Одна из

В одной из своих реальностей Марина ложится рядом с Катей. Вот так просто, без кривых усмешек, звёздочек на погонах и клятв в вечной любви. Катя сбрасывает с себя холод, непроницаемую маску, и с ней под одним одеялом становится уютно. Марина наслаждается каждым её движением. Лодыжка к лодыжке, выдох куда-то в запястье, аккуратный вопрос «Не спишь?» дрожью в позвонках. Марина, конечно, не спит. Много думает, анализирует, ощущает. Катя прижимается ближе, хотя сама этого не хочет. Руки Кати не дают мыслить объективно. И чёртовы фантазии плывут по сознанию, попадая в кровь. Чувства Марины скапливаются внутри в комок, который прокатывается от головы и падает вниз. Летит со свистом, заглушая внешний мир. А внешний мир так настойчив — в него со всей силы, но с невероятной лёгкостью влетает Катя. Она опрокидывает Марину на лопатки, и связь с реальностью остаётся навсегда потерянной. Катины губы укутывают плечи Марины в нежный, пахнущий мятой плед. Марина хочет кричать от восторга. В своей голове она много раз неистово и со знанием дела целовала Катю, но та, как правило, не отвечала. Катя вообще по жизни привыкла быть немного холодной, равнодушной, позволяющей себя любить. И Марина любила. Обнимала, целовала. До этой точки невозврата — только мысленно. А теперь Катя сама инициирует прикосновения губами к шее, к груди и даже ниже. Сознание Марины разлетается на части, когда Катя становится настойчивее. Каждая точка на теле Марины пульсирует, запоминая прикосновения этой невероятной женщины. Катей хочется дышать. С Катей хочется провести все оставшиеся дни. Всё, что она говорит, эхом стучит под рёбрами. Всё, что она делает, заставляет душу трепетать. И Марина рвётся всей своей душой навстречу Кате, подхватывая жаркий ритм очередной осенней ночи. Стучит сердце. Стучит спинка кровати в почти картонную стену. А утром полоумный сосед будет стучать по батарее. Марина ловит губы Кати каждый раз, когда хочет выругаться. От наслаждения. Она не помнит ни одного момента, чтобы было настолько хорошо. Чтобы пришлось отпустить себя плыть по течению, позволить собственным губам копить стоны. А потом выплёскивать их в лицо той, которую клялась раз и навсегда забыть. Катя улыбается так, словно слышит все мысли в голове Марины. В комнате мрак, и Катя видит только её горящие глаза, которые накрывает волной наслаждения. В них всё, они говорят обо всём. Эти дикие, бездонные глаза выдают Марину всю и без остатка. Кате не надо лезть ей в самое нутро, копошась там рукой, чтобы знать, о чём та думает. Марина думает о Кате. Катины волосы падают на влажную подушку, а рука Марины по инерции обнимает обнажённую талию. Катя не двигается ближе, боясь всем телом почувствовать неловкую паузу между ними. Должны ли они были делать так? Марина не отвечает себе на этот вопрос. Здесь всё ясно просто из тишины, которую колотят их выбившиеся из сил лёгкие. Катя смотрит в окно, где жизнь продолжает идти своим чередом. Броская сегодня луна следит за ними через тонкие занавески. Её костлявые пальцы дотрагиваются до скул Марины, и она подскакивает на кровати, сбрасывая на подушку остатки сна. Рукой она шарит место рядом с собой, но оно холодное, как и всё внутри неё. Кати нет и никогда не было. Во всяком случае, вот здесь, рядом с ней на сбитых простынях. Но мысленно — каждую секунду она засыпает у Кати под боком и мечтает проснуться под звук женских шагов на кухне.