Преданные любовью

      Рассвет тонкими лучами прокрался в комнату. Свет нежно коснулся дрожащего силуэта в самом углу. Девушка сидела на полу, прижав к себе колени. Конечности одеревенели от долгого сидения, глаза жгло от таких редких, но самых ужасных слёз, волю которым Астория не давала так долго. Кажется с тех самых пор, как Шон её предал. Животный ужас в душе слегка утих, силы стремительно покидали уставшее тело. Она просидела так всю ночь, словно могла спрятаться от монстра имя, которого черными тенями расплескалось по её коже. Метка стала её личным проклятьем, волей которого они с Шоном теперь связаны навсегда. Зрение затуманилось тонкой, но такой тягучей завесой, едва позволяя чётко разглядеть очертания рисунка, темной кляксой въевшегося в косточку лодыжки.       Трясущаяся рука коснулась прохладной ноги, несмело накрывая первую букву его имени, словно если её не будет видно, значит, никогда не существовало. Но как бы Астория себя не убеждала, теперь это никогда не будет истиной. Он запятнал её своими грязными, извращёнными чувствами, которые в глубине души имел наглость звать любовью. Новая слеза скатилась по горячей щеке, показавшись ей обжигающе холодной. Рука медленно впилась в кожу, раня ногу до первых капель крови. Астория с особым остервенением провела по костяшке, потом снова и снова, желая содрать с себя этот порочный рисунок. Он не заслуживал её, но чем же согрешила принцесса, если сама по воле судьбы заслужила его? Кровь вязкими, багровыми каплями стекала на светлый ковёр, давным-давно испачкав руки, а Рапунцель все никак не могла остановиться, прекрасно осознавая, что даже если обнажит кость, буква его имени вновь проявится на зажившей плоти. В голове, словно что-то щёлкнуло, девушка отняла ладонь, едва фокусируя взгляд на безобразной ране. Тело окатило нестерпимым холодом, и силы держаться иссякли окончательно. Тело повело, комната завертелась перед глазами, и она упала, больно ударившись плечом. Солёные капли подобно дождевым окропили мягкий ворс испачканного ковра, смешиваясь с алыми каплями её крови. Зелёные очи уставились в пустоту, Астория стала невольно покачиваться, совсем не замечая своего охрипшего воя. Она сломалась и, кажется на этот раз, не осталось ничего, что можно было бы воссоздать вновь.       Чудовище застыл перед дверью в их комнату. Шон трусливо прятался всю ночь, оправдывая себя тем, что давал Астории время, но на самом деле он просто сбежал, как и всегда, только сейчас найдя в себе силы снова посмотреть в малахитовую зелень её глаз. Лелея глубоко в сердце тонкую крупицу надежды на то, что она позволит ему эту маленькую слабость. Вчера они прошли точку невозврата. Совместное прошлое стёрлось, едва оставляя призрачную надежду на будущее с ней. Но он знал, что как только переступит порог этой комнаты, призрак растворится, Шон не заслуживал прощения, а цветущие розы под ключицей станут его обжигающим клеймом, как прежде усохшие, колючие кусты. Он и сам никогда не сможет к ней прикоснуться, после того что сделал. Принц ни за что не взял бы в руки тот меч, зная какие последствия это за собой повлечёт. Бледная ладонь толкнула дверь, скрип петель отозвался болью в висках, Чудовище сделал шаг, уничтожая всё.       Первое что он увидел — Астория, нервно покачивающаяся из стороны в сторону, длинные пряди розоватых волос разметались по полу, а её охрипший, надрывный голос стал его окончательной погибелью. Кажется, принц даже слышал треск, с которым что-то внутри сломалось навсегда. Тело задрожало, но Шон не почувствовал, продолжая неотрывно наблюдать за девушкой. Все её тело мелко тряслось, руки остервенело, сжимали плечи, сминая ткань и собственную кожу, оставляя под собой кровавые отпечатки. Тусклый малахит глаз размытый слезами, лихорадочно метался из стороны в сторону, ровно до тех пор, пока она не увидела его — такого же бледного и потерянного. Дрожь прекратилась, Астория вздрогнула и затихла, не смея отвести взгляд от его размытого силуэта.       Лазурные очи скользили по её телу, пока не спустились к кровавой ране на лодыжке, сердце ухнуло вниз, когда он понял, что она пыталась сделать. Тело невольно подалось вперёд, желая помочь, облегчить боль, всего два шага, прежде чем остановиться. Ведь это он был источником её боли сейчас и всегда. Тогда почему разум так упорно хотел убедить его в обратном? Время стало таким тягучим, принцесса видела все так медленно. Шаг, такой долгий, но в нём был заключён холод сверкающей стали клинка. Лезвие обожгло шею, дыхание перехватило, лазурные очи палача заглянули в самую душу своей жертвы, даря ей ироничную усмешку. Кожа покрылась зыбучими мурашками, перерастающими в озноб, ребро меча аккуратно прошлось по коже, вверх-вниз и она услышала скрежет стали, которая вот-вот спустит с неё плоть. Секунда и холод отступил, палач тяжело замахнулся, так и не сумев опустить лезвие, застыв на полпути до цели.       Метка больше не болела, словно насмехаясь над ним, что теперь желаемое доступно, но все так же непостижимо и в обоих случаях виновником оставался он один. Боль была совсем иная, она крылась во взгляде, смешиваясь с давно минувшим прошлым и настоящим. Картинки мелькали перед глазами, а руки задрожали сильнее, словно в его ладонях всё ещё была гладкая рукоять личного меча, лезвие которого с неприятным скрежетом пронзило тело любимой девушки, навсегда лишая его всего. Мир схлопнулся и раздробился на блестящие осколки, в которых подобно призракам танцевали отголоски их прошлого и совместного будущего, которое теперь едва ли могло осуществиться. Образ Астории размылся, срастаясь с нынешним, таким же жалким и до невыносимого похожим на тот, в котором он лишился её. Теперь его прикосновение приравнивалось к самому жесточайшему осквернению.       Подобие кривой улыбки на её лице отрезвило разум, отгоняя дымку навязчивых образов. Рапунцель тяжело села, спиной опираясь на стену. Шон гулко выдохнул, ладонью зачёсывая неаккуратную копну светлых волос. Он обещал себе не оправдываться перед ней, но в который раз, его слово не стоило ничего. Стало так тяжело, Шон закрыл глаза и сел на пол, прямо напротив принцессы. Принц был так близко, но при этом так далеко. Достаточно, чтобы не уничтожить её холодной сталью клинка.       Старые воспоминания накрыли его приливной волной, строгий голос деда отдался в ушах, так, словно всё это происходило с ним снова. И теперь, даже зная последствия своих выборов, он уже ничего не сможет изменить. Правая рука сжалась в кулак, сапфировые очи, наконец, открылись, ясно смотря в потухающие малахиты глаз напротив. В горле встал ком, Шон не знал что говорить, потому что никакие слова не исправят его положения, но Астория заслуживала знать правду, знать с чего все это началось, что обрекло их чувства на погибель в густой темноте ненависти. — Знаю, ты не хочешь меня слушать. — Голос принца поцарапал её сознание своей хрипотой и невыносимой громкостью, хотя на самом деле, он еле вымолвил эти несколько слов. — Но прошу Астория, это не займет много времени, и сразу после этого я уйду, обещаю.       Эта исповедь длиною в несколько минут принесет им обоим невыносимые страдания и Шон прекрасно это понимал, но был не вправе отказаться. Прошлое всегда должно оставаться в прошлом. Но тайны и не сбывшиеся надежды манят людей подобно мотыльков к жаркому пламени, глупые бабочки летят к огню, вьются у раскаленных языков, чтобы сгореть в этих секретах дотла. Но у кого-то достаточно силы, чтобы восстать из кучки серого пепла, а кто-то так и останется у огня не в силах смириться с тем, что вылезло из ящика Пандоры. Именно поэтому оно должно оставаться неприкосновенным. Рапунцель молчала, словно позволяя говорить, а может, ей и в самом деле было все равно, Шон не знал. Принц глубоко вздохнул, прежде чем начать свой рассказ. — Я не знаю, как правильно начать этот разговор. — Все мысли были спутаны и сумбурны, едва укладываясь в голове. — Важна сама суть, — на выдохе молвил принц, — за день до праздника, ко мне пришел дед. — Парень горько улыбнулся, неотрывно смотря в её пустые глаза. — В нашей семье наследником может стать лишь тот, кто примет форму чудовища, а для этого нужна сильная эмоциональная нагрузка. — Долгая тишина обрушилась на комнату, Шон слышал биение собственного сердца, которое отдавалось в ушах. Он струсил и сделал ужасный выбор не в её пользу, о чем сожалел каждый день. — Я должен был стать катализатором для Тревиса. — Эти слова тяжелым грузом застряли в районе солнечного сплетения. — Он поставил меня перед невозможным на тот момент выбором. Я не хотел причинять боль родному брату, но и не мог отказаться от тебя. — Он видел свое отражение в зелени её очей, видел слова в их пустоте и даже эмоции которые сейчас для неё и вовсе перестали существовать. Принц открыл свой ящик Пандоры, позволяя каждому из пороков разорвать себя на части, потому что заслуживал этого. — Авторитет Чудовища был сильнее меня и моих жалких оправданий, поэтому я поступил так. Я никогда не спал с Одеттой и не желал тебя обидеть. — Но, не смотря на все эти слова, он все же разбил ей сердце. Разбивал каждый раз, с того самого дня. — Я не смог выбрать, просто сбежал, думая, что так защищаю вас обоих. — В итоге он все же стал отправной точкой в наследовании брата и уничтожил Асторию. Принцесса ненавидела его и имела на это полное право, тогда почему ему было так больно от этого осознания? Почему он сам не верил в то, что если он все им расскажет, его смогут понять? Возможно, смогли бы тогда, сейчас это уже перестало иметь значение. Боль, такая тихая медленно возвращалась в его душу, разъедая старые, не затянувшиеся раны, он сам запретил себе забывать, но большим наказанием на самом деле было безразличие Астории.       Шон замолчал. Он не ждал её прощения, но ему нужна была хоть какая-то реакция, помимо удушающего ничего. Астория ждала, когда он закончит, из последних сил сдерживая рвущийся наружу крик, он разрывал горло изнутри, так блаженно приятно смешиваясь с ледяным опустошением глубоко внутри. — Там в тумане, — звук его голоса заставил её вздрогнуть, Астория вновь обожглась холодной сталью оружия. — Я обезумел, все вокруг смешалось, была только молочно-белая пустота, кружилась голова, все образы смазались, превращаясь в чудовищ, клянусь, я не знал что ты там…       Картинки вновь замелькали перед глазами, руки задрожали, когда он почувствовал, как что-то трещит. Принц крепко сомкнул веки, отгоняя навязчивые образы, рывком поднялся с пола. У него больше не было оправданий, и они не принесут ей облегчения. Блондин уже все сделал и теперь не заслуживал шанса что-то исправить.       Слова застряли в горле, он больше ничего не сказал, молча покидая комнату.       Коридор не был пуст, за дверью Шон наткнулся на другую девушку. Лин-Лин застыла напротив него, внимательно изучая черты напряженного лица. Хриплое завывание неприятно отозвалось в памяти, девушка крепче сомкнула полы халата. — Все в порядке? — Как будто для приличия поинтересовалась она.       Шон покачал головой. — Не думаю. — Грубый выдох сорвался с бледноватых губ. — Ты нужна ей, пожалуйста, окажи мне услугу еще раз.       Принцесса слабо кивнула. Она сделает всё, чтобы Рапунцель стало легче, но не ради Шона, а ради неё самой. Будто вместе с Асторией, помощь требовалась и китаянке. Назойливые мысли одолевали её, и в этой схватке принцесса стремительно проигрывала, не желая в очередной раз беспокоить Тревиса. — Я принес всё, что ты просила. — Лин-Лин обернулась к супругу, нежная улыбка сама по себе украсила девичьи губы. — Спасибо. — Принцесса аккуратно забрала поднос из рук парня. — Не жди меня, я не знаю, как долго пробуду здесь.       Тревис мягко кивнул, одним своим видом даря ей ощущение покоя, теплая рука заправила длинную прядку за ухо. Так они простояли еще одно мгновенье, принц наклонился ближе к супруге, оставляя на сладко пахнущей коже лёгкий поцелуй. — Не спеши.       Дверь тихонько скрипнула, и девушка исчезла из его поля зрения. Атмосфера сгустилась, свинцовой тяжестью нависая над двумя родными братьями, что впервые спустя несколько недель остались наедине. Раздражение подобно едкой ртути заструилось по венам, Тревис очень медленно скользнул по знакомому силуэту. Вспоминая каждое мерзкое слово, сказанное в тот дождливый день.       Отчего-то нестерпимо захотелось вернуть сюда Лин-Лин — она была его здравомыслием, но вместе с тихим скрипом двери оно оставило его.       Взгляды принцев схлестнулись в немой схватке, усталые сапфиры и раскалённое золото, Тревис знал, что не удержится. Перед глазами стояло встревоженное лицо китаянки и уже только за это, он мог бы причинить Шону боль. Пускай косвенно, но это он стал очередной причиной её волнения. У девушки и без того хватало проблем, Чудовище все прекрасно видел, но не мог заставить её поделиться, только молча оставался рядом.       Эти несколько не твёрдых шагов показались принцу вечностью, он застыл напротив бледного, измученного брата и почему-то его вид вызывал жалость, смешиваясь с ненавистью в тошнотворном коктейле. — Хочешь добрый совет, брат? — Последнее стало едким ядом, прозвучавшим так, будто они совсем чужие люди. — Не приближайся к Астории. — Тревис цедил каждое слово, будто ему было противно разговаривать с Шоном.       Блондин почувствовал, как по спине прополз холодок, рождая в душе ледяную, давно дремлющую ярость. Ему стоило бы помолчать, но почему-то в этой разразившейся буре стало так все равно, как будто это не он был самым отвратительным человеком во всем мире, а кто-то другой носил клеймо его грехов, только на это короткое мгновенье, которое принц хотел бы растянуть в бесконечность. Уголок губ приподнялся в какой-то ехидной полуухмылке, и Шон позволил себе эту единственную слабость, которой все ещё не заслуживал. — А ты знаешь дорогой брат, что все её страдания из-за тебя? Да вообще всё, что с нами произошло, — принц на секунду замолчал, всматриваясь в разыгравшееся золото глаз Тревиса, — всё это только из-за тебя.       В какой-то степени это было правдой, но в точно такой же оставалось жестокой ложью. Это он принял неверное решение, Тревис не виноват, в том, что был рождён для того чтобы стать наследником, а сам Шон для того чтобы пробудить в нём чудовище. Но до чего же приятно было видеть смятение и непонимание, а ещё тот же первородный гнев на лице брата. — Что ты несёшь? — Вопреки желанию Чудовище схватил блондина за рубашку, больно припечатывая к стене, так, что на секунду сбилось дыхание. Золотистые прожилки в глазах засверкали ярче, ясно демонстрируя силу гнева принца.       Но ведь если подумать, на самом деле все это произошло из-за его собственного эгоизма. Своими действиями он бы не смог защитить Тревиса, просто потому что это доля любого наследника из их семьи, гораздо хуже пришлось бы, если бы Тревис так и не смог обратиться в монстра. На самом деле он лишь хотел защитить своё доброе имя в глазах младшего брата и последние остатки их добрых отношений, которые за годы его отсутствия растаяли как снег под весенним солнцем. Дед все же исполнил своё собственное желание, из года в год, превращая их в жестоких соперников, ведь только так можно было достичь цели.       Эмоции померкли, улыбка стёрлась с лица, и почему-то в душе стало так нестерпимо больно, почему он умел только портить, но никогда собирать разбитые частицы обратно? — Неважно, я и сам знаю, что мне не место рядом с ней! — Грубо оттолкнув брата, Шон ссутулился и побрёл по коридору.       В конце концов, тогда, каждое его действие не имело смысла.

***

      Утренняя свежесть приятной прохладой оседала на коже, перебивая тепло ярких солнечных бликов, что затаились в густой зелени оливы. Хоук не спеша огладил лезвие тренировочного меча, начищая металл до такой степени, чтобы можно было разглядеть собственное отражение. Ладонь дрогнула, он вытянул руку, выполняя простое, незамысловатое движение. Да этот однозначно подойдет Роуз, гораздо легче и короче настоящего, едва ли не роскошь, которой он никогда не был достоин.       В то время Фала только ушла, оставляя маленького брата совсем одного, с того самого момента его жизнь превратилась в незримую тень противно мельтешащую перед глазами. Всё тепло из глаз самых близких испарилось и даже мама, перестала его любить. Ничего не могло быть больнее, чем холод безразличия, коим теперь был окутан силуэт маленького принца. Он не имел ничего — плохой магический потенциал, нулевая физическая подготовка, отсутствие навыков элементарного этикета, а главное отсутствие ресурса, для получения хотя бы толики знания. С тех пор Хоук изо дня в день учился выживать, выискивая одобрения в ледяных, словно пустота — черных глазах бабули. Потому что только она могла вернуть ему утерянные чувства. Он каждый день приходил на тренировочное поле, изводя себя до изнеможения, пока руки не переставали подниматься, а тело не сводило судорогой, пока его маленькие пальчики, были не в силах уцепиться за рукоятку титанически тяжелого меча, пока он не падал не в силах подняться — даже тогда всем было плевать. Иногда ему казалось, что все его действия бессмысленны, и цепляться за почти угасшую надежду, было сродни мазохизму. Но он продолжал раздирать свои душу и тело, чтобы в итоге погрязнуть во льду, который с неприятным треском окутал все внутренности.       Он не был признан, его никто не полюбил, он ничего не добился.       Но что сейчас? Почему сейчас у него была она? Сколько бы ни глумился и не изгалялся над невинной, только увидевшей свет девушкой, она все равно была так преданна ему? Так сильно, что подарила ему детскую мечту — быть любимым. Но он не заслуживал её. Может поэтому она была чиста как свежевыпавший снег? Что бы их ни связывало, он никогда не будет достоин, оставить на её теле своё имя. И как бы горько не было осознавать — это их единственно-верная реальность.       Девушка приблизилась непозволительно громко, замирая у кромки зелени, что вела на площадку. Всё тело налилось невыносимой тяжестью, принцесса потратила слишком много сил, на одно простое заклинание, которое должно было безукоризненно, идеально залечить рану Астории. На деле же она едва справилась, оставляя на её ноге безобразный, кровоточащий шрам, омытый пудровой тенью метки. Сама Рапунцель едва замечала хоть что-то, медленно погружаясь на самое дно, туда, где было до дрожи холодно и страшно — в глубины отчаяния. Не удалось узнать и причин, лишь пару невнятных предложений, но даже этого было достаточно, чтобы всё внутри сжалось и похолодело. Золушка по натуре своей всегда была слишком эмпатична и сострадательна, пропуская чужую боль через себя. В такие моменты она ненавидела несправедливость мира. И почему не существовало волшебства способного исцелить все душевные раны? Но Роуз не стоило даже пытаться, если под её рукой, они срастались бы так же безобразно, как и внешние. Мало практики, мало силы, мало всего, чтобы добиться хотя бы толики успеха. У таких увечий всегда будут свои целители — их владельцы. Путём долгого принятия, боли, бесконечных мыслей, они медленно поддавались лечению, порой срастаясь так виртуозно, что не оставалось и следа, но чаще превращались в отвратительное месиво, которое едва можно было назвать исцелением. Но даже это всё еще было лучше всепоглощающей пустоты, которая с особым цинизмом грызла душу.       Блондинка тяжело выдохнула, поднимая глаза на принца, который сидел в какой-то глубокой задумчивости, почти не глядя, начищая оружие. Им предстояла долгая и трудная тренировка, энтузиазма к которой она сегодня совсем не испытывала. Мышцы ныли с непривычки, теперь же ей предстояло практиковаться ежедневно.       Тяжелая поступь отвлекла Белоснежного, он поднял глаза, заставляя её замереть в нескольких сантиметрах от себя. Роуз отчего-то вдруг зарделась, улыбнулась почти глупо и помахала ему рукой. Сегодня они виделись впервые, Золушка ускользнула из комнаты задолго до его пробуждения. Хоук и сам не понял, как уголки губ приподнялись вверх, в ответ на её измученную нежность.       Ноги затекли, стало особенно ощутимо, стоило подняться с колючего, коротко стриженого газона. Меч вошел в ножны, с характерным скрежетом металла. Принц сделал шаг, но даже этого было достаточно, чтобы оказаться слишком близко к её сладко пахнущему телу. — Всё в порядке? — Он и сам не знал, с чего вдруг спрашивает об этом. Мозолистые пальцы коснулись края стрейчевой футболки, возясь с ремешками ножен.       Девушка напряглась, невольно смущаясь еще больше. Как будто бы между ними ещё остались какие-то нерушимые стены, когда на самом деле они преодолели каждую из граней одного на двоих греха. — Не совсем, ей нужно время. — Тихо молвила она, едва ли не задыхаясь от его осторожных прикосновений, как будто они могли сжечь её сквозь одежду. Хоук едва заметно кивнул, наконец, затягивая этот чертов ремень. Изумрудные очи вновь обратили на неё свой взор. Принц долго рассматривал изможденное лицо, пока холодные пальцы не коснулись синяков под её глазами, проводя по коже с какой-то трепетной нежностью.       Хоук не стал спрашивать, что произошло, эта тема его не касалась. Все мысли занимала лишь тренировка и то, насколько эффективно тратить на это время. Хотя в глубине души он и так знал ответ, все, что они здесь делают — бесполезно. И почему нельзя жить так всегда, вдалеке от проблем, которые настигли Золушку, а вместе с ней и всю Страну Сказок? Но зная о том, что здесь они в безопасности, холодный эгоист внутри него мог бы все бросить, в сказке юношу не держало ровным счётом ничего. Все привязанности давно забылись, оставалась отравляющая зависимость, но рядом с Роуз притупилось и это чувство.       Белоснежный выдохнул, отгоняя думы прочь. Оправил ремешок, так будто недостаточно крепко затянул, а после, наконец, отступил на несколько шагов. — Начнём тренировку. — Голос прозвучал немного грубовато, обрывая последующие обсуждения. — Для начала разминка. Принц не спеша сомкнул кисти в замок и немного покрутил, показывая девушке незамысловатые упражнения, медленно, одно за другим. После этого ей определённо станет легче. Хоука некому было научить, но он мог помочь ей, пускай незначительно, но так хотелось верить, что всё это имело смысл.       Они пробыли на площадке слишком долго, Золушка пробовала совсем примитивные удары, которые ей показывал принц, и даже этого для неё было слишком много. Тренировочный меч был подобран идеально, но чтобы его удержать приходилось прикладывать огромные усилия, не говоря о том, чтобы замахнуться на самодельный, несуразный манекен. Блондинка выдохлась быстро. Роуз бросила оружие на траву и рухнула следом. Сердце колотилось в груди, а дыхание сбилось. Ладони впились в колючий газон, девушка крепко сомкнула веки, наконец, позволяя телу расслабиться. — Это бесполезно, ничего не выйдет. — Очень тихо, почти спокойно произнесла она.       Хоук ухмыльнулся, присаживаясь рядом. Конечно, он знал, что она так скажет. Всё это не для неё, огромная физическая нагрузка накладывалась и на моральную. Она точно волновалась, сгорала в этой всеобщей неизвестности. Думала, наверное, слишком много и всё что разбавляло эту тяжесть, это их непонятные отношения. Но целью всей этой игры всегда была — защита. -Не выйдет. — Девушка распахнула глаза, поворачиваясь к нему. — А знаешь почему? — Он не ждал ответа на этот вопрос. — Потому что бой на клинках — это танец, а с ними как я помню у тебя не очень. — Он дразнил её, издевался, зная, что так, выведет на нужный настрой. — Мы танцевали всего раз. — Девушка сверкнула своими яркими очами.       Принц усмехнулся, мягко, почти нежно коснулся прохладными пальцами напряжённой кисти и тут же отступил. Прикосновения дарили легкость, помогали забыть этот кошмар, который так некстати вернулся из тёмной тюрьмы. Как будто они были обычными людьми, а все эти тренировки не более чем забава, не играющая в их жизни особой роли. — Всего раз, но ты же помнишь, как хорошо у тебя вышло? — Он почти шептал, близко, до дрожи по спине. Наклонился так, что обжигал дыханием кожу лица, разгорячив бледные щеки. — А как искусно держишься в седле? Тогда тоже вышло не сразу.       Все внутри мелко задрожало, девушка усмехнулась, кажется, слишком громко, осмелела, поворачивая голову к нему, так, что кончик носа коснулся чужого лица. — Намекаешь на то, какой прекрасный из тебя учитель? — Прежде девушка почти не разговаривала с ним так. Была слишком тихой — неприметной, но эта напускная дерзость в голосе и горящий взгляд, так нравились ему, щекоча что-то в области груди. Принц потянулся к её лицу, не удержался от прикосновения, обводя косточку челюсти, чуть приподнимая румяное лицо. Дыхание замерло всего на секунду, она засмотрелась в чужие глаза — утонула в них. — Приглашаю на танец, глядишь, и на этот раз получится. — Хоук поднялся, протягивая ей руку.       В золотистых лучах обеденного солнца, он выглядел как-то по особенному красиво, сравниваясь с подобием древнеримского бога в ореоле самой яркой из звёзд дневного небосвода. Она приняла его ладонь, ощущая в душе какой-то необъяснимый азарт. — Всё что у меня получится, это по неуклюжести ранить тебя. — Не волнуйся, это тренировочное оружие, оно не сможет причинить мне вреда, — может быть он хотел сказать, что не сможет она, принц улыбнулся, едва заметно, — но если ранишь, то я не сомневаюсь, что вылечишь.       Она заколебалась, вспоминая свою неудачу. Роуз не давалось ничего от боев на мечах, до детской мечты, которой теперь могла обладать. Она выдохнула как-то уж очень резко, неотрывно следя за искрами, пляшущими в его глазах. Руки отчего-то едва задрожали, девушка подняла меч, стараясь повторить то, что не так давно ей показывал Хоук, клинок дрогнул, описывая кривую петлю. Принц отступил на шаг, освобождая ей пространство. — Ну, давай, покажи мне, на что способна. — Принц сложил руки за спиной, ожидая удара.       Роуз вновь выдохнула, едва успев собраться, замахнулась резко, как будто бы это могло сбить его с толку, меч перевесил, выскальзывая из рук, тело повело вперёд, и Хоук позволил ей пройти, тут же хватая за руку и разворачивая спиной к себе. Она ударилась о его грудь, так, что выбило весь воздух. Дыхание сбилось, зрачки расширились, оставляя тонкое лазурное колечко, она испугалась, цепляясь за его руку, словно если не сделает этого, на самом деле упадёт. — Мда, моя маленькая принцесса. — Тихо прошептал он. — В реальной схватке тебя бы давно убили. Ты даже меня не коснулась. — Он подобрался ближе, коснулся губами виска. — На сегодня достаточно, тебя ждёт ещё один увлекательный курс по целительству.

***

      В подвале служившим библиотекой царил полумрак. Кай скрупулёзно перебирал свою коллекцию книг, ища там неизвестно что. Это не касалось темы их занятий. Он как будто оттягивал начало урока, позволяя Золушке собраться с наплывом лихорадочных мыслей. Принцесса не думала об успехе своего вымученного заклинания. Она видела перед глазами лишь криво срастающуюся кожу, уродливо омытую темной меткой. Дрожь вернулась в ладони, Роуз невольно сомкнула их, слегка ударяя о ногу, как будто это напряжение могло спасти от собственного разума.       Тело вжалось в высокую спинку мягкого кресла, как будто бы всё это происходило прямо сейчас, картинка подобно заевшей пластинке проигрывалась вновь и вновь. Словно говоря ей — никчемная. Заставляла смотреть насильно, вдоволь насладится промахом, стоившим Астории безупречной кожи.       Одна единственная оплошность, догоняла, издевалась, заставляла паниковать на пустом месте. А может она просто не выдерживала всей этой суматохи? Роуз перестала понимать, мысли о родне и Кине уничтожали её, она забывалась и надолго, от чего сейчас грызла себя вместе с совестью. Никак не могла перестать искать причину охоты. Осквернила себя.       Прохлада коснулась трясущейся руки, наваждение спало подобно дымке, блондинка бросила затравленный взгляд на Белоснежного и выдохнула. Он огладил кожу, сжал ладонь крепче, оказывая ей молчаливую поддержку.       Кисть принца на подлокотнике кресла соскользнула, а тело отчего-то задрожало, ощущая холод ярче обычного. Изумрудные глаза мельком взглянули на ткань, и что-то внутри неприятно дрогнуло, отзываясь лёгкой паникой. В мыслях тут же всплыли слова бабушки, о том насколько он слаб и тысячи похожих воспоминаний промелькнули за радужкой. Приторные ароматы алкоголя и духов, темнота комнаты и треск льда. Захотелось закурить, подавить в себе этот детский страх потери контроля, спрятаться, забиться глубоко в самый темный угол и оставаться там до тех пор, пока снова не придёт в норму.       Хоук невольно отдернул руку от Золушки, так словно боялся обжечься, но на самом деле боялся сделать больно ей. Он так давно не терял контроля, что уже забыл какого это. Блондинка выдохнула, в груди разлилось липкое, гадкое чувство покинутости.       Кай невольно ухмыльнулся, довольно долго наблюдая за этой молчаливой сценой. Выводы напрашивались сами собой. Мужчина захлопнул книгу особенно громко, так, что оба гостя повернулись к нему. Прочистил горло, убирая фолиант обратно на полку. — Сегодня попробуем исцеление на практике. — Горящие багрянцем глаза пронзительно взглянули на Золушку.       Блондинка поёжилась, он смотрел так, как будто знал о неудаче, проверял, сможет ли она или вновь провалится. Но что тогда? Роуз знала, что должна быть упряма, идя к цели. Вот только есть в этом смысл, если после простой, поверхностной раны она была готова сдаться? — В этом нам поможет Хоук. — Он посмотрел на него вопросительно и Белоснежный кивнул, машинально, до скрежета зубов сдерживая свои разыгравшиеся силы. Забывая, что на Земле магия ограничена, а значит, он просто физически не мог потерять контроль над ситуацией. — Нет! — Воскликнула принцесса, вскакивая с кресла. — Я не хочу тренироваться на нём. — Уже тише ответила девушка, пытаясь запереть свои переживания глубоко в темноте разума. — Увы, других вариантов нет, вряд ли кто-то еще согласится добровольно раниться ради тебя. Без практики мы не узнаем, на что ты способна, не разовьём этот дар. Мне ли тебе объяснять, как сильно он облегчит вашу задачу?       Девушка застыла, теряясь в новых размышлениях. Причинять боль Хоуку глупо, она не могла обещать, что избавит от неё. — Тогда в парке… — Кай поднял руку, заставляя её замолчать. — Я уже говорил, это могло быть что угодно, в тот раз сыграл страх, и магия его устранила. Переживать не о чем, пока я здесь, всё под контролем. — Мужчина чуть улыбнулся, это выглядело слишком умиротворённо.       Он давил на неё, виртуозно касаясь каждой из хрупких струн души. Грани страха, паники и жуткой опустошенности столкнулись, уводя её к нужному решению. Эмоции притупились, но тревога всё еще крепко держала колотящееся сердце. Девушка взглянула на Белоснежного. — Всё будет в порядке, я не сомневаюсь в тебе. — Тихо произнес принц, подходя к Каю. — Только пообещай мне, что ранишь его несильно. — Мужчина кивнул, но лишь для вида.       Кривой кинжал блеснул в свете старомодных светильников. Красивый, витиеватый рисунок обрамлял, сталь у самой рукояти, рассеиваясь к кончику. Роуз уже видела его, кажется, мужчина говорил, что это одна из семейных реликвий. Хоук закатал рукав на левом предплечье. Девушка проследила за тонкой сеточкой зеленоватых вен, поднимаясь до самого края ткани. Кай провел по коже мягко, аккуратно, будто и не собирался пускать принцу кровь. Хоук зажмурился, в ушах потрескивала знакомая симфония ледяного покрова, он полз по стали кинжала, рассыпаясь снежными узорами.       Клинок вошел в плоть, глубоко, вспарывая вены, горячая кровь хлынула по прохладной коже, обжигая его этим контрастом температур, мороз перестал ползти, тишина накрыла Белоснежного, но ненадолго. Он услышал изумленный выдох блондинки, она приблизилась панически быстро. Горячие ладони коснулись раны в надежде зажать, остановить привычным способом. Она думала, слишком много.       Девушка закрыла глаза, ощущая, как трусит тело. Обратилась в самую глубину своей души, взывая к магии оглушительной мольбой. Руки запотели, скользя по предплечью. Но ничего не произошло, паника накрывала медленно, напряжение сковало тело до капель пота на лбу. Она звала, просила, но ничего не выходило, а кровь текла, стремительно. В какой-то момент она забыла, что в комнате есть Кай, он бы не допустил ничего плохого.       Ехидный голос вновь зашептал о никчёмности, страх присоединился почти сразу, разбавляя эту какофонию мерзких чувств. — Я не могу! — Она резко распахнула глаза. — Перестань думать, просто делай, — спокойный голос направлял, мягко, а после коснулся кривой сталью ножа, — иначе убьёшь его.       Колючая дрожь волной прошлась по телу, она бросила на принца мимолётный взгляд и может, это было самовнушением, но она отчётливо видела, как сильно он побледнел, а уголки губ подёрнулись синевой. Напряжение с новой силой вгрызлось в трясущееся тело, паника яркой вспышкой застелило разум, вытеснила оттуда всё.       Хоук замёрз, все чувства притупились, поступая к нему слишком медленно, он едва ощущал болезненные прикосновения Золушки, почти перестал улавливать её мимику и движения. Не от боли, а от усилий, что прикладывал сам, борясь со своим льдом. Они оба боролись и оба стремительно проигрывали.       Роуз не могла. Сколько бы ни молила, ничего не происходило, попыталась ещё раз — безрезультатно. Она вынуждала послушаться, но забыла, что эта магия работает совсем не так. Принцесса забыла как именно.       Потянулась снова, сжимая руку принца слишком крепко, до боли, попыталась расслабиться, наконец, нащупывая тепло где-то ниже ребёр. Коснулась этого мягкого золотистого свечения и пошла за ним, пока оно не наполнило тело, каждую частичку. Ореол света затанцевал над кожей, пока она не растворилась в ослепительном сиянии, наконец, сращивая глубокую рану идеально, без единого следа. Коже принца вернулся здоровый румянец, кажется, даже раны не спине затянулись.       Золушка ощутила, как подкашиваются ноги, она израсходовала весь запас магии на сегодня. Хоук подхватил принцессу, помогая ей устоять, невесомо, едва касаясь открытых частей тела. Опасаясь, что трескучий мороз обожжёт её, а что ещё хуже сломает. — Молодец. — Послышался глубокий голос Кая, мужчина передал Хоуку маленькую фарфоровую чашечку, с травяным настоем, дабы тот напоил принцессу. — В следующий раз постарайся контролировать свой разум, в таком деле нельзя поддаваться панике и хаосу.       Противный привкус горьких трав осел на корне языка, Золушка поморщилась, бросая едкий взгляд на мужчину. — Ты обещал мне. — Тихо прошептала она, едва ли не прошипела, хоть и знала, что не имела права на подобный тон. — Милая, иначе было нельзя, есть ли толк тренироваться на мелких царапинах? Это было бы слишком просто. Сегодня ты оказалась в ситуации, где ты один на один со своей магией. Поддалась панике, забыла о моём присутствии, перестала ждать помощи. И всё получилось. — А если, — Она замолчала, понимая, что больше нет смысла развивать эту тему. Роуз должна была смиренно следовать за каждым словом Кая, дойти до совершенства, как всегда безропотно — идеально. От этого зависели их жизни. Блондинка непременно выжмет всё до капли и больше не допустит ошибок.       Алые очи переместились на принца, как всегда точно определяя каждую эмоцию, что он прятал за толщей фальши. Сейчас разгадать его было слишком просто, страх всё ещё сиял в глубине глаз, от того держать маску идеально, не выходило. Мужчина знал всё, чувствовал напряжение, буквально слышал, как снег бежит по венам вместе с кровью, желая вырваться наружу, агрессивный, неуправляемый. Но прикосновение Золушки притупило этот дисбаланс. Слишком много магии для этого мира. — На сегодня всё. — Кай вновь достал книгу, которую листал перед началом их занятия и тактично удалился, оставляя их наедине. — Прости меня, я не хотела, чтобы так вышло. — Роуз мягко коснулась его лица тыльной стороной ладони, слегка пачкая кожу. Принц едва сдержал себя, чтобы не вздрогнуть от этого неожиданного прикосновения, отставил чашку на край деревянного пюпитра, совсем не заботясь о том, что она может упасть. Руки неуверенно обвили её талию крепче, словно ожидая, когда же эта ошибка настигнет его вновь, но ничего не происходило, Роуз смогла исцелить и это. Сердцебиение выровнялось, и покой окутал разум.       Белоснежный улыбнулся одним уголком губ, вышло как-то жалко — вымученно, но это было одной из немногих искренних вещей в его жизни. — Всё в порядке, я знал, что ты справишься. — Притянул её ближе, утыкаясь носом в макушку, вдыхая глубоко, дурманящий аромат заполнил нос и принёс с собой уют.       От чего-то ей захотелось прижаться ближе, он стал непривычно тёплым, словно вместе с раной, она искоренила сам холод из его организма, последствие магии Белоснежных. Оказывается, ничего не было важнее, того, что он верил в неё, не усомнившись ни на секунду.       Хоук и сам не знал, врал он или же говорил правду, в момент, когда Кай вскрыл ему вены, стало так всё равно, он не обвинил бы её ни в чём. Всё вокруг замерло, принц видел лишь её наполненные диким ужасом глаза и в этот момент, он особенно сильно ощутил, что она на самом деле любит его. Боль исчезла, остались только гул магии в ушах и её лицо. Белоснежный не знал, что с ним происходит, но в глубине души как будто знал ответ на все вопросы и он пугал его.       Принцесса заклеймила его, давно нарекла своим, до сих пор не зная об этом. И сейчас будучи на Земле Хоук понял, что теперь совсем не против её имени на своём предплечье.       Губы оставили лёгкое прикосновение в волосах и принц, наконец, позволил себе отпустить её. — Ты вся дрожишь. — Он заглянул в её глаза, аккуратно касаясь руки в мимолётном движении. — Пора бы отдохнуть. — Сегодня был тяжёлый день. — На выдохе произнесла принцесса, касаясь своими пальцами его. — Я очень испугалась. Белоснежный сжал её кисть, скользя по кровавым разводам, улыбнулся, так нежно — обезоруживающе. — Знаю, но сейчас всё в порядке, я ведь не сомневался в тебе, — он прислонился своим лбом к её, прикрыл глаза, — помнишь?       Она кивнула, волнуя этим жестом их прикосновения. — Иди, я поднимусь позже.       Они простояли так ещё немного, прежде чем Роуз, наконец, сдалась.       Хоук застыл посреди комнаты, ему не надо было оборачиваться, чтобы ощутить присутствие Кая. Он знал, что у принца накопились вопросы и ждал, когда он решится их задать. Принц не стал его разочаровывать, переходя сразу к делу. — Ты ведь знаешь, что это было? — Наконец нарушая гнетущую тишину, молвил Хоук. — А ты готов услышать ответ на этот вопрос? — Почти лениво бросил мужчина. — Потому что знаешь и сам, но почему-то боишься произнести вслух.       Правое запястье обожгло болью, от одной только мысли об этом. Хоук поморщился, хотел бы всё отрицать, но врать самому себе перестало быть выходом. — Будь осторожен, твои силы агрессивны, ты не справляешься.       Парень сжал кулаки, не желая слушать это. В голове снова зазвучали слова бабушки. — Учись контролировать себя, иначе твоя роза сломается! Белоснежный вздрогнул. В нынешних реалиях это был самый большой его страх. Сломать ту, кто его любит, потерять это безусловное расположение и снова кануть в беспросветную тьму, выбраться из которой больше не выйдет. Она была его слабостью — зависимостью.       

***

      Сумерки сгустились, на вечернем небосводе зажигались первые звёзды. Широкие ветви оливы отбрасывали кривые тени, на едва освещённую поляну у особняка. Пальцы принца крепко сжимали твёрдый переплёт книги, второй рукой, он держал прохладную ладонь девушки, волоча её за собой туда, где небо будет видно лучше всего. Они прошли ещё немного, прежде чем вышли на чистую поляну, где уже лежал тёплый плед и маленькая, плетёная корзиночка. Сайрус отпустил её кисть, ощущая неприятное волнение в груди. Замер, оттягивая момент, прежде чем посмотрит ей в глаза, оценит эмоции и поймёт, стоит ли его игра свеч.       Этот шаг был сплошным риском, парень не знал о её интересах, но при этом продолжал нагло навязывать свою компанию, таскаться за ней, словно прилипший к подошве лист. Обременил своими чувствами, только сейчас осознавая какую глупость совершил. Наконец, спустя бесконечно долгие секунды, Сайрус обернулся, мягко приподнимая уголки губ. — Не знаю, что тебе нравится, но смею предположить, что ты не откажешься посмотреть со мной на звёзды? — Он не посмел употребить излюбленное прозвище, что очень сильно врезалось в восприятие его слов, Джой растерялась, кивнула. — Тогда прошу, присаживайся, Лягушечка, твоих любимых лакомств я не нашёл, поэтому придётся довольствоваться тем, что есть.       Девушка вновь отрывисто кивнула, чувствуя, как краснеют щеки и основание шеи и если не отпустить напряжение, то она обязательно превратится в жабу и тогда, все пойдёт по обычному сценарию. Вновь прикосновение его губ, которое к ужасу начало волновать её неприступное сердце. Принцесса опустилась на плед, застывая в идеально ровной скованной позе.       Сайрус присоединился почти сразу, растягиваясь на покрывале во весь рост, рука бесцеремонно подтолкнула принцессу, заставляя её упасть. — Что ты делаешь? — Воскликнула она, отчего-то стуча зубами.       Парень тихо усмехнулся, мягко — бархатно. — Если будешь сидеть, то совсем ничего не увидишь.       Пальцы провели по обложке, очерчивая высеченные золотом буквы, он едва помнил содержание книги. — Ты знала, что звёзды здесь расположены совсем иначе, чем в стране сказок и каждое созвездие имеет отличное от наших значение. — Произнёс он, раскрывая карту созвездий находящуюся где-то в середине. В темноте едва можно было разглядеть её содержание. — Видишь, эта звезда называется Альфа Центавра, она находится ближе всего к Земле. — Парень указал на яркую точку, точь в точь повторяющую рисунок.       Он и сам не знал, зачем это делает, как будто кроме созерцания вечернего небосвода ему было нечего предложить. — Где ты взял эту книгу? — Тихо поинтересовалась она, лишь на секунду отрываясь от сияющей россыпи. — В библиотеке, конечно, ещё вчера заметил отличия и решил изучить. — Украл? — Ощущая, как ещё больше заливается краской, бросила девушка. — Ну почему сразу украл? Одолжил с намерением вернуть. И вообще если тебе не интересно так и скажи, не стану мучить. — Интересно. — Сжимая кулаки, ровно произнесла Джой. — Просто не ожидала, что ты интересуешься звёздами.       Он не стал спрашивать о её ожиданиях, подавляя в себе жгучее желание, выбросить очередную глупость, вместо этого, он показал ей ещё несколько видимых созвездий, что успели проявиться к этому времени. Бархатный голос мягко скользил по пространству, зачитывая длинные, замысловатые мифы, посвящённые каждой звезде в составе очередного созвездия. Принцесса слушала почти заворожённо, совсем позабыв о всяком напряжение, постепенно расслабляясь. Сейчас, здесь рядом с ним она чувствовала себя так правильно, что её это даже пугало.

***

             Вечерний ветерок, прохладой забирался под алое платье принцессы. Лин-Лин натянула длинный рукав, словно это могло согреть её, хотя на самом деле она мёрзла совсем не от погоды, а от сковавшего позвоночник страха. На небосводе уже перемигивались звёзды, а каждый шаг тяжёлым грузом давил на плечи. Пальцы крепче сжали измятый отрывок бумаги с адресом, едва не разрывая цветной листок. Чужая рука нежно скользнула по ткани платья на предплечье, тепло окутало тело, когда Тревис сжал её ладонь. И, кажется, этого простого действия хватило, чтобы стальные тиски слегка разжали свою удушающую хватку, и беспокойство почти ушло. Лин-Лин тяжело выдохнула, резко останавливаясь. Они были так близки к разгадке тайны всей её жизни, но на самом ли деле она хотела всё это знать? — Не переживай. — Девушка вздрогнула, крепче сжимая ладонь супруга. Изумрудные очи встретились с золотом его тёплых глаз, и она задрожала. Тревис мягко провёл по распущенной части волос, слегка волнуя цепочку жасминов в подаренной им шпильке. — Я знаю, что тебе страшно и это нормально. — Лин-Лин ненавидела, когда так позорно проигрывала своим эмоциям, но с кем, если не с Тревисом она могла позволить себе эту слабость? — Я буду рядом с тобой. — Принц приблизился к её лицу, оставляя прикосновение на переносице, там, где виднелся красный след от царапины. Ей был нужен этот разговор, неважно когда, но от этого ей стало бы легче, и как бы Тревис не относился к женщине, что назвалась матерью принцессы, душевное состояние Лин-Лин всегда будет важнее.       Девушка позволила себе расслабиться и задержаться в этом мгновении подольше, мысленно ни на секунду не прекращая благодарить Тревиса за то, что когда-то он выбрал её.       Большой особняк на самом деле был так близко от дома Фалы. Китаянка ощутила, как по спине мучительно медленно прополз зыбучий холодок. Глаза скользнули по табличке с адресом, сердце забилось быстрее, а мерзкая волна тревоги двинулась дальше, крепко сковывая принцессу в своих объятиях. Всё это время они были рядом, а она даже не подозревала об этом.       Руки запотели, Лин-Лин крепче сжала ладонь мужа, ноги показались ватными, когда она шаг за шагом преодолела это крошечное расстояние до парадной двери особняка. Кисть замерла в миллиметрах от кнопки звонка, китаянка тяжело выдохнула, на мгновение, закрывая глаза. В этом простом движении крылось слишком многое. За этими дверями откроется её личная шкатулка секретов, в которой сидели демоны прошлого, одно прикосновение и два пути на каждом из которых ей непременно будет очень больно, не физически — морально. Палец коснулся кнопки, проваливаясь в трель звонка за тяжёлыми дверями, она держала её до тех пор, пока с глухим ворчанием по ту сторону, они не распахнулись.       Зелёные глаза сразу выловили застывший на лестнице силуэт женщины, пальцы которой неуклюже возились с поясом халата, но как только их взгляды встретились, ткань выпала из вмиг задрожавших рук. И лишь обрывок фразы сорвался с губ, в немом вопросе.       Так Лин-Лин застыла, кажется, время растянулось в густую, тягучую патоку. Глаза метнулись к мужчине на пороге, и всё внутри перевернулось от того, с какой тоской и печалью он смотрел в её глаза, хотя в покрасневших уголках его очей, угадывалась едва заметная влага. Сердце ухнуло вниз, Тревис мягко коснулся её локтя, придерживая принцессу. — Извините за поздний визит. — Преодолевая ком в горле, хрипло молвила девушка. Она хотела сбежать отсюда, чтобы не видеть эту лживую боль и печаль в их взглядах, жестах, не вдыхать этот едкий аромат убивающей тоски, она хотела сбежать от правды, но слишком поздно решилась обмануть душивших её демонов, что только что вырвались за пределы надёжного ящика.       Руками, запахнув полы халата, женщина стремительно спустилась с лестницы, едва не падая со ступеней, тёплая, сухая рука нежно скользнула по её ладоням помогая устоять, мужчина тяжело сглотнул. — Пожалуйста, проходите. — Его тон был спокойным и ровным, что совсем не соответствовало внешнему настрою, но только она, его супруга знала, с каким трудом он держит себя в руках.       Китаянка переступила порог дома, в котором вероятнее всего должна была расти, если бы когда-то эта женщина её не бросила. Внутри неприятно заскребло, девушка прикрыла глаза всего на секунду, растворяясь в тепле прикосновения, что никак не могла разомкнуть. — Прошу, проходите на право, сейчас… сейчас я, — Женщина глубоко вдохнула, подавляя слабость в голосе, — сделаю чай, и мы сможем поговорить.       Этот чай, на самом деле никому и не был нужен, ей просто нужно было успокоиться, прошлое настигло её спустя много лет, и теперь было так же свежо, словно она пережила всё заново. Только муж, мог поднять её со дна как и всегда, ни на минуту не оставляя её в этой удушающей панике и безысходности. Воспоминания накатили на неё снежным комом, царапая и раздирая душу в клочья, смешиваясь в этом незабываемом миксе старой и новой боли, что так долго сидела внутри. Руки снова задрожали, и чашка с грохотом разбилась, зрение размыло слезами, и она позволила себе в который раз за эти два дня, уткнуться в грудь супруга.       Непослушные пальцы измяли лацканы его плаща, который он не успел снять. Изумрудно-золотистые глаза заглянули в тягучую карамель, накладывая образ повзрослевшей дочери на его силуэт. — Она так похожа на тебя, Данте. — Тихо произнесла она, стирая влагу с покрасневших щёк. Боль вновь пронзила душу, от осознания того, что они всё упустили в жизни своей уже большой дочери, которая совсем скоро и сама станет матерью.       Пальцы мужчины прошлись по иссиня-черным прядям, прочёсывая их по всей длине. Улыбка, такая лёгкая и печальная внезапно тронула его бледноватые губы. — На тебя больше. — Данте прикрыл глаза, и сердце ухнуло вниз, когда сквозь густую толщу темноты, он воссоздал её образ, распластавшийся на полу детской комнаты, то, как она сжимала деревянные прутья кровати и безмолвно кричала в истерическом приступе, а он ничего не мог сделать.       Но теперь им снова придётся окунуться в те жестокие воспоминания, глядя в глаза их потерянного дитя, от которого, они в итоге на самом деле отказались, потому что бездействие было самым громким поступком.       Очень скоро они вернулись в большую, светлую гостиную, с подносом дымящегося чая и каким-то печеньем. Лин Фэнг знала, что угощение совсем не имело смысла. Едва ощущая под собой опору, она села напротив дочери, долго всматриваясь в непоколебимую зелень глаз. Стальная воля, идеально ровная спина и пустота в очах, женщина смотрела в своё собственное, измученное отражение на много лет назад. Данте сжал её руку, словно это могло помочь ей собраться с мыслями, чтобы, наконец, опустить их в этот горячий котёл с кипящей лавой. — Лин-Лин, — её имя на языке было таким чужеродным, ком подкатил к горлу, а вспышка воспоминания пронзила душу, ещё до рождения малышки она звала её только одним прозвищем «анемон». — Ты пришла за правдой, и я готова всё рассказать. — Но готова ли сама принцесса в неё поверить?       Женщина глубоко вдохнула, ровный, почти стальной голос заструился по гостиной, она утонула в своих самых кошмарных воспоминаниях без надежды на спасение. Пожалуй, стоило бы начать совсем с другого, но вопреки ожиданиям она зашла в самые потаённые уголки своего сердца, что хранили обжигающую тьму за семью печатями, что разрушились, как только она заглянула в глаза своего маленького анемона.       Темнота и холод сырой темницы родного дворца обожгли болью хлыста. Лин Фэнг упрямо молчала, прокусывая губы до крови, пальцы впивались в холодный камень пола, оставляя под собой алые разводы, словно только боль могла обуздать другую боль. Железный Веер наказывала её изо дня в день, из раза в раз избегая взгляда глаза в глаза. Но за что она её так не любила?       Малышке всегда было невдомёк, ровно до тех пор, пока она не стала сравнивать её с отцом, которого девочка никогда не знала. Лин Фэнг, стала извечным напоминанием о нём, именно поэтому Железный Веер ненавидела смотреть в зелёные глаза дочери, в них было столько от него и лишь золотистая россыпь у зрачков, напоминала о том, что это и её дочь тоже — от этого она ненавидела её вдвойне. Женщина наказывала её за собственные ошибки и обиды, будто не понимая, что своими поступками, она никак не навредит давно канувшему в прошлое мужчине. Именно поэтому несравненная красота, доставшаяся ей от отца, стала уродством и клеймом на воинственном сердце никогда не любившей её матери. Воспоминание померкло, рассыпавшись на блестящие осколки.       Пустота окутала тело, холодом сковывая душу, но тон её голоса ни на секунду не сбился, хотя внутри она уже в который раз едва ли не погибала.       Лин Фэнг вспомнила, как холодными ночами скиталась по ночному, незнакомому городу, подбирая объедки и ненавидя такую жизнь из раза в раз падая без сил в проулке, едва успевая коснуться измятой, отсыревшей картонки. В один из таких дней, добрый человек сжалился над её страданиями, а она не отказалась от помощи, просто потому, что ей было всё равно, что будет дальше. В прошлом принцесса потеряла всю свою волю, упрямство и достоинство, кажется, ей было всё равно, даже если бы этот человек решил бы её убить. Но вместо всех этих ужасов, он подарил ей семью, надежду и новое имя, сжигая её никчёмное прошлое в высоком пламени. Теперь она звалась Залией, отражением своего прекрасного облика.       Она замолчала всего на мгновенье, ощущая, что всё это не имело особого смысла, её дочь пришла совсем за другим рассказом, который раскрывал её худшее преступление, глаза все же наполнились слезами, она не смогла сдержаться, придвигаясь ближе к мужу. Хрипловатый голос вновь заструился по комнате, Лин-Лин замутило. Боль, много часов она корчилась в мучительно долгих родах, но вот под сенью яркого ореола луны, она, наконец, услышала громкий плач своего маленького анемона. Врачи что-то говорили, носясь по палате, но она не слушала, рассматривая свою малышку. Ребёнка положили на грудь матери, и вся боль вмиг исчезла, так же как и голоса посторонних людей, остались только они.              Дрожащим пальцем она едва коснулась редких, темных волосиков на голове дочери, она невнятно закряхтела, распахивая большие голубые глазки. Улыбка сама по себе коснулась её губ, а пальцы заскользили по нежной коже младенца, которого она уже любила больше всего на свете.       Залия никогда не забудет того дня, ведь в тот раз она касалась своего ветряного цветочка в первый и единственный раз. — Моя мать, — женщина замолчала не в силах выдавить ни слова.       Лин-Лин побледнела, ясно слыша, как быстро колотится её сердце, она не желала верить ни единому слову, но в глубине души прекрасно знала, что это правда. — Она выкрала тебя. — Тихо продолжил за неё мужчина.       Осознание обрушилось на неё неконтролируемым приступом подкатившей тошноты, жестокие слова бабушки эхом прозвучали в ушах. Тревис мягко обнял её за плечи, слегка подтягивая на себя, губ девушки коснулся прохладный фарфор чашки, и она позволила себе сделать глоток уже остывшего чая.       Покрасневшие глаза матери застыли на её силуэте, она резко поднялась с места. — Пойдём со мной, я тебе кое-что покажу. — Лин-Лин и сама не поняла почему, но не смогла отказать, принимая помощь обеспокоенного супруга, его глаза безмолвно спрашивали, хочет ли она, чтобы он пошёл с ней. Принцесса покачала головой, и Тревис опустился обратно на диван.       Они поднялись на второй этаж, преодолевая весь коридор, чтобы остановиться напротив последней, самой потёртой из дверей. Залия положила ладонь на шероховатое деревянное покрытие, отпуская очередную слезинку. Ей не стыдно было показаться слабой, просто уже так надоело притворяться сильной и прятать то, насколько она была изломана. Металлический ключ из ящика у двери обжёг ладонь, она не видела его уже очень давно, кажется с тех самых пор, как Данте спрятал его. Звук открывающегося замка скрипнул в ушах, поселяясь там бесконечным эхом, женщина толкнула дверь, погружаюсь в привычную темноту, по которой давно тосковала. Эта комната была её порталом в прошлое, полное тихих истерик и бесконечной вины, что поселилась в костях.       Они прошли вглубь комнаты почти неслышно. Залия застыла напротив маленького комодика у самой кроватки. Всё покрылось толстым слоем пыли, никто не заглядывал в эту комнату больше десяти лет. Ладонь прошлась по лакированной поверхности, стирая грязь с маленькой бирочки, на которой была написана только фамилия ребёнка.       Данте застыл у входа вместе с принцем, говоря тихим полушёпотом. Боль, тихая и удушающая поднялась со дна его души, вновь желая истерзать мужчину.       Он вспомнил, как заглядывал сюда каждый вечер, заставая одну и ту же картину: сгорбившийся силуэт любимой супруги с биркой в руках, там уже почти стёрлись буквы, но она не расставалась с ней, обвиняя себя в том, что произошло. Голос затих, он больше не мог вспоминать этот кошмар, не мог смотреть на её страдания, но никогда бы не признался, что иногда и сам просиживал здесь долгие часы.       Залия обернулась к девушке, которая едва держалась на ногах, вцепившись в прутья детской кроватки. Они любили её, они хотели её и любят до сих пор! Так не должно было быть, но бабушка как всегда решила иначе, каждый день, нагружая принцессу отборной ложью, которая со временем стала правдой всей её жизни. Они не должны были раскрывать этот секрет во избежание этой изламывающей боли, демоны из клеток ранили слишком виртуозно. — Когда ты родилась, луна светила так ярко, — она запнулась, едва улыбнулась и вновь заплакала, — я не смогла дать тебе имя, но если бы у меня была такая возможность, то назвала бы тебя Айлин. Но ты была права, — анемон, она не смогла произнести этого вслух, точно так же как и имя, — мы бросили тебя! — Долгая пауза, стала медленным ядом, разъедающим всё на своём пути. — Она всё предусмотрела, закрыла порталы и наверняка объявила меня изгнанницей, а я не смогла совершить невозможное, чтобы попасть обратно в страну сказок.       Всё именно так, Залия ужасная мать, она была недостойна Лин-Лин и ненавидела себя за это, почти в той же степени что и её муж. — Мне нужно время. — Тихо пробормотала принцесса, не в силах оторвать взгляда от кроватки, в которой могла бы спать. В носу засвербело, и эмоции нахлынули подобно приливной волне. Ей так хотелось обвинять всех вокруг и громко выть от этой разъедающей внутренности боли, но вместо этого она просто плакала, едва позволяя себе всхлипывать. Она просто хотела, чтобы её любили, разве это такое большое желание? — Конечно. — Тихо пробормотала женщина, они ждали её так долго, так неужели теперь, когда она так близко они не подождут ещё. — Прежде чем вы уйдёте, я хочу кое-что отдать тебе. — Её ладони засветились голубоватым отблеском, и подобно звёздной пряже в руках расплескался витиеватый, сияющий лук. — Это лунный лук, теперь он твой. — Женщина отдала его, потому что была готова к тому, что Лин-Лин больше не захочет сюда возвращаться, слеза вновь сбежала по щеке. Это единственное что я могу тебе дать. — Как мать — эти слова она не обронила. — Просто целься в луну и никогда не промахнёшься.       Лин-Лин почти не помнила, как они вышли из этого дома, в память врезались эти до боли печальные взгляды родителей, которые очень долго стояли на приступках, наверное, до тех самых пор, пока они с Тревисом не скрылись из виду.       Тошнота обрушилась на неё, едва позволяя нормально сглотнуть. Руки тряслись, а перед глазами расстелилась туманная пелена. Если бы не тёплая ладонь Тревиса, она бы не поняла куда идти. Лин-Лин не почувствовала в какой именно момент они остановились. По щеке соскользнула слеза, и туман спал с её уставшего взора. Китаянка не знала, от чего плачет, тело сковало слишком большое множество эмоций. Они едким ядом опали в районе солнечного сплетения, едва ли не скручивая принцессу. Страх, панический ужас, горе заполнившее зияющую пустоту и ненависть, а за ними совсем сухие отзвуки больно ранящей печали.       Тревис, отпустил её ладонь, коснулся мокрых щёк, стирая с них влагу, снова и снова, до тех пор, пока слёзы не закончились, оставляя лишь неконтролируемые всхлипы, которые она так отчаянно пыталась подавить. Он не мог видеть её такой разбитой, переживания жаром затопили грудь, подпитывая и без того громкую тревогу. — Тише, — он мягко погладил её скулы, улыбнулся, вымученно, но при этом так тепло, — Тебе тяжело, я знаю, но мы справимся с этим. — Он не мог просить её не нервничать.       Она неосознанно прижалась к нему, порывисто — резко, сжимая крепкие плечи до боли, ища спасения в тепле его рук — своём последнем оплоте. Разрыдалась вновь, слишком громко, так что собственные вопли отзывались эхом. Наконец отпустила свою гордость, обнажая своё уязвимое падение. Позволила демонам грызть и рвать затравленную душу. — Мне так страшно. — Сквозь всхлипы пробормотала она. — Я буду плохой матерью, я не готова, а вдруг она украдёт и нашего малыша? — Принцесса отстранилась, заглядывая в его глаза, покрасневшими, изумрудами своих очей, в которых поселилось паническое безумие.       Тревис задрожал вместе с ней, под внимательным, истощённым взглядом супруги. Кажется, ей было бесполезно что-то объяснять. — Она в темнице. — Тихо произнёс он, вновь прижимая её голову к своей груди. — Никто его не тронет, я не позволю.       Пальцы сжали ткань его рубашки, крепко почти до треска. — Я не знаю, что мне делать, я ничего не знаю, Тревис. — Все будет хорошо, я сделаю все что угодно, лишь бы тебе было спокойно!       Так они простояли очень долго, утопая в этой глубокой пучине. Лин-Лин больше не произнесла ни слова.