Всё будет хорошо

Был обычный день. Были съёмки. Была работа. Был смех. Подготовка, шум, суматоха. Кофе, чай, разговоры, печенье. Кабинеты, павильон один, павильон другой. Бумаги, техника, проверка звука, сам звук, песни, танцы, публика, разогрев; ведущий — и вот я. Был обычный день. Для всех обычный. Все привыкли к этой обычности настолько, что из неё ни в какую не вылезли бы ни за что на свете. Это факт. Это аксиома. Это просто… мы. Просто потому что такие есть. Я нашёл его во время перерыва в пустой гримерке, откуда он всех выгнал одной лишь тяжёлой аурой, через которую я прошёл так легко и свободно. Было несложно понять, что что-то не так. Он лежал на диванчике, свесив ноги и прикрыв глаза правой рукой. Я закрыл дверь — он услышал, но не шевельнулся. Думал, что я уйду, решив, что он спит? Мне пришлось подойти ближе, рассмотреть его со всех сторон и сесть рядышком, автоматически немного подвинув его вглубь дивана. Он недовольно замычал. Я улыбнулся. Он убрал руку с лица. Улыбка упала. Он смотрел не своими глазами. Я спросил, случилось ли что, а в ответ получил лишь обычное: — Ничего, всё в порядке. В порядке ничего не было. — Арсений… — Я потянул его за руки к себе, чтобы он сел и наши лица оказались на одном уровне. Я хотел его видеть. Он отводил глаза. Глаза, в которых читалось отчаяние. Я не знал причины. Совсем. — Иди ко мне. Он наклонился ко мне как будто бы нехотя и робко, но упал в объятия так, словно готов был утонуть на целую вечность, сразу с головой. Я прижал его к себе сильнее. Сердце стучало. Что случилось? Никогда прежде не видел его хотя бы поникшим: он всегда старался выглядеть максимально позитивным и жизнерадостным, он всегда одним своим видом, одним поведением заставлял людей вокруг улыбаться, а речью — смеяться. У него всегда получалось. Он был актёром. Хорошим актёром. И вот я увидел его, беззащитного и обезоруженного — моё сердце сжалось. Губы пересохли. Я сглотнул. Его руки вцепились в мою спину, как в самое последнее, единственное спасение. Мне захотелось быть его спасением. Что бы ни произошло, что бы ни было тому причиной. — Не волнуйся, я рядом, — сказал эти слова совсем тихо; они были правдой, настоящим признанием. — Я всегда буду рядом с тобой, всё будет хорошо. Было страшно, что вероятность того, что просто обычные слова хоть как-то помогут, была ничтожна, — мне так казалось. Но в сказанном я был уверен. Вид совершенно утомленного, ужасно уставшего и морально убитого Арса выбил из колеи, заставив чувствовать самого себя обезоруженным. Беззащитным. Беспомощным? Я не мог допустить, чтобы с ним что-либо случилось, и я уже ненавидел то, что заставило его быть… таким. Арс неуверенно вылез из объятий. Он устало смотрел на меня своими поникшими глазами — они покраснели. Мурашки в панике пробежались по коже. Я не мог этого понять. На вопрос, всё ли с ним в порядке, он хриплым голосом ответил: — Со мной — да, но от этого не легче, если я чувствую, как другим плохо. Уровень того самого «плохо» был на лицо — на убитое лицо, которое через десять минут выйдет на свою работу и как ни в чём не бывало начнёт чудить и шутить у всех на виду. Вновь в груди что-то завыло. Я никогда не думал, что внутри он такой… такой чувствительный. Никто не думал. Он один из тех, через кого можно увидеть остальных. Оказалось. Он зеркало. Кто-то сейчас точно в таком же состоянии, только по-настоящему; есть ещё кто-то, кого он отражает. — Мы всем, кому сможем, поможем, я тебе обещаю. Я осторожно рукой поднял его поникшую голову, направив взгляд прямо ко мне. Я не понимал, что говорил и почему, но хотел это делать смотря прямо в глаза, так, чтобы он поверил в себя и в других так же, как верил в него я; как верил в то, что судьба рано или поздно всё расставит на свои места; что счастье и чистое небо над головой побеждают всегда. Не было сказано, кто, что и где. Арс лишь сказал, что боится темноты: он боится ничего не увидеть впереди, он боится смерти. Я вздрогнул. — Ты справишься, — я мягко взял его лицо в ладони. — Мы справимся. Мы вместе через всё пройдём. Не знаю, почему, но я поцеловал его — просто нежно, просто ласково, просто так. Тяжёлое дыхание на секунду остановилось а позже стало спокойнее; он таял у меня в руках, принимая поддержку, принимая любовь. Любовь… это слово было так эфемерно, так прозрачно и невесомо, но так грело душу и расслабляло тело. Становилось… лучше. Одну холодную слезу я почувствовал у себя на щеке. Тут же вытер пальцем. Он бы не хотел проявлять ещё больше слабости передо мной. Но это не была слабость. Человечность и сочувствие — не слабость. — Я люблю тебя, — сказал я, всё ещё его не отпуская. — Слышишь? Я люблю тебя. Всё будет хорошо. Был обычный день для нас, но для кого-то далеко — нет. Благодаря Арсению, я понял: то, что далеко, может быть ближе, чем кажется. Я чувствовал, что моя поддержка позволила ему чувствовать себя чуть лучше — может, легче станет и тем, за кого он переживает? Я видел, что он перенимал чужую боль. Я знал, что он чувствовал меня — мои чувства. К нему они были только самые чистые, искренние и светлые. Он тоже чувствовал. — Спасибо, Паш, — Арсений честно попытался улыбнуться, он еле-еле выдавил из себя эти слова. Улыбка мне не была нужна, особенно измученная; мне нужен был он, спокойный, счастливый, безмятежный — к этому он был на один шажок ближе. Мои объятия были ему ответом. Знаете, и тут я начал верить в любовь — в её предназначение и силу. В то, что она спасёт и его, и меня, и тебя. Пока мы вместе, всё действительно будет хорошо.