту. Фушими по своей неизменной привычке провоцировал его, а Ята был совершенно и не против того, чтобы лишний раз стереть эту тошнотворную эгоцентричную ухмылку с лица синего отморозка. И плевать, что по венам больше не разливалась магма из отравляющей сознание почти звериной свирепости. И чихать он хотел на то, что внутри всё было мертво… Он больше не ощущал, как исступлённо обдавало каждый его нерв разрядом электричества, подобно тому самому, что искрит во вспышке молнии, расцветающей по серебристо-сизому небосклону смертоносной кроной и даже при малейшем контакте с чем-либо способной превратить всё вокруг в горстку, отдалённо напоминавшую золу. Ятагарасу сорвался с места, и как по бутафорскому свистку, которые так любят использовать дрессировщики или укротители, весь вставший с ног на голову мир вокруг потерял плотность и размяк до кашицеобразного киселя адской какофонии, грохочущей у него в голове. Казалось, что из всех щелей вот-вот полезет спинно-мозговая жидкость и перекроет кислород. Неизменно самонадеянный хомровец, признающий лишь атаку в лоб, на этот раз перед собой видел очень удачную возможность последний раз воззвать к своей сверхъестественной силе, уже как полгода превратившейся в субтильного фантома, забирающего у «Трёхлапого Ворона» все жизненные силы. И даже если теперь это рубиновое пламя было для него фатально, смертельно опасно как схватка с остервенелой древней стихией, Ята не возражал попытаться призвать свой личный разрушительный ураган пламени ещё раз, даже если эта потуга окажется последней в его жизни. «…Микото-сан…» А вообще Ятагарасу, будучи самым ядром авангарда так и неприручённого Красного Клана, был натурально одержим чаянием сгореть заживо в самом эпицентре этого огненного кроваво-красного шторма, освещающего лик его Короля. Внезапно внутри всё страшно похолодело, и по воздуху вокруг резанула бледная аквамариновая вспышка, едва заметная для человеческого глаза. «К… К-КАКОГО?!» Это было похоже на сорвавшуюся с монохромных небес морось, разбивающуюся крупными ледяными каплями о прожжённую до самого основания почву, от которой на мили разносился смрад гари, возникшей из трупного окоченения последних крох жизни. В открытую кожу чуть ниже локтей Мисаки впилось нечто холодное и жгучее, заставив лихорадочный взгляд замутниться, а желудок — болезненно скрутиться в спиралевидную трубочку из-за токсичного и раздражающего слизистую запаха. Когда о камень со звоном ударились два металлических наконечника, паренька, ослепшего на секунду, чьи-то сильные руки отбросили прямо к выстроенным в ряд гигантским гипсовым вазонам, в которых цвели светло-лавандовые гортензии и телемагентовая вейгела, похожая на сахарную карамель. Вся одежда была безнадёжно испорчена, костяшки пальцев стёрты в кровь, а щёки и плечи оказались безобразно разодраны до крови. Тело, проехавшееся по каменной кладке так, точно с целью проверить на прочность каждую косточку, подобно ошмётку грязи угодило в бетоноподобную поверхность, перекрывая лёгким доступ к кислороду, а воспалённому сознанию — к полному осмыслению происходящего вокруг. Когда же к Мисаки вернулись понемногу ощущения, его чуть не вырвало от витавших в воздухе винилпентилкетоновых миазмов и фимиамов: всё его тело покрылось многочисленными ссадинами разной степени, тогда как рот наполнился солоноватой кровь и жидкой слюной. Когда же взгляд Яты не без усилий сфокусировался на орошённой бардовой кровью плоти, из его глотки ворвался душераздирающий стон. Его кожа от самых запястий до локтевых ямок была так умело рассечена будто бы даже разделочным ножом, что в голове невольно возник аллегорический образ «безнадёжно свихнувшегося гемаглобинозависимого хирурга». На Мисаки обрушился кашицеобразный поток несвязных мыслей, из которого он смог лишь выхватить самые будоражащие его охваченное звероподобной яростью нутро и уязвлённую гордость: «В пизду этого хирурга!» и «Как этот грёбанный сукин сын достал меня?!» — Это была хирургия, ты ведь уже понял, а, Мисаки? Насмешливый тон повис в воздухе над самым ухом Яты подобно проклятому дамоклову мечу, осыпаясь опаляющим обнажённую кожу прахом, ярким, точно багровое пламя… или же это была пескообразная небесно-голубая лазурь, которая окутывала измученное тело враждебным и сковывающим флёром, но дарящим на мгновение обманчивое и обезоруживающее чувство невесомости и морозной прохлады, пришедшей точно с горных вершин? — Тебе достаточно больно, я надеюсь? — На этот раз шёпот бил по перепонкам не хуже раскатам грома в самый разгар срывающегося с грозовых небес урагана. — Не советую затевать драку посреди дня, когда вот-вот отправишься на поклон к своему Королю-лузеру. Мисаки, ты ведь сдохнешь без своих придурошных способностей в процессе, а мне лишняя морока не к чему… ну, по крайней мере, пока. Мисаки кое-как отдышался и сплюнул кровь синему ублюдку под ноги. Корчась от мучительной боли, красный клансмен почти по-хищному облизнул окровавленные губы и яростно зарычал, нисколько не изменяя своей манере походить в одно и тоже время на дикое хищное животное и мстительного жадного до крови пернатого, смахивающего порой на падальщика: — Тц-ц! Ед-д…рить т-ты… к-к-конченный! Съеб… бался… н-на хуй! Или… я… уб-б…бью т-тебя! Как только тело Ятагарасу пронзила невыносимая боль, всё ещё перекрывающая ему кислород, он весь скукожился побитой собакой на мощённом камне, где-то запачканном багряной кровью, приводящей всё вокруг в бешеное движение. Точно его насильно усадили во сверхбыструю тачку, у которой отказали тормоза. Сарухико был сейчас куда ближе, но парню было уже наплевать — его тело сражалось само с собой в отчаянной попытке понять, что же оно такое и от какой части необходимо избавиться в первую очередь. Сарухико насторожил этот чужеродный выхолощенный взгляд на лице соперника, отчего внутри всё похолодело от ярости и презрения. Он уставился посоловелыми мутными глазами на Яту, но кое-как справился с голосом, выдав своим нейтральным тоном, точно перед ним был один из его никудышных подчинённых: — Успокойся, Мисаки, или следующая пара клинков будет торчать у тебя из глотки и двенадцатиперстной кишки. И поверь мне на слово, после такого ты уже даже не тявкнешь. — Ск-котин… на, б-блять… к… какого т-т… ты з-зде… сь? — Тц, скажем так, — после затяжной паузы Фушими разочарованно смерил Ятагарасу хмурим выражением, но вернул вынутый кинжал на место и раздражённо щёлкнул языком. Всё же он решил, что ему не повредит выложить часть правды, — узнал, что в этом секторе околачивался некто из вашего разбежавшегося зверинца. Знаешь, после того, как мне удалось на днях наконец разглядеть этот… чертовски беспрецедентный взгляд Синего Короля… мне даже стало тебя немного жаль, Мисаки.   — …а-а? Ч-ч-чё? Т-твою мать, ч-ч… что… ты… н-несёшь? — Проехали. Ты не в том состоянии, чтобы мне что-то сделать, так что давай залатаем тебя, пока ты и правда не испустил дух. — С-с-сукин с… сын! Тц… т-ты п… первый… н-нач… чал! — Ну, не моя вина, что ты уродился таким стоеросовым недоумком и клюёшь на провокации. Ятагарасу Мисаки был на грани. Чтобы потерять сознание. И дело было тут явно не в многочисленных ранах и ссадинах. Очередной носильный призыв такого громадного количества экстрасенсорной силы в результате отплатил Яте его же монетой. И это было эквивалентно зачерпыванию голыми руками лавы из самого жерла вулкана, в котором кожа готова свариться заживо в считанные секунды. Мисаки не гордился собой, но был уверен, что вновь проделывает кульбит и скользит в этот бред на яву, взывающий к его звериной окаймлённой смертоносным пламенем сущности. Фушими призвал Яту к благоразумию спустя некоторое количество времени, не позволяю тому отключаться посреди наводнённой людьми улицы на самом пекле. Этот «подхалим» Синего Короля становился по-настоящему взбешённым в одни из тех редких случаев, когда ситуация и обстоятельства резко переставали его забавлять. А прямо сейчас Ята Мисаки, по-видимому, достиг филигранности в игнорировании всего вокруг, включая самого Фушими Сарухико, который только что закончил оказывать тому первую помощь. — Так не пойдёт. — После того, как Сарухико выждал какое-то время, он, потеряв всякое терпение, рывком поднял Яту на ноги. — Эй, Мисаки, отправлю в отделение, если будешь продолжать себя вести как груша для битья. Я-то найду тебе применение в «Скипетре». А когда швырну за решётку, может и прогнивший душок своего Короля учуешь как никому не нужная выброшенная собака. — С-сука! Чё сказал, вшивая обезьяна?! — Забей. — Цокнул тот языком, потеряв всякий интерес к провокациям. — Пошли просто в бар. Зрачки Яты расширились. Он не ослышился? Вот теперь он смотрел на Фушими во все глаза. Озадаченно. Но даже помимо этого в его пестрящих янтарными бликами глазах читалась толика недоверия, будто этот Синий мог в любую секунду впиться в его кожу всеми зубастыми пастями мерзотной Лернейской гидры, душа зловонным ядом. — Ч… Ч-ЧТО?! — В бар идём, говорю. — Э… Э-э?! «ХОМРУ»?! С… с чего это ты вдруг? Сарухико безмолвно пожал плечами. — Тц, ты же терпеть не можешь это место. Кроме того, тебе там будут совсем не рады, чёртов предатель. — Сказал тот, кто единственный из этой ненормальной шайки беспризорников ещё вообще помнит про эту плешивую шарашку. Как часто ты там зависаешь сам с собой или тебе просто негде жить? А, Мисаки? — Захлопнись, придурок! — Тц… Фушими не выдержал и, сам от себя не ожидая, от души дал щелбан Яте по лбу. Затем он первым нарушил тишину, пока его горе-соперник не разразился мстительной и утомительной в свете последних событий тирадой: — Так… идём? — Ай, л-ладно, погнали, блин. — Красный клансмен ляпнул как сплюнул, даже не подумав. Но однако же правда, как люди на другом конце света говят: назад не возвращаются сказанное слово и брошенный камень. Так что Яте пришлось отступить. — Мисаки, твой скейт. — Задрал звать по имени уже, тупой Сару! Что не так со скейтом? — Не забудь свой дебильный скейт, Мисаки. — З-заткнись, блин! Сам знаю! … Финансовое положение его бара напрямую зависело от его собственного, а у Кусанаги Идзумо не было проблем с материальным доходом. Потому-то он мог себе позволить оставить бар и исчезнуть не то что из города, а даже из жизни своих соклановцев. Дубликаты ключей же от «ХОМРЫ» он оставил Яте, Камамото и ещё паре ребят, в которых был точно уверен. … Кондиционеры на первом и втором этажах работали на полную катушку. Но Ята словно этого и вовсе не замечал, пока его слуха не достиг недовольный шёпот Сарухико: — Обязательно превращать это помещение в морозильную камеру? — А? Что? Но Фушими даже не взглянул в его сторону, поглощённый разглядыванием такого до боли знакомого интерьера. Внутри явственно ощущалось присутствие скребущего по сердцу тупого лезвия, смазанного ядовитыми маслами, позволяющими металлу беспрепятственно погружаться глубже, но не доставая при этом ядра — тоски по утраченному времени. Воспоминаниям, которые связывали Фушими с Красным Кланом, в рядах которых состояли ребята, которых Ятагарасу Мисаки мог бы описать как «люди с большим сердцем». От одной только этой мысли Сарухико становилось дурно и тянуло блевать. И, чтобы хоть как-то себя отвлечь от сжимающегося вокруг пространства, точно всё ещё пропитанного духом Красного Короля, его правой руки и их прихвостней, взявший на сегодня выходной подчинённый Синего Короля предложил Яте сделать каждому по чашке кофе. Не забыв аргументировать это совершенно бесцветным голосом: — Ты выглядишь так, точно вот-вот свалишься замертво, Мисаки. А раз я здесь, то твои разбежавшиеся кто куда недалёкие приятели ещё обвинят меня потом от горя. Зачем ты слоняешься по городу с такими мешками под глазами, а, Мисаки? — Закрой варежку, у меня подработка просто, — Мисаки и правда был не против чашки крепкого кофе и ещё мириад пачек сильнодействующего снотворного в придачу. А лучше сразу избитого до полусмерти очкарика — тупоголового Синего Короля, дабы получить информацию из первых рук, как говорится… Какого дьявола всё обернулось именно так, а никак иначе?! — Сару, ты чё так вырядился? — Чтобы хоть как-то наконец перестать опускаться на дно раз за разом, Мисаки выплеснул своё болезненное восприятие трещавшей по швам эффемерной реальности на прислужника Синего Короля. Получилось не очень вежливо и прозвучало как очередной вызов. Желчь в словах Яты прошла сквозь Фушими, как сквозь воздух, так и не достигнув цели. Сарухико оставил его вопрос без внимания, отчего пыл красного клансмена поубавился, а его янтарные как у дикой кошки глазёнки с прищуром уставились на такого чуждого этому месту Фушими. Ята не решился спросить, почему это у парня внезапно пропало всякое чаяние подыскивать сейчас особо саркастичную фразочку. Ята с возмутительностью дующегося ребёнка бросил скейт где-то у входа и демонстративно уселся на красный барный стул, не выказывая ни малейшего желания заморачиваться над напитком, к приготовлению которого способностей у него всё равно не было. Вместо того, чтобы оказать реальную помощь, Ята лишь махнул небрежно рукой в ту сторону, где по его мнению должны были храниться пачки с настоящими кофейными зёрнами. Фушими, лишь чуть заметно щетинившись, щёлкнул языком, но всё же направился туда, где, по предположению Мисаки, находился кофе: — Окей. — И осторожней там, — пробормотал уже не так ядовито Ята, слегка обескураженный несколько нетривиальной реакцией Фушими. Кто ж из них мог себе вообразить, что это место так оккупирует мысли Сарухико, заставив анализировать те самые мелкие детали, которые некогда были частью его канувшего в лету прошлого? Честно говоря, когда происходило что-то интересное, его вечно скучающий взгляд тёмно-синиих холодных как ледышка глаз становился пытливым и азартным, однако сейчас он был скорее оторванный от всего происходящего и какой-то безэмоциональный. Обычно в жилах этого ненормального парня пульсировал ядовитый и опьяняющий ликёр из взрывоопасного микса кровожадности и извращённой безжалостности, граничащей со свирепостью одержимого одним единственным человеком мономана. Поэтому Ятагарасу научился за эти годы накапливать в себе свирепый рубиново-красный ураган из мучительно жаркого пламени, чтобы затем при встрече с этим печально известным предателем выплеснуть наружу всё без остатка. Однако вот прямо сейчас поражало то, что внутри больше не теплилось такое знакомое стремящееся найти выход пламя, которое бы пульсировало прямо в самом сердце, разнося по капиллярам торнадо сводящей с ума необузданной… жестокости. Ята не узнавал себя больше. Как оказалось, он сейчас даже не понимал Фушими, пока тот всё ещё находился под впечатлением от этого всеми покинутого места… — Ну и? — Кажется, нашёл кофе. Я приготовлю, — констатировал темноволосый юноша, всё ещё оставаясь равнодушным ко всему вокруг и совершенно ничего не чувствуя внутри — белёсые воспоминания успешно выгрызли уродливую как и душа Сарухико дыру, высасывая стекающие с раны реки рубиновой кровью. — Угу, с-спасибо. … Кофе был поистине восхитительным! Даже Ята взбодрился, вот только от его глаз не ускользнуло то, как окружающий их интерьер давил на Фушими. Этого совершенно чуждого этому месту парня точно раскручивало по винтикам. Они так толком и на завели беседы, потому что Сарухико вновь посчитал благоразумным огрызаться на всё подряд, включая самого Мисаки, который даже переступил через себя и наконец стал держать рот на замке. Тут Мисаки стукнул себя по лбу, и отблеск его наручных часов на мгновение ослепил мрачного, сидящего на краю барной стойки Фушими. — О, точно, раз мы здесь, то погнали на второй этаж. — Большую часть времени компания ребят из его клана предпочитает тусоваться либо на первом этаже бара «ХОМРА», либо же совсем за его пределами. И, видимо, это была одна и причин, почему раздражение парня преумножалось в геометрической прогрессии. Ята просто стукнул Фушими по плечу, гаркнув небрежно над самым ухом, — пошли, придурок, хватит сверлить бар Кусанаги-сана своим идиотским взглядом. Там наверху есть одна штуковина… и… чёрт, блять! Поверить не могу, что я уже позволил такому ничтожному предателю даже ступить за порог нашей базы… — …ну и? — Тот агрессивно выплюнул, с вызовом. — С какого меня это должно волновать? Но даже забавно, что Мисаки гложет чувство вины, хех. — Етить твою налево! С такого хрена, что это и твоё прошлое! Горячая ладонь стеганула в порыве неудержимой ярости по блестящей стойке, нарушив невесомую тишину бара. — Даже… всё это… И я… правда считаю, что, ну… мы могли бы взглянуть на то, что лежит наверху. Даже если тебе насрать на этого, то мне — нет. И вообще, раз пришёл сюда, так прояви должное уважение, долбанный Сарухико. Но если тебе настолько это опостылело, то… катись-ка ты нахуй отсюда и больше не вставай у меня поперёк дороги. — Тц… да понял я, Мисаки… а в прочем, я не против свалить хоть куда… — Ах ты мразь, ну тогда…! — Нет, Мисаки, ты не догоняешь. Тц… даже на второй этаж… звучит уже неплохо. Всё же чуть лучше, чем… здесь…

꧁♛꧂

Съёмка производилась на крыше какого-то многоэтажного здания в тот час, когда большая часть мегаполиса погружается в сон. Тут картинка поплыла в сторону четвёрки других хомровцев, устроивших состязание по поеданию якисобы, приправленной особо острым соусом. Позади них в объектив попала сидящая поодаль от остальных у самого края крыши неизменная троица, разве что из-за величавой фигуры Суо Микото выглядывала миниатюрная Анна, которую уже стало клонить в сон: малышка пригрелась у Короля под боком и бережно сжимала в ручках большую чашку с каким-то напитком, от которого в зимний ночной воздух вздымался пар. Микото же себе не изменял — его глаза были плотно закрыты, пока он не в самой королевской позе устроился на плетённых скамейке и кресле, чтобы ногам было удобно. Ещё бы не погрузиться в сон после такого грандиозного якитори с львиной долей лука-порея и других сочных овощей, приготовленных на гриле! Прямо через небольшой столик от Суо в задумчивости сидели Тотсука и Кусанаги. Оба выглядели так, точно уже некоторое время были погружены в размышления, устремив взор на горящий вокруг них город. Бармен сохранял почти похоронное молчание, затягиваясь тонкой сигаретой, пока лёгкие не обожгло ядовитым дымом. Сидящий напротив Татара же выглядел невиданно притихшим, вдруг небрежно пожав плечами после, по всей видимости, минутного молчания. Объектив бессовестно приблизился, нарушая приватную мизансцену и выхватывая в лицах Татары и Кусанаги лёгкую озабоченность, которую они солидарно делили сейчас в этот момент. И вот наконец первым прервал молчание Кусанаги Идзумо, образцово выполнявший свои основные обязанности правой руки Красного Короля — решение бизнес-проблем, урегулирование конфликтов и тому подобное. Он сделал глубокую затяжку и со всей серьёзностью продекламировал своим мягким голосом: — Только не вмешивай сюда наших младших. Парни ещё не научены уму-разуму, но даже с таким горячим темпераментом эти шишки им пока не по зубам. — На этот счёт не беспокойся, Кусанаги-сан. А что на счёт Яты и Фушими? Со своей последней задачей они справились почти что безупречно. Кусанаги-сан, ты видел, как остальные стараются брать пример с Яты? Это удивительно, как он невольно обретает недюжинный авторитет среди ребят? Мы можем им гордиться! Идзумо покрутил в свободной руке почти опустевшую банку пива (уже вторую по счёту) и многозначительно хмыкнул, расплываясь в покровительственной улыбке. — Ята-чан и Фушими-кун уже всё меньше смахивают на школоту. Но, Тотсука, — его мягкий тон никуда не исчез, однако бармен, неспеша выпустив в ночной воздух сигаретный дым, сосредоточенно свёл к переносице светлые брови и призвал сидящего рядом Татару к сообразительности: — Отныне потакай прихоти ребятни чуть меньше, прошу тебя. — Н-да, тут-то ты прав, Кусанаги-сан, однако Ята уже столько всего умеет! Мне даже как-то трудновато порой усмирить его рвение к шумным потасовкам. Ята не знает страха и преисполнен тёплых чувств ко всем, в особенности к Королю. Кусанаги Идзумо расплылся в одобрительной улыбке, зажимая во рту тонкую сигарету и оптимистично добавив уже от себя искреннее: — Он, бесспорно, располагает к себе многих, даже не имея в себе особых талантов, но его обожание Суо, полная открытость и абсолютная честность точно не могут оставить равнодушным никого в наших рядах. Однако, Тотсука, как бы то ни было, к нему и Фушими это дельце относится в последнюю очередь, поэтому особо не распространяйся в присутствии Ятагарасу. Я уже молчу о том, что из него выходит никудышный переговорщик. — Х-м, меньшего от Кусанаги-сана я и не ждал. Тогда за это возьмёмся я, Камамото и… — Точно, просто захватите с собой того парня с периферии с его приятелем. Я абсолютно уверен, что ему не составит труда придумать способ умаслить этих чванливых барыг. Они — слишком мелкая сошка для пламени Суо… — Сжечь их, — неожиданное предложение третьей стороны свалилось на них как снег на голову. Низкий бесстрастный ко всему голос заставил обратить всё внимание на его обладателя. — О! Король проснулся! — Мгновенно повеселел Тотсука, точно только что речь шла о поездке на побережье Японского моря. Суо Микото соизволил продрать глаза и вставить своё слово, которое по всем законам жанра должно было поставить точку, однако Кусанаги повернул к нему голову и окинул сонное лицо своего Короля циничным взглядом, устало произнеся: — А-а? Давай в этот раз без глупостей, Микото. Мы не можем просто так пользоваться силой, когда встречаем всяких встречных-попечечных. Эти типы залезли на нашу территорию, но серьёзных проблем мы с ними не испытываем. Третий Король совершенно апатично пожал плечами и переключил своё внимание на пурпурный огонь от искры на кончике пальца, без которой бы он не смог зажечь сигарету. На ремне звякнула цепочка, когда он сменил лежачее положение сидячим. Прямо сейчас он был занят поистине королевским занятием — гордо и размеренно курил в стороне, разглядывая из-под полуопущенных век оазис из неонового свечения. Перед его взором были рвущиеся в дремлющее космическое пространство величественные небоскрёбы, окаймлённые разноцветными огнями — прожекторами и путеводными светляками в мире бетонных и стеклянных джунглей. Тотсука и Кусанаги уже полностью потеряли интерес к своему Королю, вернувшись в колею делового разговора: — Так, значит возьмёте того из периферии. — В руках оказалась уже вторая сигарета. Кусанаги выдохнул струйку молочно-белого блёклого дыма и виртуозно перекидывал её точно ручку в своих пальцах, ничуть не страшась обжечься. — Парень — не слабак, и, более того, у него ловко подвешен язык. Держу пари, для него заговорить всяких там много о себе думающих барыг отнюдь не проблема, пусть они куда старше его. — Значит, решено! — Эй, Кусанаги-сан! — Внезапно их голоса заглушил ещё один, находившийся, по всей вероятности, ближе всех к динамикам. — Я так рад, что вы обо мне такого высокого мнения! Я не подведу! — М-м? Ч…ЧТО?! — У бармена чуть сигарета изо рта не выпала, когда тот подскочил на ноги с явным намереньем отчитать пойманного с поличным соклановца, — эй, это что, камера? Камамото! Ты всё это время подслушивал и втихомолку снимал? — Э-э, ой! Так получилось. М-м-м, п-прошу прощения, Кусанаги-сан, честно… — Ха-ха-ха-х! — Что тут смешного, Тотсука? — Простите, Кусанаги-сан. Но я, честное слово, сделал это без злых умыслов. Это для памяти… — Э-э-э-эй! Камамото! Куда ты смотришь? — А! П-простите, Ята-сан! Уже бегу! — Ты упустил возможность снять такой зашибенный трюк! Я его три недели разучивал на скейте! Давай сюда, я покажу ещё раз! Эй, эй, Сарухико, ты видел? Клёво, скажи же? Ну же, парни, дайте пространство — сейчас покачусь!  — Ну вот, разбудили Анну. — Лениво растягивая слова как после продолжительной спячки, себе под нос пожаловался Третий Король Суо Микото, но больно шумные и энергичные соклановцы не обратили на слова своего Короля ни толики внимания.

꧁♛꧂ Тут запись резко сменилась следующей. Всё та же ночь. У каждого в руке зажжённые бенгальские огни, а кончики носов — слегка покрасневшие от падающей температуры. Но вот новое изображение вновь пришло на смену предыдущему. Должна была начаться дргая запись, но… Вдруг всё погрузилось во тьму. …

Они опустили жалюзи, установили домашний проектор на полу, а сами развалились на двух диванах, уставившись в потолок и совершенно позабыв о присутствии друг друга. Вдруг всё погрузилось во тьму. Фушими не сразу осенило, что он сам невольно сомкнул веки, когда вот-вот должен был прогреметь выстрел. Стыдно признать, но Сарухико поддался еле уловимой панике и тотчас зажмурился, словно загораживая лицо от прямого солнечного света. Он поднял ладонь в попытке оградиться, и за бутафорской каменной кладкой, выстроенной из предательски подрагивающих закрытых век, раздался оглушительный выстрел. Казалось, они с Мисаки вздрогнули синхронно. Запись также внезапно оборвалась как и началась. Последнее видео, снятое Тотсукой на любительскую старенькую камеру, наконец закончилась. Сарухико надеялся, что больше никогда не увидит этого сводящего с ума хаоса. В ушах застучала кровь, точно пуля со скоростью звука прошила его собственную плоть, разорвав к дьяволу все жизненно важные органы — хоть с кровью отхаркивай. По мановению руки того самого дьявола с грохочущим смехом тело как штыком проткнула совсем не иллюзорная боль, впившись в сочную мякоть по самую рукоять незаточенным, изъеденным уродливый коррозией лезвием. Больше видеозаписей не осталось, да и на повтор они их не ставили. Мисаки в тишине сдавленно всхлипнул. Сарухико даже не нашёл в себе презрения винить его за это. Он просто смиренно ждал, по привычке раздирая кожу на левой ключице и приходя в себя. Однако, в скором времени тишина стала совсем невыносимой. А прямо сейчас ожидание бесило Сарухико пуще всяких там траурных писков. Он смачно выругался и произнёс занудисто, через чур тягомотно, предвидя как долбанное похныкивание хомровца оборвётся уже после первого слова: — Тц, ты ведь понимаешь, что от этого никто не вернётся? Прекрати этот инфантильный скулёж — действует на нервы. Ничего уже не будет как прежде. Ничего уже больше не образуется. Никто не вернётся, Мисаки. У Мисаки глаза аж покраснели, но через некоторое время он смог взять себя в руки. Весьма странно, однако в брошенной фразе, моментально растворившейся в воздухе, Ята не слышал присущих темпераменту Сарухико хамства, враждебности и даже отвращения, когда заходила речь о его бывшем клане. Этот синий тип — фанатичный реалист, не привыкший видеть мир ни сквозь розовые очки, ни в ахроматических тонах. И Мисаки тошнило от этого, хотя когда-то он целиком и полностью принимал эту уникальную сторону своего лучшего друга, с которым он сейчас находился с некоторых пор в ссоре. — Что ты имел ввиду, говоря об этом очкарике а, Сару? — Внезапный вопрос Яты заинтересовал Фушими, позволив циничной ухмылке распуститься на его непроницаемом лице. — Короли — те ещё конченные мудаки, и среди них Микото-сан… — Короли… — Сарухико дёрнул неопределённо плечами, прервав Яту на полуслове и борясь с острым желанием довести его до ручки, причинить ему боль, — …первые в списке нежелательных самоубийц для этого города, грёбанные адреналиновые наркоманы. Как жаль, что полное отсутствие критического мышления сделало из тебя бестолкового фанатика… — Сару, заткнись! — Выплюнул Мисаки, яростно, огрызаясь. Возможно, для Фушими это прозвучало даже беспомощно, точно Мисаки защищался изо всех сил. — Ты уже заебал капать мне на мозги этой хернёй! Это — не твоего ума дело. Лучше поясни, что ты говорил про этого Синего очкарика. — Тц, Синий Король, он… подобно другим, он не бессмертный… В общем, как я уже сказал, он ведёт себя не как обычно. Оказывается, что всё же было нечто такое, способное выбить его из колеи. И в последнее время не он один ведёт себя странно. — Хм? — Не поверил своим ушал Ята, озадаченно уставясь в потолок и ощущая, как в голосе Фушими проскользнуло нечто отдалённо похожее на взволновонность. С губ Яты, полностью обескураженного этими словами, сорвался шёпот: — Сару… ты… — Тц, — но в голосе Сарухико не было и намёка на озабоченность дилеммами других, его ледяной тон словно кричал: «ха-ха, повёлся, да?» — Да что взять с этого грёбанного адреналинового наркомана? Это его проблема, если не терпится сдохнуть — пускай валяет. — Как… — Мисаки не мог подобрать слов. Он словно всё это время хватался за последнюю нить обрывающегося каната, который удерживал его от стремительного падения в червоточину. Но слова Фушими рассекли эту нить, в очередной раз убедив Яту в чёрствости своей прогнившей души. — Как… ты можешь такое говорить? Е-если ты оставил «ХОМРУ», то разве Синий Клан не значит что-то для тебя? Они же… твои… товарищи… — Пф-ф… Тут из глотки Сарухико вырвался тщедушный смешок, очень похожий ту маниакальную причуду, которая доводила Ятагарасу до ручки. И это не совсем не было бы фатальной ошибкой Сарухико, ибо грызню начал всегда преисполненный ярости «Красный Трёхлапый Ворон». Это была стратегия без изъянов. — Едрить ты конченный, Сару! — Тут взорвался и Мисаки, уже не помня себя от гнева. — Как ты можешь такое говорить?! Микото-сан и Кусанаги-сан дали нам место, которое стало для нас домом! Мы — всё, что у нас есть! Так было с самого начала. А… Тотсука-сан… разве он не был для тебя кем-то вроде наставника… или старшего брата?! В отличие от тебя у каждого из них было больше сердце! Никто на тебя так рукой и не махнул, ты сам послал всех к едрёным чертям! — Тц, уж ли не из-за меня сдох сначала один бестолковый болван, а затем и этот неукротимый дегенерат с вечно апатичной рожей, заправлявший всем вашим сбродом? — Ч-что…?! З-зат-ткнись с-с… с-сию секунду, закрой рот! — А что ты мне сделаешь, Ми-са-ки? — Всё, блять, — в груди Ятагарасу разразился шторм, и каждое слово сопровождалось болезненным скрежетом зубов. Ята чуть не ослеп от ярости, которой не было выхода, и подскочил как ошпаренный на ноги. Обсидиановой тенью он навис над Фушими с лицом, исказившимся животным остервенением или даже бешенством. Мисаки точно схватил наконец голыми руками своё разрушительное пламя, превращающее его в смертоносную стихию и оборачивающееся губительным провидением для врагов. И сейчас оно не обрело бы покой, пока не оставило бы от этого эгоцентричного предателя даже золы. — Даже не посмотрю, что у нас типа «грёбанного перемирия» — нахуй урою, если не заткнёшься! И мне по одному месту, если потом кто-то из этих Синих выродков хватится того, что от тебя останется! За стёклами очков на Ятагарасу взирал совершенно безмятежный взгляд, точно оторванный и абстрагированный от всех забот: — А разве последние слова вашего идиотского боевого клича не звучат как «ни золы»? Или подожди — у Мисаки силёнок не хватит. Разъярённому пареньку из авангарда «красных бандитов» блазнилось, что его тело наконец охватил желанный рубиновый огонь, срывающий все закопанные в землю цепи и кандалы, позволяя наброситься на Фушими Сарухико и без сожалений отправить на тот свет, прямо на самое дно Преисподнии, которая стала бы для него персональной жаровней. Они были буквально диаметрально противоположны друг другу. Ятагарасу был настоящей испостасью животворящего мстительного пламени, пожирающего всё враждебное вокруг. Фушими же был воплощением филигранности в безупречном исполнении всех ранящих душу Мисаки вещей с ядовитыми шипами и очень острыми краями. Такого подонка было грех не раздавить, не убить, или не спалить так, что и пепла не останется. Ятагарасу не встретил особо сопротивления, когда крепко-накрепко сграбастал немого и совершенно невозмутимого Сарухико и повалил того на пол, ляганув изо всех сил сначала в грудную клетку, а затем и в живот. — Стой. — Из уст Сарухико это прозвучало почти как приказ. От следующего выпада ему пришлось с неохотой увернуться и закружить Ятагарасу по комнате, откровенно смеясь тому в лицо. — Мне не больно, понимаешь? — У-ублюдок! Гх-хкг! — Огрызнулся Мисаки, почти физически ощущая внутри тупое покалывание от его «Мне не больно, понимаешь?». — Сука! Я разорву тебя на части! Мокрого места не оставлю! — Тц… Мисаки, перестань. Прости, Мисаки, но если ты не прекратишь, мне придётся тебя остановить самому. Если хочешь со мной сразиться, сначала смени клан, Мисаки. — НЕ ЗОВИ МЕНЯ ПО ИМЕНИ! Сарухико оскалился, исподлобья глядя на похожего на самого чёрта красного клансмена. Он лихорадочно и с переполняющим его душу азартом чиркнул по воздуху в опасной близости от собственного горла лезвием кинжала в недвусмысленном жесте намекая на обезглавливание, дерзко и нарочито медленно проронив в полной тишине: — Я же говорил… меня ничего не волнует… разве что только… плоть и кровь… а ещё…ты… Ми-са-ки… — Сдохни уже! … Как бы Фушими не наслаждался этой секундной вспышкой рубинового урагана в центре которого разверзлась мания уничтожить всё его ошибочное для мира Ятагарасу существо, парень и пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то навредить хомровцу в таком-то «жалком, совершенно беспомощном» состоянии. Теперь пришла его очередь крепко-накрепко сграбастать неугомонного «Трёхлапого Ворона» и свалить его без задних ног на пол. Когда с губ драчуна сорвался жалобный болезненный стон, чары развеялись, и Фушими зло щёлкнул языком, сетуя на всё это хлополтливое обстоятельство. Бинты на руках Мисаки окрасились в ярко-рубиновый, а золотистые глаза точно уставились в пространство куда-то за плечо Фушими, замеревшего в нерешительности над распластавшимся на полу Ятой. — Идиот. Прекрати выжимать из своего тела эту идиотскую силу, пока не окочурился. — А-а? — Ятагарасу побледнел и безошибочно определил, что кровь в этот раз была настоящей. — Ч-что ты т-т… там вякнул? — Это была самая мерзкая штука, которую только парень пробовал на вкус. От этого ржавого тёплого привкуса хотелось выплюнуть наружу все внутренности с жидким кислотным поджелудочным соком. — Уже поздно, Мисаки, время уже не детское. Разве ты не спешишь домой или всё же заночуешь прямо здесь? — Заткнись! Мне уже двадцать! — Сарухико неожиданно протянул Яте руку, но тот с отвращением её оттолкнул и вскочил на ноги, выплёскивая на того ядовитое «И с чего бы мне тут оставаться на ночь? Совсем уже идиот?» — Разве ты не подыскиваешь квартиру попроще прямо сейчас? Что, проблемы с арендодателем или как обычно отрубили всё подряд? — А?! Ч-что?! Откуда ты это взял?! — Что ж, я напомню тебе, если ты забыл… у меня есть некоторые каналы, по которым я могу получать информацию разного рада. — Ах, да, ты ведь у нас дохуя умный и суёшь свой чёртов нос куда не просят! — Тц… Это одна из моих обязанностей, Мисаки. К тому же, деятельность вашего… «клана» за последние полгода показалась мне подозрительной, вот я и мониторил нужные мне данные, касающиеся пары человек. — Что?! З-значит… — Не льсти себе. За тобой нужен глаз да глаз, чтобы ты ненароком не натворил дел без Кусанаги-сана. Может он уже устал от такого балласта как ты, а, Мисаки? — Чёрт! Да что ты понимаешь?! Не равняй всех с собой! Надо быть в конец отбитым мудаком, чтобы уподобиться такому ублюдку как ты! — Я польщён, Мисаки… Тогда почему же никто из вашей идиотской шайки не беспокоится больше о…? Под самой кожей где-то в позвонках захрустело так противно, что обозлённый как дьявол Ятагарасу был в полной готовности хоть зубы крошить друг о друга до состояния порошка. Фушими пришлось наподдать Яте за его выходку, когда последний врезал своему бывшему соклановцу по лицу со всей силы. Фушими же в свою очередь не постеснялся отплатить Мисаки в переделах разумного, чтобы порядком не травмировать «оставшегося без защиты Санктума» неудачника. Они оба точно как с цепи сорвались. Око за око. Без какого-либо сверхъестественного могущества, идущего рука об руку с лейтмотивом. Мизансцена, построенная чиста на грубой и эквивалентной силе врождённого инстинкта, потворствующего жестокости и безжалостности. Фушими всё же позволил себе расплыться в подобии бессострадательной ухмылки, точно наслаждался секундным срывом своего драгоценного соперника. По итогу Яте прилетело носком тяжёлого кроссовка прямо в солнечное сплетение. — К-кг-гкх-ха…! — Кончай с этим, Мисаки. Иначе твои раны откроются ещё сильнее. Ты и так бледен как плотно. Давай подлатаем тебя и свалим отсюда. Я думаю, что на одну ночь могу отвести тебе чулан для ночлежки. — Урод! Я не обязан тебя слушать, глупая обезьяна! И на кой хрен мне вообще переться к тебе?! — Тц… Потому что… Я правда хотел всего лишь увидеть тебя, Мисаки. Хотя при всём ты всё ещё та заноза в одном месте. У меня не было намерений затевать патасовку с тем, кто остался без защиты Санктума, ведь иначе это превратилось бы в избиение малолетних. Ну, отчасти так и вышло, ведь кто-то из нас явно не умеет вовремя унять свой горячий темперамент. — Тьфу ты… хех, в точку, я уже сам как-то догадался, долбанный Сарухико. И хватит уже звать меня… ПО ИМЕНИ! Заебал уже! — Хех, разбежался, — последовал немедленный ответ. Сарухико расплылся в пугающей маниакальной ухмылке, на что хомровцу осталось лишь остервенело закрыть глаза. — Знаешь, почему я не перестану? — Да блять, Сарухико, мне вообще на это похуй! — Что ж, окей, Ми-са-ки… …

— Я понимаю тебя, твои чувства, Мисаки… — Затк… Ч-чё ты несёшь?! — Я серьёзно. Если бы так случилось, что я смог бы лично отплатить за Тотсуку-сана, я бы без колебаний прикончил… — Сару! Ты…! Понятия даже не имеешь… какого это! Ни слова больше! Я серьёзно. Тотсука-сан… В тот момент не только Микото-сан и Кусанаги-сан… потеряли друга. У него не было шансов. Тотсука-сан умер прямо у меня на руках… «Тотсука-сан умер под звёздным небом. Неверное, это была и правда неплохая ночка… и нам ничего в итоге не осталось, кроме как сжечь его тело, а затем ещё раз замарать руки…» ꧁♛꧂ … «Ага, Кусанаги-сан прямо так и сказал однажды!» «У него острый ум, да и кишка не тонка… Но лучшая из всех его способностей, так это то, что его не будут волновать мнения окружающих, и он способен мыслить объективно, беспристрастно… В общем, для нас такой человек — на вес золото! Ну разве не здорово, а, Фушими-кун?» «А, про тебя Ята? Хм-м…» «Он просто намекнул, что тебе пора бы перестать ориентироваться на ребятню из детсада… Но если честно, то Кусанаги-сан считает, что вы бы отлично сработались, окажись вы в один день на верхушке нашей структуры!» … ꧁♛꧂

Ятагарасу было хреново. И это была никакая ни лихорадка. Его бросало то в жар, то в холод, внутри всё было готово свернуться от шипящей точно шипучка крови, бьющей гейзером прямо в мозг. Ята лишь заклинал себя не думать о худшем… — Мне пипец как холодно в этой твоей квартире… — Ята Мисаки прошипел сквозь зжатые зубы почти утробно, точно одичавшее животное, уже раз в двадцатый изменив положение и посильнее завернувшись куколкой в кокон из одеяла. Однако, даже через него и матрас постеленного посреди комнаты футона обиженный на весь белый свет юноша ощущал прохладу пепельно-кварцевого паркета. Может, это он просто сквозняк чувствует? Сарухико, не отдавая себе отчёта в своих действиях, без предупреждения прильнул к бесформенной куколке, расслабленно прикрыв глаза. Точно не своим голосом он, слегка слегка играючи и подразнивая в своей излюбленной манере, предложил альтернативу: — Так давай мы сейчас тебя согреем, а, Мисаки? У меня есть на примете пара способов, действенных… — Нетушки, блин, мне и так нормально. — Господи, я про горячий шоколад, остолоп. А ты о чём подумал? Или будет эффективнее сразу окатить тебя кипятком? Ты так долго ворочался, что я не мог уснуть. Неужели сразу нельзя было сказать, что тебя морозит, Мисаки? — Как мне поможет вылитый на футон кипяток?! Блин, долбанный Сарухико! А? Стоп! Ты сказал что-то про горячий шоколад? Э… ну-у, с-спасибо, не откажусь… И не морозит меня, глупый Сару! — Окей. … В скором времени они вдвоём устроились у широкого окна до самого пола, сдвинув свои футоны к ночному пейзажу за стеклом. Фушими предложил Яте пару тёплых носков, а тот только и рад был такому развитию событий, да и пузатая чашка горяченного шоколада со сливками была очень даже кстати, даже несмотря на то, что на дворе стояло лето. От горяченного и явно дорогого шоколада распространялся приторно-сладкий аромат. Вкус и цвет приковывали к себе всё внимание вечно бойкого красного клансмена, наконец ощутившего в своих ладонях крохи желанного тепла. На лице Яты поступила лёгкая полуулыбка-полуусмешка, и он, казалось, совсем позабыл о существовании Фушими. — Я включу свет, — Сарухико наблюдал за ним какое-то время краешком глаза и затем решительно поднялся на ноги. — Подожди, Сару. — Подал голос Ята, даже толком не осознавая, что схватил того за край домашней футболки. И поэтому ему не осталось ничего, кроме как мгновенно отдёрнуть руку, злясь на себя за такое непростительное безрассудство. — И так нормально. У меня уже глаза слипаются. Я уже почти вырубился. — М? — Глаза Фушими засверкали, в полумраке оценивающе анализируя подозрительное выражение на лице Ятагарасу, в спешке отвернувшегося к огням ночного города. — Нет, не основной свет. Напольного светильника хватит. А то если ещё в полной темноте опрокинешь мне кружку на паркет и оба футона, оправданий тебе не будет, Мисаки, а значит просто так точно не отделаешься. — Ой, блин! — Рявкнул Ята в своей традиционной манере, упираясь и не признавая стыдливой полуправды. — Ничего не разолью я! — Да ты ни с чем не умеешь обращаться по-человечески кроме своего скейтборда, Мисаки. Нечего мне тут вешать лапшу на уши. — Враньё! — Шикнул тот и нахмурился. — И нечего в меня тыкать этим именем, бестолковый Сару! — Тц, как бы то ни было, я включу свет и достану пачку зефира, не то тебе ещё приспичит посреди ночи копаться у меня на кухне. Это было… весьма любезно и гостеприимно со стороны Фушими. Словно он стал чуточку тем самым пареньком, который с неохотой завязал крепкую дружбу с Ятой Мисаки. Ребята точно вернулись во времена, когда могли друг у друга оставаться на ночёвки, совершенно не беспокоясь о вещах, которые должны были занимать мысли совершенно обычных среднестатистических подростков. Ята был сейчас… обескуражен происходящим, даже позабыв на миг о своей роле «вассала Красного Короля», которая уже полгода как пошатнулась. — Хей, Мисаки, я передумал. Темноволосый парень минуту погодя вернулся с чем-то небольшим, невозможно знакомым и шуршащим в руке. Вопрошающий взгляд рыжеволосого юноши невольно упёрся сначала в зажатый в кулаке предмет, и только мгновение погодя янтарные глаза выхватили из темноты блестящие как в лихорадке потемневшие от накатывающей эйфории глаза за стёклами очков. — Чт… Проклятье! — Чуть ли не сорвал голос Ята, впившись глазами в блестящую вещицу в руках Фушими. От этого пронзительного взгляда внутри Яты всё заледенело. Мысли лихорадочно завертелись в черепушке. Хомровец был уже готов сорваться, однако его тело словно опутало нитями нечто, сродни абстинентному синдрому. — Сарухико, убери нахуй эту штуку. Ты слышал, а?! Иначе я разъебу твою игрушку к чёртовой матери! А ты останется с разбитым носом! — Пф, ещё бы, Мисаки. Но я докажу, что ты не прав. — Бля, Сару, отвали, я серьёзно. — М? Что ты, больно не будет. Ну, разве что чуть-чуть. Я обещаю. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Мисаки… — Придурок! Как же меня выводят из себя твои чёртовы садистские наклонности! — Оу, ты уже догадался? И пяти минут не прошло. Что ж, твоя единственная мозговая клетка и правда приносит время от времени пользу. Но, Мисаки, даже если ты не против, хотя бы ради приличия посопротивляйся мне. — Мне по барабану, что у тебя там на уме, поехавший дегенерат! Я не собираюсь в этом участвовать. Но если ты так хочешь, чтобы я выбил из тебя всю дурь… — Посмотрим. Первым перешёл к решительным действиям именно Фушими, даже слегка разочаровавшись, когда Ята попробовал неумело перехватить его руки и со всей дури зарядить локтем в переносицу, ожидая разбить её вместе с очками. Однако, за все эти годы Фушими научился читать невольно выдававшие каждое последующее действие сигналы, струящиеся по телу Мисаки точно хрупкий код в двоичной системе исчисления. Этого-то пламенного парня Сарухико видел насквозь, изучив его вдоль и поперёк уже много лет тому назад. Ята слишком поздно сообразил, что сам же непроизвольно дёрнул руками, стараясь преподать Сарухико последний на сегодня урок, как в мгновение ока угодил в липкие и пугающе холодные тенёта, хищно сомкнувшиеся у него на руках и запястьях. Сарухико вложил в первое и последнее действие, которое составляло его оборону, всю свою агрессию. Затем он внезапно замер, чуть отстранившись от лица Ятагарасу, давая тому пространство, чтобы перевести дух. Но рыжеволосый драчун нисколько не поумерил свой пыл. Почти утробно зарычав, он отвратительно выругался, яро стремясь порвать поймавшую его цепь, которую можно было бы повесить в качестве аксессуара на шею или же ремень. Но звенья не поддавались и, вероятнее всего, на них теплилось еле заметное голубое свечение. — С-сука! Просто так ты не отделаешься потом… — Что ты, и в мыслях не было. Но только не переборщи со сценой — я уже слышу в твоём голосе фальшь… Эй, Мисаки, ты чего вздрагиваешь? Неужто сдался уже? — З-заткнись и катись к дьяволу! От этой хуйни несёт аурой, ублюдок! Неужели не видно?! — Тц, не принимай близко к сердцу. Привыкнешь. — Блять, я точно спалю тебя…! Даже золы не останется. — Пожалуй, я рискну. — Чёрт! Лучше избавь меня от своей блядской рожи, психованный дегенерат. — Тц, ну раз уж ты просишь… Всё ещё болезненно заламывая Мисаки руки, Фушими прильнул грудью к его спине, даже сквозь одежду ощущая как невыносимо горит кожа. Мисаки был идеального роста, поэтому Фушими по-хозяйски склонился над самым ухом парня и беспрепятственно подтолкнул его к стеклу, за которым расцветали неоновые краски ночи, раздражающие своей ядовитой палитрой сетчатку глаз. — Чёрт, не налегай, придурок! И думай прежде, чем такое вытворять! — О, Мисаки, получилось и правда так болезненно? — Иди ты нахуй! Сарухико мерзко усмехнулся и аж зажмурился от разливающегося по венам наслаждения, теснее прижимаясь к опешившему Яте и отдаваясь на растерзание жаркой плоти. Он схватил Яту за подбородок и хладнокровно поднял его к верху, заставив натянуться все сухожилия на такой желанной плоти. Не обращая внимания на протесты со стороны зардевшегося Мисаки, Фушими неторопливо прошёлся по оголённой коже своими ноготками. Секунду погодя Ята неожиданно ойкнул, чуть не подпрыгнув, когда над самым ухом раздался жутковатый садистский смешок. Тут пальцы Сарухико нащупали по-юношески элегантно выступающий бугорок. Зардевшийся Мисаки не то всхлипнул, не то от души выругался, испытывая острый дискомфорт из-за давящих со всей силой пальцев на кадык и остальные шейные мышцы. Стало реально невозможно дышать, и очень скоро парень вышел из себя. Он неуклюже двинул острым плечом под челюсть главной причине его психологического, а теперь ещё и физического дискомфорта. — Нет, Мисаки, спокойнее. Если я должен быть мягче, то тебе нужно только меня попросить… И я буду нежнее. Но раз уже так вышло… Фушими весь расплылся в диковатой ухмылке и, всё ещё не отпуская левой рукой сцепленные за спиной запястья Яты, с остервенением заставил того слегка повернуть к себе голову. Этого было для Фушими более чем достаточно. Он теперь мог заглянуть в светлые глаза, кажется, взирающие на него совершенно дезориентировано. Но лишь Фушими, обладающему проницательностью, было ясно как день, что сейчас в глазах Яты плескалось невысказанное желание. Такое тёмное и ликующее от восторга, как и сама радужка, лишившаяся привычного янтарного блеска. Сарухико довольно прищурился и слегка поддался навстречу девственно-упругой коже. Хомровец аж поперхнулся в попытке набрать в лёгкие побольше наэлектризованного вокруг них воздуха, когда чужие бескровные губы почти целомудренно, но в тоже время и с недюжинным упоением прижались к яремной вене. Мисаки вздрогнул всем телом и предпринял попытку возмущённо отпихнуть от себя темноволосого парня, разумеется, оскалившись, но больше для вида. — Остынь, Мисаки. Я не кусаюсь… ну, разве что только пока. — Блять! З-завал-лись, С-сарухико! Из-за тебя дышать… нев-возможно. Тяжёлые вздохи Ятагарасу заели пластинкой в голове Фушими, вызывая на тонких губах невесомую улыбку. — Так перестань пытаться. Сарухико провёл пятерней по огненно-рыжим вихрами, а потом чуть склонился, обдавая крохотные волоски на шее тёплым дыханием. Он так и застыл, уткнувшись в кожу Яты чуть ниже затылка, вслушиваясь в приглушённые вздохи. Ята тонул точно в центрифуге. Сводило с ума всё: начиная от чётко выверенных прикосновений Фушими и заканчивая предательским лихорадочным биение собственного сердца. — Э-эй! Д-думай, что вытворишь, чёртов Сару! — Завопил Ята, когда Фушими попробовал запечатлеть на губах Мисаки французский поцелуй. — Бесит! Отвали уже, какого… х-хрена ты… вообще… творишь?! — Просто захотел тебя поцеловать, — тот лишь пожал плечами, небрежно пролепетав ленивый ответ.  — Ч-что?! Т-так просто?! И с какого вообще ты творишь?! — Не унимался Мисаки, опасно распаляясь в руках Фушими как сизое пламя, — это же… это ж-же… на кой хер, а? Ты бесишь! — Да, так просто. А что? — Как это «что»?! Что значит «просто захотелось»?! Т-ты…! Для тебя это просто шутка сраная?! — Ятагарасу лихо ощетинился в ответ, походя сейчас больше на загнанного в угол саблезубого тигра, чем на хищного ворона, неминуемо приносящего за собой разрушения и погибель для своих неприятелей. — Тц, это не имеет значение, Мисаки.  — Фушими устало закрыл глаза, успокаивающе потрепав переполошившегося Ятарагасу по рыжей шевелюре. — Оставь это, Мисаки. — А затем добавил вкрадчивым шёпотом, — просто… позволь мне… побыть с тобой. Хотя бы совсем немного… — Я… — Красного клансмена аж передёрнуло, и он тупо вылупился на Сарухико через плечо, лихорадочно покусывая губы и с трудом обмозговывая услышанное. — А не… это не перебор? Мы… вроде как враги и в разных кланах и… — Тц, отнюдь… Да и вообще, Мисаки, тебя что, колышет весь этот бред? Это же смешно… … Фушими (а по нему вовсе и не скажешь) был без ума от мешковатого и свободного низа, позволяющего коже почти дышать, тогда как плоть от косточек на запястьях чуть ли не до самых локтей стискивали вечно бросающиеся в глаза напульсники. У себя дома, разумеется, можно было обойтись и без них, облачившись лишь в домашние штаны-карго и растянутую футболку с каким-нибудь принтом бессмертного мастера укиё-э Кацусики Хокусая. Ята за сегодня понял ещё одну вещь: Фушими за эти пару лет очень сильно изменился, а именно изменились его вкусы и предпочтения. Тем не менее, одержимость этого вечно равнодушного парня по отношению к своего бывшему лучшему и единственному на всём белом свете другу лишь усилилась. Это… реально пугало Яту. И он искренно не понимал, в какой из тех самых грёбанных дней он попал. — А-ах-х! Сару, козлина, не веди себя со мной так бесцеремонно! Мы… в одном поле… не как бараны… Н-не много ли… т-т… ты себе позволяешь, а-а? — Хм? Мы — не одного поля ягоды, ты хотел сказать? — Т-ты понял, блять! — Я полагал, что ты — безжалостный карасу, только вот почему-то без третьей лапы… — Г-гх-х-х! К-к… когда я освобожусь, можешь пенять на себя, долбанный отморозок! — Или когда я тебе позволю, хотя, вполне вероятно, что тогда тебе не захочется затевать очередную драку… Эй, что это за мину ты скорчил? Тц, нормально дыши, Мисаки. Не вынуждай меня заставлять тебя. — Мы ещё поглядим, когда… А-ах-хг-г! Конченный мудак, Сарухико! Осторожнее! — Тц, значит поглядим… Ну же, Мисаки, глубоко вдохни, а затем резко выдохни. И так три раза. Успокоишься, когда аорта наполнится кровью. — Ч-ч-чёрт! Ты об этом пожалеешь… — Препирательства или угрозы тебе сейчас мало чем подсобят, Мисаки. У тебя внутри всё вверх тормашками перевернулось, а ты и в ус не дуешь. И так последние нервы уже прогнал через мясорубку. Хах, ну давай, Мисаки, расслабься. Я хочу услышать твоё размеренное дыхание.  — Иди… нахуй… Сару… — Неженка, — Фушими лишь ухмыльнулся своими непроницаемыми глазами, пригрев у себя под боком Яту. Ему мерещилось кругом рубиновое пламя, завораживающее его и выбивающего из колеи. — Да ты горишь. Уймись, Мисаки. — И тут же добавил резко и совершенно неискренно, точно пытаясь обмануть своё внутреннее ликование, которое в нём дремало уже очень, очень долгое время, — твоя идиотская аура меня бесит. — Ч-чё?! — Оскалился тот, сверкнув глазами умалишённого, не в силах побороть предательский пурпурный румянец на щеках. — Эй… п-погоди, что значит… «аура»? … — Эй, с-стой… — М-м? Что такое? — Гх-х…! Ну-у, ты м-можешь… ну… сделать это? — Хм? Сделать «это» что? — Ай, к дьяволу…! Сделать это ещё раз, м? — М-Мисаки…? Что это ты вдруг, не уж то… — Завали хлебальник! Блять, заебал звать по имени уже! Ещё раз услышу — не только рожу разобью! И не распускай руки, блин! — Не то что? — Это просьба, придурок! — Не очень-то вежливо. — Ах, ну раз так… Или не распускай свои ёбанные руки или иди ты нахуй! Так достаточно вежливо?! — В твоём репертуаре, но да, вполне удобоваримо. Но, Мисаки… — Едрить колотить… Что?! — Я хочу дышать с тобой одним воздухом. Не очень-то вежливо игнорировать моё желание. — М-м?! Чё? Я ничего не понял. — Я про то, как ты пытаешься сам с собой бороться. Никогда не целовался раньше, а, Мисаки? Ты ведёшь себя как… — Завались! Ах, ты…! — Перестань относиться к этому как к драке, Мисаки. Когда я отстраняюсь, то даю тебе возможность глотнуть воздуха. Ты можешь дышать мне прямо в губы. От этого никто не умрёт, поверь на слово. Стоило лишь Ятарагасу дать Фушими понять, что тому с определённого момента было позволено чуточку больше, как всё перевернулось с ног на голову. Сарухико просто увлёк Яту в бесконечно долгий поцелуй, точно преследуя цель вскипятить внутренности последнего точно бурлящий подземный источник. Мисаки было чертовски некомфортно, чего он даже не пытался скрыть от Фушими. А когда Сарухико отстранился от Яты на какие-то жалкие сантиметры, то всего лишь бесшумно оскалился, кривя губами, которые горели точно как от огня. Он был полностью удовлетворён, чего нельзя было сказать о Ятагарасу… Ята кое-как перевёл дух, сглотнул, не отводя янтарных глаз от замершего перед ним парня, и притворно вздохнул влюблённой девицей, каких хватало в последнем классе их средней школы. — Мерзко, — рявкнул хомровец, всё ещё не сводя заточенного как лезвие взгляда с Фушими, глядящего на него в ответ жуткими холодными точно льдинами глазами, не мигая, раздражая нутро «красного подхалима». Ятагарасу выдержал этот взгляд, так как для него это типичное для Сарухико поведение было чем-то вроде нормы. Хомровец обнадеживающе покривил мягкими, горящими и блестящими от влаги губами, а затем… Рыжеволосый парень от души выругался и буквально сплюнул в сторону. Фушими даже не повёл бровью. Синие глаза за линзами очков даже довольно прищурились, вводя Мисаки в немедленное заблуждение. Складный, доводящий до безумия невозмутимый голос осторожно достиг слуха Яты, намеренно провоцируя пульсирующее внутри кроваво-красное безумие: — Ха-ха, что-то по твоему голосу не заметно, что тебе это претит, Мисаки. — Голосу? Ха, что за бред… — А ещё я вижу, как меняется твой взгляд и приливающую кровь к лицу и ушам. Я слышу, что слетает с твоих губ и как сердце стучит в груди. Ощущаю каждое твоё движение и неровное дыхание… И, клянусь, какой же я кайф ловлю от этого… но… мне многого не надо, я вполне удовлетворён и тем, как далеко ты позволил мне зайти. … — Тц, и это всё, что ты можешь, долбанный Сарухико? — Что? — Кусай. — Хм? Мисаки, что ты такое несёшь? — Я хочу… чтобы мне было больно, хочу почувствовать это сейчас… это… неплохо… наверное… — Тц, что я слышу? Ты в конец ебанулся, Мисаки? Не слишком ли это для тебя? — …хах, нет… Но мне нравится… когда ты так делаешь. Ну и кто теперь тряпка, а?! — Болван, напомню тебе, что из нас двоих положение подстилки досталось тебе. Ну что, Мисаки, тебя больше не беспокоит низкая температура? — Придурок! Потом будешь чесать языком. Мне пока не было больно. Хах, что с тобой, а, Сарухико? Ты из нас двоих на голову отбитый садист. Так что лучше не сдерживайся. — Тц, Мисаки, я ведь не хотел тебя спугнуть, но я не против выяснить, насколько сильно тебе это нравится… Хм…но так не пойдёт… — Э? Чиво? — Так же неинтересно, Мисаки. Я сделаю это только когда ты признаешься, что от одной только мысли об этом у тебя мутнеет рассудок, сводя тебя с ума, а внутри всё точно в сизом пламенем готово сгореть… хах, тогда тебе даже дышать будет нечем, и ты будешь задыхаться, корчиться, ведь Мисаки никогда ещё подобного не испытывал… и толком-то не понимает, как взрослый организм может реагирует на такие далеко не безобидные вещи. Может, тебя ещё возможно уломать переспать, а? — С-сарухико! З-закрой рот или я реально от тебя мокрого места не оставлю! — Окей, молчу тогда… … — Усп! — Эй! Что за хрень, Сарухико?! Это ты виноват, чёртов ублюдок! — Ну вот. Футон безнадёжно испорчен. Пф, не моя вина, что ты не умеешь себя сдерживать, Ми-са-ки. Зато теперь ты можешь прилечь вот сюда ко мне. Заканчивай сокрушаться и тащи сюда свою подушку, Мисаки. На моём футоне порядочно места для нас двоих, так что такому мелкому Мисаки повезло. — Вот придурок! Вот значит на кой хер ты… мы… Ай! Блин! Не тяни за мою… свою… ЭТУ БЛЯДСКУЮ футболку, дурак! — Я безумно хотел лечь с тобой так, чтобы между нами и миллиметра не осталось. Хотя бы на одну ночь, раз ты здесь… — Значит, ты меня типа изнасиловать пытаешься или соблазнить?! — Хах? Что, Мисаки, страшно? И что, позволь спросить, это вообще должно значить, по твоему скромному мнению? — Етить! Да нехира подобного! И хорош меня уже называть этим идиотским именем! Сколько я должен… — Ну, во-первых, это — уголовка. К тому же я бы не стал с тобой так поступать. Тебе не хватает опыта, плюс я жутко устал и не хочу тебе навредить даже при наличии специальных смазок, ну ты знаешь, чтобы ты затем обозлился на меня на добрые полвека. — Значит, ты устроил всю эту хрень для того, чтобы мне только мозги потрахать и всё?! И нахера тебе эти штуки?! Твою мать! — Звучит, словно ты страсть как хочешь, чтобы я тебя без задней мысли отымел в очко, а, Мисаки? Напряги же свои извилины. Не забывай, что мы без пяти минут как враги… Тц, лучше заткнись и ложись уже. Чисто технически после нашего пробуждения наступит новый день, и тогда из нас двоих именно тебя будет гложить произошедшее «недоразумение». — Тьфу, всего бы этого могло и не быть, если бы ты не полез, но я определённо… — Хм? Продолжай. — …ну… не возражаю против твоей компании… сегодня… наверное… я думаю… — Хм, Мисаки, когда ты так всё пытаешься тщательно обмозговывать, у меня внутри прямо всё перевочивается вверх дном. Это… отчасти заводит. Как вроде одного из тех случаев, когда мне нереально трудно себя сдерживать… Но, Мисаки, я — не животное и вашему зверинцу не принадлежу… — Ч-чё?! Так! Всё! Это… даже не знаю… хватит нести всякую хуету! И про зверинец было явно лишним, тупой Сару! Лучше сам почаще смотрелся бы в зеркало, обезьяна! И не надо, блять, меня звать по… — Тц, отвали, Мисаки, смени уже пластинку и давай спать. Вскоре в полнейшей гробовой тишине, когда почти провалились в сон, находясь в опасной близости друг от друга, Фушими ненароком вспомнил про вечно взывающее к его гнилой душе неприятельское и неизменно завораживающее пламя. — Мисаки, я… больше не ощущаю в тебе твоей стихии… разве что какие-то жалкие крохи… — Захлопнись, твою мать, Сарухико! Ты, блять, чёртов предатель, не знаешь, какую несёшь ахинею! Просто закрой свой рот, я серьёзно! Огонь вернётся! Пока я жив, пока клан… пока мы…пока… — обессиленно, с ноющей болью прямо в сердце мямлил уже выбившийся из сил Ятагарасу. Он поплотнее завернулся в одеяло, точно грезящий сбежать ото всех невзгод покинутый ребёнок. Фушими ничего не ответил, просто промычав что-то неопределённое в ответ. Ята же добавил уже про себя, плотно закрывая глаза рядом с человеком, в один день избравшего совершенно иной путь:

«ПОКА Я — ЧАСТЬ КЛАНА!» ꧁♛꧂

It's the consequences of our actions which have brought us here Forever tormented by this violent storm without a hope for rest

Wish I was a little bit stronger, been running for aeons and some more If I only where a little bit younger, but I'm sick and tired to my core

꧁♛꧂

Это последствия наших действий, которые привели нас сюда Навсегда измученные этим жестоким штормом без надежды на передышку

Жаль, что я не был немного сильнее, и бегал целую вечность и ещё немного Если бы только я был чуть моложе, но я устал до глубины души

꧁♛꧂

Когда же их пути пересеклись вновь, и ничуть не уступающие друг другу убийственные ауры как ни в чём не бывало черпали бешеную мощь сакрального, вечно сияющего в потоке мироздания Санктума, Ятагарасу Мисаки с присущей ему агрессивной дерзостью выпалил так оглушительно, что ещё бы на октаву выше, и голос точно сел бы: — Ты видел?! Ты ведь тоже когда-то очень давно мог почувствовать, что из себя представляет обманчиво-тёплое пурпурное пламя, способное сжечь всё дотла?! И: — Наш красный огонь сияет куда ослепительнее вашего податливого, чудовищно мягкого, голубого света! Наше свирепое пламя никогда не погаснет!

꧁♛꧂

Казалось, он был способен поджечь весь мир По правде говоря, никто, кроме него, не обладал такой опьяняющей и ужасной силой … И она переполняла его задолго до того, как они столкнулись с Королём И даже сейчас его пламя более безудержное, чем пламя Короля… было