***
— Он учился с тобой в одном классе. Раздался тихий возглас девчонки, подошедшей к кудрявому парню в коридоре. — Да, я знаю. — послышался ответ хриплым юношеским голосом. Но какая-то горечь всё же промелькнула в его голосе. Он с силой сжал в руках белый конверт.***
Паренёк любил рисовать, не любил — одноклассников. Ведь рисунки не обладают способностью говорить. Нарисованные погрызанным карандашом человечки не смогут осудить или обидеть. Наоборот. Это приятное на слух шарканье грифелем по бумаге, рисуя витиеватые, в другом же месте напротив, прямые линии точечным штрихом, позволяли забыться. Раствориться в моменте и погрузиться в свои мысли. Но даже это сделать не всегда удавалось. Порой листок был выдернут из его рук и смят в плотный комок, который вскоре оказывался в мусорной корзине в углу класса. Иногда это делали учителя. Но чаще всего те самые одноклассники. Но доставали особо не все. Посмеяться мог любой, а задирать физически особого желания не было. В основном, главными недоброжелателями были лишь трое парней из его класса. Главарь «банды», как это часто бывает в различных боевиках и двое с ним. Они послушно исполняли любое требование «главаря». Так и сегодня. Уроки уже начались, но он не спешит заходить в класс. Попросту нет желания. Просто стоит в коридоре, сжимая в руках блокнот. И на портфеле прицеплен значок. Он ждёт в коридоре звонок на урок, чтобы спокойно зайти в класс и сесть на свое место. Да, скорее всего, на его стуле опять разлит клей или лежит несколько канцелярских кнопок, а парта вновь исписана чёрным перманентным маркером. Но он привык закрывать на это глаза. Главное, что пока учитель в классе, он в безопасности. В затылок может прилететь ручка или какая-то скомканная бумажка, но это такие мелочи… И он прав, на уроке они ничего ему не сделают… *** Ведь как только прозвенел звонок с последнего урока хулиганы затащили его после школы обманом. Сказали, что хотят извиниться. Как же глупо… И он снова поверил. Он снова ему поверил… И на теле снова новые раны… Ему просто хочется забыть всё, что было, после того, как он увидел его… И о том как тушили о его запястья спички… В поисковых запросах висит: «Почему подростки — самые жестокие обидчики?» На них синими глазами смотрит И о помощи уже не просит Не имеет право даже на слёзы… — Ведь мальчики не плачут. — именно так ему в детстве говорил отец, верно? Но… Порой так хочется… Вот за что? За что ему всё это? — Мальчики не плачут, ведь мальчики не плачут! — кричит он, захлёбываясь в собственныхх слезах, сидя на холодном полу в своей комнате. — Ты бей и издевайся! Ведь мальчики не плачут! Ведь мальчики не плачут! Ведь мальчики не плачут, мальчики не плачут! Такие срывы — не редкость. А что поделать, если ты рождён другим? Что поделать, если тебе суждено жить не как все? — Ведь мальчики не плачут… Наконец затихающим голосом шепчет он и ложится на пол. — Ты бей и издевайся, не может быть иначе… Засыпает. Засыпает с желанием больше не проснуться… Но уже через несколько часов на тумбочке вновь зазвонит будильник, верещая о наступившем дне. Каждый день — словно отражение предыдущего. Он словно бредёт по другому, серому тоннелю, желая поскорее выбраться. Выбраться к свету в конце… *** Но… Снова… Весь истоптан радужный свитер А вслед прокричат ему: — Ботан и пидор! «Нет… Хватит. Надоело!» — с этими мыслями он бежит по малоосвещённым тротуарам, оббегая фонарные столбы. Дверь громко захлопывается за его спиной. Свет в квартире потушен — означает, что дома только лишь он. Верхний этаж, запирается в ванной — Мама и папа, простите, я странный! Он подбегает к зеркалу у раковины и смотрит в отражение. Но не узнает в нем себя… Перед ним стоит худощавый парень, с одними ссадинами вместо лица. Руки сплошь покрыты слоем бинтов и десятком пластырей… В голубых глазах только горечь и слёзы. — Влюбился… — горячо усмехается он, всматриваясь в свое отражение, а затем медленно переводя взгляд на истоптанную радужную толстовку, зажатую подмышкой. Он медленно берет с полки отцовскую бритву и пару минут смотрит на неё, после чего снимает лезвие. — Не было ни ночи, где не снился Тот кудрявый парень, что глумился От его ботинка рана… Первый надрез поперечный. Второй пролегает вдоль… Третий надрез — он конечный. Четвёртый окропляет соль. — Как же сложно любить своего хулигана… С этими словами он начинает медленно засыпать. И сон этот больше никто не потревожит. Никогда… Никогда он больше не будет видеть его в своих снах. Рядом с его телом лежал конверт… Письмо с признанием, которое он хотел отдать своему мучителю… Но так и не смог. «Ведь мальчики не любят, мальчики не любят. Ведь мальчики не любят. Не может быть иначе, ты бей и издевайся…Ведь мальчики не плачут.“
Поэтому улыбка навсегда застынет у него на лице…