Крыша

Крыша старого дома что стоит на окраине. Их любимое место, где прямо сейчас крысиный вожак со своей дурацкой клоунской ухмылкой, закуривал очередную сигарету. Лужи, после недавно прошедшего дождя, неровными кляксами расположились на черепицах. Штаны намокли, неприятно прилипая к ногам, но парень в зелёных очках упорно не обращал внимание на столь раздражающую детать. На данный момент, были вещи которые занимали все внимание Рыжего, гораздо более волнительные чем возможность простудиться. Это, надо подметить, никогда его не волновало. Очки, немного потертые от времени, были обращены стеклом зелёных линз куда-то далеко в наружность, за пределы дома. В кровавом закате было хорошо рассматривать мелкие детали: деревья, ряды расчесок, последних копошащихся на улице людей-муравьев. Рыжий смотрел на все это и думал: «Как такое могло произойти?» Крыша. Крыша старого дома, стоящего на окраине, всегда была их любимым местом. Рыжий отчётливо помнил, как будучи маленькими они постоянно проводили на ней свободное время. Не успевали паучихи выпустить ребенка с ангельскими глазами на свободу, он тут же, забывая обо всем на свете, не думая о возможных неприятностях, бежал по ступенькам едва ли не забывая дышать. Точно зная, что на старой черепице, под тучами или палящим солнцем его ждут. Они вдвоем смотрели на звезды придумывая собственные созвездия и истории, бросали водяные бомбочки в людей что ходили снизу, строили убежища на чердаке, а после встречали на крыше рассвет, обнимаясь чтоб согреться. Они жили только вдвоём, только друг для друга, и казалось, что в этом мире большего и не требовалось. Именно в то время,  Смерть чувствовал себя по-настоящему счастливым, ведь знал, что есть место где его ждут. Крыша. Наверняка из детства пошла эта странная привязанность к месту, совершенно не предназначеному для игр. Время шло. Рыжий сам не понял как они стали подростками. Неловкими, нескладными, еще более ненормальными чем другие дети за пределами дома. Они гораздо больше чувствовали, гораздо больше понимали, и может, из-за места которое их вырастило, или из-за болячек, добавлявших им букет комплексов, гораздо сильнее чем наружные подростки, желали быть любимыми. Крыша была местом в котором раньше чувствовалась любовь и забота, именно поэтому, приходя туда реже чем в детстве, но все с такой же радостью и трепетом, они проводили время друг с другом. Разговоры о звёздах, правда, теперь казались глуповатыми, бросание бомбочек не приносило былого азарта, а ночевка на чердаке, с грядущей встречей рассвета, смущала, и казалась слишком сопливым и девчачьим действием. Рыжий помнил, как густо краснел, ловя себя на мыслях о том, как же прекрасен его друг, смотрящий блестящими, полными жизни, голубыми глазами, на солнце. После чего запрещал сам себе видеться с ним некоторое время, чтоб полностью избавиться от такого неправильного, но такого прекрасного образа, закрепившегося в разуме. Зелёные очки стали его бронёй, своеобразной крепостью с помощью которой можно было укрыться. В цвете линз, синие локоны были менее манящими, а может он сам убедил себя в этом. Они отдалялись… Крыша. Крыша стала одинокой после того как один из них получил роль вожака. Новые обязанности, которыми чаще всего пренебрегали, новые возможности, которыми активно пользовались, и старые желания, которые силой своей, не давали покоя. Ему казалось, что это просто недостаток физической близости, недостаток тепла чужого тела, в детстве восполняемый объятиями и прикосновениями, которые тогда, не казались чем-то интимным. Простое похлопывание по плечу или ворошение волос, теперь вызывали странные ощущения, которых вожак крыс не понимал и даже немного боялся. Он знал, что многое бы решилось поговори они с другом, и обсудив проблему, ведь несмотря ни на что, их дружба прошедшая многие годы проверок, была самой крепкой чем с кем-либо. Многое бы решилось, если б Рыжий не струсил. Не посчитал бы неправильным чувствовать то что чувствует, думать о том, о чём думал, желать того чего желал… Девушки, и не только девушки стали тем, что помогало хоть немного отвлечься. Половые связи. Беспорядочные, бесчувственные. Он искал в них то тепло, ту искру которую видел в друге, но как бы ни старался, не мог заменить его кем-то другим. Рыжий не чувствовал удовлетворения или радости, но продолжал избегать истинных желаний, зарабатывая себе дурную славу распутника. Они мало общались. Они больше не смотрели на звезды и не встречали рассвет. Они понимали, что потеряли нечто важное когда оставили крышу. Оба понимали. Рыжий вздохнул судорожно глотая. Пересохшее горло зудило изнутри требуя влаги, но не обращая на это внимания, парень лишь затянулся очередной сигаретой. Казалось, стоит лишь прекратить курить, эмоции накроют с головой не оставляя места разуму. Крыша. Рыжий отчётливо помнил этот день. Придя на крышу в скверном настроении, парень увидел там его. Друг словно ждал парня, как когда-то в детстве, готовый выслушать, помочь и поддержать, а после, придумать план мести злостным обидчикам. Улыбка озарила лицо крысиного вожака. Она была непохожей на привычную ухмылку, которую видели другие домовцы, она была особенной, и появлялась крайне редко. Он сел рядом с синеволосым, и открыл одну из заранее выкраденных птичьих настоек, протягивая бутыль другу. Они разговорились. Алкоголь имел удивительное свойство развязывать языки, расслаблять тело, и хоть ненадолго, но снимать груз с души. Они снова смотрели на звезды, снова встречали рассвет, без прошлых неловкостей, но держась немного на расстоянии. Они держались за руки, клали головы друг другу на плечи и колени, обнимались в пьяном бреду, но, несмотря на все, казались далекими друг от друга. Тот день стал решающим, и позволил стене, такое долгое время стоявшей между ними, наконец дать трещину. Рыжий даже успел забыть, какого это чувствовать себя настолько счастливым. После этого они начали видеться чаще, все на той же излюбленной крыше. Смеяться, курить сигареты, обсуждать девчонок, напиваться в хлам, смотреть на созвездия, глотать колеса, и встречать рассвет… Рыжий хорошо помнил это время, потому что был по-настоящему счастлив находится рядом с тем, кто был дорог. А еще он помнил насколько же было тяжело. Запах медицинского спирта, которым его друг пропитался целиком и полностью, пьянил его гораздо сильнее, чем самая крепкая настойка Стервятника, и если бы заветные линзы не скрывали ангельские глаза этого черта, то синеволосый крыс давно заметил, насколько хищно рассматривает его профиль вожак. Рыжий закрыл глаза прислушиваясь. Ночь опустилась на дом, принося с собой особые звуки, гам, который можно было услышать лишь после захода солнца. Копошение в комнатах, приглушенные голоса, необыкновенные разговоры. Парень любил ночь. Любил и ненавидел одновременно. Ночь несла с собой сны, а они, в свою очередь, возрождали Смерть. Рыжий ненавидел эту поганую часть себя, люто ненавидел. Он постоянно задавался вопросами: «Почему я? За что мне такая участь?» Лишь один человек любил парня любым, и поплатился за это. Крыша. Только вчера она встречала их пылью и теплым ночным воздухом. Они привычно сидели смотря куда-то вдаль, пили, говорили о ерунде. Рука, случайным образом, сама скользнула в синие дреды, принимаясь перебирать их тонкими пальцами словно золотые монеты. — Сколько у тебя было? — Вырвался неожиданный вопрос прежде, чем Рыжий, своим пьяным мозгом осознал что сказал. Он не хотел спрашивать, лишь подумал, поэтому судорожно мыслил как перевести все в шутку, пока не осознал, что его приятель подозрительно молчит, явно не собираясь отвечать на вопрос местного сердцееда. Дыхание перехватило, когда осознание гулко всплыло в голове. Рука осторожными плавными движениями переместилась на шею, и словно боясь спугнуть, принялась медленно поглаживать кожу. Другая рука сцапала с переносицы очки, и прицепив их дужкой к воротнику, переместилась на чужой подбородок, поворачивая бледное лицо к себе. — Неужели ни разу? — Изумленно заглядывал Рыжий в васильковые глаза, сам не понимая, откуда у него появилось столько храбрости. Сердце бешено колотилось, губы пересохли, а парень не отрывая чарующего взгляда ждал что скажет друг. Ответом снова послужило молчание, неловкое, словно стыдящееся. Синеволосый отвел взгляд, явно не желая смотреть чужой стриптиз, но крысиный вожак лишь сильнее приблизился к чужом лицу, опаляя своим дыханием бледные щеки. Легкий румянец покрыл кожу, и сердце Рыжего с силой забило по ребрам, норовя вот вот проломить кости. Словно змей гипнотизирующий добычу, не разрывая зрительный контакт, распутник медленно, приблизился к чужим губам, накрывая их поцелуем. Худое тело друга немного дернулось, но не отстранилось, и воодушевленный такой реакцией, вожак углубил поцелуй, стараясь применить все свое мастерство и умение. Может под действием алкоголя, а может давно скрытых, тайных желаний, синеволосый ответил, немного робко, словно сомневаясь в правильности этих действий, и Рыжего накрыло. Таких удивительных эмоций и чувств, он не испытывал никогда. Восторг, смешавшийся со страхом, имеющий частицы удивления, и огромное желание распирали изнутри, заставляя желать все большего. — Значит, я буду первым — Хрипловатым от возбуждения голосом, сказал напоследок парень, прежде чем полностью окунуться в омут греха. Крыша. Крыша старого дома. Ночь. И два болезненно худых тела, которые сошлись в диком страстном танце. Жадно поглощая друг друга не желая останавливаться даже на секунду. Сжигая кожу прикосновениями, а поцелуями впитывая каждую эмоцию, каждый вздох, каждый миллиметр, они растворились в этих чувствах полностью, стали друг другом, забирая себе чужые мысли, желания, надежды. Они любили друг друга без остатка, боясь, что все это нереально, и не желая чтоб их время заканчивалось. Мертвец уснул прямо на его руках. Рыжий не мог перестать гладить такое прекрасное лицо, волосы, тело. Он наконец обрёл то, что ему не хватало такое долгое время, то что нельзя было найти в близости с другими. Он понял, что любит Мертвеца всем сердцем, всей душой и каждой клеточкой своего тела. Крыс не мог насмотреться на парня. В его утомленном разуме, снова и снова возникали самые различные мысли. «Понравилось ли Мертвецу? Что он чувствовал? Изменятся ли их отношения? Не станет ли он избегать друга? И друга ли вообще теперь?» Было слишком много вопросов, на которые не было ответов, и Рыжий, не мог дождаться пробуждения парня, чтоб спросить его обо всем волнующем. Крысиный вожак твёрдо решил, что никогда больше не отпустит любимого, потому что лишь с ним чувствует себя по-настоящему живым, как бы глупо и ванильно это не звучало. Рыжий лег на спину и сняв свои очки посмотрел на звезды. Рядом с ним, на обычно занятом месте, сейчас никого не было, и карие глаза, безумно боялись направить свой взор в ту сторону. Слёзы медленно капали, стекая струйками в уши, и заволакивая пленкой звездное небо. Вой. Дикий, обречёный вой слышался с крыши где лежал вожак крыс. Сердце протыкали тысячи игл. Боль была настолько сильной, что казалось от нее можно умереть. Рыжему было интересно, а чувствовал ли что-то подобное Мертвец? Крыша. Рыжая крыса смотрела на звезды в полном одиночестве. Прошлой ночью с Мертвецом был не он, с ним была смерть, которая забрала не только первую ночь с любимым, но и все последующие, ведь когда утром Рыжий проснулся, и начал будить друга чтоб встретить рассвет, понял, что тело его любимого подозрительно холодно, и принявшисись с усилием трясти Мертвеца, он не поверил в происходящее, и не верил до последнего. Даже когда судорожно проверял пульс, и когда полуголый нес, такое родное тело в могильник, и когда услышал от пауков, что сердце парня не выдержало и остановилось. Лишь под вечер. Сидя на крыше и в одиночестве смотря на звезды, Рыжий наконец то понял, что все кончено и ничего нельзя было вернуть. Лютая боль, смешаная гневом и заправленная пустотой, вырывала из груди все новые и новые обреченные вопли, заставляя маленьких домовцев прятаться под одеяла в своих кроватях, и рассказывать жуткие истории, о кричащем чудовище. Воспоминания о Мертвеце резали словно ножом по живому телу, и парень очень жалел, что они не могут убить его полностью. Рыжий не помнил себя этой ночью, наверное потому что и не был собой. Лишь когда на дом опустился рассвет, парень надел на опухшие глаза привычные зеленые окуляры, закурил и принялся рассматривать наружность. Расчёски располагающиеся ровными рядами возле дома, первые появляющиеся люди, выходящие на пробежку и выгуливающие собак, все это казалось таким неестественным и не живым, что усмехнувшись привычным отработаным оскалом, парень затушил сигарету, и направился к краю крыши, не желая больше ни на секунду оставаться в этом месте, полном воспоминаний. Непросохшие лужи, кляксами расположившиеся на черепице, блестели в первых лучах солнца. Штаны намокли, неприятно прилипая к ногам, но парень совершенно не обращал внимания на столь раздражающую деталь. Рыжий юноша, потерявший всякий смысл жизни и надежду на существование, смотрел вниз, точно зная что будет делать дальше, напоследок устало думая: «Как такое могло произойти?»