итерация

      Их отношения строились на насилии и лжи — необязательно между ними — с самого начала, не считая спонтанной встречи в полицейском участке, Эдвард обнаружил бледного Освальда с простреленным плечом, который в лихорадочном состоянии нес бред про мать и месть, пока Нигма старался как можно аккуратнее вести машину, чтобы не выкинуть любимого мистера Пингвина на полном ходу посреди леса. Уставший Эдвард очень не любил, когда его отвлекают.       Все остальные случаи их встреч были хоть и не одинаковыми, но с одной простой общей чертой — они были построены на насилии: моральном или физическом.       И даже сейчас они не могут не разрушать друг друга, связанные больной зависимостью — любовью известного Пингвина и жаждой признания бесчувственного Загадочника. Война закончена, город восстанавливается, давая поводы и им восстановить свои шаткие, индифферентные с одной стороны (ложь ложь ложь), отношения, которые они продолжают называть дружбой днем, но после каждой ночи у Освальда стабильно остаются кровоподтеки от веревок на запястьях и следы от рук на шее (такие же, как остались у Эда после нападения Бутча, отмечает Освальд), которые он никогда не скрывал. Они не готовы признаться и себе, и друг другу в правде, называют это тем, что «понятно и без слов», скрывая собственный животный страх взглянуть в глаза истине.       Поначалу это было даже забавно — наблюдать, как властный и страшный Пингвин пытается (как ему кажется) незаметно флиртовать со своим главой администрации; как думает, что Эд не замечает этих мягких взглядов Освальда, наполненных непонятным нечто. Эд видел всё, но ничего не делал. Чувствовать себя главным было приятно. И это было забавно, но после недо-мести-недо-убийства мэра Умнейший Человек Готэма обнаруживает себя в ненормальном одержимом поиске того, кто будет смотреть на него так же, как делал это Мерзейший Человек Готэма, и вдруг, признает, стало уже не так забавно. Плевать на Изабеллу, плевать на месть, дай мне того же адреналина, дай мне внимания и смотри только на меня на меня на меня.       Освальд Кобблпот был везде: на баннерах для предвыборной кампании, на плакатах на грязных серых домах и около баров, в телевизоре и газетах с подписью «Мэр пропал!», но, самое главное, он был в голове Эдварда — приходится с силой прикусить губу от досады и сжать кулаки — проник в головной мозг, стал неизлечимым вирусом, от которого невозможно найти лекарство. Из легальной фармацевтики, разумеется. Эд думает, в какой момент всё пошло не так, когда, проглотив очередную таблетку, прижимает фиолетовый вычурный галстук к своему носу и вдыхает, силясь поймать знакомый запах дорогого, чертовски дорогого, парфюма. Освальд всегда любил роскошь и даже в обычные дни одевался со вкусом, чтобы выглядеть подобающе на очередном убийстве. Обернувшись, он видит Освальда именно таким: роскошным и величественным. Он улыбается, знает, почему Эд увидел его. Шутит, издевается, но Эду на всё это плевать: из его головы пропала вся боль и он наконец видит лучшего друга.       Когда он видит живого Освальда вновь, то первая мысль — это то, что никогда не отпустит его снова. Привяжет, сломает ноги, накачает наркотиками, но не позволит сделать и шага от себя. Эд не показывает этих мыслей, говоря гадости разъяренному Освальду, провоцируя его на конфликт. Чтобы доказать свою ненависть, Нигма даже пробует сбежать — знает же, что не сбежит без Освальда, что не бросит его в этой сырой клетке умирать, потому что Освальд должен умереть только от его руки — и терпит ожидаемое поражение, но теперь Кобблпот твердо уверен в намерениях Эда, и тот сможет сделать следующий шаг: подвести Пингвина к сотрудничеству. Это и происходит, ощущение шеи под рукой Эда очень приятное, и тот обещает себе повторить это. Из ненависти, разумеется.       Освальд больше не смотрит на него так, но внимание уделяет — пытается убить. Почему-то Эдвард знает, что не убьет. Весь этот подростковый лавхейт с элементами стыда и холода происходит до того момента, как они начинают опять сотрудничать, чтобы построить подводную лодку. В этот период Освальд выглядит чуть ли не цветущим, его вечно мрачное лицо всё чаще становилось расслабленным от легкой улыбки, которой он одаривал Эда каждый раз, как тот говорил ему что-либо об особенностях строительства субмарин. Такая невысказанная похвала не могла не радовать, и Эд впервые задыхается от возбуждения, видя благодарность на лице Освальда с пятнами крови. Рядом лежит труп его бухгалтера или кто это был, но это не мешает Эду взять Освальда на том же столе, где пару минут назад он запрещал ему что-либо трогать. Кобблпот совершенно не против такого расклада — его горячее тело податливо прогибается под грубыми руками Эда, не позволяющими сделать лишнего движения. Эд доминирует, показывает власть и свое превосходство над Освальдом и с удивлением замечает тот же взгляд, что и раньше, наполненный глупой любовью и обожанием.       И всё же Освальд не прекращает его неприятно удивлять: отказывается от побега из Готэма, выбирая, черт возьми, спасение гнилого города, который никогда их не отблагодарит. Эд заставляет себя успокоиться и не сделать глупостей, вроде вырубить Освальда и насильно увезти из проклятого места. Вместо этого он позволяет сделать Освальду выбор, подсознательно уже зная, что последует за ним в любом случае. И он также знает, что после войны, в которой Освальд потерял глаз ради него, Эдварда, Нигма навсегда свяжет его с собой. Признает собственную слабость.       Запястья Освальда горят, отвлекая от боли в голове и глазу, когда они, уставшие после войны, обсуждают в постели дальнейший план действий и Эдварду наконец удается добиться того, что он и хотел: Освальд в полной мере осознает, как жителям города плевать на все его заслуги и как они готовы порвать его на части из-за одного (ладно, не одного) греха. Два сильнейших преступника Готэма будут работать вместе и разберут этот город по кирпичикам, если понадобится, но сделают его своим. И за этот период они достигают небывалых ранее успехов, и после каждой победы засосов и кровоподтеков на шее Освальда становится всё больше и больше. Эдвард всё еще злится. Не знает уже, какая причина — глупые чувства Освальда к нему, всё то же несчастное предательство из-за Изабеллы, резкая капитуляция перед побегом или самопожертвование на войне. Ему не нужна причина, кроме осознания факта желания обладать Освальдом целиком и полностью, чтобы тот обращал внимание только на него и смотрел этим своим влюбленным взглядом даже если его шею крепко держит чужая рука и вжимает в постель. И будь проклят тот обреченный человек, на которого Освальд посмотрит хоть сколько-нибудь приблизительно так — человека ждет изощренная смерть, несчастный случай, а Освальда — жуткая боль в районе ягодиц и бедер. Иногда Эду кажется, что тот специально делает подобное, чтобы спровоцировать темную часть души Нигмы, потому что иначе Освальд давно бы сказал ему остановиться, убил бы его посреди ночи, воткнул бы нож в его тонкую шею или перерезал бы тормоза. Но Эд продолжает просыпаться каждое утро с Освальдом рядом с собой и видеть его влюбленный взгляд без тени усталости после пробуждения. Они достигают своего триумфа именно в тот момент, когда их разлучают, не давая даже попрощаться, прежде чем их оттянули в разные машины GCPD. Эдвард так и не говорит Освальду правду.       Они не видят друг друга десять лет. Несмотря на уговоры и угрозы Освальда, им так и не дали увидеться во время суда. Даже во время заключения посещения друг друга были невозможными. Но, тем не менее, Эд откуда-то часто получал свитера и нормальную еду. Он никогда не находил в этих вещах ни записок, ни какого-либо знака, но всегда знал, кто был отправителем. За десять лет не было ни дня, чтобы он не думал об Освальде и их взаимоотношениях. За это огромное количество времени он смог полностью проанализировать многие моменты и разобраться с собственными чувствами. Поэтому, как только истечет его пожизненный срок, он больше не сможет оттягивать неизбежный момент. Однако Эдвард всё чаще и чаще задумывался, жив ли Освальд, но сразу отбрасывал свои мысли, зная, что тот выживает, как таракан.       «Вот же пестицид», — шепчет Эд, улыбаясь во все зубы и смотря на надпись в газете: «Освальд Кобблпот выходит на свободу после десяти лет заключения».       После побега Эдвард не может усидеть на одном месте, ожидая их встречи, ожидая, когда всё это останется позади. Когда его грубо запихивают в лимузин к Освальду, все его мысли о том, что сказать, мгновенно испарились, и он смог только на выдохе прошептать: «Освальд…». Кобблпот выглядит практически так, как раньше, в отличие от Эда, который сильнее похудел и стал выглядеть болезненнее. Это не помешало Освальду без лишних слов притянуть Эда к себе и жадно целовать. Целовать так, будто их сейчас опять оттянут друг от друга на десять лет и это последние пять минут в их жизни.       — Освальд… — шепчет Эд. — Мне так жаль.       Освальд понимающе кивает, и Эд видит, что его влюбленность даже в немного тусклом взгляде никуда не пропала и смотрит он всё с таким же обожанием, как и раньше. Они молча едут до другого особняка Освальда, но в этот момент Эду плевать, даже если его везут убивать на пирс. Он крепко держит холодную ладонь Освальда, когда тихо говорит:       — Я должен был сказать тебе об этом давно, Освальд, я был так глуп. Я воспринимал любовь как слабость, когда слабостью на самом деле был мой страх признаться в этом. Я так жестоко вел себя с тобой, я презирал тебя, но сейчас… Сейчас я понимаю всё. Прости меня, если сможешь, — он покрывает ладонь Освальда поцелуями. — Я люблю тебя, Освальд, — всё же произносит он.       Освальд какое-то время просто смотрит на него — искусственный глаз выглядит слегка непривычно — прежде чем Эд замечает слезы в его глазах.       — Я тоже люблю тебя, Эдвард Нигма, — наконец, уже тише говорит Освальд, а потом придвигается к его уху, чтобы еще тише прошептать: — И я никогда не был против твоей грубости.       Эд улыбается, одаривая Освальда идентичным с его взглядом — с любовью. Наконец, пора прервать насилие и ложь.